...На празднике 'Дня Благодарения' Дорсея не было. Он в этот день был назначен вне очереди на дежурство. Сменившись вечером, Говард отправился в харчевню подле Нескучного сада, крепко набрался и озверел — бросался на первых встречных, пудовыми кулаками бил жестоко, крепко ругаясь при этом. В конце концов, под утро, В конце концов Дорсей нарвался на городовых, мгновенно отхватил хороших 'pizduley' и очутился в русском полицейском участке. Пристав был не дурак, сразу установил, что цветной драчун — сотрудник американского военного атташата и немедленно связался с Департаментом. На счастье Брюханов лично приехал в участок, едва взглянул на побитого негра в разорванных куртке и брюках, с залитым кровью лицом и сказал:
-Е, уэл, бой, ю гадыт.
-Хи гат ми. — мрачно ответил Говард Дорсей и кивнул на мрачного городового — конвоира, стоявшего у стола коменданта.
-Айл геч ю. — пообещал Говард Дорсей и засмеялся. Засмеялись и Брюханов с приставом.
Задержанного за пьяный дебош Говарда Дорсея доставили в приемную Департамента Государственной Охраны. До прибытия в приемную представителя Министерства Иностранных Дел, который затем должен был вызвать сотрудника консульского отдела посольства САСШ, американца попытался разговорить генерал Брюханов. Говард Дорсей хмуро отмалчивался, но затем бросил такую фразу:
-Да, обстановка не самая подходящая, да и времени у нас с вами нет для обстоятельного разговора, так как скоро приедет представитель посольства.
Эту фразу можно было расценивать по — разному — и как просто ничего не значащий ответ, и как действительно сожаление, что не удалось поговорить, но в любом случае эта его фраза генералу Брюханову запомнилась. Он немедленно созвонился с вице — директором и тот, после короткого раздумья, сказал:
-Разговорите его. А с вызовом представителя североамериканского консульства можно и не спешить...
Брюханов продолжил 'беседу по душам' с американцем, и надо сказать, довольно удачно. Все остальное было делом пяти минут. Брюханов уладил все формальности:
-Ничего не бойся, старина. Мы никого вызывать не будем. Но помни — теперь ты будешь делать свою работу и для кого — то еще. А сам останешься в тени, призраком. Ты будешь снабжать нас хорошими и полезными сведениями, а мы будем тебе за них приплачивать. И не станем мешать тебе делать карьеру первого американского цветного генерала.
-Подполковник Симмз меня прибил. — равнодушно ответил Говард Дорсей. — Мне теперь надо готовить чемоданчик и убираться с военной службы.
-Твой подполковник Симмз скоро уберется в Варшаву, а в Москву вернется Уоллес. А ты, старина, пока сиди ровно, поменьше показывайся Симмзу на глаза и делай все так, чтобы у твоего ку — клукс — клановского подполковника чесались руки, а он ничего не смог сделать по формально — канцелярским причинам, то бишь, не мог бы отправить тебя в отставку...Ты хороший специалист, ты варишься в дипломатическом котле достаточно давно, хорошо знаешь местные реалии, без твоих услуг Америка, конечно, может обойтись, но не здесь и не сейчас — время нынче такое, что вашим правящим кругам не до жиру, на всем приходится экономить. Да что я тебе рассказываю, ты и сам это прекрасно знаешь...
