* * *
Ближе к полудню небо над Аделью потемнело — резко и внезапно, словно наступили сумерки. Над городом нависли темно-фиолетовые тучи. Дневной свет казался тусклым, даже воздух уплотнился и стал менее прозрачным, чем обычно. Браэнн чувствовал, что ему тяжело дышать, как будто бы этот холодный, неподвижный воздух не желал проходить в легкие.
— А я начал было надеяться, что в этом году снега уже не будет, — сказал рыжий Варек, недовольно щурясь на темнеющее небо. — И, конечно, если в конце марта должна быть еще одна метель — то именно тогда, когда нам еще три часа торчать на улице. Помните прошлый раз?.. У меня вся кольчуга была в снежной корке в палец толщиной. Вечно одно и то же! Хоть дожди, хоть снег, хоть ветер — непременно в нашу смену.
— Заглохни, Варек, — хмуро усмехнувшись, посоветовал дозорный из другой десятки. — Вам везет не больше и не меньше, чем всем остальным дозорам. Просто, пока ты сидишь у себя дома или в караулке, попиваешь пиво и почесываешь задницу, тебе плевать, какая за окном погода. А как только вам приходится идти в патруль, ты сразу начинаешь ныть.
Такие перепалки возникали всякий раз, когда в городе повышали меры безопасности, и на улицы выставляли сдвоенные патрули. Но Браэнну казалось, что на этот раз ребята пререкаются натянуто и без особенного увлечения — как будто бы они не столько спорили, сколько пытались сделать вид, что этот день ничем не отличается от любого другого. Ниру понял, что все остальные тоже чувствуют необъяснимую тревогу и тоскливое предчувствие чего-то нехорошего. А ведь у них — в отличие от Браэнна — никаких оснований для дурных предчувствий не было...
Браэнн сунул руку в карман, как будто бы надеялся, что лежащий там бумажный сверток и странный приказ мессера Ирема ему просто приснились, и карман окажется пустым. Но сверток, разумеется, лежал на своем месте.
Браэнн получил его утром, перед тем, как заступить в дозор. Вощенная бумага, перевязанная тоненькой бечевкой, выглядела совершенно безобидно, но зерен люцера, находившихся внутри, хватило бы, чтобы немедленно отправить человека в Адельстан. И тем не менее, этот люцер ему и другим капитанам стражи выдали от имени мессера Ирема вместе с распоряжением — в случае беспричинной паники среди солдат использовать его для поднятия боевого духа. Употребление люцера командирами отрядов объявлялось нежелательным, но допустимым — в случае, если иначе капитан не сможет выполнять свои обязанности. Когда потрясенный Браэнн попытался выяснить, что может вызвать панику, которая потребует таких беспрецедентных мер, орденский рыцарь, сообщивший им приказ мессера Ирема, холодно посмотрел на капитана, и, явно копируя манеры коадъютора, отрывисто сказал — "Все что угодно. Может, магия... а может быть, и яд, вроде того, который был использован при нападении на принца и его охрану. Мессер Ирем полагается на вашу рассудительность. Он полагает, что вы сами разберетесь, когда и как воспользоваться этим средством".
Ирем, разрешающий, да что там, напрямую предлагающий употреблять люцер на службе — это было светопреставление. Ничем хорошим это кончиться определённо не могло.
Браэнн встревоженно поглядывал на тучи, появившиеся будто бы по волшебству, и спрашивал себя, откуда они, собственно, взялись, если и ночью, и сегодня утром ветра почти не было?.. И этот неподвижный, душный воздух... Летом можно было бы решить, что собирается гроза, но какие могут быть грозы в конце марта?
Смущавшее Браэнна затишье кончилось так же внезапно, как и началось. В лицо ударил неизвестно откуда налетевший ветер, и почти одновременно с неба хлынул дождь, а вслед за ним и град. Дозорные, отчаянно ругаясь, бросились искать какое-то укрытие. Вскоре все они уже прижимались к мокрым стенам, там, где скаты крыш могли хотя бы отчасти прикрыть людей от снега и дождя. Но толку было чуть — ветер усиливался с каждой минутой, и при каждом порыве на Браэнна Ниру и его дозорных налетали смерчи дождевой воды.
