Зубастые пасти впились в горло жертвы слева и справа. Аня сделала пару шагов, и вдруг царапину на груди обожгло огнём. И тут же материализовалась боевая форма. Кровь императрицы вернула силы в этом времени. Она уже хотела метнуть в пирующего монстра энергетический шар, но в мозгу звякнуло: "Не делом, но словом".
— Стой! — зачем-то обратилась Аня к чудовищу.
И оно замерло.
Из ужасающих ран на шее Натали били багряные фонтаны. Жаклин бросилась на помощь, но Тина схватила её за локоть.
— Умри! — гаркнула Аня, не совсем понимая зачем. Монстр закрыл глаза и упал.
Но к ним стремительными прыжками подступали другие.
— Стойте! — властно велела Аня. И выродки застыли. Один — очень близко к ним. Она не могла постичь, почему твари слушаются — но нельзя было терять шанс. — Убейте того, кто вас послал, — распорядилась она. Монстры воззрились на неё. Они не двигались.
— Убейте! — исступленно орала Аня. — Слышите меня! Сейчас же! Я приказываю! Убейте того, кто вас послал! Вы все! Сейчас же!
Однако аномальное послушание уже развеялось. Уроды снова лавиной попёрли на них. Наверное, чудеса вышли. Аня с трудом увернулась от гада, кинувшегося к ней, и покатилась по гладкому льду. Чудовище ринулось следом скачками и занесло когтистую лапу.
— Нет! — крикнула Аня, и мутант, зависший кошмарной глыбой, тупо оцепенел.
Они всё ещё слушают?! Какого чёрта?
Монстр таращился на неё. Аня оттолкнулась ногами от заиндевевшей лужи и выбралась из-под демона. Твари не тронули Жаклин, Тину и умирающую Натали. Все они тянулись к ней — ползком, бегом, рывками... Тысячи существ. Будто Аня — центр муравейника. Матка...
— Стойте! — опять попробовала она. И войско замерло.
"Никто не видел врага. Мы ничего о нём не знаем".
Нет, это слишком даже после всего, здесь случившегося...
Аня посмотрела ближайшему демону в глаза. Искалеченное лицо, гниющая плоть. Он повиновался ей.
— Вас послала... я? — тихо спросила Аня. Чудище кивнуло. — Зачем? — прерывистым шёпотом добавила принцесса Авелилона.
Уродец повёл головой. Интеллектом эти твари явно не обладали.
На секунду неистовое желание заставить армию монстров добраться до императрицы и разорвать её на куски затопило всё. И тут откуда-то сверху разнёсся знакомый голос. Её. Их голос.
— Тебе рано понять это. Мы живём, чтобы бороться. — Слова грохотали всюду — надо льдом и пепелищем. — Наш удел — вечная борьба. В ней мы черпаем силу. Так она растёт. Мы боремся, дабы когда-нибудь иметь власть победить. Ради одного боя мы обращаем в битву всё наше существование. Этих монстров сотворила не я, а судьба. И имя ей Розалина. Я — лишь орудие. Мы должны были пройти и через этот бой. И прошли. Я создала их, а ты — велишь им умереть. И тогда монстры пропадут, а мы станем готовиться к новому, иному бою. Придёт время, и ты поймёшь... Цель нашего бытия — постоянная борьба. Таковы правила. Мы следуем своему предназначению, как бы это ни казалось тяжело. Потому что мы — воины. Мы следуем долгу. И всё будет как дСлжно. Ты ничего не сможешь изменить. Ты ничего не имеешь права менять. Кому-то суждено погибнуть ради великой цели. И даже миллионные жертвы ничтожны ради неё. Так нужно. Со временем ты поймёшь...
— Умрите, — проскулила Аня, чувствуя опустошение и дикую усталость. — Умрите вы, все...
Впереди — насколько хватало глаз — на выжженной и замороженной частях монстры падали и застывали. Аня вздрогнула, когда в её руке возник хрустальный бокал на длинной ножке.
— Выпей, чтобы забыть! — прокатилось с небес, и всё заволокла пелена. — До поры... Настанет час, и ты всё поймешь...
