Я собрался с мыслями и повел рассказ, стараясь придерживаться строгой хронологии и последовательности событий. Несколько раз мой собеседник прерывал меня и требовал рассказать подробнее или, наоборот, торопил и заставлял меня пропускать целые эпизоды, казавшиеся мне довольно интересными и важными. Например, он оживился, когда узнал, что я умею мгновенно перемещаться в пространстве, и уж совсем обрадовался тому, что я научился растягивать время до, почти полного его замирания. Волхв сразу же спросил меня, а не умею ли я возвращаться назад или переноситься вперед, хотя бы на мгновение. Получив отрицательный ответ, он искренне огорчился.
Я же продолжил рассказ, подробно описав своих ребят. Волхв одобрительно кивал, но не перебивал.
Когда я дошёл до посольства к древлянам, и произошедших там событий, Отшельник осторожно поинтересовался, а знаю ли я о гибели княжича Олега?
— До того, пока ты мне об этом не сказал, не знал. Мы же прибыли в Новогородские земли неделю назад и пока добирались из Ладоги досюда, разговоров не водили. Так, интересовались, кто чем торгует, кто посадник в городе, какие пошлины. А о князьях, да боярах киевских бесед не заводили, ни к чему. Правда, я догадывался, что, возможно, по времени, Олега уже нет в живых. Значит Сфенальд всё-таки, добился своего!
— Да, уломал он Ярополка поучить уму разуму своего брата. Да и Олег подлил масла в огонь, стал задерживать дани-выплаты. Вот и нашелся предлог у воеводы. Ярополк не мог не послать сборщиков податей, уронил бы честь Киевских князей. А Олег со своими болярами совсем в дурь попёр. Не пустил мытарей во Вручий, да к тому же чуть не казнил их. А это уже было вызовом и оскорблением, и ни один князь от своего вассала такого не потерпел бы. Собрал Ярополк дружину, но на брата нападать не решился, хотел на испуг взять, да просчитался. Олег сам напал на него, ну и завязалась сеча. Княжич рассчитывал на внезапность, но без хорошей и многочисленной дружины разве можно нападать на киевское войско, лучшее воинство Европы? Древляне были разбиты, бежали с поля боя. Дружина Ярополка стала преследовать. Вручий открыл ворота, чтобы впустить своих воев за стены, опустили мост. Киевляне атаковали, чтобы ворваться в город, вот тут-то и случилось несчастье, потому что Олег, уже находясь за стенами с частью своей дружины, решил, что князь не должен быть позади своих кметов, когда тем грозит неминуемая гибель, и рванулся навстречу атакующим дружинникам Ярополка. Конечно, положения он не исправил, да и сам погиб в бою на мосту через ров. А, может, и не погиб в самом бою, а был только ранен или оглушен, но труп Олега нашли во рву, где он, возможно, захлебнулся.
— Да, всё повторилось в точности, как повествуется и в нашей истории, практически, один к одному.
— Что ж, знать судьба его такая в мирах, похожих на наши. Ты продолжай свой рассказ-то.
Я продолжил, а когда дошёл до встречи с Вышатой, Отшельник рассмеялся.
— Надо же, что за упрямец! Ну не может он, чтобы на свою голову не найти приключений.
О заставе я рассказывал подробно, памятуя, что именно там я стал постигать науку лешаков, там встретил много настоящих друзей, там принял участие в первом своем сражении, там встретил четырех братьев-ниндзя, оттуда свершил путешествие на Кавказские горы, чтобы встретиться со Святогором, оттуда пресек попытку Сфенальда стать властителем мира.
— Так это был ты! Я предполагал. Ты можешь уже гордиться собой! Великое дело сотворил. А, что с братьями?
— Они до сих пор со мной. Кстати, сейчас они в городе, я тебе их покажу.
— Буду рад с ними познакомиться, много о них слышал, но никогда не встречался. Наверняка, ты знаешь, где они постигали боевые искусства.
— Конечно, сейчас я знаком со всеми их учителями, кроме самого первого.
— Кто же это?
— Некий, Радигор...
— О, повезло парням! Он был лучший из всех, кого я знавал. Кстати, Асмуд его ученик, но не лучший, а только второй.
— А кто же первый?
— А первого уже нет среди воев, потому я не стану называть тебе его имени. А у старика, значит, хватило огня выпестовать ещё четверых? Молодец, Радигор! Желаю тебе встретиться с ним, не пожалеешь.
