Блеск обмана (главы 1-13)

Списав это на усталость и раздражение, я спустился на первый этаж, купил две булочки со сгущёнкой и пошёл на улицу. Однако на выходе из вестибюля мне снова показалось что изображение дёрнулось, что там — за дверью — совсем не то, что должно быть, какое-то совершенно иное место.

Сглотнув комок в горле, я замер, но чья-то рука тут же схватила меня и потащила за собой. Оказавшись снаружи, я сперва отметил, что ничего, вопреки опасениям, не изменилось, а только потом обратил внимание на хрупкую девчушку рядом с собой.

— Витя! — промурлыкала Сашенька — студентка химфака, своими силами красавица, чужими — отличница. — Я тебя с утра ищу!

— Просил же не называть меня так, — проворчал я.

— Ну Ви-итя! — она состроила глазки, — у нас математика... Карга совсем замучила, а мне нужна пятёрка.

— А у меня обед, и мне нужна глюкоза.

— Куплю тебе что захочешь! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

Я поднял руки.

— Ладно. Сколько там заданий?

Сашенька набрала побольше воздуха (и смелости) и выпалила:

— Все.

Множество различных эмоций начали во мне борьбу за право быть выраженными в словах. Заметив вдалеке сидящего на скамейке Маяму, я бросил девушке что-то неопределённое и поспешил к нему.

Профессор Арсений Петрович Маяма преподавал квантовую механику на соседней с нашей кафедре. По его собственным словам, русский отец наградил его именем и ростом, а мать-японка — фамилией и внешностью. Студенты прозвали Арсения Петровича "сенсеем" и не стеснялись обращаться к нему так. Впрочем, самого Маяму это веселило. Он считал, что система образования и порождённые ею тонкости обучения в университете способны отправить в дурдом не один десяток студентов, поэтому всячески старался разнообразить нашу жизнь. Он организовывал кружки, устраивал экскурсии, превращал свои пары в представление — всё ради того, чтобы завладеть вниманием подопечных. И у Маямы это получалось. Даже мы, первокурсники, уходили с занятий, чтобы послушать лекции Арсения Петровича. Нередко, схватив вещи, мы срывались с ним за город — просто потому, что ему было приятнее объяснять новую тему сидя под раскидистым деревом, а не в душной, пропитанной вековой пылью аудитории. Маяма хотел, чтобы годы, проведённые нами в университете, стали воспоминаниями о золотых днях юности. Но ещё больше он хотел, чтобы мы стали добрыми, честными, справедливыми людьми. И, самое главное, думающими.

Естественно, декан не мог допустить ничего подобного. Их противостояние с Арсением Петровичем длилось, по слухам, с самого сотворения мира, и старшекурсники делали ставки, гадая, что произойдёт раньше: выживет ли Лабрадорский Маяму из университета, или же лопнет от непомерно раздувшегося самомнения?

Впрочем, все прекрасно понимали, какой исход более вероятен.

— Маяма-сенсей! — поприветствовал я. — Добрый день!

— А, Виктор! Здравствуйте, — кивнул он в ответ. Затем профессор хитро прищурился и спросил: — Вы действительно желаете мне доброго дня? Или просто говорите, что день добрый вообще?

— Вы же не собираетесь корябать на дверях всякие знаки? — спросил я.

— Нет, это сочли бы порчей имущества, — улыбнулся Маяма. — А жаль.

Теплый июньский ветерок прошелестел в кроне покорёженного годами векового дуба, будто перепрыгивая с ветки на ветку и перебирая листья маленькими пушистыми лапками. Колыхнулась трава на заброшенном садовниками газоне, по-пластиковому звонко стукнулась о бордюр брошенная кем-то мимо урны бутылка от минералки. Я развернул пакет с булочками, надкусил одну, но, замерев на секунду, отложил её и спросил:

— Кстати, о дверях. Скажите, профессор, если бы вам почудилось, что мир за вон той дверью не такой, каким должен быть, что бы вы подумали?

Профессор хмыкнул, размышляя над ответом.