Все вышло так, как и говорил русский. Говард Дорсей два дня отлеживался в своей комнате, в посольстве, не показывая подполковнику свою черную, побитую физиономию, а вернувшись к исполнению своих служебных обязанностей, уже не нашел в миссии военного атташе Симмза — тот, помимо того, что любил 'заложить за воротник' не дожидаясь 'адмиральского часа'*, умудрился за столь короткий срок нажить себе врагов буквально везде в посольстве, успел нахамить консулу, рассориться с советником посла и, отозванный телеграммой, отправился в Варшаву. До возвращения 'рубахи — парня' Уоллеса подполковник Симмз больше так и не появился в Москве. Чему все в посольстве и в аппарате военного атташе были несказанно рады. А уж с Уоллесом Говард Дорсей успел сработаться...Вообще, майор Уоллес был 'находкой для шпиона' — секретные и конфиденциальные документы им обрабатывались бесцеремонно. В его офисе ящики с бумагами терялись, находились, возвращались поздно, в неожиданный момент. Некоторые секретные документы просто лежали повсюду в его кабинете, некоторые даже хранили пятна от коктейльных бокалов. Один раз Говард Дорсей умудрился получить от своего босса, 'ошарашенного' хорошей русской вечеринкой и не имевшего сил подняться с постели, приказ — отвезти несколько пакетов с официальными документами в посольство. Говард Дорсей в течение трех часов терпеливо высиживал на конспиративной квартире в ожидании, пока русские тщательно сфотографируют бумаги...
-Уж вы оформите все должным образом. — сказал вице — директор. — Может статься, доклад уйдет к министру. А от него прямиком к государю...
=======================
во время вузунских событий 1927 года* — антиамериканские беспорядки в Вузуне, вспыхнувшие после очередного инцидента между американским морскими пехотинцами и местными жителями, в ходе которых несколько китайцев были убиты, а среди морских пехотинцев имелись раненные.
Получил нарукавного золотого орла* — нарукавная нашивка 'писарского' уорент-офицера в виде золотого орла*. Армейские полевые писари и полевые писари (Квартирмейстерский корпус) официально были превращены в уоррент — офицеров на основании Акта Конгресса от 4 июня 1920 года, и введены в армию Бюллетенем 25 Минобороны США от 9 июня 1920 года. 'Писарские' уоррент — офицеры получили свой нарукавный знак различия 12 мая 1921 года.
от старого клуксера* Симмза... — член организации Ку-Клукс-Клан.
12 сентября 1932 года. Воскресенье.
Москва. Британское посольство.
Посольство Великобритании устраивало торжественный прием в честь приезда в Москву министра внешней торговли лорда Милна. К посольскому особняку в Колпачном переулке весь вечер подкатывали, сверкая никелем и лаком, большие лимузины. Они останавливались на полминуты у длинного и пестрого, как зебра, навеса, защищающего от сентябрьской капели, и выпускали пассажиров. Зеваки, собравшиеся у ворот беспокойной толпой, встречали прибывающих соответственно их важности. Восторженным шепотом, обывательским любопытством, а иногда даже аплодисментами как бы обволакивали полномочных и чрезвычайных министров.
В Большом Зале приемов собрался весь политический бомонд во главе с верхушкой российского внешнеполитического ведомства, иностранный дипломатический корпус, работающий в Москве, начиная с советников — посланников и заканчивая вереницей представителей 'второстепенных европейских стран', парочка министров правительства России, журналисты, иностранные певцы, актеры, композиторы, художники, русские аристократические 'сливки'.
После официальной части, носившей нервозно — напряженный характер и растянувшейся, из — за спича посла на целый час, публика с радостным оживлением, но не теряя чувства достоинства, ринулась к накрытым ля — фуршет столам.
Вслед за одним — двумя бокалами шампанского, разговоры в зале приемов слились в один зудящий гул...
-...Кого считать врагом Запада в нынешней эпохе, в которой нужда в России, как в союзнике, иссякли?
-...Вы смотрели постановку 'Садко' в русском театре? Таких постановок я не видел ни в 'Ла — Скала', ни в 'Ковент — Гарден'. Голоса получше итальянских. Ратимов, Козловский — просто божественные теноры. А какие артисты!...
-...Москва скоро станет вторым Танжером. Кажется, все разведки мира обосновались здесь...
-...Ну, так что? Отказываетесь от джина, плавно переходя к португальским портвейнам?...
-...Французы хорошо осознают непрочность своего могущества, покоящегося не на естественной, а на искусственной основе: на дискриминациях, навязываемых Германии...