...Вот она стоит около праздничного стола в банкетном амфитеатре замка Ханны. Боевой сарафан обернулся вечерним платьем. У самых губ — ёмкость, полная забвения. Её поверхность горячая. Всего один глоток, чтобы выпустить из памяти мрак кошмарной судьбы. Не знать. Только бы не знать. Если она будет это знать — сойдёт с ума. Безысходность. Вакуум. Бессмыслица. Помнить слишком страшно.
Это ещё хуже мыслей об Аде. Это вечный Ад уже сейчас.
Страшнее укоров в трусости. Лучше трусость, чем подобное служение долгу. Но ведь именно трусость к нему привела.
Императрица Анна без раздумий умылась бы серной кислотой, так же легко, как приказала демонам уничтожить население своей державы. Они убили даже императора! Господи Боже мой, она позволит им убить Нику...
Аня слаба. Безвольна. Потому она и покорится. Потому станет такой. Потому сотворит весь этот ужас по велению Розалины. Слабая, чтобы противостоять, она станет смертоносным орудием...
Всё внутри кричало — хлебни. Освободись. Живи, живи дальше! Целых пять сотен лет! Может, всё сложится иначе. Всего один-единственный глоток...
Аня выхватила взглядом Жаклин — жрица с бескровным лицом застыла на ступенях амфитеатра с бокалом у рта. Они всё изменят. Обязаны! Увидеть, запомнить.
И изменить.
Для этого следует оставить это знание. А изменить получится.
Ни за что и никогда Аня не станет такой. Что бы ни пришлось перенести.
Ведь Жаклин здесь. Значит, всё уже не так!
Аня разжала пальцы. Бокал со звоном ударился о каменный пол. Тина и Жаклин опустили свои. Хрустальными осколками у ног лежало разбитое уродливое будущее. Не бывать ему. Не бывать, никогда. Этот мрак нужно не понять. Его нужно предотвратить — любой ценой...
* * *
Глава XXVI: Семейные драмы
* * *
В жизни Ани появилась чёткая цель. Всеми силами, ни за что не стать такой, как императрица Анна в том ужасающем грядущем. Она думала об этом постоянно. А ночами мир, о котором принцесса Авелилона не пожелала забыть, приходил кошмарами во снах. Разумеется, более прочих эта история повлияла на троицу, побывавшую в будущем. Остальные, слышавшие только рассказ, прониклись не так.
В тот памятный вечер, когда путешественницы во времени окончили свой странный вояж, воины обсуждали случившееся первый и последний раз. После и с Тиной они эту тему по какой-то негласной договорённости не поднимали. Аня была признательна. Пусть и через пять сотен лет, но всё-таки именно она превратилась в чудовище — и внешне, и внутренне. Именно она приказала монстрам уничтожить едва ли не всё уцелевшее население планеты... И даже своего супруга.
Аня чувствовала жалящую вину. Как могла она покориться Розалине? Неужели радужный демон её победит? Нет, никогда!
Увиденное изменило принцессу Авелилона. Она и сама не постигала насколько.
— Вовсе рехнулась! — констатировала Ханна, наблюдая, как из кольца Мелочей в стеклянную супницу льётся тяжёлая маслянистая жидкость.
Ханна станет единственным свидетелем. Без неё никак не обойтись.
Но принцесса взяла с друидессы клятву хранить всё в тайне.
Посудина наполнилась почти до краёв. Аня опустила руку и вгляделась в прозрачную поверхность. Страха не было. Истинно не было.
— Сия идея не особо... — начала Ханна, только будущая предводительница Лунных воинов её уже не слушала. Упёрлась костяшками в дубовый стол и быстро окунулась в ёмкость.
Боль — тоже понятие относительное. Вытесняет самоё себя.
Кислый медный привкус и жгучий раздирающий ад затопили реальность. Больше не было ничего. Ничего не видели глаза, выжженные кислотой. Но где-то краем сознания Аня ощутила, что Ханна намеревается исполнить свою часть задачи, — и вскинула вперёд, в пульсирующую темноту, правую ладонь, останавливая друидессу. Говорить не получилось: не было больше губ, да и голосовые связки сгорели.
