— Эй, эй! — Завопил он, а, оказавшись в безопасности, набрал побольше воздуху и выдал такую тираду, в которой даже блестящий лингвист Майкл не понял почти половины слов и идиоматических выражений: уж слишком сложной для непривычного уха оказалась гармоничная, отточенная, лишенная внутренних противоречий композиция русских и тюркских терминов, фени и локального подварианта молодежного арго. В общем смысл сводился к выражению недовольства, кратким пояснениям относительно возможных последствий и заканчивался рядом обещаний в адрес провинившегося.
В другое время он непременно исполнил бы обещанное, но сегодня на то не было буквально ни единой минуты... Кроме того, само по себе "сегодня" было таково, что все, буквально все обещания за него запросто могла исполнить судьба. Поэтому, вдохнув, он, бесстарастный, как будто ничего только что вот и не было, сказал только:
— Сынка к ноге, на фаршировку.
Явившийся по его приказу тощий низкорослый подросток на фоне гротескных, громадно-раздутых фигур "махры" выглядел особенно дико: у Майкла по-какой-то загадочной причине возникли ассоциации с хрупкой фигурой мальчишки-погонщика среди опившихся после долгого воздержания верблюдов. Впрочем, — мысленно поправил себя Майкл, окинув его более внимательным взглядом, — он и без фона выглядел бы достаточно э-э-э... своеобразно: голова, сидевшая на этих узких плечах, была круглой, как арбуз, и поросшей реденькими белесыми волосами, а огромные выпуклые глаза и широченный безгубый рот делали их владельца похожим на какую-то рептилию. Да нет, — на инопланетного гуманоида, произошедшего прямиком от чего-то вроде динозавра. На вид Сынку было лет четырнадцать. Впрочем, при всем своем худосочии, которое еще больше подчеркивали неимоверной ширины штаны с бесконечным количеством карманов, двигался он гибко и пружинисто, без всякого видимого слабосилия. На ходу, поддернув штаны, он вытащил какой-то потертый прибор и ткнул его в ближайшую машинку из числа уловленных:
— Один улов, — прохрипел он, ткнув в живописную груду на краю провала, — или два раза тянули?
— Один...
— Не-а, — со скучающим видом покачал головой Сынок, — лучше даже и не пытайтесь. Замахаетесь пыль глотать, тут и в цех-то не знаю, как поместится. Никак, наверное. На, глянь...
И он ткнул экранчик прибора прямо под нос самому Даниялю. И тот — только кивнул, соглашаясь.
— В общем, так: сейчас найду частоту, по этим, — он пнул ближайшее устройство, — и будем своим ходом выводить.
— Через дренаж и в болото.
— Угу. Еще идолам своим скажи, чтоб помогли шарики вкручивать. Один я неделю провожусь.
— Дотрут тока. А то шибко склизко.
— Когда габариты вылезут, — тут мало что останется. Не сплющило бы кого...
— Сынок, — ласково проговорил Данияль, — это ж страсть, каким душным ты в дедах будешь. Аж шатает с шороху. Если кто котлом не крутит, за того и не валит. — И пояснил особо непонятливым из числа окружающих. — Аллах заказал.