-...А что русский монарх? Готовит завтрашнюю речь в Земском Соборе?
-...Речь царя в Земском Соборе? Это будет очень красочно, с фотографами, с кинохроникой и прочим великолепием. Это для театра эффект чрезвычайно сильный, но позвольте вас спросить, господа...
-...А вы намерены присутствовать на речи царя в Земском Соборе? Нет?
-...Это всего лишь мнение. Мнение, которое не особо интересует тех, кто делает большую русскую политику...
...Гул в Большом зале посольства то нарастал, то слегка приглушался...
-Вы уже начали переговоры с русскими по экономическим вопросам? — спросил лорда Милна германский посол, подходя к британскому министру с бокалом теплого шампанского в руке.
-Пока нет.
-Царь примет вас?
-Не знаю. Проблематично, на мой взгляд. Русский монарх считает, что ему вполне удается не выходить за рамки своих официальных функций и не оказывает большого давления на государственный аппарат.
-Я слышал, вы собираетесь завести дополнительных торговых представителей в России?
-Вы, кажется, форсируете события, господин посол...
-Перспективы переговоров, несомненно, оценить успели? — германский посол действовал нахраписто, всеми средствами желая компенсировать недостаток политического влияния.
-При нынешнем состоянии англо — русских отношений мы, скорее всего, не согласимся на смягчение своих подходов.
-Как же тогда можно рассматривать вашу миссию в Москве?
12 сентября 1932 года. Воскресенье.
Москва. Британское посольство.
-Дорогая Гудрун, вы выглядите очаровательно. — Каррингтон весело улыбался, подходя к обворожительной шведке Нильссон. — Ради кого вы выкрасили свои волосы в каштановый цвет? Этот цвет сразу сделал вас старше.
-Вы бестактны, Каррингтон.
-Ну, не дуйтесь, милая Гудрун. Я также прямолинеен, как и бестактен. Вы должны мне помочь.
-Каким образом?
-Согласитесь, все дипломатические приемы невыразимо скучны. Особенно в Москве...Не желаете ли ускользнуть вместе со мною?
-Куда же?
-От ужина, переходящего в завтрак вы наверняка откажетесь. Тогда пойдемте просто посидим где — нибудь. Я знаю одно прекрасное местечко — ресторан 'Рыбарис'. Заведение славится своей сдержанной, не бьющей в глаза, роскошью и французско — азиатской кухней...
-'Рыбарис'? Где это?
-Рядом с Патриаршими прудами, на Спиридоновке. — ответил Каррингтон, рассеянно глядя на Гудрун, вернее на ее реакцию, — Воспользуемся удобным случаем и вашей машиной — мой синий 'остин' русская политическая полиция слишком хорошо знает...
12 сентября 1932 года. Воскресенье.
Москва. Улица Спиридоновка, ресторан 'Рыбарис'.
О выходе Каррингтона из британского посольства в сопровождении шведки Нилльсон, Татищев узнал через десять минут после того, как коммерческий советник британской торговой миссии покинул здание. Еще через пятнадцать минут подполковник выехал вместе с ротмистром Бегуновым в ресторан 'Рыбарис'.
Хотя вечером стояла невыносимая жара, без признаков дождя, Татищев отправился в ресторан с легким плащом в руке.
-Решили забыть плащ в ресторане после ужина? — шутливо осведомился ротмистр Бегунов.
-Ни в коем случае! Есть предположение, которое необходимо проверить, — коротко ответил Татищев и, аккуратно сложив, элегантно перебросил плащ через руку.
Придя в ресторан, ротмистр Татищев предварительно заглянул внутрь зала. Каррингтон и шведка оказались налицо.
-Отлично, идем в зал!
В гардеробной, взглянув внимательно на небольшое количество находившихся на вешалках легких накидок и плащей, Татищев повесил свой плащ рядом с другими.
