На это человек ответил уклончиво:
— Кто его знает, может, оно и так... Но ты был слишком беспокойным правителем, всё чего-то нового хотел, а от этого тревожно...
— Но почему тревожно? Я-то как раз слишком мало всего менял по сравнению с Манко, может, в этом моя основная ошибка. Мои крупные проекты были недостаточно крупны.
— Манко был вынужден всё менять, а ты — нет. И лучше бы не менял. Жил бы по заветам отцов и дедов... Зачем англичан в страну пустил?
— Пускать в страну англичан я не хотел. Настояли носящие льяуту, многие боялись войны, да и хотелось приобщиться к европейским достижениям. Они были жестоко наказаны за свою наивность. Каюсь, я тоже не вполне оценил опасность в полной мере. Я собирался выдворить англичан из страны и думал, что у меня ещё есть время... Да, тут меня есть в чём упрекнуть, впрочем, за это я уже жестоко наказан. Что касается жизни по заветам отцов и дедов... Ну, мой отец был и в самом деле простым сапожником, а вот дед Манко как раз таки завещал быть как можно энергичнее и активнее, а покоем не довольствоваться. Ибо для нас покой несёт в себе зародыш гибели, и теперь более чем когда-либо я понимаю, что нужны были ещё более масштабные преобразования, однако понимаю и то, что вы этого не очень хотели бы. А это невозможно без вашего горячего участия, одни только инки этого делать не могут при всём желании. — Вздохнув, Асеро добавил, скорее обращаясь к самому себе. — Может, в этом и состоит корень нашей беды, что именно вы отказались от развития, боясь вместе с ним потерять благополучие? Но ведь благополучие без развития невозможно! Чтобы жить хорошо, всегда нужно строить что-то новое. Новые города, новые плотины... А без этого нельзя прокормиться даже! Да и что такого страшного в том, чтобы вводить новое, если оно полезно? Ведь как раз мой предок Пачакути потому и прославился, что при нём были активные преобразования, были усовершенствованы плотины, что позволило построить новые города. Ещё поэтесса Чайный Аромат писала:
А тот, кто нас ведёт дорогою труда,
Дорогою побед и славы неизменной,
Тот будет наречён народом навсегда
Преобразителем Вселенной!
("Преобразитель вселенной" — вольный перевод имени "Пачакути")
— Однако Чайный Аромат и другие стихи писала, ведь её супруг был обвинён в заговоре и был казнён. Да и сын её тоже пострадал.
— Ну, тут в архивах надо смотреть, дело давнее, я о нём точно так же, как и вы, в основном из книг по истории знаю. Но меня поражает логика такого рода обличений. Почему-то когда речь идёт о ком-то казнённом, нередко родство или дружбу кого-то с кем-то выдают чуть ли не за причину казни, то ли видят в этом основание для неприкосновенности. Да любой преступник, скорее всего, будет кому-то мужем, сыном, братом или другом, но почему в этом надо видеть оправдание или доказательство невиновности? Важно лишь то, делал ли человек то, в чём его обвиняли, или нет. Но братья мои, полно, о прошлом можно говорить долго, а времени у нас немного. Негодяи уехали в столицу, они могут привести сюда людей для захвата меня в плен. Тогда и вы можете пострадать. Значит, вам же лучше, если я сегодня же вечером уеду и возьму с собой тех, кому здесь может тоже грозить расправа. Так что чем скорее мы решим этот вопрос, тем лучше.
Народ замялся. Возразить на это было нечего, но отдавать своих лошадей не хотелось. Вдруг из задних рядов вышел его вчерашний охранник и сказал вызывающе:
— О как запел! Почуял, что в живых народ тебя решил оставить, так уже и лошадей, и людей просишь! Не довольно ли тебе, что жизнь сохранят и всё?
— Но ведь мне же нельзя здесь оставаться! — ответил Асеро. — И пешком не уйти, тем более с дочерью!
— Это уже твоё дело, но почему мы должны помогать тебе опять взгромоздить свою задницу на трон? Кто тебе сказал, что мы хотим этого?
