Бегущая по мирам

— Кстати, — вполголоса проговорил Лейтенант, ловким движением пряча заработанную купюру. — Я разузнал еще кое-что... — и он лениво облокотился на стойку, разглядывая входящих молодых девушек.

— Что же?

— Я бы, парень, на твоем месте не суетился: у твоего дядюшки, оказывается, есть дочурка. Прямая наследница...

Вернувшись домой, Джем заперся в ванной, включил воду и достал спичечный коробок. На листке бумаги ничего не было.

— Вот гаденыш! — он не любил оказываться в дураках, но на сей раз у него было хоть какое-то утешение: он расплатился с жуликом фальшивой банкнотой.

Завернувшись в полотенце, он вышел из ванной. Прямо против него в кресле, спиной к окну, сидел незнакомый человек. Сидел и молча наблюдал за его реакцией на свое появление. Насладившись произведенным эффектом, незнакомец негромко сказал, указывая на другое кресло:

— Садись. Пообщаемся...

* * *

...Что-то проворно двигалось по моему лицу. Я резко взмахнула рукой, одновременно открывая глаза и вскакивая. Здоровенный тараканище барахтался на спине прямо у кровати.

— Ах ты, гадость...

Босой ногой коснулась чего-то холодного... Вскрикнув от внезапно нахлынувшего ужаса, я отскочила в сторону. На улице еще стояла ночь. Под потолком горела голая пыльная лампочка, в углу шипел телевизор. И это мертвое тело, распростертое на полу... Как все нелепо, ненужно, театрально — точно против моей воли разыгрывался некий фарс — непонятный и страшный. Но зачем же здесь я?!

Мне почудилось, что труп лежит не так, как раньше, и от этого сделалось так жутко... Может, она только ранена?..

— Луиза...— негромко позвала я, пугаясь собственного голоса, — он был совсем чужим.

На цыпочках я приблизилась к ней и протянула руку пощупать пульс на шее; для этого нужно было убрать густые пряди волос, закрывавшие ее плечи, шею и часть лица, но едва я ощутила их прикосновение, как меня охватила дрожь... Нет! Прочь отсюда! Я выскочила вон. Вдалеке над входной дверью синел тусклый огонек. Нужно только проскочить по этому длинному коридору, а там еще эта проклятая вонючая лестница... Из темноты ко мне потянулись черные щупальца, за дверью, в желтой от электрического света душной комнате, пошатываясь, медленно поднимался окровавленный труп, а на улице притаился убийца...

И тут тихо и жалобно захныкал ребенок... Я совсем забыла про него! Все наваждения разом исчезли и, поколебавшись, я вернулась назад. Вероятно, что Луизу обнаружат уже сегодня. Ну, а если через — неделю? Через месяц? Я не могла оставить здесь малыша.

Мальчишка лежал на пузе и сонно таращил глазенки. Труп был на своем месте и не собирался предпринимать никаких решительных действий.

Я обулась — и куда же это ты побежала-то босиком? Рядом с туфлями валялся злополучный пистолет. Машинально подобрала его и сунула за пазуху. Нашла объемистую сумку, напихала туда ползунков, кофточек и прочего детского барахла, что нашлось в шкафу. Одела ребенка потеплее. Сделала пару бутылочек молочной смеси, завернула их в шерстяной шарф, чтобы не сразу остыли, и тоже сунула в сумку.

На вешалке у двери висела куртка, я одела ее. В кармане куртки обнаружилось немного мелочи и ключи, похоже, от машины. Взяв Малыша и сумку, вышла в коридор — он уже не казался таким страшным; неприятным — да, но больше не пугал. Дошла до половины и услышала тихий звук — кто-то копался в замке входной двери...

Я замерла. Сердце, тяжело и громко стукнув, дернулось вверх, едва не выскочив, а потом ухнуло куда-то вниз. В изнеможении я прислонилась к стене: вот и все. Но стена вдруг подалась назад и, едва удержавшись на ногах, я провалилась в пустоту. Пальцы скользнули по деревянной крашеной поверхности: мне посчастливилось прислониться к какой-то двери.

