Чем дольше шли гости по коридорам, тем больше леди Такара чувствовала, как затаенное ею чувство тревоги растет и обращается в едкий комок страха где-то в районе горла. Они точно не в генетическом центре и не на военной базе. Это фабрика. Что производят здесь? Габариты полотнищ буквально заставляют думать о человеческих телах. Больше всего действие напоминает модификацию солдат с помощью биологических имплантатов, выдернутую из какого-нибудь далекого от науки фантастического фильма.
Чтобы создать настолько высокотехнологичную фабрику глубоко в недрах скалы, нужны огромные денежные средства, тонны материалов и оборудования. Как умудрились неведомые строители протащить все это мимо зорких глаз множества самых разных спецслужб? Откуда эти "ученые" воруют энергию, пищу, воздух и воду? Куда девают продукты своей жизнедеятельности?
Сомнения и растерянность главы службы пропаганды были непродолжительны. Профессор Масанори, по-прежнему идущий чуть впереди от нее, как бы невзначай завел руки за спину и, делая вид, что просто потирает кисти рук, на долю мгновения сложил пальцами два условных сигнала — "опасность" и "демоны".
Черная цитадель! Осиное гнездо демонопоклонников. Такое же, как под крупнейшими городами страны Морей... под руинами вымерших и рассыпавшихся городов на захваченных тьмой островах.
Сердце леди Такары провалилось в пустоту. Чувство опасности ее не подвело. Жить ей, профессору Масанори и их верным защитникам осталось считанные минуты.
С легким шелестом разошлись в стороны створки очередных дверей. Три десятка людей вошли в огромный зал, украшенный вычурной лепниной и мозаикой с изображением величественных фигур в коронах, которым кланялись бесчисленные маленькие фигурки. Объятых огнем городов и людей, разрываемых чудовищами, в сюжетах этого зала не присутствовало. Ясно, чем прельстили обозленного принца пронырливые изуверы, живущие в подземной тьме. Власть и месть.
Сначала ядерным оружием и глобальным обледенением планеты, а затем развитой наукой о биополях человечество отбило две волны атак демонов. После изучения нового врага и ряда побед над ним люди утратили свой изначальный страх, но не возгордились ли они, решив, что теперь акума можно воспринимать как обыкновенного опасного хищника? Как природное явление, которое реально поставить себе на службу? Как инструмент, который можно использовать для достижения своих целей?
"Глупый мальчишка, — глядя на принца Рюджина, Такара едва сдерживалась от того, чтобы сжать кулаки. — Я-то, дура, думала, что в потомка вашей династии можно вложить хоть немного мозгов! Я потратила всю жизнь на твое воспитание, но ты такой же идиот, такая же ведущаяся на пафос марионетка, как и твой отец!"
— Восхитительно, — сказал профессор Масанори, пока делегация шаг за шагом приближалась к трем фигурам, пристегнутым ремнями к дощатому стенду в центре зала и накрытым белыми простынями. — Прогулка была невероятно познавательна и увлекательна, Рикуто-сама. А это, полагаю, и есть те три экземпляра, ради которых мы совершили столь долгое путешествие? Позволите ли вы нам на них взглянуть?
— Не нужно торопить события, профессор, — первым к стенду подошел лорд Масару. — Как глава этого научного центра я хотел бы провести полноценную презентацию. Для начала позвольте провести небольшой экскурс в историю. Мы ведь никуда не спешим, Рюджин-сама?
— Нет, у нас есть несколько часов, — ответил принц. — Говорите, мне очень интересно, откуда пошли корни этих, так сказать, сородичей златохвостой Кицунэ.
