— Я забыл часть своей жизни, и нынче уверен лишь в том, что она была. Я жил столетия назад, но как вернуть знания о том, кем я был и что натворил в прежние времена? Что ты можешь сказать об этом?
— Невелика потеря, — монотонно ответил Хозяин, — ты утратил прошлые страдания, горести, ошибки, смерти...
— Но также я утратил свои чувства, стремления. Я не знаю, кто я, кем я был и кем стал.
— Ты колдун, а значит ничего этого у тебя и не могло быть, Ланс де Терро.
— Говори мне, что тебе известно о том, как возвратить эти воспоминания в мою голову. Если бы я забыл все, то может и не мучился кошмарами, меня не съедала бы жажда мщения за собственную смерть!
— Есть много причин, по которым люди сходят с ума и теряют память о прошлом. Иногда в этом виноваты колдуны, и лишь возвратное заклятие способно уничтожить прежние чары.
— Ты знаешь его?
— Оно задается тем, кто творит подобное колдовство, и не может быть раскрыто другим чародеем. Хотя в этом деле всякое бывает, потому как люди помимо колдовства верят в своих богов. И эти боги нередко лишают их памяти и возвращают потом обратно, — Хозяин скривил губы в короткой ухмылке, которую тут же стер с лица, возвращая себе непроницаемый отрешенный вид. — А еще боги оставили на земле то, что может воздействовать не только на глупых неразумных людей, чья память не длиннее отпущенных им коротких лет бытия, но то, что забирает силу даже у колдунов. Я говорю о воде живой, мертвой и забвения. Эти жидкости одинаково опасны как для людей, так и для колдунов. Неотвратимы их последствия, не отменить силы, что заключена в них — заживлять, убивать и возрождать.
— Но ведь даже после испития живой воды человека все равно когда-нибудь настигает смерть, мертвая вода не убивает каждого, значит и воды забвения не действуют вечно.
— Видишь, тебе известно даже более моего, — отшельник прищурился и придвинулся к морийцу, — зачем же ты пожаловал сюда?
— Я слышал, что ты один из самых древних колдунов, может быть даже Владыка Прибрежного края, а теперь ты поселился в этих развалинах великого города Калаваргана. К кому, как не к тебе, мне было обратиться с вопросами о своей жизни, если теперь я проживаю её во второй раз?! — Ланс понурил голову, предвидя, что его надежды не оправдались, хотя велес так и не понимал до конца, чего ожидал от встречи сам колдун, стремясь в эти места будто призванный.
— Если бы колдуны умели дарить жизнь или возвращать её, разве посмели бы люди или кто иной усомниться в нашем величии, возроптать на нас и более не признавать за богов?! Человеческий род готов поклоняться любому растению, капле воды или ничтожному муравью, если уверует, что тот способен исполнить его мечты и дать достойный смысл жизни. Великолепен был этот город, но нынче никто не знает, кто управлял им и что за народ его населял, даже самые мудрые из фезов, те, что заглядывают в небо и считают, что способны читать будущее по звездам, предугадывать движение жизни... Даже они может быть уже забыли, что далекие предки их также тщетно взывали к старым богам — человекоподобным статуям с головами орлов и исполинским древам, в чьих кронах узрели людские лица. Но память верующих коротка, они прощают себе свои прегрешения и с радостью забывают их. Так и от прежних идолов люди отворачиваются, проливая кровь, а новые поколения, сваливая всю вину на богов, с готовностью ищут других. Но бывает, что прежние властелины возвращаются, — старец легко дотронулся до рукава Ланса, а после сжал его ладонь. — Я чувствую, что ты пришел сюда ненапрасно. Поведай мне всё как есть.
