Ночные тени. Книга 1

Глэдис ощущалась где-то далеко во времени. Там не было ещё христианства и два людских племени, что облюбовали это место для сражения, поглядывали на небо — над полем будущей битвы кружил одинокий ворон. И обоим вождям казалось, что это добрый знак для них и худой для противника. Глэдис кружила вместе с вороном, после стала веткой высокого дерева, на которую опустилась птица. Оттуда тоже был хороший обзор.

— Изучаешь историю? — усмехнулся ворон. — Похвально.

Женщина сдавленно вскрикнула и резко села, выходя из транса. Приложив дрожащую руку к груди, она несколько секунд слепо вглядывалась в темноту, после же, наконец-то разглядев меня, разразилась такой бранью, что любой сквернослов и богохульник удавился бы от зависти. Когда поток слов иссяк, я протянул ей руку, чтобы помочь подняться, но Глэдис лишь гневно оттолкнула её.

— Ты! — выдохнула она, подводя итог всему вышесказанному. — Ты самый мерзкий гад из всех наивозможных!!!

— Не стал бы отрицать, — ухмыльнулся я. — Но, боюсь, многие могут обидеться.

Я всё-таки помог ей подняться.

— Что ты тут делала?

— Исполняла обряд возрождения плодородия! — фыркнула ведьма, отряхивая с одежды крупинки земли и древесную труху.

— В одиночку? Хотелось бы знать, а каким образом? — поинтересовался я сверху.

— Подручными средствами!.. — она встала посреди поляны, уперев руки в бока. — Что ещё спросишь?! Подробности этого обряда?! — в фиалковых глазах проскальзывали злобные сполохи.

Я завис над самой землёй, так и не решаясь коснуться проклятого места. Глэдис же, в силу преобладания людской крови, не чувствовала тёмного дыхания мёртвой земли в каменном круге.

— Много ли интересного происходит по ночам в славном городке Гатри? — парить над могильником было неприятно. В круге искали спасения от огня не звери, которым так или иначе предначертано уйти в свой срок, но духи — существа, чья насильственная смерть не вымывается ничем. Судя по тяжёлым грезам, спасения они не обрели.

Она фыркнула, делая вид, что забыла о моей выходке.

— Раз уж ты здесь, и не собираешься помогать в этом обряде, так хоть проводи домой. Там и поговорим.

Подхватив даже не пискнувшую от неожиданности ведьму на руки, я взлетел прочь от мёртвого круга, чуть выше тёмного моря колышущегося и шепчущего леса. Укрытые мороком, мы скользнули над чёрными водами Терновки и опустились в гулкое полотно тумана, вновь ползущее по приречным улочкам.

Нехотя отпустив мою похолодевшую руку, женщина оглянулась по сторонам, прислушалась. Капли воды срывались откуда-то сверху, мягко ударялись о землю, шорохи, дальние голоса, скрип ставен на соседней улице. Не слишком ли тихо для Низины?.. Так же было и в прошлый раз, но я не придал этому значения.

— Идём! — она уверенно шагнула в туман пропахший этим берегом Терновки.

Только пробравшись на чердак по старой, скрипящей даже под моими невесомыми шагами, лестнице и поставив зажжённую лампу так, чтобы вся комнатка была освещена, Глэдис забралась с ногами на кровать и обратилась ко мне:

— Даниэл, что здесь бродит по ночам?

— Много чего, — как обычно, устраиваясь на подоконнике, ответил я. — Расскажи, для начала, что у нас интересного в городе?

— Хорошо, — согласилась она. — Помнишь, я говорила про Чокнутого Лиса?

Я кивнул — такое вообще не забывается.

— Его уже два дня никто не видел. А перед тем, как исчезнуть, — Глэдис внимательно всматривалась в моё лицо, словно пыталась заглянуть под морок, — он рассказывал своим блохастым собратьям, что очередной демон пытался "искусить" его, но, потерпев поражение, скрылся на улицах Низины.

Я лишь вопросительно приподнял бровь, ожидая продолжения.

— Демона он, на этот раз, описал достаточно подробно: высокий, худой, волосы длинные, чёрные с проседью, лет сорока на вид, глаза отсвечивают болотными гнилушками, в профиль — горбоносый, на правой руке серебряное кольцо с зелёным камнем...

