Незабудка

При этом не задумываются, а вдруг нашел и что-то очень главное. На их дружбу глядели насмешливо. В глаза Чернову объясняли, что эта замухрышка его просто позорит. "Высшее общество" во главе с Ларисой изощренно унижали Лену. В ее присутствии вели беседы о ней, делая вид, что не замечают девушку.

— Девочки, — говорила Ледовская, — вы не в курсе, мама нашей золушки сама ткань на платья прядет?

Ненатуральный смех подружек тут же сопроводил ее слова.

— А я не понимала, почему все ее наряды на мешки похожи? — подхватывала лучшая подружка Ларисы.

— Ты несправедлива, Лера, — рассуждала Ледовская с глубокомысленным видом. — В этих платьях и в пир, и в мир. Короче говоря, можно и к коровам, и в школу пойти — очень удобно.

— А также пугалом в огород, — поддакивали подружки.

Слыша это, Валера злился. Заплаканная Лена выходила из класса. Таня понимала: у Чернова с Калитиной что-то настоящее. Трогать их чувства, обливать грязью — преступление. Разделять людей на красивых и некрасивых, умных и глупых — слишком поверхностно. Она пыталась вступаться, тогда Лариса переключалась на нее. Таня струсила, побоялась насмешек, а сказала бы:

— Валера, не обращай внимания. Лена замечательная, ты же сам это знаешь. Человека добрее ее сложно найти.

Может ее поддержка, помогла бы Чернову. И не случилось бы беды. Он предал Лену, сделал вид, что все было в шутку, только для разнообразия. В один из дней, когда "высшее общество" особенно досаждало Калитиной, парень стал смеяться вместе с ними. Девушка собрала со стола свои книги и подошла к веселой компании:

— Надеюсь, когда повзрослеете, вам будет стыдно.

Больше она в школу не пришла. Не доучившись, уехала в город, поступила учеником на хлебозавод. Ничего не проходит бесследно, теперь Таня это понимала. Каждый раз в их душах оставался осадок. Особый опыт накапливался в классе. Многие уяснили: нельзя откровенничать — используют против тебя, нельзя доверять — предадут, нельзя быть искренним — будешь уязвим. Из года в год этот опыт накапливался, разъединяя класс.

А начиналось все безобидно. В четвертом классе группой девочек начала верховодить Лариса. Она выделялась красотой, умением ладить с взрослыми. Ей удавалось все: хорошо учиться, заниматься спортом, посещать кружки. Девочка была высокомерна, самолюбива, но почему-то это принимали за твердый характер. Вокруг Ледовской собралась преданная ей группа одноклассниц. Все симпатичные, с некрасивыми девочками она не дружила, умные, но не слишком. Желательно, чтобы их родители имели хоть какую-то должность. "Высшее общество" состояло из местных: хуторских Лариса не признавала. В поселке Луговом имелись, два дома культуры, музыкальная и художественная школы, магазины, аптеки, больница, несколько предприятий. Из-за этого Лара считала себя почти горожанкой. Всех одноклассников с хуторов называла "деревней". С каждым годом влияние нового лидера и ее подружек росло, искажая нормальную, здоровую обстановку. Класс разделился на враждующие группки, ни о какой совместной дружбе не могло быть и речи. Таня не примкнула ни к одной из групп. Ей претило высокомерие "высшего общества" и раздражало унижение "хуторских" перед Ларисой, когда та снисходила до приглашения их на свои вечеринки. Вражда эта не была открытой — течение ее было глубинно, потаенно. Только иногда выливалась в стычки, подколки, насмешки. Учителя считали класс благополучным и даже дружным. Они являлись на субботники, участвовали в соревнованиях и олимпиадах, а главное, не сильно дерзили на уроках. На самом деле класс был болен душевно: ни доброты настоящей, ни дружбы в нем не было. Она вспоминала теперь, как девочки разговаривали о любви. Шиком считалось передружить с несколькими парнями и небрежно сказать:

— Я и этого бросила, надоел до смерти.