— Как будто паутина опутала меня, но я сумел выбраться из её сетей, только мысль, что там в её нитях осталось что-то важное никак не дает мне покоя, — заговорил граф. Он выглядел столь несчастным в тот момент, будто пытаясь раскрыть душу, но понимая, что выпускать наружу нечего, потому как за распахнутыми вратами вставала непроглядная тьма неизвестности. — Только колдовство может помочь мне, не иначе как с помощью него я обрел потерянную жизнь. В богов я не верю, ибо был воспитан чародеями. Хотя знаю, что не только их сила преображает мир, точнее это совершенно иная сила, а мы лишь пользуемся ею. Я надеялся на могущество колдунов в деле познания самого себя, но даже самый древний из них отвечает мне лишь загадками. Я могу еще отправиться в Черноморье, чтобы воспользоваться книгой колдуньи, что наделяет знанием и властью, но может она тоже окажется никчемной...
— О какой книге ты говоришь?
— О реликвии, что должна быть уничтожена, а может уже исчезла с лица земли... — на этих словах колдуна передернуло, и он странно вскрикнул. Только тогда Ведимир заметил, что Кай, рыскавший по темному залу, вцепился острыми зубами в лодыжку морийца.
Собака зарычала, когда Ланс попытался отстраниться, и ему на помощь тут же бросился Сигирь.
— Кай, пусти его! Кай! — не веря глазам, восклицал мальчик. — Что ты делаешь?! Это же свой!
Однако вместо того, чтобы ухватить пса, княжич начал усиленно тянуть за локоть графа, стаскивая того с места. Ведимир также поспешил к другу, с немалым удивлением оглядывавшегося по сторонам. Бородатый отшельник легко отнял зубы пса от штанины графа. Одной рукой он ухватил того за загривок и отбросил прочь, но собака, звонко взвыв, вновь кинулась в атаку на морийца.
— Взбесился что ли?! — гневно произнес Хозяин, однако теперь Сигирь не дал ему прикоснуться к зверю. Мальчик обнял пса за туловище и стал упрашивать оставить в покое ногу человека. Ланс попытался встать, неуклюже размахивая руками и ногами, а другой колдун желал вернуться к прерванному разговору. Но возбуждение графа перешло всякие границы и вылилось в сплошную брань. Он склонился вниз, чтобы самому добраться до мерзкого пса, как вдруг яркая солонка вывалилась из-за пазухи. Ланс не заметил своей оплошности, но в глаза князю велесов сразу же бросился опасный огонь, блеснувший из под век хозяина этих стен. В порыве колдун даже потянулся к амулету бледной худой рукой, но Кай столь же неожиданно как перед нападением на графа вгрызся в одеяние старика. Сигирь вместе с псом на руках повалился на пол возле ног сгрудившихся людей.
— Мы уходим, — выпалил мориец, когда, наконец, выбрался из суматохи. — Мы немедленно должны тронуться в путь.
Он с надеждой посмотрел на князя, и тот согласно кивнул.
— Кай всего лишь решил поиграть, — сглотнув, объяснял Сигирь, не выпуская от себя уже притихшего пса. — Он совсем не злой. Просто захотел напомнить о себе.
— У тебя очень умный зверь, малыш, — улыбнулся Ланс, что было совершенно невероятно после всего того, что он насылал на голову шаловливого животного несколько минут назад. Следовало опасаться, что все угрозы сбудутся, потому как Ведимир уже не раз убеждался, что слова и желания колдунов не просто так растворялись в воздухе.
Еще более странно было увидеть ответную улыбку на лице старца.
— Значит, вы не останетесь до утра?
— Нет, мы не вправе тревожить более вас, господин, — Ланс простился обычным поклоном.
— И, правда, я могу и не справиться со всем тем, что навалилось нынче на меня. Но я очень рад вашему визиту. Я живу здесь очень долго, и, наверное, ждал именно вас, чтобы понять, как дорого мне общество людей, — теперь в его лице и голосе не было даже в помине холодности и безразличия, с которой он встречал усталых путешественников. Он злорадствовал, подумалось князю. С еще большей уверенностью Веди признал, что решение Ланса незамедлительно покинуть темное подземелье было самым верным. — Однако я не могу отпустить вас с пустыми руками. — Хозяин удалился в один из углов зала, его шаги и движения во мгле гулко отдавались эхом от стен.