— Вы слышали, Виктор, о коте Шрёдингера?

— Который ни жив, ни мёртв?

— Да. Эрвин Шрёдингер предложил довольно жестокий эксперимент: поместить кота в ящик, где помимо животного был бы механизм с распадающимся ядром и синильной кислотой.

— Святая инквизиция оценила бы.

— Наверняка. Разве что вместе с котом в ящике оказался бы весь наш преподавательский состав. И особо старательные студенты.

— Некоторым бы это пошло на пользу.

Он усмехнулся, но тему продолжать не стал, вернувшись к объяснению:

— Суть эксперимента в том, что пока мы не наблюдаем за ядром, от которого зависит, будет ли разбита колба с ядом, оно находится в состоянии суперпозиции, то есть ядро одновременно и распавшееся, и нет. А значит, и кот находится в подобном состоянии.

— Но результат эксперимента немного предсказуем, разве не так?

— Скорее всего. Но другие физики предположили, что если есть хоть какая-то вероятность, что кот выживет, то непременно появится параллельная вселенная, где он располосует бессовестную морду исследователя. Как-то так.

— Намекаете, что помимо нашей вселенной существует бесконечное число других, появляющихся в зависимости от того, купил я булочки со сгущёнкой или с вареньем, подошёл к вам или попёрся решать математику на химфак, попала вон та бутылка от газировки в мусорку или нет, так? — спросил я.

— В общих чертах, с оговоркой "гипотетически" — да, — Маяма почесал затылок и добавил: — Но если бы я видел то, чего нет, то обратился бы к врачу.

— Ясно.

Из окна второго этажа высунулась лохматая голова Лёхи — моего сокурсника. Он порыскал взглядом по земле, наткнулся на скамейку, где сидели мы с Маямой, и звонко прокричал:

— Тесла-а! Тебя Лабрадорский ищет!

— Понеслась, — поморщился я, убирая пакет с булочками в сумку. — Что ещё он придумал?

Маяма показал в сторону кучки студентов, вскапывавших газон перед посадкой новых цветов взамен на корню засохших прошлогодних. Бессмысленное действо повторялось из года в год, и служило мерой усмирения и вразумления несогласных с деканом. Помогало это слабо, только больше укрепляло недовольство Лабрадором. Поэтому энтузиазм студентов, и в любых других условиях стремившийся бы к нулю, на добровольно-принудительных сельскохозяйственных работах уходил в минус. Иными словами, пока один из провинившихся в вольнодумстве лениво ковырял лопатой землю, остальные наблюдали за ним и давали ценные советы.

Через две минуты я вошёл в вестибюль, где меня уже поджидал великий кормчий всея факультета.

Через минуту сильный порыв ветра с грохотом захлопнул зеркальные двери факультета.

— Избегаете общественных работ, Тесла, — с ехидной улыбкой сказал Лабрадорский, вручая мне лопату.

— Что поделать? — пожал плечами я. — Раз общественные работы не хотят избегать меня, приходится всё делать самому.

Через тридцать секунд я раздражённо пнул ногой одну из дверей, распахивая её. Ветер бросил в лицо пыль и песок. Странное чувство, будто каждую клеточку моего тела потянуло одновременно во все стороны, заставило остановиться и, зажмурившись, переждать внезапное головокружение. Оно не было похоже на потерю ориентации в пространстве, когда земля уходит из под ног и появляется острое желание схватиться за что-нибудь, чтобы не упасть, запутавшись в собственных ногах. Нет. На какое-то едва уловимое мгновение мне показалось, что голова наполнилась мыслями, которых было чересчур много, чтобы думать, а они всё продолжали и продолжали вливаться откуда-то извне. Когда поток мыслей прекратился, и они наконец перестали пытаться что-то сказать, осталось только противное ощущение начинающейся простуды.

Через пять секунд хлипкая деревянная дверь с жалобным стоном закрылась, что-то скрипнуло в последний раз, и она отвалилась вместе с петлями.

Через секунду я обнаружил себя в полном одиночестве посреди вымершего поселения, наполовину занесённого оранжево-красным песком.