Из огромного окна падал синий свет луны и там было не так темно, как в коридоре. Я успела разглядеть что-то вроде треножника и еще там был длинный стол. Нащупала щеколду, но после лихорадочных усилий так и не смогла ее закрыть. Глаза успели привыкнуть к полутьме и я юркнула куда-то вроде встроенного шкафа; там было пусто, пахло мышами и пылью. И затаила дыхание: по коридору кто-то шел...

Успел ли он заметить мою возню?.. Только бы ребенок не запищал! Я прижала его головенку к своему плечу, ероша мягкие волосенки, и что-то беззвучно зашептала в крохотное ушко. Малыш сопел, а мне этот звук казался громче всех труб Иерихона! Шаги проследовали дальше... Человек шел крадучись, еле слышно, но мои нервы были точно оголены и я кожей чувствовала эти почти невесомые звуки. Потом сделалось тихо... Тишина тянулась невыносимо долго. У меня затекли руки, но я не смела шевельнуться... Неизвестный вошел т у д а.

Он пробыл там долго, двигался, не таясь. Что-то искал?.. Малыш задремал. По моим рукам потекло теплое. Только этого нам и не хватало... Я снова застыла в напряжении: неизвестный вышел из той комнаты. Я услышала, как он открывает другие двери — очевидно, здесь были еще помещения, — и похолодела: он хочет осмотреть всю эту вонючую дыру?

Рука сама скользнула за пазуху и пальцы обняли нагретую рукоять пистолета. Ожидание стало нестерпимым. Скорей бы все кончилось!. Когда он войдет сюда, я не выдержу: выскочу и закричу! Но я осталась на месте, лишь перестала дышать, когда дверь тихонько скрипнула.

Шаги проследовали вглубь комнаты, остановились, потом что-то несколько раз глухо звякнуло, будто чем-то задевали по металлической поверхности, что-то щелкнуло, и сквозь щели пробился зеленоватый свет...

...Сколько это длилось? Час? Несколько минут? Время исчезло... Сдох он там, что ли?..

Вдруг раздался такой звук, словно он откуда-то спрыгнул. Зеленый свет погас, шаги проследовали мимо — в коридор. Неуверенные шаги, точно шел лунатик или пьяный. Вот он прошел по коридору... хлопнула входная дверь...

Подождав еще немного, я вылезла наружу. Утирая пот, огляделась. Стол был высокий и металлический. На нем вполне мог уместиться человек. Он что, ложился сюда? Треножник, стоявший рядом, венчала круглая трехглазая лампа. Видно, ее-то он и включал... Бред какой-то...

Занимался рассвет. Я переодела Малыша. Окно открылось легко. Рядом шла ржавая железная лестница со множеством пролетов — такие площадки из прутьев — и один пролет находился прямо под окном. Я скинула на него сумку, вылезла сама, сняла с подоконника Малыша. Руки покрылись холодным потом, стали вялые, скользкие...

И мы начали спускаться. Многих ступенек не было, и перила кое-где отсутствовали. Внизу, на земле, прямо под лестницей стояли мусорные баки. Если упаду — прямо туда. Хорошенький будет конец!

Железные ступеньки кончились примерно на высоте моего роста от земли. Сбросила вниз сумку, но ступенька была слишком узка, чтобы положить на нее ребенка. Я сомневалась, что он будет спокойно сидеть и дожидаться, пока я слезу. Пришлось снять куртку и привязать его к перилам в сидячем положении. Получилось это у меня не сразу. Оставшись в одиночестве, младенец с готовностью заревел. Я повисла на руках и спрыгнула наземь... О, мои ноги!.. Но все же сумела встать, с трудом развязала рукава куртки, и орущий комочек свалился мне на руки.

Из мусорного бака показалась всклокоченная седая голова:

— Чего разорались, сукины дети! — приглядевшись, она добавила более благожелательно: — Куда собралась? По району облава, легавые все оцепили...

Облава?! В голове промелькнули обрывки вчерашних "Новостей": неужели ищут меня?

-...опять боевики из ультра зашевелились, — пояснила голова, — вчера перестрелки были по городу, в центре рвануло... А это вроде Луизин сопляк? — вдруг прищурилась голова. — А чего это он с тобой? — и начала вылезать из бака.