Взгляд Глэдис скользнул по моим пальцам, сцепленным в замок на колене. На безымянном поблёскивал золотистыми искрами вплетённый в полоски серебра зелёный авантюрин.

— И? — вздохнул я, нарушая затянувшуюся паузу.

— Это был ты? Не так ли?

— Ты не о том рассказываешь.

— Может быть, и не о том, — ведьма так и не отрывала взгляд от моих рук. — Только вот кое-кто из Низины уже болтает, что ты прихлопнул этого блаженного, когда он случайно увидел, как ты творишь здесь тёмные делишки. И ещё до того пропало несколько нищих, и после...

— Уж не намекаешь ли ты, — уголок губ дёрнулся в усмешке, — что я пристрастился ужинать всякой низинной поганью? Невысокого ж ты обо мне мнения, Глэдис... Трупов, как понимаю, ещё не находили?

— Нет, не находили, — ведьма покачала головой. — Пропадают не только нищие, неделю назад, неизвестно куда подевались две девки, что работали у мамаши Глории. Один пятилетний мальчонка с Коромысельной, а это почти у Монастырской площади. Я так думаю, много кто ещё, о ком вспомнить некому...

— Та девушка, что просилась к тебе в ученицы? Больше ты её не видела?

Глэдис передёрнула плечами.

— Может, тебе стоит поискать её в Кошачьем проулке? Хотя, с такой мордашкой она уже нашла себе постоянного богатого клиента.

— С чего бы такая неприязнь? — я приподнял бровь. Не верилось, что тут может быть замешена банальная зависть к привлекательной внешности.

— Просто, она мне не приглянулась. Называй как хочешь! Бабской стервозностью или чутьём!

— Что ж, ладно. Ты сказала, кое-кто начал распускать слухи про меня? Кто?

— Тоже прихлопнешь их? — поинтересовалась Глэдис.

— Женщина, знай меру, — я поднял на неё взгляд прищуренных глаз. — Иногда полезно прикусить свой язык, чтобы никто случайно не наступил на него.

Ведьма лишь фыркнула. Инстинкт самосохранения работал у неё превосходно и то, что многое сказанное в мой адрес сойдёт ей с рук, Глэдис прекрасно знала.

— Скобарь, один из блохастых дружков Лиса, такой же чокнутый, Лоуренс — полукровка из сидов, третьесортный колдунишка, что вечно околачивается у Рона в "Золотом Усе", а там сам знаешь — благодатная почва для сплетен и слухов.

— И что думают по этому поводу остальные полуночные посетители?

— Откуда мне знать? Я там не засиживаюсь, лучше спроси у Рыжего сам. Да и что тебе станется от этих слухов? Разве что бояться будут больше. Так что там бродит, а, Даниэл?

Я задумался. Трупы... Куча трупов... И никто эту кучу пока не обнаружил, так как все они, похоже, свалены под Старый мост. То ещё место — добраться до него сложно, да и никто, в здравом уме, по своей воле, туда не полезет. Убийца уж точно не инкуб. Этим можно не прятать свои жертвы — любой врач определит наступление смерти от вполне естественных причин — слабое сердце, или ещё что-то не привлекающее лишнего внимания. Да и на кой ему сдались эти нищие? Я, на его месте, попросту побрезговал бы. Получается тот, второй, кем бы он ни был. Хотя Мотыль говорил, что трупы под мост, хотя бы один раз, скидывал кто-то из старших родов. Прибирал за своим подопечным?

Приехать в маленький город, где почти все друг друга знают и так нагадить?.. Я покачал головой.

— Не знаю пока, что именно там бродит, но тебе лучше быть осторожнее по ночам.

— Я это уже поняла, — женщина разглядывала меня, как показалось, со странным любопытством, словно некие детали бросились ей в глаза только сейчас. — А знаешь, Даниэл, кто бы там что не творил, думать сейчас будут на тебя. И Лис про тебя болтал и других ночных, которых можно было бы заподозрить, я что-то в Гатри не припомню.

— Да уж... — я дёрнул уголком губ в невесёлой усмешке. — Можно подумать, что кто-то хочет выжить меня из города, дабы самому занять это место. Но Гатри, мягко говоря, не самый лакомый кусочек.

— А о такой простой вещи, как месть, ты не задумывался?

— Не подходит, — я покачал головой. Прошло достаточно времени, чтобы в этом мире не осталось никого, кто захотел бы расквитаться за дела прошлого, в настоящем врагов у меня не было.