Это окончательно исчерпало мой лимит необычного на целый день вперёд.

Положив лопату на плечо, я побродил по округе, но не обнаружил ни единой живой души. Полуразрушенные серые одноэтажные домишки, похожие на квадратные коробки, и подбирающаяся к ним пустыня — больше там ничего не было.

Однако стоило присесть на большой каменный блок, оставшийся от рассыпавшейся стены, и достать из сумки обед, как явился он.

Слепящий белый свет фейерверком рассыпался в жёлтом от песка небе, прочертил длинные полосы и, ещё раз ярко вспыхнув, сформировался в человека. На нём было подобие тоги, в руках он держал нечто похожее на маленькую арфу, а за его спиной колыхались сияющие крылья.

— Восславь сей момент, смертный, ибо я явился, дабы отвести тебя в мир лучший! Имя мне — Каэль, и я — твой ангел-хранитель, — он выдержал небольшую паузу и тренькнул по струнам мини-арфы. Кажется, инструмент был немного расстроен.

— Спасибо, но в мире отстойном мне ещё нужно вернуть казённую лопату. И ещё, разве ангел-хранитель не должен появляться до того, как с его подопечным что-то случится?

— Ты же не умираешь от голода и жажды?

— Как видишь.

— Ну вот! Значит, успел вовремя!

Некоторое время мы смотрели друг на друга.

— Ты совсем дурак? — спросил я. — Твой подопечный, судя по всему, умер.

— С чего ты взял? — удивился он.

— Когда человек ни с того ни с сего обнаруживает себя посреди пустыни, а затем ему является ангел с обещанием отвести в лучший мир... Действительно, с чего бы мне так думать?

Слепящий свет, исходивший от крыльев, исчез, послышался лёгкий шелест, и ангел в мгновение ока оказался сидящим рядом со мной. На нём уже не было тоги, её заменили розовая гавайка, шорты-бермуды и цветастая панама, под которой блестели солнцезащитные очки. Только результат многовекового вырождения арфы остался у него в руках.

— Бюджет на этот год урезали, — как бы извиняясь пояснил Каэль. — Мне как-то больше гитара нравится, но несолидно.

Он достал из нагрудного кармана потрёпанный блокнотик и пролистал его.

— Так-так, кто тут у нас? Виктор Тесла, верно? Ага. Так вот, видишь ли, Виктор, дело в том, что ты не умер. Просто ты можешь открывать переходы между мирами. Ты — След Нарады, и всегда им был.

— Как-то не замечал раньше, — пробормотал я, не зная, какую из эмоций испытывать в первую очередь: удивление или недоверие.

— Извини, неправильно выразился. Ты сейчас стал им всегда.

— Между мирами, говоришь? Ну, круто, чё. Ща доем, пойду домой.

— В том-то и дело, Виктор, что нет, — вздохнул Каэль. — След Нарады извлекается из своего родного мира. Навсегда.

— Хреново.

— С чем булочки? — поинтересовался вдруг ангел.

— Со сгущёнкой, — ответил я, делая вид, будто мне нет до него никакого дела.

— А с джемом не было?

— Кончились.

— Жалко. Ну так что, пойдём?

— Куда?

— В лучший мир.

Я поднялся с камня, отряхнулся и положил злополучную лопату на плечо.

— Ну пошли. Веди меня на это своё небо.

— О, нет-нет-нет, — тряхнул головой Каэль. — На Небесах слишком скучно. Я здесь, чтобы отвести тебя в Ад.

Глава 10

Что-то настойчиво колотило сквозь сон, словно пытаясь пробить дыру в моей голове. Я сосредоточился на этом "чём-то", пока не стал понимать, что слышу звонок телефона. Пошарив под кипой бумаг, переданных накануне шефом, рука нащупала надрывающийся мобильник.

— Утро, Виктор! — поприветствовал Нил.

— И тебе того же, — вяло отозвался я, пытаясь собрать рассыпанные по всему столу документы.

Эверетт затих, прислушиваясь.