— Угомонись, золотце! — посоветовала я и показала "пушку".

Соня была права: иногда неплохо иметь под рукой что-то еще, кроме зубов и ногтей.

Голова оценила мое превосходство в силе:

— Ладно-ладно!.. Хочешь, выведу тебя из оцепления? За пару монет... Я тут такие закоулочки знаю!

— Не нужно... — холодно отозвалась я, вешая сумку на плечо и успокаивая ребенка.

Бродяга осторожно полез наружу, скаля щербатый рот. Я снова, на всякий случай, продемонстрировала пистолет. Грязная рука выудила из лохмотьев нож. Я не выдержала и побежала. Эта тварь расхохоталась и поспешила за мной:

— Не торопись, цыпочка!

Я убегала по грязным мрачным улицам. Дома вокруг зияли выбитыми стеклами и развороченными дырами подъездов, на их стенах расплывались огромные язвы. Очевидно, они все были предназначены на снос, но у городских властей руки не доходили, а может, они боялись потревожить это огромное осиное гнездо, ведь по всем признакам — то огонек в окошке, то пьяный голос, то паруса старенького белья — трущобы были населены. Но навстречу — к счастью или к сожалению — не попалось ни одного человека: был тот предутренний час, когда порядочные люди еще спят, а вся сволочь уже отправилась на покой. Мерзкое создание в развевающихся лохмотьях открыто преследовало меня и, когда я оглядывалась, вызывающе щерилось, понимая, что у меня не хватит духу выстрелить... Оно было настолько безобразным и каким-то бесформенным, что я даже не могла понять, мужчина это или женщина? Голос у него был визгливый, тонкий, и во всей фигуре было что-то бабье, но не станет ведь женщина так себя вести?

Бродяжка, урча и подвывая, прибавил ходу, и вот нас уже разделяло шагов десять, не больше, — я затылком ощущала его дыхание. Чувство реальности куда-то ушло: темные дома, пустынная улица, надсадное дыхание за спиной, звук моих собственных шагов — все вдруг показалось декорациями, сном, из которого нужно вырваться...

И я сделала рывок и, свернув, налетела на патрульную машину.

Рядом с ней стояло с десяток людей в желтых мундирах и еще несколько, но в "хаки", с автоматами наперевес.

Резкий окрик:

— Стоять!..

Я застыла, как вкопанная:

— Помогите!

Бродяжка вывернулся из темной кишки проулка, сияя в предвкушении поживы, и тут же, оценив обстановку, мгновенно кинулся обратно.

— За ним!.. — и двое с автоматами, грохоча коваными ботинками, радостно кинулись вдогонку.

Короткая автоматная очередь... Боже!.. Потом — одиночный выстрел... и те двое шагом вернулись обратно. Довольные... Они даже не стали разбираться! Прихлопнули — и все. Неужели это в порядке вещей? Или... или что-то происходит в этом мире, а я до сих пор ничего не замечала?..

Чужой голос вывел меня из оцепенения:

— Ваше имя?.. Что вы здесь делаете? — высокий офицер глядел злобно и подозрительно — наверное, ему пришлось несколько раз повторить свой вопрос.

Я хотела соврать наобум, но вовремя заметила в его руке плоскую, размером с книгу, штучку с зеленоватым экраном и рядом кнопок: скажу, а он тут же и проверит. Я запаниковала.

— Документы!.. — рявкнул он, теряя терпение.

— Остались в машине, — пролепетала я, в доказательство тряся ключами, что так кстати завалялись в кармане Луизиной куртки. — У меня сломалась тачка, я хотела найти кого-нибудь, чтобы помогли починить или подвезли... А этот тип увязался за мной... — и я очень натурально всхлипнула, благо и притворяться особо не надо было, а тут и Малыш заплакал — и офицер чуть смягчился.

— Где вы оставили свою машину?..

— Неподалеку... Мы живем в пригороде... а он погнался за мной и я запуталась... Я еду к матери...

— Сумку на землю!.. — мои причитания его раздражали.