— Есть у меня ещё кое-что любопытное, — Глэдис прищурила фиалковые глаза. — Ночью, третьего числа, по речке поднялся кто-то в светлом, на белой лошади. Покрутился в городе и до рассвета ещё, так же речкой, ушёл обратно. Да и у Рона, знаю, конечно, что источник ненадёжный, один похмельный оборотень болтал, что видел бледное привидение на козлином скелете, что кралось по улицам.

— Трудно же ему, наверно, пришлось — тёмной ночью на фоне тёмных стен... — я хмыкнул под нос, представив себе эльфа, крадущегося по ночным улицам на козлином скелете. Так вот и рождаются представления о моровых поветриях. К трупам под мостом это не имело никакого отношения. — В той церквушке ты ещё раз была?

— Да, — кивнула Глэдис. На лице ведьмы на секунду промелькнуло выражение, пожалуй, даже не прошедшего испуга, а развеянного предубеждения. — Там пусто. Камни молчат, люди тоже. Там уже давно хотели делать ремонт, собирали деньги с прихожан. А светлый на лошади тебя, значит, не заинтересовал?..

— Не сейчас, пожалуй. Сейчас мне больше интересно, что могло выползти из-под провалившейся крипты?

Ведьма посмотрела мне в глаза с задумчивым прищуром, но лишь покачала головой.

— И что же?

— Хотел бы я знать! — честно ответил я. Похоже, сон Глэдис, где я смотрел на церковь Святого Патрика с крыши соседнего дома, собрался из предчувствий и страхов, а вовсе не из виденной не так давно реальности. — Та девушка, Марлен, что она говорила о покровителе, которого грозилась разбудить?

Глэдис фыркнула.

— Эта девка? Несла всякую чушь, что обладает тайными знаниями, как поднять неупокоенные души и отыскать среди них наставника! Да она, могу поспорить, и на картах-то гадать не умеет! Уж не хочешь ли ты сказать, что ей что-нибудь удалось?! Знаю, ты и сам магией балуешься, думаешь я не почувствовала бы в ней Талант?!

— От бездарности, Глэдис, проблем бывает ещё больше... — я тяжело вздохнул. Ещё и этот непонятный эльф! Надеюсь, его заказ ограничивается только одним убийством. Не хватало ещё в городе масштабного расследования и глубокой проверки! Иначе мигом всплывут все странные исчезновения, о которых рассказала Глэдис, да и куча трупов, я так полагаю... — Что ж, ладно... — я встал, разминая затекшие ноги. — Я приду завтра. Если не получится, то через ночь. И не советую тебе лежать в каменных кругах в Дунбаре — ничего хорошего ты оттуда не вынесешь.

Чуть склонив голову в знак прощания, я распахнул створки окна, со скрипом открыл деревянные толстые ставни и выскользнул наружу, в поток хлынувшей через подоконник влажной темноты.

А Глэдис, похоже, подозревает меня в убийствах, или в какой-то причастности к ним... Должен быть кто-то, или что-то, что натолкнуло её на подобные мысли. Ну не ночные же байки в "Золотом Усе"?! Мы достаточно давно знакомы, чтобы она успела убедиться, что ни особой страсти, ни потребности в отнятии жизни я не испытываю. И, в любом случае, ведьма слишком спокойна при общении со мной.

За несколько секунд я поднялся достаточно высоко, чтобы не дышать испарениями, висящими над Низиной. Далеко подо мной, колыхался желтоватый туман с запахом дешёвого торфа и чада от готовящейся на кухнях снеди.

Голубой лентой из тумана через пару минут вынырнул Мраморный бульвар. Замелькали разноцветные от штор окна. Показалась внизу светлая лента Торгового тракта, рассекающего город надвое — пыль, не ощутимая высоко в воздухе, но уже ставшая частью самой его сущности, качалась невесомыми занавесями, пытаясь схватить за кончики пальцев. Тонкие жгуты тумана за трактом сходились в ниточки и вовсе исчезали у подножья крепостных стен. Пролётки и ландо с фонариками по бокам, как мальки с блестящей чешуёй в тёмной реке, сновали внизу. Из высоких окон театра лился красно-багровый свет, и казалось, что в этой реке истекает искрящейся кровью большая хищная рыба. Где-то там, внизу, промелькнула крыша дома, в котором располагалась моя квартира. Из высоких труб с жестяными конусами, защищающими от дождя, тянулись дымки горящего в каминах угля и дров. Копоть чёрными бабочками с рваными, сероватыми по краям пепелистыми крыльями, сновала в тёплых вихорьках, поднимаясь наверх. Орешник, сливовая смола, тонкие яблоневые поленья, берёзовая, отдающая дёгтем, легко вспыхивающая кора...