К этому времени друзья подошли к ступеням, что выводили из холодного мрака, но остановились, увидев, что отшельник нес полную сумку, поспешно разъясняя на ходу:
— Я собрал вам кое-чего из собственных припасов. Во флягу наберите воды из моего ключа или верхнего родника, а вот в этом кожаном кошеле груда монет. Здесь они мне ни к чему, а вам пригодятся, чтобы вернуться на далекую родину.
Ведимир принял вещи, поблагодарив за щедрость и сохраненные им жизни.
— Может мы еще свидимся, так что следует расстаться на доброй ноте, — Хозяин поклонился Лансу. А после ответствовал князю. — Ты ведь князь, велес, потому как Сигирь рассказывал, что происходит из семьи великого князя. Береги своего брата. Если ты еще не догадался, то знай же, что он обладает редким даром слушать и понимать все языки и наречия. Он еще не научился пользоваться им в полной мере, но со временем станет лучшим из твоих воинов и соратников.
— Номы наделяют подобными умениями некоторых рудокопов, — произнес Ланс тоном, как будто бы уже давно прознал про способности княжича.
— Рожденные в горах иногда удостаиваются такой чести, — подтвердил отшельник.
— Сигирь был рожден в Кичени, возле отрогов Синих Вершин. Только кривличи испокон веков не слыхали о номах. Помню лишь, что именно в ту ночь по рассказам матери над городом впервые за последние столетия появился дракон. И имя, выбранное для брата нашим отцом, означает не иначе как Си-Гирь, Пламя Гор, — задумчиво ответил Ведимир. Он поднимался по ступеням к отблескам солнца, что закатывалось за горизонт, а Хозяин уже исчез во мраке своего жилища.
Впереди ступал княжич, довольный тем, что визит закончился столь щедрыми подарками. Едва услышав о драконе, он тут же забросал братьев вопросами об ящерах, о которых прознали и рассказывали в Шафри даже узники атана, представляя, как те прогнали прочь полоров из Дерявы и вскоре сожгут армии самого Атуба. Мальчику отвечал Ланс, потому что Ведимир не мог вымолвить ни слова. Он рассеянно прислушивался к разговору. Колдун с интересом допытывался у юноши, как тому удавалось справляться к тиграми, которые, по рассказам других ребят, никогда не трогали княжича... Ведимир брел по лесу, стараясь не отставать от друзей, но перед взором то и дело вставал жадный огонь в глазах одинокого старца, за долгие годы привыкшего к безмятежности и покою. Этот огонь вспыхнул совсем не к добру, потому как было ясно, что его невозможно отныне затушить.
* * *
— Совсем не нравится мне этот человек, — слова Ведимира, произнесенные в блуждании по лесу, всплыли в голове графа де Терро, когда развалины Калаваргана остались позади. В предрассветных лучах друзья ступали по ухабистой деревенской дороге, усталые и измученные, но прошагавшие всю ночь, чтобы поскорее выбраться из зачарованных пределов и отыскать кров у обычных крестьян, живших на фермах за крепостными стенами столицы.
