Визирь прервал гневный монолог тем, что наклонившись ещё сильнее, накрыл рот собеседницы поцелуем, вызвав тем самым обиженное сопение. Впрочем, ни вырваться, ни разорвать поцелуй она не успела, так как жеребец сам отстранился и выпрямился, а выражение его морды и вся поза стали выражать абсолютную серьёзность, что лишь подчёркивала чёрная броня. На миг аликорница стушевалась, а затем её ушей коснулся тягучий и бархатистый голос:
— Каденс, я говорил тебе раньше и повторю вновь: ты — моё самое ценное сокровище. Одна мысль о том, что кто-либо может причинить тебе боль, причиняет мне почти физические страдания, вызывая дикую ярость и желание... спрятать тебя от всего мира за тысячей стен, охраняемых самыми верными солдатами. Останавливает же меня от этого лишь понимание того, что подобная опека причинит тебе ничуть не меньше, а то и больше страданий... пусть и не физических, но душевных. И тот случай, когда на тебя напала убийца, подосланная оленьими княжествами... едва не стал причиной гибели всех тех бывших рабов, среди которых она скрывалась. Мои же нынешние действия... Я боюсь, Каденс. Я боюсь, что из-за моей ошибки; моего недосмотра; моей оплошности вновь пострадаешь ты. Ты, моя принцесса, одна из немногих, кому я доверяю... И по этой причине, именно ты остаёшься в лагере, чтобы позаботиться о наших подданных.
— Я... — осознав, что слушала этот монолог затаив дыхание, нежно-розовая аликорница сглотнула и вдохнула полную грудь воздуха. — А как же Рубин, Айси, Грим, банши?
— Им я доверяю настолько, чтобы они защищали тебя, — усмехнулся тёмно-серый единорог, после чего убрал правую руку с плеча собеседницы и щёлкнул указательным пальцем по её носу. — Есть ещё сомнения во мне... или себе?
— Сомбра! — воскликнула крылато-рогатая пони, всё же отступая и насупив бровки. — Я не хрустальная ваза, чтобы надо мной трястись... Я тебя тоже люблю и... волнуюсь за тебя.
Обхватив себя руками, Каденс опустила взгляд к земле. Джафар, воспользовавшись моментом, снова подошёл к ней и, подцепив подбородок кончиками пальцев, осторожно, но при этом настойчиво, заставил посмотреть на себя.
— Волнуешься, что среди зеброчек найдётся конкурентка Рубин?
— Да ты... — широко распахнув глаза, возмущённо начала говорить принцесса любви, но сама себя прервала и, подозрительно прищурившись, спросила: — Почему Рубин?
— Потому, что ты, моя принцесса, вне конкуренции, — прижавшись своим носом к её, жарко прошептал в губы аликорнице тёмно-серый единорог.
— Тебе... нужно... улетать, — ощутив, как прилила кровь к мордочке, кобылка обняла руками жеребца за мощную шею.
— Часом раньше; часом позже... — сделав ещё шаг, заставляя Каденс попятиться, а затем пискнув, упасть в кресло-артефакт. — Это роли не играет. Или?..
(18+).
Рог Сомбры вспыхнул и магическая аура замерцала на доспехах, расстёгивая ремешки и застёжки. Считанные секунды ему понадобились для того, чтобы кристаллическая броня, ещё мгновения назад казавшаяся монолитом, распалась на отдельные элементы, а затем была отброшена в сторону небрежным движением головы. После этого он взялся за верх поддоспешника, стянув его через голову, обнажая мускулистый торс...
Каденс смотрела за этим импровизированным представлением сидя в несколько жёстком, но удобном кресле, ощущая как тяжело бухает сердце в груди, губы пересыхают, а ноздри, уже уловившие запах жеребца, трепещут в нетерпении. Скользя взглядом от сосредоточенной морды вниз, на широкую грудь, а затем и рельефный пресс, она постаралась прижать к телу крылья, начавшие непроизвольно распахиваться за спиной, одновременно с этим поджимая хвост и сжимая бёдра, ставшие очень горячими.