Рано.
Ещё несколько минут. Пока в мутящихся мыслях из слепой черноты сияют яростно и жестоко волчьи зрачки императрицы Анны. Боль зашкаливает так, что даже отступает. Никогда, она не будет такой никогда. В этой красноречивой, пылающей и гулкой тьме они прощаются с чудовищем навеки. Аня смыла с себя тавро уготованного вместе с кожей. Кислотой вытравила императрицу Анну в небытие.
И она не даст ей вернуться. Не даст ей быть.
Если бы у Ани осталось лицо, она бы улыбнулась...
Белое облегчение окутывает действительность, из мрака вырисовывается Ханна, опускающая руку с кольцом.
— Спасибо, — произносит принцесса Авелилона вновь обретёнными губами, — теперь всё хорошо.
— "Хорошо", — передразнила бледная как мел Ханна хриплым, дрожащим голосом, — славно, ежели тебе хорошо. Я сие отныне стану в кошмарах еженощно зреть. Вовсе рехнулась...
То было почти три недели назад. Сейчас дома Аня следила взглядом за Тиной, подозревая у той похожие проблемы. Неприятие, отравляющее жизнь каждый день и каждую секунду. Не то чтобы Тина что-то озвучила, но её будущая мать улавливала косвенные признаки.
Нервический поворот головы, мимолётное выражение глаз. Удручённую молчаливость.
Перед ними на полу гостиной маленькая Соня возводила баррикады из подушек и прятала там массу плюшевых животных, натасканных до того из детской на пару с недавно удалившимся домой соседским мальчонкой. После ухода Рустика она украдкой колдовала, практикуя свои новые способности.
Эрру некоторое время назад логично предположил, что его ребёнок должен владеть тем, чем и родитель, и взялся учить дочурку из грядущего перестраивать структуру вещей силой мысли. В чём добился немалых результатов. Оказалось, Сонечка обладает "встроенным кольцом Мелочей" — по крайней мере всё, что позволяла делать эта диковинка, доступно малышке и без того. Это вызвало в ней бурный восторг, и пришлось умерять пыл юной проказницы, доходчиво втолковывая, когда применение магии абсолютно неуместно.
С переменным успехом.
А так как Соня всё ещё понятия не имела о том, что не является чадом Александра и Анжелы Сухановых, свои наследственные качества она оценила как умопомрачительную гениальность и хвасталась старшим воинам направо и налево, всерьёз намереваясь разбудить чью-то зависть. А для острастки измывалась над Сайфаксом, доводя ифрита до лихорадочного чада.
Сейчас, усиленно таясь под столом или за диваном, она модифицировала свои игрушки или, бросив беглый взгляд на лестницу и дверь в кухню, заставляла откинутые далеко предметы самостоятельно подлетать прямо в руки. Оставалось надеяться, что Соня достаточно большая, чтобы не шалить так при обыкновенных смертных...
Тина наблюдала за своим нерождённым ребёнком с пустым, потерянным лицом. Аня готова была поспорить: перед глазами у той совершенно иные картины. Уже начался сентябрь, между ними и открывшейся тайной страшного грядущего пролегли два месяца. Но в последние дни к Тине вернулись неотвязные мысли об увиденном ужасе. Для неё это не переломный момент, не катализатор. У неё не возникло цели. Она не властна всё изменить. Для неё тот мир — тень грядущего, в которое суждено трансформироваться окружающей реальности. И ничего не попишешь.
Тина шла к осознанию медленно. Складывалось впечатление, что она и вовсе легко отделалась. А может, просто Аня была занята своими внутренними конфликтами и не так обращала внимание на мелочи. Летом будущая дочь лишь выказала опасение, не повлияют ли на её существование их корректировки, и первые дни Аня нередко замечала её в коридоре у зеркала. Но ничего не проявлялось, и, казалось, Тина успокоилась.