Они кишели в болоте, что потихоньку натекло у самой стены за последние годы, когда чья-то шалость сожрала одновременно водопроводные и дренажные трубы. Их было столько, что грязи уже почти вовсе не оставалось места и выдавленная вода вышла из берегов. Они все, сколько их было, не поместились в болоте и располагались вокруг, на поле, и на жалких холмиках, оставшихся от некогда бывших тут строений. О природе их было бы интересно поспорить, потому что изделия в своем неуемном аппетите выжрали из них все, что возможно: даже глину из кирпичей, — потому как алюминий и его окись, даже песок, — потому что кварц и вообще кремний. Виданное давеча ночью во время шабаша в Эталонной зоне показалось бы засильем приземленного, бескрылого реализма по сравнению со штучками, которые в таком раблезианском изобилии собрались вокруг, — и это еще при том немаловажном обстоятельстве, что уж здесь-то никто ничего не высасывал из пальца, не оригинальничал, чтоб обойти ближних выдумкой, окружающий паноптикум был сугубо функционален. Исключительно. Впрочем, — как и любое серьезное оружие примерно с середины девятнадцатого века. Наполненные жидкой грязью ямы из тех, что поглубже, буквально кишели змеевидными и похожими на сколопендру устройствами, на всех кочках, на всех местах, что были мало-мальски повыше, сидели, нервно сложив плоскости, невесомые крылатые создания, теперь, впрочем, уже грузные, уже отягощенные горючим и боенагрузкой, и оттого похожие на кошмарную помесь стрекозы — с беременным птеродактилем. Низина вокруг, лысая, как колено, по причине того, что вся биомасса шла на горючее, а далеко отходить было в лом, была буквально заставлена неровными рядами колесных и шагающих устройств, с кабинами и без, — те, что явно предназначались для действия без человеческого управления, — под седлом и без седла, но равно снабженные стволами или иными устройствами самого зловещего вида. И уже по самому краю, на самой периферии этой дикой выставки виднелись грузные, оплывающие книзу, как будто не в силах выдержать свой вес, Климатические Объемы, — по сути — одноразовые оперенные контейнеры с подогревом, окрашенные в то же серо-зелено-пятнистое, что и остальные образцы. На этом фоне хозяева, творцы и повелители смотрелись кучкой этакой живописной рвани, ветошью в сумке с серьезными инструментами, о которую Мастер вытер, невзначай и не глядя, руки, да и оставил среди дорогого железа. Впрочем, их тут было и не так уж много, поскольку основная часть располагалась по периметру, — по делу и на всякий случай, потому как автоматика — автоматикой, а ежели еще и свой глаз...
— По летучкам — как?
Ворохнулись хамелеоновы глаза, приоткрылась безгубая пасть, и оттуда прохрипело со скрипом:
— Один Большой Поводырь, его не разглядеть, он по виду — один к одному. Три — резервных, включаются по очереди при прекращения сигнала. По одному Малому — на десять голов, как всегда. Эти — при оружии. Три координатора, связь — через "Тень — вторую". Это на тот случай, ежели, как в прошлый раз, какое-нибудь фуфло на дорогу подкинут...
— Этот раз, — Данияль ухмыльнулся в стиле Богомола, — не тот раз. Размах другой.
— Размах другой, — сказало у Майкла под слоем пластика-имитатора на сосцевидном отростке, — а конец тот же будет. Легковат парнишка. Явно легковат. А стиль при этом дубовый.
— Ты, что ль? — Не разжимая зубов прозудел Островитянин. — Я уж думал, что отвлекся куда.
— Отвлекался. Там, внутри, никакой сигнал не проходит. Это тут... Не предусмотрели, как видишь. Впрочем, как и многое другое. Слушай, — валил бы ты оттуда, а?
— Ну?
— Ежели Постный просечет... Ежели Постный просек, говорю я тебе... Он может начать первым. Вы там как нарочно на убой собрались, так что будет вам... Сорок Первый напополам с Перл-Харбором. Хотя что это я, — это ж тоже сорок первый...
— Когда успел?
— Да ты знаешь, сколько времени вы там вошкаетесь? Без всякой причем маскировки? Шорох не то, что до Кирова, до Тихого океана докатился. Семейные, — они народ пуганый, и оттого нервный. Так что либо Постный, либо из них кто, либо все вместе... Вали-и.
— Рад бы. Да только фюрер пообещал мне, что я — непременно получу-таки свой репортаж. Так, говорит, получу, что мало ни капли не покажется. Прям при его персоне, в первых рядах буду.
— На белом коне, — хихикнуло в подушнике, — так что это не фюрер, а хан. Так вы там чего ждете-то?
— Каких-то габаритов. Хотя тут такие штуки есть, что куда там — габаритнее...
— Ты что там шипишь? — Подозрительно оглянулся на него один из подручных, успевший содрать с головы, — клочьями, приблизительно до середины шеи, — слой защитной массы. — Недоволен чем?
