Это, мне пока не по зубам, надо признать… Есть ещё один способ решить проблему с печатью, не прибегая к крайностям:
— А если привлекать редакторов и издателей к суду за клевету, предположим?
— Неоднократно пытались и сейчас пытаемся, Ваше Величество! Но, противодействовать этому злу цивилизованными мерами судебного преследования, оказывается практически невозможно! Суды присяжных в большинстве случаев оправдывают привлекаемых к ответственности за клевету в печатном виде, из-за чрезвычайной сложности установить признаки состава преступления в большинстве случаев.
Понятно… Вздыхаю — остаётся одно:
— По другому — по «общему» поводу конечно, но готовится к применению закон «О военном положении» на всей территории России. К нему будет приложение «О особой подсудности в период действия Закона о военном положении». Дождитесь его выхода и тогда начинайте действовать, господин генерал!
Ещё, практически готов «Закон о чрезвычайном положении», там вообще — ЖЕСТЬ!!! Но надеюсь, до этого не дойдёт…
* * *
Цензура после введения «военного положения» в России, будет моим «кнутом» для прессы. Однако, хорошо зная журналистов как психотип (приходилось в своё время немало общаться и, даже — хорошие знакомые среди этой «публики» имелись) понимаю, что этого будет мало. Здесь, ещё и пряник нужен и, желательно — «медовый»! Иначе, «консенсуса» однозначно не будет: хоть как-то — но где-нибудь обязательно нагадят, паскуды.
Примерно в это же время приехал из Петрограда — буквально на пару часов, Лемке. Он, после моей «вербовки» дал немаленький «круг» по стране — побывав в Киеве, в Питере, в Москве — по «делу генерала Рузского» и теперь снова собирается… Ибо, по его же словам: «железо надо ковать, пока оно горячо» и «эту публику нельзя оставлять без присмотра надолго».
— Какие сплетни распространяют про меня в столицах, Михаил Константинович? — спрашиваю за чаепитием, после традиционных приветствий и разговоров о том — «как доехали».
— «Сплетни» про Вас, повторить не смею, лучше не упрашивайте, Николай Александрович! Могу рассказать анекдот, что уже успели придумать столичные бездельники про вашего Начальника Штаба — генерала Алексеева.
— Ну-с, слушаю… Если не слишком похабный, конечно!
— Говорят что завтракая у царя, Алексеев будто бы не дождавшись кофе — потому что не знал, что таковой всегда полагается, встал из-за стола раньше «хозяина» и ушёл…
Довольно долго ждал продолжения «анекдота» — но, так и не дождавшись, фыркнул:
— Ну и где смеяться, в каком месте? Ладно, раз «сплетни» про меня повторять не хотите, расскажите хоть — какие настроения в Северной столице, Михаил Константинович?
— Боюсь, обрадовать Вас мне — особенно-то нечем, Ваше Величество, — тот, лишь развёл руками, — после недолгого патриотического подъёма — вызванного вашими подвигами на Вилие, всё возвратилось «на круги своя».
Я, лишь усмехнулся:
— А кто бы сомневался! Столько лет, даже десятилетий, гадили на мой «светлый образ» — чтоб одним махом смести с него весь сор — как Геракл дерьмо из Авгиев конюшен? Так не бывает!
— Даже, наоборот: общественность несколько обеспокоена — боится, что победив Кайзера, Царь задушит и будущую революцию — в коей, никто даже не сомневается, заметьте!
— Тоже, нисколько не удивлён — зная нашу «общественность» как облупленную, желающую и рыбку съесть и, на… На чём-нибудь бесплатно прокатиться!
Ещё из столичных новостей было, что недавно назначенный Министр внутренних дел сделал визит к редакторам газет Суворину и Гаккебушу и, по слухам — в «приватной» беседе с ними, обещал убрать главного столичного цензора Катенина и назначить на его место того — кого ему укажут газеты.
Хвост завертел собакой!
— Неужели всё так печально, Михаил Константинович, спрашиваю, — перспектива то, хоть есть?
«Перспектива» по словам господина Лемке была — но какая-то слегка «туманная».
Была у Военного ведомства своя газета с несколько пугающим названием «Русский инвалид», но среди солдат она была популярна только добротностью своей бумаги для самокруток.
Я оказался прав: со слов Лемке, действительно — практически все периодические издания России к 1914 году пройдя трестирование и, преобразовавшись в акционерные общества, перешли под контроль крупнейших банков — зачастую иностранных.
Относительно независимых издательств, осталось сравнительно немного: так что, все разговоры о «свободе слова» в дореволюционной России — такой же «хруст французской булки», как и многое другое.
* * *
Далее, Михаил Константинович дал мне коротенький отчёт по «командировке»:
В киевском «Киевлянине», его сразу послали прогуляться лесом — хотя казалось бы, она принадлежит промонархически настроенному депутату Госдумы Шульгину, члену партии «Прогрессивная группа националистов»… Умеренных черносотенцев, то есть.