С приходом же учебного года, когда принцесса Авелилона наконец вдохнула полной грудью и осмотрелась по сторонам, подруга стала раздражительной и часто теперь впадала в оцепенение сродни сегодняшнему.
Если бы Аня могла объяснить.
Не нужно переживать. Бояться.
Она никогда не будет такой, как императрица Анна. Она ни за что не допустит подобного.
Вот только как это растолкуешь?..
— Соня! Двенадцать ночи! — зазвенел в гостиной старческий голос Красоты. — Пошли чистить зубки!
— Неть! — протестовала сестрёнка. — Лизавета, я узе взослая! Я не хацу пать!
— Больше Рустам не придёт к нам в гости вечером! — угрожающе пообещала домработница. — Так, а откуда это? И это?.. Софья, ты опять за своё?! Марш наверх! — И она принялась разгребать баррикады и растворять колдовски добытые игрушки под громогласные возмущения ребёнка.
Аня встала и двинулась в комнату Тины. Временно она обитает там: вот уже почти месяц мама делает в покоях старшей дочери ремонт. Затишье с заказами на работе часто подталкивало Анжелу к преобразованиям в родных пенатах. Наверное, следовало предупредить маму, что это всё, в общем-то, лишнее: Аня планировала очень скоро уйти из-под родительского крова. Но повода затеять непростой разговор всё не находилось.
Она сообщит в первую очередь Нике, в день своего рождения. Потом маме.
Ещё недавно это казалось такой проблемой...
Право, Аня закатает возлюбленного в асфальт на центральной площади города, если услышит о нежелании брать изумруды у жриц Храма Луны. Довольно. Жить с родителями она не может. Здесь слишком сложно делать вид, что ты — прежняя легкомысленная девчонка, ребёнок, развлекающийся своими надуманными приключениями. Вести себя так, чтобы мама не заметила, как сильно она изменилась.
— Спишь?
Шёпот развеял лёгкую рябь дремоты. Аня заморгала — силуэт Тины чернел на фоне освещённой двери. Она прикрыла створку и в полумраке, лишь чуть разреженном едва теплящимся на фитильке ароматической лампы Суффиксом, скинула влажное полотенце и облачилась в пижамный костюм.
— Ань, мне нужно с тобой поговорить. — Тина опустилась на край дивана и подтянула колени к подбородку, уставив неподвижный взгляд в сад за стеклом. Эта часть дома была полуподвальная, и высокое окно размещалось снаружи почти над землёй. Проносящиеся за забором фары машин выхватывали фрагменты ночного ландшафта, разгоняя по углам зловещие тени. Начинался дождь. — Моя... моя подруга попала в беду, и я не знаю, как ей помочь, — объявила она.
— Какая подруга? — Аня села на постели.
— Моя Марианна. Наверное, не считая воинов, она — самый близкий мне человек, — сказала будущая дочь. И умолкла.
Аня набралась терпения. Это был более чем неожиданный предмет для беседы. На несколько долгих мгновений между первыми словами Тининой фразы и её окончанием Аня успела решить: та отважилась заговорить о ждущем через пять сотен лет. И Ане со всей возможной убедительностью придётся доказать другому то, что и самой себе втолковать было куда как непросто.
А она о школьной подружке...
— Марианна... из довольно странной семьи, — пробормотала Тина через силу. Она откинулась назад и легла, вперив в пространство немигающий взор. — Обеспеченной и очень странной. — Аня попыталась сосредоточиться. Но в её облегчении угадывалась нотка досады, и это мешало восприятию. Вместо столь сложного и важного Тина толкует о сущих пустяках... — Там... блюдут традиции, — запнулась она. — Потому ещё совсем ребёнком Марианна была номинально обручена. Как в старину. С детства она привязалась к своему наречённому. Он молодой, красивый, богатый... У них должно всё сложиться прекрасно. И Марианна думала, что любит его — с ранних лет. Сейчас ей пятнадцать. И полтора года назад она повстречала другого.
Тина снова умолкла, не отрываясь от теней на потолке. Аня вскинула одну бровь и ждала продолжения.