— Зу-убы, — оскалился во все тридцать два белоснежных Майкл, — как понервничаю, так ломить начинают, не знаю, куда и деваться... Вот веришь — нет, — к каким только врачам не показывался, какие только рентгены не делал, все говорят, что все нормально, а мне — хоть плачь...
— Не ссы, — презрительно скривился его собеседник, — все там будем. Причем ждать не замучаешься. — А потом осведомился деловым тоном. — Тебе, может, герыча? Самое то, — от зубов-то.
— Да нет, я как-нибудь того... Сам перемогусь.
— И то верно. Здоровей будешь, хоть и не надолго. А то гляди?
— Нет. Спасибо.
Скопище вокруг, уплотняясь и расширяясь, просто-напросто само собой приобретало черты некой организации и, в таком виде, мучительно напоминало Островитянину что-то Такое. Знакомое и незнакомое в одно и то же время. Потом тренированное подсознание, как и положено, сработало в штатном режиме и его осенило. Виданные когда-то давно кадры военной хроники года 1944, Южная Англия, полное сосредоточение войск перед Самым Длинным Днем, когда уже не нужно было бояться выбитой, обескровленной, изглоданной Люфтваффе, когда танки, амфибии, грузовики и транспортеры стояли вот так, колесо к колесу, трак — к траку и ось к оси, когда на аэродромах бесконечными рядами выстроились истребители, штурмовики, бомберы и транспортники, и снова бомберы и истребители, когда море с трудом вмещало от веку неслыханное количество железа, фаршированного человечьим мясом, когда... Не поле, не плац, не позиция, а просто какое-то Место, где в ожидании скорой погрузки впритык пребывают бесконечные стада убийственного железа. Так вот тут было очень, прямо-таки до крайности похоже. Только, скорее всего, этому стаду всего тогдашнего вермахта хватило бы на день-другой, — с половиной Рейха заодно.
— Вали, — проскрипело в сосцевидном отростке, — не теряй драгоценного времени...
— Сам вали, — не особенно любезно прозудел он в ответ, — авось как-нибудь...
— Вот кинут двухтонную семигерцевку, так будет тебе авось, понял?! В нынешних конфликтах не выживают. Никто. Даже авось стал подводить.
— Бригадир, — у меня тут "серебристые облака"...
— Точно?
— Очень похоже. Почти прямо на Юг, не сворачивая, скорость примерно восемьсот пятьдесят, должны пройти в двадцати верстах от нашей зоны контроля.
— Так. Готовность номер один. Сейчас буду, пока ничего не делай, будут сворачивать, — вали, не дожидайся, пока вопрутся в зону.
К сожалению, так оно и оказалось. По экрану новейшей радарной установки "Оймякон — 23" с "холодными" антеннами ползла какая-то едва заметная рябь. Что-то похожее на дрожание теплого воздуха над шоссе, когда и в тени-то плюс тридцать три. Это могло бы сойти за погрешности работы аппаратуры, вот только аппаратура эта, — не давала погрешностей и тем более сбоев, а вот картина на экране, наоборот, была неплохо знакома как по описаниям, так и из клочков собственного опыта. Рябь деловито ползла по экрану, действительно — никуда не сворачивала, и это обозначало, что где-то там, в двадцати километрах за краем зоны ответственности, на очень большой высоте летит что-то, не отражающее радиолучей ни в одном из диапазонов и обладающее адаптивной аэродинамикой похлеще, чем у птиц. В большом количестве. В очень большом. Это был просто-напросто не его уровень компетенции. Впрочем, когда он связался с тем уровнем, ему после самого краткого обдумывания однозначно приказали ничего не делать, но "поглядывать там".
— Товарищ майор, докладывает четвертый, на экране множественные цели направлением с Севера, почти точно по пятидесятому меридиану, курс и высота постоянные, средняя скорость группы восемьсот пятьдесят, эшелонированы по высоте, малозаметные.