— Хорошо, — сказал Масару, и из пола совершенно бесшумно поднялся еще один стенд с закрепленной на нем картой. — Как вы можете видеть, дорогие гости, эта карта немного отличается от тех, что используются повсеместно в современном мире. Этот огромный остров, в эпоху Единства названный Аратана Кибо (Новая надежда), ныне забыт, и к нему уже около пяти веков не было отправлено ни единой экспедиции. Что представляет собой этот остров? Когда медленно отступающие на юг ледники начали освобождать земли этого острова, на нем не было жизни вовсе. С большим трудом экологам великой империи удалось озеленить мертвую пустыню Аратана Кибо. На нем планировалось создать колонию, но первыми обитателями новых земель стали... неблагонадежные личности всех мастей. Нет, это были не пираты. Даже в процветающем социуме эпохи Единства, конечно же, встречались казнокрады, мошенники, взяточники и воры. Попав в руки закона, в качестве предупреждения они направлялись на общественно полезные работы вроде строительства железных дорог или рытья каналов, но рецидивисты... уже не отделывались так мягко. Избавляя общество от жулья, силы закона грузили рецидивистов на корабли и вывозили за пределы обитаемого мира, выгружая их на побережье холодного и малопригодного для жизни острова, Аратана Кибо. Эти каторжные колонии не продержались бы долго, метрополия была вынуждена подкармливать их и продолжать работу по озеленению пустынь. На острове обнаружились полезные ископаемые и руины городов Давних, правда, без хранилищ Наследия. Остров расцветал, построенные каторжниками города приняли первых переселенцев с материка. Дело шло к тому, чтобы остров стал полноценной областью обитаемого мира, но внезапно, единство народов рухнуло, началась эпоха Войн, и связь острова с метрополией прервалась.
— Тогда-то ваша организация и прибрала его к рукам, Масару-сама? — переставая играть в таинственность, спросил принц Рюджин.
Лорд жителей тьмы нисколько не встревожился.
— Не сразу, мой господин, — ответил он молодому правителю страны Камней. — Мы дали Атарана Кибо три сотни лет повариться в его собственном соку. В то время как на материке бушевали битвы громадных армий, на острове шла своя собственная, маленькая война. Остров разделился на области, каждую из которых контролировал город-государство. Больше сорока областей, каждая со своей армией и правительством. Разобщенные, разделенные расовыми и мировоззренческими отличиями, люди бились за каждый клочок плодородной земли, за каждую шахту и маленькую деревеньку. Знакомая картина, не так ли? Но в триста шестом году эпохи Войн мы начали свою деятельность на острове, и уже через восемь лет все до единого города Атарана Кибо заключили между собой мирное соглашение и образовали новое, единое государство. Что же позволило нам добиться таких убедительных и грандиозных успехов? — лорд Масару сделал демонстрационный жест в сторону накрытых белыми простынями фигур. — Ужас, который люди придумали себе сами. Фантом, ненависть к которому затмила в людях даже застарелый гнев на своих собратьев и жажду кровной мести. Бездонная яма для принятия отрицательных энергий. Враг, которого никогда не было.
* * *
Эпоха Войн, год 525, 4 апреля
Инакава.
Город, принявший на себя тяжелейший удар в последней войне Северной Империи, представлял собой устрашающее зрелище. Разбитый и выгоревший дотла, за прошедшие несколько месяцев он только-только начал оживать, причем во многом благодаря вторжению шиамов. Уцелевшее оружие, военная техника и боеприпасы, которые можно было применить для обороны столицы, спешно изымались из руин. Для работников было организовано жилье, склады продовольствия и кухни. Войска, охраняющие разбитые хранилища от мародеров, защитили от разграбления весь город. Сюда даже вернулось около десяти тысяч жителей, которые к весне с помощью военных кое-как успели наладить быт. Черные от копоти, серые от каменного крошева и белые от никем не убираемого снега, руины могли шокировать своим видом того, кто помнил Инакаву прежней, но город все еще был жив.
— Шайнинг-сама! — молоденькая жрица храма Воды подобно вихрю ворвалась в приемные покои временного медицинского центра. — Дирижабль с репортерами уже подходит к аэропорту! Я его своими глазами видела!
— Аэропорт? — спросил старший жрец, с насмешкой оглядываясь на не в меру энергичную мико.
— Дирижабль! Дирижабль! — девчонка от полноты чувств замахала руками. — Огромный и с зеленым гербом страны Лесов! Пойдемте скорее, ведь мы должны их встречать, так господин капитан говорил!