Не только его штаны и плащ, но даже вся одежда под кольчугой быстро вымокла насквозь и липла к телу, словно ледяной компресс, а в сапогах противно хлюпала вода, но Браэнн прилагал все силы, чтобы сохранить невозмутимый вид, не ежиться от холода и не участвовать в яростной ругани по поводу "этого Хеггова дождя", разом сплотившей два вечно враждующих между собой дозора. Ниру понимал — стоит дозорным ощутить, что капитан замерз не меньше их, они увидят в этом повод обсудить, есть ли какой-то смысл патрулировать улицу в подобную погоду и не лучше ли вернуться в караулку. Поэтому Браэнн игнорировал те полные надежды взгляды, которые на него исподтишка бросали подчиненные, смотрел прямо перед собой и старался дышать размеренно и глубоко, чтобы расслабиться и не дрожать от холода.
Услышав стук копыт, Браэнн сначала не поверил собственным ушам. Трудно было представить, чтобы кто-то выбрался на улицу в такую непогоду. Материализовавшийся из-за стены дождя всадник был похож на мокрую, нахохленную птицу. Сбившийся на сторону орденский плащ казался просто мокрой тряпкой, зато вороная шкура лошади блестела, как обсидиан. Поравнявшись с Браэнном, гвардеец резко осадил коня.
— Капитан. Хорошо, что вы на месте, — сказал он с таким явным облегчением, что Браэнн сразу понял, что второй патруль, дежуривший сегодня в Нижнем городе, предпочел бросить пост и отсидеться в караулке. — Обойдите близлежащие дома, предупредите жителей, чтобы закрыли ставни, заперли двери и ни под каким видом не выходили на улицу. Все лавки, мастерские и трактиры должны быть немедленно закрыты, а все посетители — разойтись по домам. Идет большая буря. Маги из Совета Ста стараются оттянуть начало урагана, чтобы дать людям время подготовиться. Я еду в гавань.
— Да, мессер, — ответил Браэнн, но гвардеец уже не слушал — он пришпорил лошадь и умчался вниз по улице, обдав дозорных Ниру тучей брызг.
Тиренн, стоявший рядом с Браэнном, придвинулся поближе и вполголоса спросил :
— Браэнн, как думаешь, это как-нибудь связано с дан-Эн...
— Иди домой, — перебил Ниру. — Отведи Арри к папаше Пенфу, попроси, чтобы он присмотрел за ним, и запри дом. Заодно обойдешь дома на Винной улице. С собой возьмёшь Илара, он живёт поблизости... Когда закончите, идите к ратуше и ждите там, мы вас найдем.
Потребовалось несколько часов, чтобы обойти прилегающие к ратуше кварталы и предупредить всех жителей. Если сначала сообщение об урагане показалось Ниру преувеличением, то теперь становилось ясно, что гвардеец не шутил. Ветер усилился настолько, что безопаснее было идти, держась за стены, и вдобавок прикрывать глаза ладонью от летевшего в них мусора. Обойдя все окрестные дома и заново собрав дозорных возле магистрата, Браэнн, повел свой небольшой отряд в сторону Разделительной стены.
"Я должен связаться с кем-нибудь из Ордена и узнать, что мне и моим людям делать дальше" — сказал он командиру местной стражи. Тот согласился, но заметил, что сначала Браэнну и его людям не мешало бы обсохнуть, отогреться и немного отдохнуть. От стражников, которые едва держатся на ногах, толку не будет, сказал он, и Браэнн вынужден был с этим согласиться. Сам он тоже чувствовал себя уставшим и продрогшим до костей, но греться у стоявшей в караульной печке Ниру не хотелось — им владело острое, мучительное беспокойство, не дающее сидеть на одном месте. Залпом осушив предложенный ему стакан вина и даже не переменив одежду, Браэнн снова выбрался на улицу.
