Утром они поднялись затемно и почти не разговаривали. Алрина сготовила завтрак, пока Кларед складывал сумки и седлал коня. Вскоре подошло время прощаться. С минуту они стояли и смотрели друг на друга. Молча. Но глаза их вопили о боли, о какой и не выкрикнешь вслух. Если вовремя её не унять, то такая боль скоро сводит с ума и убивает.
Два шага навстречу друг другу. Воинское рукопожатие братьев по оружию, такое крепкое, что чуть не хрустнули кости. И через три шага Кларед уже у двери. Вид его ровной спины чуть не убил Аину. Не отдавая себе отчёта, она взвыла:
— Айланн!
Кларед вздрогнул всем телом, будто вынули душу — удар сердца — обернулся, а в глазах осколки разлетевшегося вдребезги мира — удар сердца — и оказался рядом с ней. Он так прижал её к себе обеими руками в перехлест, что Алрина не то, что дохнуть не могла, даже если бы помнила, что это такое и зачем нужно, но чувствовала, что кости вот-вот треснут. О, если бы он убил её сейчас, каким неземным блаженством было бы принять смерть от этих рук!
— Я ухожу, но моё сердце остаётся в твоей груди, — прохрипел Кларед, обжигая её лицо своим дыханьем. — Смерть не может получить то, чего у меня нет, — на его лице полыхнула солнцем безумная усмешка.
— А моё, хоть и в твоей груди, ей не принадлежит! — выпалила Алрина, прежде чем Кларед впился в её губы помрачающим разум поцелуем.
В последний раз окунулись они в ураган пламени, ревущего с такой силой, что если вовремя её не унять, то она сводит с ума и убивает. Минуту спустя Кларед скрылся за дверью так стремительно, будто спасался от самого себя.
Наречённый вскочил на коня и пустился прочь из города, толком не видя перед собою дороги. Хорошо, что прохожих в этот ранний час ещё почти не было, а колокол пробил к открытию ворот как раз, когда он подъехал — сил останавливаться и ждать у воина не было. Жгучая боль в груди гнала его вперёд и он пустил коня быстрой рысью по Княжескому Тракту.
Перед его глазами стояло изломанное мукой лицо любимой. И это после такого безумного счастья: быть с ней, доставлять ей наслаждение, говорить, как с самым лучшим другом за всю жизнь, и видеть ответную любовь в этих синих глазах... Как же верно, что Воину Смерти нельзя связывать себя ни с одной женщиной! Такое трудно пережить втройне — не из-за той боли, что испытываешь сам, а из-за той, что причиняешь бесконечно дорогому человеку. Вся жизнь Клареда — потери и смерть. Эта любовь — как насмешка, жестокая издёвка. Почему так болит сердце?.. Оно не может болеть, у него больше нет сердца. Только долг. Долг, который он должен выполнить, и другой, который никогда не сможет оплатить — перед Нею.
Кларед обнаружил, что началась метель и злые крохотные льдинки впиваются в лицо. Он пришпорил коня, чтоб тот мчал его ещё быстрее. Пусть хлещут сильнее, он заслужил и во сто крат худшее. А конь... перетерпит! Вон, впереди в тучах просвет, который принесёт ему облегчение. Самому же Наречённому отныне облегчения не видать, и поделом.
Какое бесчестье хуже? То, что, он едва нашёл в себе силы уйти или то, что он всадил нож в сердце любимой? А какая разница? Бесчестье есть бесчестье. "Самая большая честь не покрывает и малейшего бесчестья", — так гласил один из канонов Кодекса, и гласил он непреложную Истину. Но предыдущий канон также гласил: "Честь добавляется к чести, бесчестье умножает бесчестье". И свой самый главный долг — перед предками и перед миром — он выполнит!
Нещадно погоняя коня, Кларед летел от большего бесчестья к меньшему. Удирая от себя, он спешил к своему долгу. Хотя бы его он обязан оплатить, а потом... Смерть! Смерть станет его женой и отрадой, и избавлением. И прощением, и платой.