Ребята также говорили, только еще грязней. Словно боялись, что их заподозрят в настоящем чувстве.

Девушка с ужасом поняла: осознала это только сейчас. В новой школе увидела по-настоящему дружный класс, встретила подлинное добро и теплоту.

"А я со своим уставом сунулась к ним, — застыдилась Таня. — Была настороженная и угрюмая. А ведь боялась, точно боялась подколов и насмешек. Мне трудно было поверить, что можно искренне сочувствовать".

Она словно очнулась. Нормально стала общаться, не отмахивалась больше от расспросов. И хотя по-прежнему после уроков спешила домой к деду, ее перестали считать странной.

ГЛАВА 12

После отъезда Тани Сашку словно контузило. Шел в школу без всякой радости. Вечерами скучал. Он даже не представлял себе, что успел так привязаться к ней. Ему не хватало ее. Лукьянов страдал от избытка переполнявших его чувств и мыслей, которых некому было высказать.

"Она скоро вернется", — думал он и с радостью ждал встречи.

Потом от Жени узнал: Таня осталась с больным дедом. Неизвестно, сколько времени продлится разлука. Радость исчезла — пришла тоска. Так хотелось все бросить и поехать к ней. Объясниться, сказать не сказанное. Если повезет, услышать о ее чувствах к нему. Он стыдился своих порывов. Представлял, как будут смеяться друзья — Ромео нашелся. Злился на себя за невозможность жить без нее, что не выходит из его головы.

"Неужели влюбился?"

Не хотел верить, что к нему пришла настоящая, большая любовь.

"Не хочу быть похожим на слюнтяя, сходящего с ума по девушке. Я сильнее этого и справлюсь с собой. Лишь бы не болело сердце. И быть как все".

Его друзья признавали только легкость в отношениях: никаких обязательств, никаких поблажек девчонкам. Сашка в школе считался "престижным" мальчиком: играл в ансамбле, занимался спортом, неплохо одевался. Лукьянов мог менять подружек хоть каждую неделю, словно имел на это особое право. Он нравился многим девушкам и был избалован их вниманием. Мог дружить и с одной долгое время, но избранница должна быть "классной" по мнению друзей. Ему хотелось добиться Ларисы, только потому, что она была самой красивой девушкой в школе. Мечтал услышать от друзей восторженные возгласы:

— Силен, такую девушку закадрил.

Лариса уделяла ему вечер, другой, а потом уходила с новым поклонником. Она была непостоянна, как ветер, и никому не делала исключений. Лукьянов злился. Ледовская должна стать его девушкой и только его. Ему казалось, он от нее без ума. Юноше даже не приходило в голову, что взыграло честолюбие. Он видел, какими взглядами провожали Ларису на улице парни и мужчины. Другие девушки рядом с ней тускнели. Желание покорить ее, все возрастало. Тогда-то Сашка и предложил Тане липовую дружбу. А чем все кончилось? Тем, что он теперь грустил и тосковал без нее. Прислушиваясь к тому, что творилось в душе, юноша осознал: его отношение к этой девушке совсем другое, чувства тоже иные.

Почти неделю Лукьянов потерянно сидел в классе, пока насмешливый голос Чернова не привел его в чувство:

— Эй, Онегин, неужели страдаешь по своей Татьяне? Что сидишь не весел, голову повесил?

Одноклассники дружно захохотали.

Александр поднял глаза и встретил презрительный взгляд Ларисы. Юноша покраснел, будто поймали за недостойным делом.

После этого случая он не показывал виду, как ему плохо. Старался выглядеть прежним, неунывающим. Его друзья, старое окружение навязывали прежний стереотип поведения. Вырваться из которого не у всякого хватит мужества. Уж очень живучи в школе маски, личины. Если кого-то в классе посчитали клоуном, то заставить относиться к себе серьезно сложно. А если раньше слыл крутым, не имеешь права дать слабину. Маски носили почти все. Это была защитная скорлупа, но она часто прирастала, ломая характер и судьбу. Сашка, не привыкший, что над ним могут смеяться, быстро нацепил прежнюю личину — рубахи-парня. В каждом классе находились такие ребята, которые срывали навязанные им маски. Бунтовщиков признавали, меняя о них мнение, надевали следующий образ. Таня не "престижная" девушка, она из тех, кого считают странными, несовременными, себе на уме. С ней не получится легко гулять, вести себя вольно, так как считается удобно в отношении других. Васильевой не расскажешь сальный анекдот, она не станет пить вино из горлышка бутылки, пуская по кругу.

