Главным источником медицинской мудрости у англосаксов была книга Балда Leechbook, в которой тоже сплелись суеверия и вполне обоснованные советы, которые годятся к применению и в наши дни. Балд предупреждал, что беременная женщина не должна есть сладости и соления, не должна пить пиво, есть жирную свинину и другие жирные продукты, не должна напиваться допьяна, ездить верхом.

Вместе с норманнами в Англию пришла европейская медицина: работа Тротуллы "Женские Болезни" и "Энциклопедия Бартоломью Англичана" (он был англичанином по рождению, но учился, преподавал и жил в Германии и во Франции). Бартоломью в своих работах опирается на трактаты Константина Африканского и арабские классические медицинские тексты.

Советы "Энциклопедии" звучат довольно логично до сих пор: новорожденного необходимо предохранять от перепадов температуры и света, его конечности необходимо легко массировать, мед и соль использовать в качестве антибиотиков ("уменьшать воспаления"), ребенка нужно успокаивать пением и укачиванием.

Правда, много в этой книге аристотелеобразной риторики, но что ж поделать, Аристотель был авторитетом. Например, почему-то утверждается, что "чем больше мать страдает (при родах), тем больше этим наслаждается". Ну, и Бартоломью, и Аристотель были мужчинами. Хотя и в наше время врачи в роддомах воюют с роженицами, требующими обезболивания: если верить врачам, боль в процессе деторождения очень важна. Никто не утверждает, что будущая мать этой болью наслаждается, но врачи предпочли бы, чтобы боль в процессе родов присутствовала. Неплохо и то, что "Энциклопедия" предупреждает о том, что роды опасны для очень молоденьких девушек.

Что касается женских болезней и осложнений при родах, а также детской смертности, то есть данные только по шестнадцатому веку, и то, по большей части, условные: одна из сорока женщин умирала при родах, и 200 из 1000 детей не доживали до пятилетнего возраста. Можно сделать какие-то выводы из того, что женщина перед родами исповедовалась и получала отпущение грехов (это известно), но делалось это на случай внезапной смерти или по чисто религиозным причинам — непонятно.

В "Женских Болезнях" Тротуллы описывается 16 "неестественных" позиций, в которых может находиться плод при начавшихся родах, и даются инструкции повитухам, как и что можно сделать. Гигиена подчеркивается: повитуха должна иметь чистые руки, смазанные маслом лилии или тимьяна. Медицинские тексты того времени не обсуждают проблему, чью жизнь нужно спасать в экстремальной ситуации, матери или ребенка. Книга вообще не разбирает теологическую сторону рождения. А вообще считалось, что если ребенок умрет некрещеным, у него не будет будущей судьбы, он навсегда застрянет в лимбо. Повитухи для этого случая были всегда обязаны иметь под рукой чистую воду и знать правильные слова крещения — это была часть их профессиональных обязанностей, манкирование которыми грозило, как минимум, потерей работы. В Handling Synne подтверждается, что некрещеный ребенок не может быть похоронен на церковной земле. Известны случаи, когда там не хоронили даже женщин, умерших в период беременности, если только у них не извлекали плод после смерти. Поэтому уже с начала тринадцатого века в практику вошли кесаревы сечения post mortum. Разумеется, в присутствии родных и друзей роженицы (присутствие мужчин было очень редким), за поведением повитухи наблюдало много глаз, так что профессия эта была не для слабонервных. Чего стоило решить, пора или нет делать кесарево?

Покровительницей рожениц считалась почему-то св. Маргарита. Очевидно, предполагалось, что быть проглоченной и выплюнутой драконом достаточно для того, чтобы посочувствовать роженицам.