Пока они сражаясь со сбивающим с ног ветром и потоками воды, Ниру было не до того, чтобы задуматься, как это должно выглядеть со стороны, но, посмотрев на город с Разделительной стены, он осознал, что дела обстоят гораздо хуже, чем он мог себе представить. Город погрузился в хаос. Ветер срывал деревянные крыши с домов и трактиров в Нижнем городе, выбивал драгоценные цветные стекла в окнах богатых особняков, валил деревья, сносил с кровель черепицу. Текущая по улицам вода несла обломки веток, сорванные с бельевых веревок вещи и Хегг знает, что еще.
Из уст в уста передавали слухи об огромной штормовой волне, которая играючи прорвала ограждающие гавань волнорезы, разметала стоящие на рейде корабли, словно игрушечные лодочки из щепок, и всей тяжестью обрушилась на прибрежные кварталы. Напуганные люди утверждали, что эта волна была ничуть и не ниже крепостной стены, и, даже когда она схлынула, часть города так и осталась под водой. Рассказывали, будто на отдельных улицах вода поднялась так высоко, что доходила до окон второго этажа. Никто не знал, сколько людей погибло или оказалось смыто в море, но Орден, по-видимому, все-таки успел вовремя сообщить о надвигающейся буре, потому что множество семей, не дожидаясь худшего, отправились искать убежище за Разделительной стеной.
Следом за беженцами в Верхний город устремились грязные и мокрые собаки, не желающие покидать своих хозяев, и даже какое-то количество облезлых, жалких кошек — эти большей частью сидели у кого-нибудь за пазухой, высунув наружу только морды с мокрой, слипшейся в сосульки шерстью, и таращились на людей неподвижными от ужаса глазами. Те, у кого были лошади, успели захватить с собой и другую живность — кур, гогочущих гусей и даже поросят, но и животных, и телеги, и любые вещи сверх того, что человек может нести в руках, стражники Разделительной стены не пропускали, несмотря на то, что обстановка у ворот успела накалиться чуть ли не до драки, а на головы дозорных сыпались самые страшные проклятия.
Браэнн втайне порадовался, что не служит в страже Разделительной стены, и ему не приходится до хрипоты ругаться с беженцами, заставляя их бросать свое имущество на произвол судьбы. Людей, которые едва сумели избежать грозившей им опасности, а теперь обнаружили, что у них, в довершение всех бед, пытаются отнять и то немногое, что удалось спасти от наводнения, Браэнну было жаль до тошноты — хоть он и понимал, что Орден не мог поступить иначе. Даже людей, у которых нет при себе ничего, кроме узла с вещами, не так просто где-то разместить, когда этих людей — несколько тысяч человек, а находиться под открытым небом становится опаснее с каждой минутой. На то, чтобы заботиться о чьем-то скарбе и домашней живности, у городских властей не осталось ни времени, не сил.
Из пререканий стражи с беженцами Браэнн понял, что Валларикс призвал жителей Верхнего города принять у себя тех, кто лишился своего дома из-за наводнения, и, подавая остальным пример, распорядился отвести для беженцев часть помещений во дворце. На призыв императора откликнулись в Лаконской Академии, трактире "Черный дрозд", в домах Лан-Дарена и Мартеллов, и — что было уже совершенно неожиданным — в особняке Ральгерда Аденора. Браэнн, недолюбливавший главу городского казначейства, поморщился, услышав это имя. К счастью, и Тиренн, и остальные парни все еще толпились возле печки в караулке и пытались просушить одежду — иначе кто-нибудь точно припомнил бы, что всякий раз, когда речь заходила о Ральгерде Аденоре, Ниру говорил что-нибудь вроде "Помяните моё слово, в трудную минуту этот Аденор еще покажет всем свое прогнившее нутро!", и утверждал, что, если Аденор хоть раз сделает что-то достойное его уважения, он готов съесть дохлую кошку.