Огни широких оживлённых улиц остались позади. Тёмной змеёй уходила вдаль улица Последняя.

Выцветшие сейчас камни рыжевато-красной днём кладки зашипели под каблуками мелкими песчинками, когда я опустился на стену рядом со Скорбными Воротами. Густая тень от сторожевой башни надежно скрывала от чьего бы то ни было взгляда.

— Феска, — позвал я в темноту. На сей раз ночной фэйри не спешил появляться. Ветер, внезапно поднявшийся где-то внутри крепостных стен, тронул спину холодной лапой. Я запрыгнул на зубец над бойницей, балансируя над гладкой пропастью стены. Ожидая Феску, вгляделся в сонное спокойствие, царящее внизу, на Тихой улице. Названия этой части города словно были призваны напоминать людям о неизбежности смерти. Выезжая из Скорбных Ворот погребальные процессии, обрамлённые живыми огненными ручейками факельщиков в сопровождении плача друзей и родни, шли в темноту. По улице Последней, вниз с холма, за крепкие стены, где царствует хаос и неизведанное, шли они на старый погост за Тёмной речкой. За текучую воду, отделяющую в полночные часы два мира, под тёмные голые ветви кряжистых деревьев, из-под которых доносились шорохи и глядели жёлтые круглые глаза...

— Феска?.. — из темноты, медленно густея и набираясь цвета, соткалась красная шапка фэйри.

— Доброй Ночи, вы пришли несколько раньше, чем мы ожидали, синьор Shade. Но мне уже есть что вам рассказать. В середине месяца, когда по ночам не спит остролист,4 что-то напало на университетского библиотекаря. Старичок любил гулять у фонтанов и в самых тихих и забытых уголках Старого города, справедливо полагая, что взять с него нечего.

— Кроме жизни, — задумчиво проговорил я. Фэйри замолк, с костяным стуком поглаживая лапки друг о друга. — Продолжай.

— Всё, что от него осталось, нашли у самой стены между Монетным двором и западной из башен при Утренних воротах. Что-то зализано, что-то распотрошено — и неясно, всё ли оно съело, или что-то прихватило с собой. В Старом городе, с неделю, было неспокойно, и многие спрятались, но после Огненная поднялась ближе к поверхности и всё снова стихло.

А недавно пропала девушка, человек, и не из последних. Каталась здесь, у фонтанов, а потом выехала — с кучером, тоже через Утренние ворота. Кучер ничего не помнит — полицейские пьяным в Низине нашли. Девушка, до полевых и тех, кто под водяным в овраге живет, доехала уже мёртвой. Они видели из-за снопов, как фермеры нашли коляску — стояла в кустах — лошади поводьями запутались. Сами к ней не подошли — страшно, и пахнет.

Потом я с низинными говорил, — на мохнатом личике отразилось неприкрытое отвращение. — Сказали, что у них общим счётом девятнадцать нищих пропало, и один мелкий воришка — ребёнок. Что-то там ходит — они сами боятся — вылазят только пожрать. Под старый низинный мост кто-то повадился трупы скидывать... — маленькие лапки переступили по камням. — Кто видел, говорят, что скидывает кто-то из своих. Из Ночной Ветви. И больше про него не рассказывают — боятся, или не знают. Запах там, синьор... думал, наизнанку вывернусь. Если найдут, да ещё так много... Может и для нас что плохое выйти. Домовые в городе за стенами все в камины забились — не хотят говорить. Из лесу никто не шёл такой, чтобы на них подумать можно — оборотень один молодой, да лесовичок к речке выбрел. Но они как пришли, так ушли — сами пугливые, а это бегает... и везде бегает — даже за крепостной стеной. — Феска с хрустом распрямил пальцы на лапке, взмахом показывая в сторону Низины. — Но там и вовсе страх, как горох под лапами — идти и больно, и тяжело.