Новорожденный ребенок крестился в течение 8 дней, но, скорее всего, быстрее, чтобы исключить возможность смерти до крещения. Присутствие матери на церемонии не ожидалось, потому что после родов женщинам тогда полагалось хорошенько вылежаться, потому что они были после родов "слабыми, больными и без телесных сил". Интересен обычай, что молодые матери появлялись на публике только после церемонии очищения. Корни его Лейзер нашла в Старом Завете (Leviticus 12: 1-5), хотя в средневековой Англии не делалось разницы в случае рождения мальчика или девочки: женщина проходила "очищение" приблизительно через месяц после родов.

Этот обычай зачастую заставляет закипать кровь любой феминистки, которые (и не только они) считают его подчеркиванием якобы особой грешности женщин. Историки и медики, тем не менее, осторожно указывают на то, что ритуал был направлен на ограждение только что родившей женщины от требования исполнения супружеского долга. Доказательством тому служат описания самого ритуала очищения, который был невероятно торжественен, и молодая мать была в центре внимания. Тут и множество свечей, и торжественный банкет, и даже музыка...

Разумеется, нельзя обойти стороной вопрос контроля рождаемости. Эту сторону средневековой жизни в Англии скрупулёзно исследовали Барбара Ханаволт и Ричард Хельмхольц. Они нашли много записей, датированных началом четырнадцатого века, когда взрыв рождаемости сделал необходимым хоть какой-то контроль над ней. Из записей об исповедях понятно, что женщины были прекрасно осведомлены и о том, какие травяные настойки могут предотвратить беременность, или привести к выкидышу.

Случалось и тогда, что время от времени находили трупы новорожденных, состояние которых указывало, что роды проходили без участия повитухи, и сам ребенок крещен не был. Это были преступления, которые расследовались соответственно, но были они крайне редки, поскольку в Англии на незаконных детях и их матерях не лежало такое явное клеймо, как это было на континенте. Например, в Англии не было монастырских орденов, полностью занимавшихся воспитанием сирот и подкидышей, как это было во Франции того времени. Существовали небольшие благотворительные организации для устройства нежеланных детей, и женщина, не желающая, чтобы о ее беременности стало известно, могла найти приют в монастырском госпитале, где могла и родить, и ребенка оставить. Надо заметить, что дебаты по поводу причин такого минимума убийств новорожденных и абортов на поздних сроках в средневековой Англии идут и по сей день. Там, где Ханаволт и Хельмхольц находят социальные причины, Биллер находит моральные (привитие христианской морали). Во всяком случае, из дел об уголовных процессах матерей-детоубийц можно сделать вывод, что убийцами они становились не от бедности и безысходности, поэтому суд относился к ним, как к сумасшедшим.

Средневековое воспитание

Глава шестая

Вдовство в средневековой Англии — вступление с отступлениями

Вдовы — эта довольно интересная для понимания средневекового отношения к женщинам часть населения. Для начала, их было очень много. Бывали в средневековой Англии времена, когда чуть ли не 10% всех хозяйств находились под их управлением. Вторая причина — разношерстность, если так можно выразиться, отношений, правил, противоречий по отношению к их статусу.

С одной стороны, библейское отношение к вдове подразумевало уважение и помощь. С другой стороны, уже Чосер изобразил в его Wife of Bath вдову, как существо сексуально озабоченное и ненасытное.

Во всяком случае, так эту часть Кентерберийских Историй традиционно понимают. С современной точки зрения, история выглядит несколько по-другому. Может, времена изменились, и то, что было призвано вызывать отвращение в Средние века, кажется вполне обыденным и даже логичным сегодня. Судите сами.

Это история о том, как королева Джиневра отправила одного из рыцарей в квест, чтобы он в течение года нашел для нее ответ на вопрос: чего женщина хочет больше всего? Этот квест был для рыцаря альтернативой казни, потому что он изнасиловал на поле женщину, то есть, совершил преступление, наказуемое кастрацией и смертью, вообще-то.