Морщу лоб, пытаясь понять коллизии российской политической жизни: эта партия совсем недавно вошла в «Прогрессивный Блок» — что общего может быть у черносотенцев с массонами?!
Нет, «умом» мне не понять и «аршином общим» не измерить! Какие-то «жидо-бандеровцы», право слово…
В Петрограде, дело пошло бодрее, но «договариваться» соглашались только за большие деньги:
— Первым делом, «заглянул» к редактору «Речи» господину Гессену… Он, очень заинтересовался моим «предложением», но попросил дать ему время — чтоб «подумать». Согласился же он лишь по моему возвращению из Москвы, в полтора раза подняв первоначальную «ставку». Кстати, он подал хорошую идею, Николай Александрович!
— Это, какую же?
— О желательности регулярных встреч генерала Алексеева с редакторами газет — для «взаимного ознакомления или получения сведений, могущих усилить обоюдные надежды и планы».
Ага! Уже, напрямую подбираются! Хотя…:
— Идея вполне здравая, если перехватить бразды правления! Есть ли у Вас на примете надёжный офицер при Ставке, способный подавать информацию нужной нам формации и направленности? Для создании некого «Пресс-Информ-Бюро» при Начальнике Штаба? Учтите: у кандидата должно быть как минимум три достоинства: располагающая внешность, безукоризненное прошлое и хоть какой-то литературный опыт — если не дарование…
Подумав, Лемке ответил:
— Я бы порекомендовал капитана Навоева: горячая голова, всегда бодрый, на лицо приятный — хотя и выглядящий как-то по-детски наивно. Участвовал ещё в Японской и был на ней ранен, ну и имеющий понятие о деле — составитель патриотических «брошюр» о героях войны… Кстати, за сии свои «труды», капитан получает хорошие деньги!
— Вполне годится! Продолжайте о своих похождениях…
— Михаил Михайлович Гаккебуш (он же — по новой «моде» господин Горелов) — «де-факто» редактор Петроградских «Биржевых ведомостей», принял меня с подчеркнутой любезностью и со всей своей показной мещанской деликатностью. Но, узнав в чём дело, содрал с меня 60 тысяч — хотя обычно берёт в два раза меньше! «Дело, — говорит, — уж больно хлопотное».
— Да, — согласился я, — ободрал он нас с вами, просто как липку…
С такими «расценками» за каждого повешенного генерала, я пожалуй скоро без штанов останусь!
— Измайлов Александр Александрович, известный публицист, отказался даже разговаривать со мной об опубликовании нашего материала — хотя обычно падок даже на рекламу, не то что бы на такую сенсацию! Не помогло даже ходатайство вышеупомянутого Гаккебуша-Горелова — который, собирался сорвать с меня мзду ещё и за посредничество…
— Зато, редактор «Русского слова» Румянов, оправдал свою славу ловкого дельца и мага и чародея слова: он, прослышав обо сам меня нашёл и согласился опубликовать наш «вброс», причём за вполне божескую цену. Крайне неприятный тип, кстати — напоминающий противоестественную смесь чиновника и адвоката.
— Лишь бы дело делал, а там — пусть хоть Квазимодо в три часа ночи, «напоминает»…
— Хахаха! Согласен, Николай Александрович!
Затем, Лемке перешёл на свои злоключения в Первопрестольной:
— …В Москве, невозможно снять приличный номер в гостинице из-за наплыва беженцев! Пришлось мне поселиться в грязном номере «Гранд-Отеля» за девять рублей в сутки. Однако, господин Сытин почуяв «поживу» тут же сам приехал туда ко мне, стоило лишь позвонить и сообщить — что у меня есть дело к нему от Алексеева!
— Может, не стоило без крайней нужды поминать моего Начальника Штаба?
— Не извольте беспокоиться, Николай Александрович: с этим господином — через его зятя Благова, я знаком ещё до Японской войны — когда он предлагал мне редактировать одну из его газет.
— Ну, Вам видней, Михаил Константинович!
— За обедом в ресторане поговорили с Иваном Дмитриевичем и дело решилось быстро, легко и за вполне умеренную цену…
Вдруг, на чело его пала тень:
— Между делом, господин Сытин рассказал мне о диком воровстве, творящимся с начало войны… Промышленник Прохоров, к примеру, не только покрыл все свои долги — но и не менее десяти миллионов «припрятал» в английский банк. По словам же его зятя Фёдора Благова — призванного из запаса военного врача, в окружном санитарном управлении — воровство, хаос, полный упадок настроения среди раненых и, всё подобное…
— Дойдут и до того руки, Михаил Константинович! Это я Вам железно обещаю.