— Понял вас, четвертый, — и, после самого короткого времени, что потребовалось ему для того, чтобы вывести на экран картинку, смутившую прапорщика Лупу, добавил, — да, "серебристые облака". Боевая тревога.
Если уж откровенно, то на воздушно-космическую атаку Вероятного Противника нелепица на экране радарной установки "Факел — 11" (умеющей, в случае чего, помимо основной антенны создавать дополнительные, из так называемой "замороженной плазмы") была похожа меньше всего. Совсем не похожа. Ни по каким параметрам. Не более, чем за три целых и пятнадцать сотых секунды проанализировав складывающуюся обстановку, он во-первых связался с оперативным дежурным ПВО округа, и запросил подтверждение от спутниковой группировки во-вторых. На всякий случай, потому что с этой стороны ничего существенного не ждал. И так ясно, что радиопротектированные, с адаптивной аэродинамикой и высокоэффективными двигателями какого-то холодного типа. Хотя, понятное дело, — не все. Даже отсюда видать.
Начальство отреагировало практически мгновенно. Ему было предписано огня не открывать, следить, сохраняя готовность номер один на протяжении двух часов, а потом переходить на "тройку".
— Данияль, — завопил выскочивший из какого-то проема на месте бывшей двери в оплывшем возвышении почвы, — там "серебристые облака"!
Глаза у него были, как у надувной совы, подключенной к дорожному компрессору, а сам он все пытался и никак не мог защелкнуть вовсе посторонний разъем на высотном костюме, так что Даниялю пришлось хорошенько встряхнуть его, чтоб придать речи некое подобие членораздельности:
— Там! С севера! Каша целая! Скоро будут тут! Километров шестьсот! И еще непонятно кто — с востока, только те совсем далеко!
Данияль, глянув на него с нестерпимым презрением, молча перекинул разъемы на обмундировке раздолбая по принадлежности и молча отвернулся. Больше всего ему хотелось в этот момент зажмуриться и с визгом засунуть голову под кровать, но вот этого-то как раз было нельзя. Совсем. Кроме того, минут пятнадцать у него было по-всякому.
За это время предстояло, перво-наперво, направить к "серебристым облакам" встречную волну, потому что если у них есть баллистические, то рубежа атаки они достигнут через четверть часа, а еще через три минуты беспокоиться будет уже не о чем, и надо во что бы то ни стало сорвать выход на этот самый рубеж, — и, разумеется, сам пуск.
Нулевую готовность ПВО — это два, причем операторов можно будет заранее списывать, а это ох, как жаль.
За пятнадцать минут, которые есть, и еще минут пять-семь которые, — может быть! — удастся выгадать, надо поднять в воздух все, что летает и, соответственно, смыться самому со всеми, кроме операторов ПВО.
Наземную технику рассредоточить и потихоньку пускать вперед, потому что погрузить в транспорты уже не получится, а без разницы, где ее накроют, тут — или много севернее.
Народ, дисциплинированно собравшись попарно, приступил к облачению: минимальный налет тут составлял тридцать часов, но у большинства было куда больше. А еще — опыт увлекательных воздушных экспедиций в те страны, которые не в курсе.
— Мамочки, — прошептал вдруг онемевшими губами Майкл, разом вспомнив упоминание о "двухтонных-семигерцевых", а равным образом все, что слышал и помнил о тяжелых модификациях химических лазеров и облаках "тетриса", тоннах свернутых в спираль бездефектных нитей толщиной в микрон и электродинамических метателях, о тучах "кусачих мух", а главное, — что ГОВОРИЛИ, ГОВОРИЛИ ЖЕ ЕМУ, ДОЛБОЕБУ БРИТАНСКОМУ!!! — ну почему мне было не поступить так, как говорят умные люди? Хотя бы ради разнообразия?
Первой жертвой драматических событий этого дня стало село Татарские Косогоры, с постоянным населением семнадцать человек обоего полу, самому младшему из которых было пятьдесят три, четыре козы, шесть свиней, девять дворняг, около шестидесяти кур и переменного количества кошек, учесть которых было невозможно даже теоретически.