Потом Браэнн увидел Ирема — тот, впрочем, направлялся не в Верхний город, а наоборот, в сторону Северных ворот. И коадъютор, и пара сопровождающих его гвардейцев не без труда прокладывали себе путь через толпу угрюмых, взвинченных людей, отнюдь не торопившихся уступать рыцарям дорогу. Беженцы, только что лишившиеся своего последнего имущества из-за приказа Ордена, смотрели на одетых в синие плащи гвардейцев с плохо скрытой злобой. Казалось, что сам воздух вокруг Ирема и его спутников искрит от напряжения. Глядя на притворное, но все равно очень эффектное спокойствие, с которым Ирем направлял коня через толпу, Браэнн покачал головой — нужно было иметь стальные нервы, чтобы появиться здесь в такой момент, не говоря уже о том, чтобы с таким невозмутимым хладнокровием смотреть на наседающих со всех сторон людей, когда достаточно было одной-единственной искры, какого-нибудь резкого движения или чьего-то выкрика, чтобы общее недовольство прорвалось в безумной вспышке ярости.
— Какого Хегга вы здесь прохлаждаетесь?.. — нахмурился лорд Ирем, обнаружив Браэнна среди дозорных, пропускавших беженцев. — Спускайтесь в Нижний город и ищите отстающих, раненых и тех, кто не способен сам дойти до Разделительной стены.
— Да, монсеньор, — наклонив голову, ответил Браэнн. Тиренн, вынесший Браэнну стакан горячего вина из караулки и услышавший этот короткий разговор, яростно посмотрел вслед Ирему.
— Почему ты не сказал ему, что мы только что оттуда? — возмущенно спросил он. — Ты и так сделал больше, чем любой другой. Пускай идет командовать той кучкой говнюков, которая сразу нашла себе местечко потеплее и сидит там с самого начала урагана!.. Ты же его не боишься. Почему ты ничего ему не объяснил?
Браэнн криво усмехнулся. Тиренн с его негодованием и детской жаждой справедливости напомнил ему самого себя — но не такого, как сейчас, а такого, каким он был примерно двадцать лет тому назад.
— Да он и так все знает. Думаешь, он не заметил, что я мокрый с головы до ног?.. Но все-таки он прав. Мы сейчас должны быть не здесь, а в Нижнем городе. Поднимай остальных.
Тиренн ушел, не прекращая что-то раздраженно бормотать себе под нос, а Браэнн тяжело вздохнул. Конечно, следовало бы сказать Тиренну, что с подобным отношением к субординации лучше оставить службу и идти в каменотесы или пекари, но выговаривать Тиренну капитану не хватило духа — тот ведь рассердился не на приказ Ирема, а на его "несправедливость" к Ниру, и Браэнн должен был признать, что в глубине души ему приятно, что тот принимал это так близко к сердцу.
* * *
Закончив разговор с Вальдером, Олварг с такой яростью смахнул предметы со стола, что бокал из бесценного аварского стекла ударился о стену и со звоном разлетелся вдребезги. Мелкие осколки брызнули в разные стороны.
— Ублюдок!.. — выругался Олварг с такой интонацией, как будто бы Валларикс находился в этой комнате и мог услышать это оскорбление. Расхаживающий снаружи часовой замедлил шаг, прислушиваясь к шуму и гадая, не нужна ли королю какая-нибудь помощь, но в итоге не рискнул побеспокоить Олварга. Тем не менее, заминка часового не укрылась от внимания Олварга и заставила его прийти в себя и обуздать свой гнев. Все еще продолжая сжимать руки в кулаки, он встал и подошёл к окну, скользнув отсутствующим взглядом по обугленным остовам домов на противоположной стороне улицы.
После ночного штурма Мирный был похож на собственную тень. От пожара не пострадал только городской магистрат, где Олварг временно устроил свою ставку. Несмотря на гордое название, по виду это был обычный трехэтажный дом, ничем не отличающийся от других построек в Мирном. Если раз в году стражникам Мирного случалось арестовать кого-то по серьёзному обвинению, то арестанта везли в Адель — в городе не было своего ворлока. В местной тюрьме — то есть в одной-единственной тюремной камере при ратуше — держали только разбуянившихся дебоширов из городской харчевни. Олварг успел досконально изучить местную скучную, размеренную жизнь, когда наведывался в Мирный, чтобы принять донесения своих доглядчиков или отдать какие-то распоряжения.