"Скучный экземпляр, — считали его друзья. — С ней только всерьез? А какой дурак в семнадцать лет дружит всерьез? Только трудности с такими девушками".

"Нет, Таня явно неудачный выбор", — объясняли ему парни.

Когда она находилась рядом, Лукьянов не обращал внимания на шуточки друзей. Ему было все равно, что они думают. Но сейчас ее не было, и он лишился той уверенности, которую она придавала. Почти физически ощущал, как раздваивается: в школе прежний, уверенный, циничный умник, а наедине с собой растерянный, страдающий человек.

Вечерами ему не хотелось никуда идти. Слушал музыку в своей комнате, надев наушники, чтобы мать не приставала с расспросами. В уме прокручивал все разговоры с Таней. Порой так увлекался, что видел ее объемно, ярко. Даже начинал говорить вслух. Вспоминал, как изучал ее. Пытался понять главное: различие между ней и Ларисой. Хотел разобраться: почему все пошло не так, как он планировал? Почему его тянет к этой Васильевой? Чем она так волнует? Ведь раньше он не замечал ее. Если бы не тот договор, то и не обратил бы внимание. Эта мысль испугала юношу. Он мог не узнать, что способен на высокие чувства. "С Васильком хотелось говорить стихами".

Вокруг нее находилось особое, сильное, притягивающее его поле. Лукьянов раньше не общался с такими девушками. Они казались отсталыми, нудными, книжными червями. В душе уважал их за чистоту: такие были недотрогами. Но предпочитал веселых, красивых девиц без предрассудков.

"И вообще, — думал юноша, — некрасивой девушке легко быть недотрогой. На нее просто не покушается никто. А с симпатичной тихоней не хотят связываться. А будь у них возможность, вряд ли остались бы скромницами. Конечно, бывают и исключения, почему нет. Их девичья гордость — это что-то давно не нужное, древнее".

Так он думал. В шумных компаниях не смущался, когда кто-нибудь при нем целовался. Не тяготился развязных речей при девушках. Считал, раз слушают — значит, нравится. На вечеринках, выпив вина или чего-нибудь покрепче, ребята устраивали с девочками игры на раздевание. Лариса и ее подруги подходили по всем параметрам его друзьям.

И вдруг Таня. Она была совсем другой. В ее присутствии неловко ругаться матом. Самое удивительное: она оказалась совсем не скучной. У нее был свой взгляд, свое мнение по многим вопросам. Много знала. Интересовалась происходящим в мире, стране, спорте. Сашке было интересно поговорить с ней на такие темы, которые в его кругу даже не затрагивались. Девушка умела пошутить, подурачиться, рядом с ней хотелось стать лучше. Расстояние, на котором Таня держала всех, стало ему заметным. Его подпустила ближе всех. Это было доверие. К ней относились все те понятия, которые Лукьянов считал устаревшими: честь, чистота, гордость. Не только он вел себя иначе в ее обществе. Друзья тоже общались с ней совсем не так, как с подругами Ларисы. Не такие уж они идиоты.

Еще в самом начале их встреч Александр почувствовал интерес к девушке. Потом заметил: ему хотелось быть с ней все чаще. Почти каждый вечер они гуляли по улицам поселка. Ходили в кино. Она так искренне реагировала на происходящее на экране, что он больше наблюдал за ней, чем за сюжетом фильма. Иногда катались на мотоцикле. Парень обожал чувствовать прикосновение ее тела к своей спине. Дыхание девушки щекотало ему затылок, волосы касались его лица, пахли терпким молодым виноградом. Стоило огромного труда удержаться и не поцеловать ее. Таня вызывала у него бурлящий вулкан сильнейших эмоций и чувств. Как он мог считать ее незаметной? Слепой был что ли?