— Готовишься к заданию? — спросил наконец он. — Всю ночь материалы изучал?

— Угу.

— Опять напустил слюней на секретные документы?

— Какая разница? — я придирчиво осмотрел несколько листов. — Думаешь, их после меня кто-то будет читать?

— Если как в прошлый раз, то вряд ли, — его голос посерьёзнел: — Ладно, ты скажи лучше, когда уходишь?

Я глянул на часы.

— Если всё так, как описано в отчётах, то можно уже и не торопиться. А что такое?

Нил тихо выругался себе под нос.

— Проклятый дождь, — пробормотал он. — Знаешь, как я ненавижу дождь? Вот почему бы им не сделать над Абсурдумом купол от дождя? От волн же щиты поднимают!

— Шиты достаточно просто поддерживать через сигилы на опорных столбах. Попытка использовать те же опорные столбы для формирования купола не обеспечит нужной стабильности, и купол вскоре схлопнется с непредсказуемыми последствиями, — терпеливо пояснил я, услышав кодовую фразу. — Если нужен пример, загляни на остров Ликта.

— Да ну тебя. Я по другому поводу звоню. Ты как-то хотел достать билеты на концерт Рори Та Тилы?

— А когда у Рори выступление? — встрепенулся я. — И где ты их выцепил?

— О, один знакомый смог забронировать пару штук. Но тебе лучше поторопиться, на них слишком много желающих.

— Нил, я твой должник!

— Чего уж там, — он вздохнул. — Увидимся.

Бросив телефон в карман, я бросился в прихожую и едва не налетел на Лючию. С тех пор, как обзавелась дубликатами ключей, она не считала нужным предупреждать о своём приходе, и чаще всего просто обнаруживалась в одной из комнат.

— Рори? — удивлённо спросила она. — Рори Та Тила? Певичка в наряде готической лолиты? — Лючия замялась и добавила, заодно показав руками: — С во-от такими титьками?

— В точку! Не хочешь сходить на её концерт?

Она состроила кислую мину.

— Воздержусь.

— Как угодно. А я ещё успею забрать билеты. Роричка, любовь моя, уже лечу! — пропел я, выскакивая на улицу.

Лючия назвала меня двинутым фанатом, но большая часть её слов осталась за закрывшейся дверью.

Абсурдум по сути представляет собой архипелаг из более чем двух десятков островов. Сам город расположен на восьми из девяти наиболее крупных: Катри, Нашта, Скура, Шира, Хатшеп, Анри, Висса и Тарет. Девятый остров — Ликта — из-за неудачного эксперимента, превратившего его в руины, заброшен в течение вот уже полутора сотен лет.

Несмотря на обширную сеть мостов, раскинутую между районами города, многие предпочитают морской транспорт. Благодаря щитам, даже в сильный шторм вода между островами остаётся спокойной, и тысячи паромов, больших и малых, ежедневно перевозят миллионы кинари от острова к острову, из одного района в другой, а лодки и катера служат речными такси на бесчисленных каналах. И это, пожалуй, самый удобный способ попасть куда-то относительно незамеченным.

Небо с самого утра было затянуто плотными, как полотно, тучами. Начинал накрапывать первый, пока ещё робкий дождик, готовый, тем не менее, не сегодня — завтра перерасти в ливень. Крепчал ветер.

Сначала я воспользовался туристическим паромом, чтобы перебраться с Катри на Виссу, а затем — на Тарет. Только оттуда тянулся последний целый мост на Ликту. Чтобы не привлекать лишнего внимания, пришлось идти не по верху моста, а по расположенным чуть ниже переходам для обслуживающего персонала. Персонала там, конечно же, давным-давно не было, и кто только не облюбовал расшатанные, проржавевшие конструкции, то и дело ныряющие в полуразвалившиеся служебные помещения, похожие на чудовищные гнёзда, настроенные кем-то огромным под старым мостом.

Я сразу укрыл себя отводом глаз на случай слежки, и решился снять заклинание только когда посчитал, что достаточно забрался вглубь острова.