— Но ведь за благословением на Райма Инти пришли?
Тут слово взял какой-то старик крестьянин:
— Юнец, ты и в самом деле забываешь приличия. Да, я теперь вижу, что никакой Асеро не тиран, охрана его не боялась нисколечко. Собственно, это и плохо. Асеро, ты, похоже, человек неплохой, и был неплохим правителем в мирное время, но сейчас нужен человек с железной волей и железной рукой, ты с разразившейся напастью не справишься, потому что ты мягок как женщина. Лучше тебе уступить место кому-то другому.
— Возможно, ты и прав. Может, найдётся другой человек, более достойный, нежели я. Однако насколько его признают законным вождём, зависит в том числе и от меня. Если я увижу более достойного человека, я сам откажусь от претензий на престол и благословлю его. Но для этого я всё равно должен целым добраться до Кито, где и будет решаться этот вопрос. Ведь в том, чтобы захватчиков изгнать поскорее, вы заинтересованы ведь?
Бывший охранник опять влез:
— Насчёт захватчиков это проблемы инков больше. Простым людям и при Новой Власти будет не так уж плохо. Мы же теперь не будем часть урожая за просто так инкам сдавать, продавать его будет можно, и за это всякие хорошие вещи покупать.
В толпе послышалось сдержанное одобрение.
— Дурачок, — ответил Инка, — конечно, теперь специально изымать продукт некоторое время не будут. Но и ничего бесплатно поступать из города тоже не будет. Ни одежды, ни рыбы с побережья, ни бумаги, книг и чернил для школы, ни труб для оросительной системы, ничего! За всё это нужно будет платить, а вы не сможете. И скоро на своей шкуре убедитесь, что товарообмен куда менее совершенная вещь, чем продуктообмен. Скоро вы поизноситесь и будете ходить в лохмотьях! Конечно, это не так страшно, как умирать с голоду, на что будут обречены ваши собратья-горожане, но всё-таки приятного мало!
В толпе раздались голоса: "А ведь государь-то дело говорит. Он лучше нас обстановку оценивает", "Ну, если он более достойному престол отдать обещает — чего нам бояться!", "Да лукавит он, не отдаст, где это видано, чтобы от такой власти отказывались?", "Но ведь, как ни крути, с англичанами что-то делать надо, не дадут они нам спокойно пожить, тут не поспоришь!", "Без инков война не начнётся, а инки в любой момент войну начинают, у простого народа не спрашивая — если уж каньяри такие гады, отпустили бы их на все четыре стороны".
Асеро понял, что всё ещё не так просто — не за благословением на Райма Инти к нему шли, это скорее повод был, по крайней мере, для части людей повод. А если его таки не отпустят, и из города вернутся Тукан и Большой Камень с подмогой? А если дело дойдёт до резни?
Вдруг во двор прибежали Фасолевый Стебель и какая-то незнакомая тощая девушка с бледным лицом и со шрамом на щеке. Девушка закричала:
— Тапира на площадь какой-то человек привёл, говорит, что разобраться хочет. Мол, он из вашего селения, а на него напал. Теперь говорит, чтобы старейшина к нему вышел.
Тут уж народ волей-неволей направился к площади перебраться на площадь. В этот момент в калитку вбежала Роза, подлетела к Асеро и шепнула ему на ухо: "Отец, там, на площади, Инти". Тут уж ничего не оставалось как идти на площадь вместе со всеми.