— После Сытина, встречался с редактором «Русских ведомостей» Мануиловым и его сотрудниками Максимовым и Розенбергом… Скажу прямо: если бы не господин Максимов — человек, хоть и глубоко штатский, но будучи военным обозревателем — разбирающийся в тактике и стратегии лучше некоторых генералов, ничего бы у нас в этом издании не получилось! Ну, а после того, я на вокзал и обратно в «Северную Пальмиру» — за ответом к Гессену…
* * *
Попили молча чай, затем я задал обобщающий вопрос:
— Каково же общее впечатление, от этого нашего с Вами первого опыта?
Тот, тщательно подбирая каждое слово, обильно применяя перенятые от меня выражения:
— Впредь, на подобные «вбросы» сильно рассчитывать нельзя, Николай Александрович! Одно дело — слить «компромат» на генерала или даже группу, а другое — полностью поменять политику издательств.
Разведя руками — типа «я сделал всё, что только возможно», он добавил:
— Не будучи издателем, то есть владельцем — сделать такое НЕРЕАЛЬНО!!!
Встал, походил по кабинету, потом сажусь и спрашиваю:
— Расскажите мне про официальных владельцев российских издательств, Михаил Константинович!
По словам Лемке, на первом месте среди этих господ стоит издатель Соломон Проппер — ловкий и удачливый делец, не гнушающийся ни банального шантажа, ни откровенно сомнительных финансовых афер. То ли австриец, то ли швейцарец по происхождению, приехав в конце 19 века в Россию в буквальном смысле — он без единого гроша в кармане, заняв где-то 13 рублей с полтиной «на брюки», вместо них «случайно» купил на аукционе разорившиеся «Биржевые ведомости» и, за короткий срок стал миллионером!
К этому времени Проппер, уже ставший не просто «Соломоном» — а Станиславом Максимилиановичем, кроме «Биржевого вестника», контролирует (или через него кто-то контролирует») такие периодические издания как журнал «Огонёк», «Утро России» — хотя, даже не научился правильно говорить по-русски!
«Свежо предание, но верится с трудом»… Сам был предпринимателем, сам не брезговал шантажом и аферами — и, с полной уверенностью скажу: здесь что-то нечисто! Такая «легенда» вполне подходит для простого, лоховатого обывателя — в чудеса верящего и, в то — что написано в газетах или говорится по «ящику».
Ладно, «проехали»…
На втором месте стоит, думаю — всем известный (кроме жертв ЕГЭ, конечно) Иван Дмитриевич Сытин.
Кстати, насчёт «жертв»: тоже считал всю «ту» жизнь, что Иван Дмитриевич из простых крестьян, ан нет! Его отец — волостной писарь.
Ну, а далее — всё сходится: будущему миллионеру и славе России (без всякого ерничества!), приходилось торговать с лотка всякой хреновиной и подрабатывать случайными ремёслами. Опять же, без всяких чудес со штанами «аля-Соломон Проппер», случайно попав продавцом в книжную лавку, молодой Сытин обольстил её хозяина-купца — «умом и сообразительностью», а его дочку — неотразимым мужским обонянием.
Женившись и получив в приданное несколько тысяч рублёв и заняв у тестя недостающее, Иван Дмитриевич купил типографию и далее у него, «масть» — как по маслу покатила!
К началу века, Сытин превратился во владельца внушительной «книжной империи», выпускающей учебники, детские книги, сочинения классиков, православную литературу и прочее… Из периодических изданий можно отметить журнал «Вокруг света» — излюбленное чтиво подрастающего поколения и газету «Русское Слово» с фантастическими тиражами.
Спрашиваю осторожненько:
— Что-то замечаю, Иван Дмитриевич — «леветь» начал… Как по-вашему впечатлению: не заметно ли на его шейке, «невидимой руки рынка»?
Тот, хотя и долго соображал — что к чему, но всё же ответил:
— Да! Проскользнуло в его разговоре, что не всегда приходится делать, что нравится…
Чуть погодя, вспомнив и слегка усмехнувшись, Лемке добавил:
— Ещё в «ТУ(!!!)» революцию, Иван Дмитриевич, по его же словам — мечтал построить отдельный город печатников и, такую могущественную редакционно-издательскую сеть — чтоб никто к нему не лез «с политикой»!
Очень интересно!
— «Отдельный город печатников», говорите? Как-нибудь намекните ему, Михаил Константинович — что при определённых условиях и встречных шагах с его стороны, эта мечта может исполниться.
— Непременно «намекну», Ваше Величество!
Думаю, стоит только дать «по рукам» кой-кому — как вполне можно будет рассчитывать на лояльность ко мне этого, без всякого словоблудия — великого человека! Даже большевики оценили его вклад в культуру и, хотя национализировали его издательства и типографии — но не оставили на старость лет без пенсии и похоронили по-человечьи со всеми почестями…
Третьим серьёзным издателем в России был Суварин Алексей Сергеевич, к этому времени уже умерший. Кроме печатания в собственной типографии всевозможных книг и, особенно — справочников, он основал и долгое время являлся, не только владельцем — но и фактически редактором, писателем и корреспондентом крупнейшей в России частной газеты «Новое время».