Визирь же смотрел на то, как тяжело поднимается при каждом вдохе грудь принцессы, прикрытая тканью походной рубашки; как тонкие пальцы сжимаются на подлокотниках, угрожая раздавить их в порыве нетерпения; как блестят глаза, полуприкрытые веками. Его жеребцовое естество натянуло штаны бугром, а когда этот элемент одежды был стянут до колен, напряжённый ствол, красующийся пульсирующими венами, качнулся в воздухе, своей головкой указав на кобылу словно палец.
Принцесса облизнулась и потянулась к члену руками, обхватив его двумя ладошками у основания и за середину. Сжав свою добычу, ощутив упругое, пульсирующее сопротивление, она услышала тяжёлый выдох и, улыбнувшись проказливой улыбкой, подняла взгляд от манящего кончика, на котором выступила мутная капля, на напряжённую морду жеребца.
Встретившись глазами с нетерпеливым блеском рубиновых радужек, аликорница высунула кончик языка, проведя им по губам, подалась вперёд и, втянув пьянящий аромат, лизнула головку, с удовольствием зажмурив глаза. Её ушки взмахнули, описав кончиками почти правильные окружности, крылья всё же выскользнули из-под плаща, распахиваясь во всю ширь, а ткань рубашки на груди стала казаться тесной...
Стиснув зубы до боли в челюстях, тёмно-серый единорог ощущал, как встаёт дыбом шерсть у него на загривке, как то прижимаются, то встают торчком уши, как напрягаются мышцы пресса, пока ловкий горячий язычок кружил вокруг конца члена, в то время как нежные ладошки сжимали ствол, скользили по всей его длине то вверх то вниз, мяли, почти причиняя боль... но вовремя разжимались. Не было сомнений в том, что Каденс применяет свою "метку", но не для внушения чувств и эмоций, а для их считывания, благодаря чему угадывала наиболее удачные и приятные моменты, растягивая эту пытку.
Вот она слегка отстранилась, её левая рука соскользнула с основания члена на яйца, обхватывая их пальчиками и начиная перекатывать в ладошке. Хвост Сомбры метнулся из стороны в сторону, хлестнув по напряжённым бёдрам, что вызвало у принцессы самодовольный смешок, а затем она открыла рот и высунула язык, надвигаясь головой на пульсирующую головку...
Нежно-розовая аликорница ощутила, как ей на голову ложатся горячие и широкие ладони, пальцы которых схватили её за уши, начав их осторожно мять и тереть, из-за чего мурашки побежали по затылку и позвоночнику, отдаваясь жаром внизу живота. Волны телекинеза заскользили по крыльям, заставляя и без того напряжённые конечности буквально закаменеть, что одновременно причиняло боль и доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие. Но сильнее всего возбуждало ощущение того, что в шатре находился посторонний... посторонняя, прячущаяся прямо за креслом, затаив дыхание и стараясь не выдать себя даже стуком сердца.
"Глупышка. Будто не помнит, что от меня не скрыться", — пронеслась мысль в опьянённом от возбуждения сознании, когда губы наконец-то обхватили толстый ствол, а затем сильные руки потянули голову, насаживая её до той степени, пока головка не уткнулась в горло...
С щелчком застёжки плащ упал с плеч Каденс, а следом за этим под действием магии расстегнулись пуговицы рубашки, освобождая упругие груди, увенчанные возбуждёнными вишенками сосков. Впрочем, запрокинувший голову назад жеребец, ощущающий как его член входит в жаркий и влажный плен рта принцессы, погружаясь всё глубже с каждой фрикцией, а яйца сжимает своими пальчиками рука, способная сминать металл, почти не уделял внимания внешнему миру, будучи погружённым в наслаждение моментом.