Король Артур велел его казнить, но королева оказалась более практичной. Рыцарь провел в скитаниях год, но все женщины, которых он расспрашивал, давали ему разные ответы. На пути ко двору короля и своей неизбежной, как ему уже казалось, казни, рыцарь встретил старую вдову из Бата, которая сказала ему, что она может помочь с правильным ответом, если он пообещает исполнить любое ее желание когда ей будет угодно. Рыцарь согласился, и принес королеве ответ, что больше всего женщина хочет господства над своим мужем.

Королева нашла ответ правильным, и рыцарь был прощен, но тут ко двору явилась вдова, его спасшая, и пожелала, чтобы он на ней женился. Рыцарь, разумеется, подчинился, он же дал слово, но вечером признался своей новобрачной, что чувствует себя несчастным, потому что она уродлива и низкого происхождения. Тогда женщина спросила, выбрал бы он себе в жены верную уродину, или ветреную красавицу? Рыцарь, немного посоображав, предпочел верную уродину, то есть ее. Обрадованная методом выражением рыцарского решения, женщина стала молодой и приятной, и они счастливо прожили с рыцарем всю жизнь.

Может быть, дело в прологе, который ведется от имени женщины Элисон, которая рассказывает во время пилгримажа своим спутникам истории своих пяти замужеств.

Первые трое мужей были старами и богатыми, и она ими легко управляла. Четвертого она изрядно помучила, потому что он, по ее мнению, отнял ее красоту и молодость. Пятого (и последнего) Элисон встретила в доме знакомых, когда ее четвертый муж был еще жив, и вышла за него через месяц после того, как предыдущий муж умер. Бурные отношения, целью которых были попытки молодого мужа (ему было 20, а ей 40) взять жену под контроль, плавно перешли в гармоничные отношения, когда он от своих попыток отказался.

И да, Элисон, не стесняясь, рассказывает, что заставляла своих мужей хорошенько попотеть в спальне: "As help me God, I laughe whan I thynke How pitously a-nyght I made hem swynke!". И она гордится тем, что всегда доминировала:

"Of tribulacion in mariage,

Of which I am expert in al myn age —

This is to seyn, myself have been the whippe"

Так или иначе, история эта четко отражает несколько моментов относительно средневекового вдовства: женщины не засиживались во вдовах, если сами этого не хотели; женщины знали толк в сексе, а вовсе не были безвольными автоматами для воспроизведения потомства; женщины нередко доминировали в отношениях и сексуальных, и экономических над своими мужьями.

Но это все, так сказать, предисловие к тому, как регулировали вдовство законы, и как оно "регулировалось" на практике.

Вдовство в средневековой Англии — законы

Текст законов XII века Glanvill говорит о том, что вдовство женщины должно быть предусмотрено уже в день свадьбы. Муж был обязан обеспечить свою жену ее "вдовьим наследством" — третьей частью своего состояния на день свадьбы. Обычно землей, которая ценности не теряла, но не только.

Вдова получала полные и неоспоримые права на свою долю, которые оставались за ней и в том случае, если она снова выходила замуж. Во всяком случае, закон XIII века (Брактон) говорит, что она имеет на это права. Считалось, что сам по себе брак — это, кроме прочего, и экономический союз тоже, в который жена вносит свой вклад работой. И, как я писала раньше, любая женщина что-то приносила из семьи в виде приданого, так что обмен был только справедлив.

Был один момент, по которому жена могла потерять право на свою вдовью часть имущества: доказанная ситуация, в которой брак, по сути, не вступил в силу. Но в таком случае, как правило, и приданое в руки мужа не переходило. Как правило, потому что наверняка случалось всякое, особенно, если речь шла об очень влиятельных персонах. В случае развода, жена получала свою "вдовью часть", если только развод не случился из-за ее измены. Хуже всего приходилось семьям тех, кто был казнен по обвинению в государственной измене. Там жене могли позволить, и обычно позволяли, оставить то имущество, которое она принесла в виде приданого, но имущество предателя полностью конфисковалось короной. Для справедливости стоит заметь, что во времена Средневековья наследники осужденного практически всегда потом получали свое назад. Завещать свою долю вдова могла кому угодно. Из оставшихся двух частей имущества, одна делились между детьми, а вторая использовалась "в пользу души усопшего", то есть, проще говоря, переходила в руки церкви.