Там и в самом деле был Инти на коне, а рядом стоял приведённый Тапир со связанными руками... Инти сказал:
— Меня зовут Саири, я торговец. Кто у вас тут старейшина, хочу разобраться. Сегодня утром я с моими людьми встретил шестерых всадников. Это были две женщины, юноша, и трое мужчин. Мы бы мирно разъехались, но я заметил под мужчинами коней, которые до того были у моих друзей ехавших сюда, и потребовал объяснений, так как заподозрил их в грабеже и возможном убийстве. Те не стали давать объяснений, а напали на нас в ответ, чем лишь укрепили наши подозрения. Точнее, мужчины напали, женщины остались в стороне и потом удрали, да и юноша их примеру последовал, поняв, что со мной шутки плохи. Двоих мы уложили на месте, а этого взяли в плен, но ничего от него не добились, он уверял, что ни о ком ничего не слышал. Итак, я хочу узнать, что у вас тут в точности произошло, и кто были эти люди, которых мне пришлось убить, а также знаете ли вы что-нибудь о судьбе моих друзей.
Старейшина замялся. Отвечать на такие вопросы перед каким-то Саири ему явно не хотелось. Тогда Асеро вышел вперёд, и Инти в первый момент даже вздрогнул от удивления. Конечно, он удивился не тому, то его друг жив-здоров, а тому, что Асеро, наплевав на всю маскировку, стоял перед народом в своём царственном одеянии.
— Мне уже бесполезно скрываться, Саири, — пояснил Асеро. — Ворон сдал меня с потрохами, всё рассказав главе местной банды, которая орудовала здесь как минимум три года и ещё до переворот совершила несколько убийств. А самое страшное, что убийц покрывали предатели из людей Инти. Они хотели инсценировать суд надо мной, но это была их ошибка. Я их сумел не только разбить их обвинения, но и самих их выставить в крайне невыгодном свете. Тайно убить меня тоже не вышло. Тогда они ночью бежали, но, скорее всего, бежали за подмогой. Вероятно, они рассчитывали привести карателей уже сегодня вечером, слишком они заинтересованы были в моей смерти, чтобы меня вот так выпустить. Конечно, ты спутал им карты, но раз часть из них жива и на свободе, так что они ещё могут вернуться. Кроме того, может быть расправа над опасными для них свидетелями. Так что кое-кого придётся забрать в Кито.
— Ну, мы это обеспечим. Но сейчас я считают нужным провести суд над этим пособником банды. Конечно, я могу его и так убить, но нужно провести суд, чтобы потом меня не обвинили в произволе.
Тут арестованный, молчавший во время их разговора, сказал:
— Как будто и без того мало ты совершил произвола, Инти! Мало ли девушек было обесчещено тобой! Ты хватал их на улице, затаскивал в дом, а потом, совершив своё мерзкое дело, топил их в сере, которую брал от вулкана.
Инти на миг поменялся в лице, но, видно, сообразил, что кто-то из своих назвал его так в присутствии пленника. Как бы то ни было, раскрытие инкогнито никак не входило в его планы и могло сильно осложнить дело.
Асеро вступился:
— Братья мои, да неужели тут кто-то поверит хоть одному слову этого мерзавца! Вчера он клеветал на меня, а сегодня вот за Инти принялся. И при том, что сам развращал юношество сомнительными теориями, да и на практике поощрял насилие. Впрочем, тут лучше непосредственным свидетелям слово дать. Да, Инти, ты прав, следует организовать суд, но так как нет человека, который мог назваться судьёй, многие уважаемые люди были если не в сговоре, то запуганы, к тому же пострадавшие не могут быть судьями в любом случае, а пострадали прямо или косвенно многие, то пусть судит народ и выносит приговор голосованием. А председательствовать могу и я, тут, я вижу, многие слишком растеряны.
Тапир нашёлся:
— А имеешь ли ты право председательствовать? Ведь ты тоже от меня пострадал.
— На моё счастье, ты не бил меня самолично. Хотя, конечно, оклеветал. Но в данном случае клевету можно не принимать во внимание, так как ты любого так оклеветать можешь. Ну а относительно моей персоны факт клеветы по крайней доказан. Да опять же судить буду не я, приговор тебе односельчане вынесут. И для многих увидеть тебя в петле будет лучшим подарком на Райма Инти. Суть обвинений я сейчас легко сформулирую, они у меня ещё со вчерашнего дня на языке вертятся.
— А этот человек действительно Инти? — спросил старейшина, указывая на "Саири". — Только этого нам не хватало.