Как-то вечером они проходили мимо старой водонапорной башни. Весной он написал на ней имя Ларисы. Тогда вот также шел по улице с Ледовской. Чтобы сделать ей приятное, предложил написать мелом ее имя на самом верху башни.

Она прекрасно знала, что железные скобы башни давно проржавели, но не колебалась ни минуты:

— Попробуй, может, не струсишь.

И в ожидании остановилась возле подножия железного монстра.

Лукьянов чуть не сорвался тогда, чудом остался цел. Написанное мелом имя скоро смыли дожди. Пока оно виднелось, Лариса гордо говорила подружкам:

— Совсем сумасшедший, я его так просила не рисковать. Но куда там, разве послушает!

Когда юноша спустился по скобам на землю, руки его дрожали. Она поцеловала в награду за смелость.

Башня снова напомнила ему тот случай. Сашка посмотрел на Таню и спросил:

— Хочешь, там, наверху, будет твое имя?

— Нет! Совсем не хочу, — сердито ответила девушка.

В парня словно вселился бес. Он свернул на тропинку и зашагал к башне. Таня тотчас догнала и схватила за руку:

— Не смей! Из-за такой ерунды рисковать жизнью — это глупо и никому не нужно!

Лукьянов почувствовал себя идиотом.

— Я думал: девчонкам нравятся подвиги.

— Это не подвиг, а дурость и глупость! — вскипела она. — Сам не понимаешь?

В этой тихоне было столько негодования.

— Я совершу эту глупость, — разозлился Александр.

Он не любил уступать, но потом увидел ее побелевшее сердитое лицо.

— Тогда это без меня.

Девушка повернулась и пошла от него прочь.

— Подожди, слышишь, я не буду. Правда — дурость. Ну, подожди. Юноша догнал ее и неожиданно для себя сказал: — А у меня мать снова замуж хотела выйти, но я запретил. — Он помассировал лоб рукой, как будто прогонял назойливые мысли.

— Очень интересно. Как ты можешь решать судьбу матери единолично? — удивилась Таня. — Как можно запретить взрослому человеку?

— Можно, если этот взрослый ведет себя, как несмышленый ребенок. "Зря я сказал это... Все так сложно", — подумал юноша.

— Любому человеку, если он оступился один раз, нужно дать второй шанс. Ты не знаешь на сто процентов, что лучше для матери, — она сама не понимала, почему, так близко к сердцу приняла ситуацию с матерью Сашки.

— Очень не хочется, чтобы в нашем доме распоряжался чужой мужчина. Пойми это, — объяснил свое решение Лукьянов.

Девушка укоризненно покачала головой.

— Получается, тобой движет эгоизм.

— Нет. Просто я хорошо помню, как мать угробила жизнь моему не настоящему отцу. И заодно превратила мое детство в кошмар, — рассердился он.

— Ты не знаешь, почему она так поступила. Может, боялась остаться одна с ребенком на руках?

— Ох уж эта мне женская солидарность. — Его лицо стало чужим и сумрачным. — Моя милая мамочка сначала что-нибудь натворит, а потом плачет и раскаивается. Разве ты можешь понять меня? У тебя нормальные отношения с родителями, — горячился он.

Цвет его глаз из синего оттенка стал дымно-серым.

— Я понимаю твою боль. Мне очень жаль, — прошептала она и положила обе руки ему на грудь. Сердце юноши громко стучало под ее ладонями. — Через полгода ты уедешь учиться. Мама и сестра останутся вдвоем. Если она такая беспомощная, как ты говоришь, то лучше, если кто-то ответственный будет рядом.

— Об этом я не подумал. Мужчина, за которого она собиралась замуж, хирург из той же больницы, где она работает медсестрой. — Юноша взлохматил волосы рукой и улыбнулся девушке. — Ты умница. Я должен взглянуть на этого человека. Если он адекватный, можно со спокойной душой доверить ему маму. Пусть нянчится.