Казалось бы, просто и ясно. Но законы, такие четкие сами по себе, никогда на практике не были простыми из-за всевозможных "в том случае, если", то есть дополнений. Более того, даже в том случае, если "вдовья доля" молодицы была совершенно однозначно оговорена при вступлении в брак, нигде не было запрета мужу делать что угодно с этой долей при его жизни. Он мог ее продать, у него могли ее отобрать, в конце концов, он мог ее проиграть. Далее, поскольку законы писались на официальной латыни, которую зачастую каждый трактовал по-своему, шли там и тут ожесточенные дебаты о том, как нужно понимать термин legitim: имущество мужа на день его свадьбы, или в день его смерти. Ну и частные договоры были между сторонами, которые загружали суды.

Даже если вдовья доля сохранялась, как положено, вдова должна была находиться в хороших отношениях с главным наследником, чтобы вступить во владение, если земля была свободна, или затребовать ее у арендатора, если занята (очевидно, переписать договор об аренде и пересмотреть условия аренды, как минимум). Потому что вступление во владение имуществом не происходило автоматически, оно происходило в суде. Наследник должен был либо официально признать права вдовы на ее долю, либо опротестовать его. В случае протеста, начиналось интересное. Женщина могла либо сама вызвать наследника на битву, либо найти свидетеля, который своими ушами слышал, как ей у дверей церкви была обещана ее доля, и был готов биться за нее. Такие битвы, разумеется, были огромной редкостью. Это согласно своду законов Glanvill.

Битвы судебные редкостью не были. Только за 1227 — 1230 гг королевскому суду пришлось разбирать около пятисот тяжб по наследству! Ведь было столько всяких "но": что, если у мужа права на подаренную жене землю были не совсем бесспорны? Умер ли муж действительно (если он пропал в битве)? А что, если он ушел в монастырь? Даже если женщина была уличена в неверности, и с ней был осуществлен развод, она могла на голубом глазу заявить на суде, что муж ее незадолго до смерти простил. Так оно, нередко, и было.

Тем не менее, несмотря на трудности, женщины, как правило, свои тяжбы выигрывали, иногда действуя через адвокатов, но зачастую представляя себя самостоятельно. Например, Элис, вдова Ральфа ФитцХью, отсудила свою долю у своего сына и еще одиннадцати мужчин, которые были кредиторами ее мужа! Реже женщины выигрывали, если им приходилось судиться с церковью.

Просто потому, что церковники лучше разбирались в законотворческих субтильностях и умели разыскать подходящие прецеденты в судебных решениях прошлых лет и веков.

Нужно заметить, что далеко не всегда вдовы были беззащитными женщинами с ущемляемыми правами, которые им приходилось отстаивать. Историк Ровена Арчер нашла случаи, когда некоторые женщины собирали настоящие состояния путем замужеств, как это сделала Изольда, дочь и наследница Уильяма Пентольфа: мало того, что дама унаследовала немало от отца, она ухитрилась пережить пятерых мужей за 1180 — 1223 гг, и наследовала свою часть за каждым из них. Мод де Бохун в 12-м веке выходила замуж восемь раз, но всю жизнь судилась с родственниками своего первого покойного мужа за свою вдовью долю. Надо сказать, что в день смерти первого супруга ей было 10 лет (графская семья и детский брак, который должен был осуществиться на деле через 4 года), то есть де-факто женой она ему не стала, но де-юро всё было честь по чести. Для Мод многодесятилетняя тяжба была, возможно, своего рода развлечением, но ее противников она чуть не разорила. А Маргарет из Бротерстона просто прожила слишком долго, пережив двоих мужей, четверых детей и одного внука. Со вторым внуком, единственным оставшимся в живых наследником, она умерла в один год, в 1399-м.