— Если уж не боишься меня, то Инти чего бояться?
— Ну, может, про девушек в сере ерунда, но он же покойник! Ну за что такое на мою бедную голову!
— Значит, его можно не кормить обедом, — невозмутимо заметила Онцилла, — покойники же не едят.
— Меня не так просто убить, как некоторые думают, — сказал Инти, — а чуток перекусить я бы не отказался. Из надёжных рук, разумеется.
Асеро ответил:
— Не бойся, я у них уже ел, как видишь, жив. Думаю, что спорить с живым покойником им не с руки.
Старейшина задумчиво почесал в затылке:
— А всё-таки, объяснить можно: ведь ты был в замке, тебя убили, твой труп вывесили на всеобщее обозрение в довольно непотребном виде, как же ты можешь после этого ходить, говорить, сражаться и есть? Конечно, ты ведь при этом не рассчитывал, что тебя как покойника разоблачат, но всё-таки как тебе это удалось?
— Секреты своего ведомства мы не раскрываем, — сказал Инти, хитро прищурившись, — но, как ты можешь догадаться, воскрешать людей запросто мы не можем. Кабы могли, многое было бы по-другому.
— Я как-то читал об осьминогах, будто бы они способны создать двойника из чернил, а сами уплывают. Возможно, что ты магическим образом создал полную иллюзию себя, так что, даже убивая, твои враги не могли распознать подделку. Так это было?
— Не совсем так, но допустим, что твоя догадка близка к истине, что с того?
— А то, что с таким могучим колдуном нам лучше не спорить. Надеюсь, вы все поняли? — и старейшина выразительно взглянул на супругу, которая до того если и скупилась на обед, то теперь бросилась готовить.
В общем-то, всё прошло гладко. Инти наскоро перекусил в доме старейшины, только он услышал, как Медная Зелень шепчет Инти: "Всё-таки в толк взять не могу, как же так получается, что про тебя такие сплетни, а ты говоришь, что не виновен. Ну, пусть не насилие, а разврат всё-таки был?" "Было многожёнство, и не более того, это нашими законами и моралью дозволяется, но и с этим я завязал. Теперь у меня одна жена и всё!" "Всё-таки не верится, не могут же люди ТАК клеветать..." "Могут, к сожалению, могут. Ещё и не так могут".
Местные уже не удивлялись ничему, и наскоро начали приготовления к суду. Точнее, делать тут было ничего не надо, вчерашнее ещё не успели разобрать, и некоторые шутили на тему, что теперь подсудимый обменялся местами с одним из судий. Основной акцент обвинения Асеро решил сделать на развращении юношества, тем более что школьники тут наименее склонны лгать и выкручиваться, так как даже если и попытаются завраться, им с Инти довольно просто будет их ткнуть в противоречия. Впрочем, и об участии в банде он не забывал.
Инти позвал Морского Ежа и Морского Огурца, которые ему помогали доехать до селения и временно оставались за его пределами, чтобы в случае чего прийти на выручку. Они же должны были обеспечить порядок на суде. Инти успокоил Асеро, сказав, что все живы, но Коралл легко ранен.
На суде произнёс вводную речь Асеро, кратко изложив то, что узнал за менее чем два дня в деревне. Потом он вызвал Птичьего Когтя, и тот рассказал о сомнительной теории отбора наилучших и о порядках в школе, где поощрялось издевательства сильных над слабыми, а мальчиков над девочками. Поначалу он, правда, не думал, что учитель это поощряет, а не просто не вмешивается.
Птичий Коготь рассказал и то, о чём Асеро не знал до этого:
— С детства я ненавидел инков, и причину этого вы знаете. Потому я с жадностью впитывал всё, что говорилось против них, и с интересом слушал Тапира у него дома, но однажды я понял, что с ним мне не по пути. Я мечтал бороться против инков, и он обещал помочь мне связаться с теми, кто борется, но только на одном условии. Я должен был назвать свою мать шлюхой.