Сомбра уже не сдерживался, буквально вонзаясь вглубь конвульсивно сжимающейся глотки, прижимая голову аликорницы к своему паху, терзая её ушки пальцами а крылья — телекинезом. И наконец замерев в одной позе, он с рычанием излился в горло задержавшей дыхание Каденс, которая продолжала массировать ствол мышцами рта и шеи. И только выдоив единорога до последней капли, она позволила себя отстранить, откидываясь на спинку кресла...
Взор крылато-рогатой пони был затуманен, дыхание сбилось, а ноги до сих пор сводило судорогами от отголосков наслаждения. Всё же её "метка" была полезна не только в сражении или работе, но, как выяснилось, и в личной жизни. Капля страха, делающая возбуждение лишь более острым, боль и наслаждение, ощущение чужого стыдливого внимания... всё это буквально сводило с ума.
Однако же Сомбра, сумевший устоять на ногах, пусть ему для этого и пришлось податься вперёд, хватаясь руками за подлокотники, совершенно не собирался давать Каденс время на то, чтобы прийти в себя. Властно и грубо схватив её за гриву, он приник к приоткрытым губам, без тени сомнения целуя губы, секунды назад ублажавшие его член.
— Готова продолжить? — разорвав поцелуй, жарко произнёс жеребец, заглядывая в глаза своей принцессы.
— Д-да, — сбивчиво, но решительно ответила Каденс.
Обмануть своё тело при помощи "метки", для Джафара было легко и просто, благодаря чему уже спустя секунды он снова был готов ко всему. Схватившись руками за край штанов принцессы, которая приподняла таз, чтобы их было легче стянуть, он избавил свою партнёршу от лишней ткани, насквозь пропитавшейся соками аликорницы.
Подхватив пискнувшую кобылку на руки, визирь сам уселся на кресло, а затем усадил принцессу себе на колени, спиной облокотив на свою грудь. Каденс же быстро поняла задумку, приподнялась и, направив головку члена себе между половых губ, резко опустилась, сопровождая это действие вскриком.
Одной рукой придерживая партнёршу за бедро, второй рукой жеребец обнял её за торс, положив ладонь на горячую грудь, кончиками пальцев зажав возбуждённый сосок. Прижав принцессу к себе, он прошептал ей на ухо одно слово:
— Поскакали.
Каденс начала двигаться медленно и осторожно, так что член единорога, стиснутый её жарким нутром, почти и не двигался. Однако же Сомбру это не устраивало и он принялся помогать кобылке, заставляя её подскакивать всё выше, одновременно с тем двигая тазом ей навстречу так, что в итоге она почти соскальзывала со ствола, но лишь для того, чтобы с влажным шлепком опуститься обратно.
Аликорница, расправив болящие от напряжения крылья, спиной прижавшись к горячей, широкой и уже влажной от пота груди принца, запрокинув голову ему на плечо, не сдерживаясь вскрикивала, дополняя какофонию звуков и запахов ещё и своим голосом.
Второй раз пик блаженства накрыл их куда сильнее первого, вспыхнув салютом искр не только в головах, но и озарив внутреннее пространство шатра. Лишь через десяток секунд судорог, они оба обмякли в кресле, тяжело дыша и плохо соображая.
(Конец 18+).
После того как Каденс, при помощи специализированных заклинаний, помогла Джафару привести себя в порядок, а затем и убрала следы их развлечений пока он облачался в броню, жеребец отправился к своей свите, уже почти час дожидающейся главнокомандующего за пределами лагеря.
Он уже не видел, как надевшая халат принцесса любви, с хитрой улыбкой на мордочке обошла кресло-артефакт и, уперев руки в бёдра, ехидно-весёлым голосом спросила:
— Твайлайт, если хотела поподсматривать, то могла бы и предупредить... Или ты хотела поучаствовать, но не решилась попросить?
Фиолетовая четвероногая пони, частично сменившая окраску на красный, прижав ушки к голове, со смесью стыда и возмущения на мордочке вскинулась, восклицая:
— Да как ты... Да я... Это вообще недоразумение!
...