— На швартовку и проверку уйдет часа полтора, Мичиру-чан. До аэропорта — пятнадцать минут неспешного шага. Что же нам, больше часа на посадочной полосе с ноги на ногу переминаться? Иди лучше прическу поправь и выбери другие канзаси. Твои для летнего праздника равноденствия, а не для встречи гостей.
— Зараза...
— Не ругайся в храме!
— Но Шайнинг-сама, я так старалась выбрать самые красивые! Почему вы, зная все традиции, мне никогда не помогаете? Если я ошибусь и все станут смеяться, то это будет только ваша вина!
— Я приму ответственность, — повернувшись на месте, Шайнинг поднял на руках вакидзаси и с каменным выражением лица слегка обнажил клинок.
Девчонка вытаращила глаза и окаменела. Цвет жизни отхлынул от ее лица, губы позеленели. Из ступора несчастную вывел только громогласный хохот старшего жреца, что от полноты чувств даже несколько раз хлопнул себя ладонью по колену.
— Дурак! — громко выпалила побагровевшая дочь храма. Не удержавшись, она даже запустила в наставника веером. — Я уже подумала, что тебе из клана письмо прислали и ты повод подыскал! Нельзя с такими вещами шутить! Псих несчастный! Уйду в женский храм, подальше от твоих заскоков!
— Да, да, сходи. Будешь с зари до зари ворочать хуже проклятой, без ласки и заботы, — дождавшись, когда рассерженная девчонка отвернется, храмовник одним движением вскочил на ноги, сцапал незадачливую мико и крепко стиснул ее в объятиях. — Кто же о тебе там позаботится, шиповник ты мой колючий?
— Шайнинг-сама! — возмутилась девчонка и заерзала, отталкивая жреца. — Отпустите, сейчас же! Это же... домогательство!
— Где? — разомкнув объятия, храмовник поочередно заглянул под столик, под матрас лежанки и за ширму. — Сбежало, наверно. Как увидишь еще раз эту тварь, гони ее на меня, а я табуреткой гадине промеж глаз влеплю, не очухается! Только учти, что те, кто без повода кричит о домогательстве, ходят как дурры, необнятыми, вырастают деревянными и живут несчастными!
— Ты... да ты... — пальцы правой руки девчонки мелко подрагивали, и, заметив это, жрец сразу стал сменил настроение.
— О, да ты что, меня ударить хочешь? — язвительно спросил он. — Осторожнее только, малявка, ладошку не отбей.
— У-ух! — сердитая жрица гордо задрала нос. — Доиграетесь, Шайнинг-сама, пожалуюсь куда следует! Между прочим, леди Каяо из комитета нравственности уже встречалась со мной и говорила о том, что нам, добропорядочным девушкам, нужно держаться вместе! С канзаси мне поможете или нет?
— Да уж, раз пошли угрозы расправы, придется помочь. Тащи сюда коробку, шантажистка.
— А...
— Храм за плакальщиками не ходит. Или ты меня в свою комнату приглашаешь? — храмовник приложил руки к щекам. — Мужчину! В комнату! К девушке! Куда только смотрит комитет во главе с прекрасной леди Каяо?!
— Дальше порога я бы вас все равно не пустила, Шайнинг-сама! — Мичиру отвернулась, вышла из комнаты, задержавшись у порога еще на пару мгновений. — И я последний раз предупреждаю, что еще раз попытаетесь меня тронуть, точно пожалуюсь! Вы же... служитель храма!
Громко хлопнув дверью, девчонка удалилась и оставила хохочущего наставника в одиночестве.
Впрочем, веселость была наиграна и хватило ее жрецу ненадолго. Секунды через три после ухода девчонки с лица Шайнинга исчезла последняя улыбка.
— Старый дурень, пристающий к молоденькой ученице? Известный типаж. Вы слышите, ками?! Это ничего, что в вашем храме такой негодяй завелся? Эй, червяк! — жрец сделал резкое движение рукой. Выхваченный из ножен, вакидзаси сверкнул в лучах лампы и со стуком вонзился в барельеф стены, пронзив голову каменного змеевидного дракона. — Сгоняй-ка самого шустрого подручного к Инари-сама, может, у нее случайно еще одна прекрасная посланница в зверинце завалялась? Или сам выходи бороться! Тут надо срочно богохульника покарать и прекрасную мико избавить от тирании. Ну? Ну же, выходите, грозные ками, я всего лишь человек!