Ах, если бы он знал, что всё не так просто!
Глава 29.
Клед: Обручение со Смертью
Кларед приказал себе снова забыть своё настоящее имя. Теперь оно осталось в прошлом и было связано только с его любовью. Ему же предстояло снова стать безродным приёмышем Ордена по прозванию Клед Корсун.
После первоначальной ярости на него навалилась апатия. Он едва не загнал коня по пути в Астен и там дал ему отдохнуть, а сам напился до беспамятства. Судьба снова свела его с рыжим недоумком, о котором он и думать забыл. А тот, польстившись на его невменяемое состояние, провернул прежний номер с дружками, подкараулив Наречённого, когда тот вышел отлить. На этот раз не ушёл никто. Хотя Клед даже не помнил, как их убивал. Какая теперь разница, если больше не для кого себя хранить? Но городовой, призванный хозяином гостиницы, на дворе которой и произошла бойня, видя вновь заплетённую по-воински косу, без лишних придирок принял объяснение заплетающимся языком: "Они на меня напали. Второй раз".
Дальнейший путь Клед помнил плохо. Отметил только, что где-то в Нивзене у него кончились деньги, которые он взял на дорогу — остальное оставил Алрине. Учитывая, что он однозначно не рассчитывал так набираться, этого следовало ожидать.
Пришлось на денёк задержаться, благо судьба к нему благоволила и свела в той же таверне, где обнаружилась нехватка наличности, с сухоньким мужичком, который подсел к нему и попросил за вознаграждение проучить надругавшегося над его дочерью местного начальника стражи. Мелкий торговец, не вышедший статью, специально поджидал там приезжих, потому что местные Воины Смерти не хотели ссориться с городскими блюстителями порядка.
Кледу же в данный момент было всё равно, и он с наслаждением расквасил бугаю лицо, сломал пару рёбер и руку. Если честно, чуть не порешил подлеца повторными ударами в голову, но в какой-то момент словно услышал крик Алрины, как тогда, в деревне... Надо же, раньше он и не помнил, что это она его остановила.
Данное происшествие немного отрезвило парня. Он решил, что не стоит вести себя так, что пришлось бы стыдиться перед любимой, если бы она об этом узнала. И остаток пути проделал тихо, ночуя в общей зале и не злоупотребляя крепкими напитками. Тем более, что они всё равно лишь чуток притупляли сердечную боль.
А вот убийства в Астене, между прочим, подействовали сильнее, заставив душу слегка занеметь. И это пугало. Впрочем другого пути перед ним всё равно не было. Так что оставалось идти по нему до конца, только не уподобляясь одичавшему хищнику.
Чтобы взять себя в руки и утихомирить вновь разбушевавшуюся ярость, Клед всю дорогу от Нивзена до Новина истово читал про себя причащение и не особо разглядывал окрестности. Утешение от него было, конечно, сродни упокоению в могиле, но какая теперь разница? Всё равно он теперь, можно сказать, не живой. Так что в Обитель Новина Наречённый прибыл в весьма подобающем настроении: "Всё живое прахом станет".
Главный центр Ордена Смерти поражал своими размерами. Он представлял из себя целый пригород Новина — разумеется, обнесённый стенами. Но внутри находилось множество построек, сгруппированных в отдельные дворы, соединённые где-то настоящими мощёными улицами, а где-то обсаженными тессой аллеями. Здесь был даже собственный порт, пахло морем и вместо вездесущих ворон кричали шаквы — серые водоплавающие птицы покрупнее.
Наречённые Смерти, стекавшиеся на Посвящение, жили в отдельном трехэтажном доме. Перед ним была площадка для тренировок, а на другой её стороне, в окружении деревьев располагался двухэтажный флигель для старших чинов, регулярно проходивших Арку, каждый — со своей периодичностью.