Он уже не раз пожалел, что так рьяно желал встретиться с колдуном, который мог бы приоткрыть завесу его прошлого, подсказать верный для этого путь. Однако на деле вышло все совсем не так. Он корил себя за несдержанность в словах. До сих пор Ланс не мог понять, как его угораздило рассказать чародею о том, чего он совсем не намеревался раскрывать. Например, о книге принцессы Мории. Или о том, что он умер, а потом вновь обрел жизнь. Там среди высоких мрачных колонн Ланс впервые почувствовал, что значило попасть под власть колдовских чар. Он сам поначалу решил воспользоваться своей силой, чтобы развязать язык старцу, которому без длинных волос и бороды можно было дать не более сорока лет, и проникнуть в тайны его знаний. Но Ланс не сумел выдержать ответного удара. Как просто прежде ему удавалось удивлять друзей и учителей в Алмааге, государя Ортензия и его советника Элбета, когда их желания, направленные на юного непослушного воспитанника, оказывались недейственными, он легко избегал воздушных пинков или проходил сквозь воздвигнутую перед ним стену, развеивал чары иллюзий и страха. Колдовству всегда можно было сопротивляться, но перед звучанием завораживавшего голоса Хозяина, а может от прикосновения того к руке графа, де Терро совершенно потерял разум. Он думал, что спит наяву, хотел проснуться, но не мог. Он знал, что впервые встретил соперника, который посмел его околдовать. Хотя может это совершила уже однажды Марго, мелькнула горестная мысль о том, что любовь к ведьмочке была всего лишь чародейством, ловушкой, в которую он угодил давно и до сих пор не мог из неё выбраться.
Тревога и опасения терзали душу, но Ланс не улавливал их истинные причины. Нелестное мнение князя велесов об отшельнике лишь подтвердило его собственное отношение к этому человеку, а точнее колдуну. Устало перебирая ноги по дороге, мориец в который раз успокаивал себя, что благодаря Сигирю и Каю, он не выдал Хозяину ничего особенного, ничего, что могло нанести вред кому-либо или помешать планам униатов. Колдун Калаваргана уже долгие годы вел затворническую жизнь, он мог давно выйти к людям, чтобы встать на чью-либо сторону, если бы пожелал. Граф упомянул о книге, в которой Марго видела угрозу для мира и свободы, ежели рукопись попадет в руки колдуна. Но разве Хозяин, коли он действительно происходил из круга тех Владык, что именовали себя вечными богами и сами создали могущественные заклинания, не знал о том, что стало с этими записями?! А ежели он и не знал о такой реликвии, то Ланс не успел оговориться подробно, да к тому же Марго скорее всего уже избавилась от книги Мории, и граф унимал напрасные беспокойства.
Ему довелось встретиться с человеком, который взирал на мир сквозь многие прожитые годы. Ланс испытал невообразимое почтение к старцу, принявшему их в глубинах разрушенного города. Пусть некоторые его слова и действия показались странными и непонятными для друзей, но вместе с тем граф признавал справедливыми услышанные речи о том, что следовало воспользоваться сполна выпавшим ему шансом и прожить жизнь с чистого листа, оставив все плохое и хорошее в глубинах непознанного. Он не станет забывать ради смутных призраков былых времен тех, кому нужен сейчас. И даже, если он сумеет пронзить пучину прежнего бытия, ничто не повлияет на него настоящего. Теперь он Ланс де Терро, мориец, брат, колдун. Пусть раньше он был самим богом, а может государем или убийцей, он проживет эту жизнь тем, кого избрал себе сам, будучи узником солонки. Ланс сжал покрепче на груди цепочку, что вновь обрела своего владельца.
Колдовскими чарами Ланс изменил облик товарищей. Отныне их волосы и глаза потемнели, и друзья, купившие в бедной фезской деревне двух лошадей, более походили на странствовавших жителей восточных берегов, чем на иноземцев из дальних западных пределов Синих Вершин.
— Этот знак еще долго будет напоминать вам о походе к тингольскому атану, — задорно произнес Ланс, перебирая длинные темные, будто вороное крыло, локоны мальчика. Сигирь склонился над тихой заводью реки, вдоль которой всадники гнали лошадей на север, и с недоверием осматривал свой новый вид. Он перевел хмурый взор из отражения в воде, покрывшегося рябью, на колдуна. Мальчик был расстроен тем, что пришлось оставить верного Кая на дворе местного рыбака, несмотря на то, что пес, завидев феза, залился громким радостным лаем. А тут еще добавилась темная краска, что напоминала о тинголах и их беспощадных лицах. — Нет, ты не будешь всегда походить на темноволосых полоров, — с улыбкой успокоил его граф, — только покуда волосы полностью не отрастут.