Приятные воспоминания помогли вытеснить беспокойство о принцессе на задний план, а также скрасили последние часы пути до стоянки зебр. С высоты пегасьего полёта открылся великолепный вид на лагерь, не столь хорошо организованный как у кристалийцев, да и не настолько большой, но всё же весьма впечатляющий.
"Здесь тысяч восемь-десять полосатых", — мысленно констатировал тёмно-серый единорог, пока колесница описывала широкий круг, даже не думая идти на посадку.
По некоторым признакам Джафар мог сказать, что часть зебр находится здесь уже давно, но немало было и тех, кто пришли буквально на днях, а то и вовсе за несколько часов до его прилёта: несколько шатров из шкур только устанавливалась, и среди них был один, изготовленный из кого-то полосатого (расположился он на самом краю, да ещё на некотором отдалении, будто бы подчёркивая то, что не относится к остальным). Учитывая, что отправившийся к хозяйке дух о подобном не предупреждал, у визиря появились неприятные предчувствия.
"Похоже, не только у меня не всё идёт по планам".
Примечание к части
Бесспорно, давно мной не писалось порно.
И кто-нибудь скажет "Позорно",
Я же отвечу "Простите покорно".
Всем добра и здоровья.
Девятая арка — 3
Колесница коснулась земли и остановилась, а тройка запряжённых пегасов скинула упряжь, вставая рядом с ещё двумя тройками крылатых кристалийцев, представляющих свиту Джафара. Крылатые пони, отправленные сюда ранее, оставались в стороне, но в случае необходимости были готовы вмешаться в происходящее... но на них почти никто внимания не обращал.
Тем временем вокруг импровизированной посадочной площадки собиралась всё большая и большая толпа зебр, одетых как в одни лишь набедренные повязки, так и в яркие туники или шкуры животных. Визирь же, при помощи телекинеза накинул на плечи плащ, вывернув его красной подкладкой наружу, из-за чего чёрная сторона теперь смотрела внутрь, а после этого спустился с колесницы на утоптанный сотнями копыт грунт.
Лайм Хуф доложил, что в лагере сейчас находятся три фракции, которые придерживаются нейтралитета: сильнейшую группировку возглавляет Мора, с которой у них и заключены договорённости, и под руку которой пошли многие малые племена; вторыми по силе считаются Совет Вождей, образовавшийся как противовес колдунье и её ученикам; самыми малочисленными остаются семьи и малые племена, не прибившиеся ни к кому, но при этом достаточно неудобные, чтобы им позволяли сохранять независимость. Вожди не сильно рады тому, что придётся подчиняться какому-то чужаку с севера, но если показать им свои силу и щедрость — смирятся, а вот среди мелких групп много смутьянов, главным из которых был назначен Костяной Колдун (меченый, управляющий костями).
"Заставить его бросить вызов мне, либо самому назначить поединок? В первом случае у меня будет преимущество, во втором же... зебры могут принять в штыки то, что гость верховной шаманки слишком много себе позволяет", — взгляд тёмно-серого единорога скользнул по кольцу крупных воинов, вооружённых копьями, дубинами, палицами, а также одетых в набедренные повязки и шкуры зверей, накинутые прямо на плечи.
В первых рядах окружения находились воины, которыми были исключительно жеребцы, а вот уже за их спинами можно было увидеть кобыл и жеребят, с любопытством разглядывающих гостей из-за спин своих защитников.
"Судя по телосложению — быстрые и ловкие воины, грубой силой уступающие земнопони, но превосходящие большинство пегасов. Стиль боя, скорее всего, примитивный... и нацелен на поражение жизненно важных органов, но недооценивать его не следует", — в памяти Сомбры мелькали обрывки знаний о том, что раньше жители Зебрики наносили себе на морды шрамы, чтобы подчеркнуть свой статус воина (один шрам — у убившего зверя; два шрама — у убившего другого воина; три шрама — у убившего десять воинов; четыре шрама — у убившего десять противников с тремя шрамами), но собственные глаза утверждали, что от этой практики они отошли.