Кледа поселили четвёртым в комнату с уже прибывшими ребятами из Мохавена, а из старших в этом году за испытаниями надзирал Ларис. Парень обрадовался относительно дружественному лицу, но ответной теплоты не встретил: судя по пустым глазам, Кинжал как раз недавно прошёл очередное приобщение. В первый миг после подобной встречи захотелось бежать от Посвящения, но отступать было поздно, да и некуда. Зато после ему станет на всё наплевать и, может быть, наконец утихнет это мучительное жжение в груди...
Кинжал отвёл Кледа в огромный молельный двор, заодно показав его расположение, и вписал воспитанника в таблицу прохождения посвящений, которая велась мелом на большой доске, стоявшей на собственных опорах и снабжённой навесом от дождя. По ней выходило, что парню придётся ждать своей очереди ещё три дня.
Двор представлял собой ступенчатый амфитеатр наподобие опрокинутой пирамиды. Он окружал не башню, как в Мохавене, а огромную арку из блестящего тёмного камня, тоже как будто складывавшуюся ступенями внутрь, так что потолки наружных слоёв нависали козырьком над внутренними, а стены образовывали сужающийся коридор. Вблизи оказалось, что слои через один то совсем чёрные, то более прозрачные, как купол Башни в родной Обители.
Арка Смерти производила подавляющее впечатление, и не только визуально. Она словно выпивала из пространства все цвета, запахи и звуки. Рядом даже уши заложило, словно тишина вокруг имела осязаемую плотность. Из прохода, в который даже смотреть не хотелось, веяло замогильным холодом.
На одной из "ступеней" двора расположилась группа Наречённых из другой Обители во главе с Кинжалом. Они напряжённо смотрели на Арку — видимо, там сейчас был их товарищ. У Кледа любопытство смешивалось с желанием убраться подальше. Ларис, словно прочёвший его мысли, безжизненным голосом сообщил, что завтра утром посвящение проходит Лест. Мол, неплохо бы прийти поддержать его, но необязательно. Клед подумал, что не отказался бы от присутствия кого-то из знакомых перед входом в сооружение, из которого можно и не выйти, и решил, что придёт.
Потом Ларис отвёл его в столовую и наказал вечером быть на молельном дворе, а остальным временем можно было располагать по собственному усмотрению. После обеда Лест — тот самый паренёк, что когда-то просил обучить его премудростям обращения с женщинами — позвал ребят на берег. Другие двое отказались, заявив, что там скучно, и они лучше потренируются, а Клед с радостью согласился — он ещё никогда не видел моря.
Уходящая вдаль до горизонта стихия поразила его воображение. Море было похоже на огромного зверя со множеством лап, который беспокойно ворочался среди скалистых берегов. Лест отвёл его не в порт, а на скалы повыше, откуда можно было насладиться видом. Солёный воздух с какой-то непонятной примесью и вид кораблей в городской гавани на другой стороне залива возбуждали любопытство: интересно, каково это — плыть по пенящимся волнам в небольшой скорлупке куда-то так далеко, что и берегов не видно...
Здесь, на юге, было значительно теплее и весна уже вступала в свои права: на скалах зацвели какие-то мелкие цветочки, зеленела трава, и это только добавляло смятения в чувства. Хотя после убийств в Астене они и покрылись туманным налётом, словно окна в горнице души закоптило гарью, но сейчас хотелось их испытывать, любые — даже сидевшую занозой в сердце боль по Алрине. Возможно потому что где-то на задворках сознания сидела убеждённость, что это в последний раз...
Клед заинтересовался монастырским причалом, и Лест провёл его туда. У пристани стояла пара баркасов, пахнущих рыбой. Наречённые подошли к самому краю — новоприбывшему было интересно потрогать воду. Он лёг на доски и тянулся рукой вниз, но никак не мог достать, а потом вдруг набежала крупная волна и окатила обоих брызгами, разбившись о подпорки. Клед несколько раз лизнул мокрые пальцы, но так и не понял, что за привкус, кроме соли, ощущает. Лест сказал, что это водоросли выделяют какое-то полезное вещество. Вроде бы от него быстрее заживают раны.