Один из его подручных живо осмотрел содержимое сумки, а я мысленно молилась, чтобы там случайно не оказалось Луизиных вещичек — наркотиков, например... И тут меня точно током ударило — пистолет!..

Но они не стали меня обыскивать. Нелогично, правда?..

— Где живет ваша мать? — спросил полицейский и его пальцы хищно замерли над клавиатурой.

Я вспомнила одну женщину из дома напротив: мы как-то случайно разговорились и завязали легкое знакомство. Кажется, она была учительница... вдова... и у нее были взрослая дочь и внук — они жили где-то в предместье. Я знала ее адрес, потому что как-то брала у нее книгу... Имела ли я право подставлять другого человека?.. Не знаю... Но других вариантов не было.

Получив ответ, офицер удовлетворенно закивал:

— Все совпадает. Я пошлю с вами человека разобраться с машиной... — и подозвал худого парня с усиками.

У того были очень неприятные глаза и слишком тонкие губы.

— Идем, — сказал он.

Машину мы, конечно, не нашли.

— Можешь распрощаться со своей развалюхой! — радостно сказал он. — Здесь от нее останутся рожки да ножки.

Я не сильно переживала из-за "потери" имущества, все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы хромать, как можно незаметнее. Я надеялась, что теперь он отвяжется от меня, но мы вернулись назад и он распахнул предо мной дверцу служебного авто. Отказ неминуемо вызвал бы подозрения, и он повез меня туда, откуда все и началось.

* * *

Дальше — хуже. Он вылез у подъезда вместе со мной и поднялся наверх.

Я в нерешительности замешкалась.

— Не шумите, — попросила я, — мама, верно, еще спит...

Тогда он сам нажал кнопку звонка — долго, властно — как человек, перед которым должны открываться любые двери.

Нам открыли почти сразу.

Женщина с осунувшимся лицом, в морщинках которого пряталась тревога, молча взглянула на него, потом — быстро — на меня и снова на него. Она ничего не сказала, лишь вопросительно дрогнули ее брови.

— Мама, — торопливо пробормотала я, — прости, что мы тебя разбудили...

У этой женщины было железное самообладание. Она приобняла меня за плечи — конечно, она меня узнала, я прочла это в ее взгляде, — и приглашая нас с Малышом пройти, в то же время преграждала дорогу офицеру.

— Что вам угодно?.. — спросила она тоном, в котором к почтительности примешивалась здравая доля недовольства — чуть-чуть, ровно сколько нужно.

— Мадам Жанна Д.? — осведомился он.

Похоже, его ничем нельзя было прошибить.

— Да?..

— А это ваша дочь... Анна? — он был очень вежлив, гад!..

"Анна"! Он ведь проверял меня снова! Сейчас она согласится с ним и... Но женщина оказалась умнее — или ощутила как дрогнули под ее ладонью плечи незваной гостьи? Она взглянула на него очень холодно и поправила с недоумением:

— Евгения. Моя дочь Евгения.

— Значит, все правильно, — он взял под козырек. — Прошу прощения! — и горохом ссыпался по лестнице вниз.

Она закрыла дверь и повернулась ко мне.

Давно на меня не смотрели такие глаза. У нее они были карие, усталые, с красными прожилками и очень... очень человеческие глаза.

— Вы не беспокойтесь, — пробормотала я. — Мы сейчас уйдем. Понимаете... словом, извините, что я назвалась вашей дочерью. Я не имела права впутывать вас, но у меня не было другого выхода... Они при мне застрелили человека... — я вдруг почувствовала, что не могу говорить: к горлу подкатился комок, я готова была зареветь... — Я жила в доме напротив, — зачем-то напомнила я, точно этого было вполне достаточно для подобного вторжения.

В зеркале на стене я увидела свое отражение: полоумные глаза, растрепавшиеся, давно нечесаные, волосы, несвежая одежда, а в довершение всего — огромный баул через плечо. Бродячая цыганка, да и только! Из тех, что стаями слетаются на вокзалы и рынки, перекликаясь грубыми гортанными голосами, — и мне стало неловко и смешно. И стыдно...