-Будь добр, братец, положи — ка платок и папиросы в карман моего плаща, — попросил подполковник швейцара.
В ресторане Татищев и Бегунов заняли столик неподалеку от столика с англичанами и незаметно наблюдали за ними. Шведку несколько раз приглашали танцевать. Татищев внимательно перехватывал взгляды танцующих. Но мало ли что может выражаться на лице при виде прекрасно танцующей очаровательной женщины?
Где — то через час Татищев ненадолго отлучился в гардеробную. Вернувшись, подполковник шепотом попросил Бегунова:
-Сейчас я уйду минут на десять. Если в течение этого времени кто — либо будет выходить из зала, немедленно увязывайтесь за ним, не отставайте. Особенно в гардеробной.
Он вернулся, как и говорил, через десять минут. Затем, посидев еще минут пятнадцать и воспользовавшись тем, что в общем ресторанном шуме на них никто не обращает особого внимания, Татищев кивнул ротмистру и указал глазами на выходную дверь.
В машине Бегунов наконец решил поинтересоваться успехами шефа:
-Что — то удалось узнать?
-Завтра в десять часов вечера назначена очередная встреча британского джентльмена с его агентом.
-Каким путем вам это стало известно? — ошарашенно спросил Бегунов.
-Благодаря папиросам, ротмистр.
-Нет, я серьезно!
-И я вполне серьезно. Благодаря папиросам — я попросту залез в карман плаща нашего английского друга.
-Ах, черт! — хлопнул себя по лбу Бегунов, — Ну конечно же! Плащ, папиросы...Мало у меня наблюдательности, мало! Ведь я только сейчас заметил, что англичанин, несмотря на жаркую погоду, отсутствие дождя и закрытую машину, почему — то явился в 'Рыбарис' с плащом!
-Именно! Мне тоже не понравилось в прошлый раз, что путешествует англичанин в ресторан с плащом, явно ему ненужным. У нашего дорогого Каррингтона по — видимому ограничена возможность пересекаться с агентом. Не ровен час, еще узнает кто — то. Поэтому господин коммерческий советник использовал иной способ назначения встреч. Плащ привлек мое внимание и я не замедлил поинтересоваться содержимым карманов, дважды отправившись в гардеробную. Думаю, временная роль карманника мне оказалась вполне по плечу. Отослав под благовидным предлогом швейцара, я нащупал в кармане плаща англичанина папиросную коробку, которой в момент моего первого 'ощупывания' там не было. Как оказалось — коробка папирос. Ну, да фокусы с папиросными коробками не новость. Давно известный приемчик. Я просмотрел мундштуки папирос и на внутренней стороне одной из них обнаружил следующую надпись — '13с. в 10 в. Там же'. То бишь — тринадцатого сентября, в десять часов вечера на прежнем месте.
-Что за прежнее место?
-Вот это нам предстоит узнать...
-Звучит не слишком обнадеживающе.
-Будьте оптимистом, ротмистр!
-Оптимист — это не тот, кто думает, что все будет хорошо, а тот кто думает, что не все будет плохо...
12 сентября 1932 года. Воскресенье.
Москва. Улица Спиридоновка, ресторан 'Рыбарис'.
-Ну, что, с Каррингтона снимаем наблюдение? — спросил ротмистр Бегунов, глядя вслед английскому дипломату, покидающему 'Рыбарис', вместе с Гудрун Нильссон, которую он элегантно взял под локоток.
-Черт его знает. — Татищев пожал плечами. — Он парень тертый и можно накануне назначенной встречи его спугнуть ненароком. Снимайте филеров, ротмистр...
12 сентября 1932 года. Воскресенье.
Москва. Театральная площадь.
...Каррингтон простился с Гудрун в машине. Но сделал это не сразу. Сев в автомобиль, он ласково улыбался, поглядывая на Гудрун, а когда она тронулась с места, негромко попросил:
-Подбросьте до Трубной площади, а там я пешком пройдусь.