Вода была холодной, брызги освежали, а сам всплеск как-то радостно будоражил. Кледу хотелось ещё, но пристань стояла под защитой мола, насыпанного чуть южнее из огромных валунов. Лест сказал, что по-настоящему большие волны только за ним. Парни сходили на мол и вдоволь нарезвились, уворачиваясь от самых массивных накатов стихии, которые, разбиваясь о камни, стремились окатить их солёной водой.
Нагулялись вдоволь, так что после по-монастырски сытного ужина стало неумолимо клонить в сон. Однако вечернее причащение пропускать было нельзя.
Клед поразился тому, сколько людей оказалось в Обители, когда все они собрались на огромном дворе, заполнив его почти доверху. Зато при таком количестве народа Арка Смерти уже не так сильно давила на ощущения. Правда, и вся радость, полученная возле моря ушла, словно впиталась в чёрный камень. А может, это текст причащения, читаемый такой огромной толпой, заставил особенно остро вспомнить о смерти и о том, что всякая радость конечна.
Так что, когда голова наконец добралась до подушки, обо сне уже не думалось, как о желанном удовольствии, а скорее, как о временном забытьи, которое позволит какое-то время не думать о смерти настоящей, ждущей прямо там, в центре молельного двора...
* * *
На другой день после утреннего причащения Клед увидел Меча Смерти. Тот вышел на площадку внизу и спросил, бросит ли ему кто-то вызов сегодня. Такова была традиция — после прохождения Арки любой мог вызвать главу Ордена на поединок, и в случае победы занял бы его место.
Мужчина был в возрасте, но очень подтянут и двигался, словно хищный зверь. Хлыст Смерти — тонкая косичка, торчащая из наползающей со спины через голову на лицо жуткой татуировки аспида, выплясывала интересные пируэты при разворотах. Наверняка, в неё было вплетено грузило, которым Меч виртуозно владел. Разглядеть его подробней издалека, с тех мест, где сидели ребята из Мохавена, не представлялось возможным, но ощущение смертельной опасности считывалось совершенно отчётливо.
Вызова не последовало, и все разошлись на завтрак. По окончании Мохавенские ребята, которых вчера вечером стало на одного больше, вернулись в молельный двор, чтобы поддержать Леста. Они пожелали ему успеха и остались сидеть на ступенях, к Арке испытуемого подвёл один Ларис. Он сказал какие-то напутственные слова, и Наречённый, не отличавшийся ни богатырским сложением, ни особо агрессивным нравом, медленно, словно преодолевая сопротивление, зашёл под огромный свод. Как только он скрылся в проёме, Ларис отошёл и жестом позвал ребят пересесть на другую сторону, откуда Лест должен был появиться.
Непонятно было, куда девался испытуемый, потому что казалось, внутренняя арка не длиннее двух шагов. И всё же им пришлось ждать почти час, пока он появился. Точнее выпал из проёма ничком. Ларис поспешил к воспитаннику, пощупал пульс и покачал головой. Потом подозвал ребят, чтобы унести тело Леста.
Кледа шокировал такой исход. Только вчера они с этим парнем смеялись, убегая от брызг, а теперь он несёт его бездыханное тело... Куда? Он даже не обратил внимания на дорогу, пока не пришлось подниматься вверх по каменистой тропе. Та привела их на скальный уступ где-то на дальнем краю монастыря — с этой стороны даже стены не было, так как территория упиралась в горные отроги.
Там стояло небольшое каменное строение с высокой трубой и смутно пахло чем-то горелым, хотя и чувствовалось, что это лишь остатки вони, развеянной ветром. Внутри запах усилился, став тошнотворным, и Клед узнал его, с содроганием вспомнив падение Кастердома. Да и трупы странных существ у границы, передаваемые огню, мало чем отличались. Это был крематорий.