Ответа не было. Боги, как всегда, стойко игнорировали все происходящее в мире людей. Или дело в том, что без любви что храм, что родной дом — пустая груда серого камня? Даже если здесь успели поселиться хоть какие-нибудь ками, то с появлением юной помощницы жреца они окончательно развоплотились и исчезли.
Жрец поднял руку и привычными эманациями воли сконцентрировал Ци на ладони. Над кожей поднялся едва зримый туман. Бледно-синий, с легким оттенком зелени.
— Паршиво, — сжав кулак, храмовник зло заскрежетал зубами. — Приехала помочь, говоришь? Спасибо, дочка, помогла. Такой домашний уют развела, мать позавидует.
Не пора ли бросить все? Много раз уже ветеран-храмовник видел во снах забытый всеми храм возле оставленного людьми города. Нестерпимо, до боли, хочется вернуться туда и, впитывая душой ментальное эхо, выйти к старым прудам, заросшим белыми кувшинками. Может быть, не по годам седому жрецу даже удастся воззвать к ныне утраченным силам и хотя бы раз снова увидеть бесплотные призраки своих родителей? Оживить видения далекого, безоблачного детства, согретого светом краткого мгновения процветания страны Водопадов и благодатью рождения в счастливой семье.
На клан плевать. Никто из родни не подумал даже подать голос в защиту молодого жреца, когда его отправляли на два года в трудовой лагерь за тиранию и рукоприкладство в семье. Когда его выставляли из дома и клеймили уголовником, никто в сторону Шайнинга даже не посмотрел, и вспомнил о воине-храмовнике глава клана только с началом восстания, когда каждый мелкий дайме как мог собирал солдат и панически метался от одного полюса сил к другому, стараясь казаться властителям хоть чуть-чуть значительнее.
А дочь? Что дочь? Пусть "держится вместе" со своей леди Каяо. Или идет в женский храм. Лентяйка и неумеха, придется ей привыкнуть к затрещинам и ругани старших жриц, зато никакого старого наглеца отгонять угрозами жалоб станет не нужно.
Храмовник вздрогнул, когда девчоночьи руки вдруг обняли его за шею. Юная мико ласково прижалась к окаменевшему от неожиданности отцу и тихо вздохнула, наполнив дыхание той сладостью, за которую мужчины прощают все на свете.
— Папа, ты сердишься на меня? — сказала она голосом, дрожащим от вины. — Прости. Я... я полная дура. Мать выгнала меня из дома, чтобы я не мешала ей искать нового сожителя, а ты принял свою глупую дочку и не стал вспоминать, как я на судах против тебя показания давала. Папа, я думала, что ты никогда меня не простишь, и плакала много ночей, проклиная себя.
Шокированный храмовник ничего не ответил, а девчонка, тихо всхлипывая, продолжала говорить:
— Наверное, ты думаешь, что я отношусь к тебе как к чужому? Нет, папа, это не правда. Я мстила тебе. Как последняя дура мстила за то, что ты мало уделял мне внимания в детстве. Мать говорила, что ты предал семью, что тебе нужны молоденькие мико из храма, а не мы, и я, идиотка, верила в это. Ты день и ночь лечил людей, отрабатывая по полторы смены в сутки, чтобы в страшное, смутное время твоя семья ни в чем не нуждалась, а я в один голос с матерью и бабушкой заявляла, что папа бросил нас. Я искренне верила, что деньги на еду, на учебу и дорогое, красивое тряпье появляются сами собой из маминого кошелька. Но каждый раз, когда я обижала тебя, папа, мне... тоже было очень плохо и больно. Что бы ни было в прошлом, в глубине души я прекрасно понимаю, что никто и никогда за всю мою жизнь не был ко мне так добр, как ты... — девчонка все чаще сбивалась, глотая подступающие к горлу слезы. — На самом деле я... я очень сильно тебя люблю и мне всегда очень-очень... тебя не хватало.