— Он погиб, Отшельник, три года назад, в бою с нурманами. Радигор дорого отдал свою жизнь.
Волхв резко встал, затем, немного постояв, снова сел.
— Не сомневаюсь, — отрешенно произнес он. — Этот человек мог один разогнать целый отряд опытных воинов.
— Так оно и произошло. Он убил их всех, но и сам через три дня скончался от полученных ран.
— Как же так? Где же я был тогда? Почему не почувствовал, что ему грозит смерть? — обращаясь к самому себе, повторял и повторял Отшельник.
— О его смерти тебе рассказали братья? — придя в себя, спросил он.
— Да, а им, в свою очередь, рассказали односельчане Радигора, которых он защитил.
— А где же были сами парни в это время? — чуть не закричал Волхв.
— Парни в это время были очень далеко, на Тибете, куда их направил сам Радигор. А узнали они о его смерти, спустя год, вернувшись из обучения. Кстати, я тоже побывал на Тибете, встречался с теми, к кому Радигор посылал своих учеников. Когда Бурджа услышал о его смерти, то тоже долгое время пребывал в горе и печали.
— Великий человек, великий воин и учитель. Сам Бурджа многому научился у Радигора. Эти двое стали настоящими друзьями и помогали друг другу, пестуя учеников. Кстати, как-то к Радигору, я знаю, приезжал один очень известный боец из Индии, Чандраванди. Так он после обучения у старика встал перед ним на колени и целовал ему ноги. Радигор чуть не побил его за такую проделку, но смягчился, потому что понял, что Чандраванди искренен в своей благодарности.
— Неисповедимы пути Господни! Как тесен мир! Я предоставлю тебе возможность, вновь встретится с Чандраванди, как только закончу свой рассказ.
— У нас, что сегодня, будет вечер встреч?
— Будет вечер встреч, если ты дашь рассказать мне всё до вечера.
— Ну, так валяй, рассказывай!
И я продолжил. Упомянул о битве с печенегами, как использовали смердов, как потом всю зиму обучали их, и обустраивали границу. Мне было видно, что Волхва так и подмывает спросить, уточнить, но, видимо, памятуя о вечере встреч, он сдерживал себя. Конечно, просто так от него не отделаться, потому что он запомнит свои вопросы, и рано или поздно, но потребует на них ответов. Однако сейчас я с благодарностью отметил его терпеливость.
Далее, в моем рассказе были отмечены псиглавцы, штурм Малютиного поместья, его казнь, путешествие по степи, встреча со своими учениками, скоротечные бои с печенежскими полусотнями, Херсонес, встреча с духом матери того Никиты, корабли, Трапезунд, Карс. Некоторые, ничего не значащие эпизоды, такие, как сражения с разбойниками, набор корабельных экипажей, модернизация самих судов, — остались за границами моего рассказа, потому что, на мой взгляд, не заслуживали пристального внимания Волхва. Опустил я в рассказе и памятную мне встречу с Перуном. А, вот на посещении Карса, я остановился подробнее. Точнее, выделил то место, где мне довелось повстречать Чандраванди и увидеть Симеона-мага. И здесь-то Отшельник не удержался:
— Так прямо и склонил голову!? Надо же, стареет Симеон, умнеет. Раньше бы ни за что так не поступил. А здесь унял свою гордыню, значит, что-то проснулось в нем доброе через любовь к детям своим.
— Слушай дальше, хорошо?
— Да, да, да. Но, всё-таки, как любовь меняет людей!
Я не стал оспаривать сию жизненную аксиому, но и не позволил Волхву развить данную философскую тему, прервав его своим повествованием о дальнейшем путешествии.
Добравшись, наконец-то, в рассказе до Тибета и встрече с Бурджей, благодаря которому я удостоился встрече с самим далай-ламой, я решил остановиться и детально доложить о своем обучении и впечатлениях, вынесенных из него. Однако Отшельник попросил не пересказывать ему то, что он уже давно знает, но заинтересовался моими оценками идей ламаизма и Буддизма.
— Если честно, то я плохо отношусь ко всяким — измам. В моем времени я ими насытился по самое не балуйся. Правда, к идеям добра нельзя относиться отрицательно, но и определенно положительно, не стоит.
— Почему же, так-то? — удивился Волхв.
— Да потому, что в каждой идеи есть изъян. Поскольку все они, суть теория, но на практике, в реальном мире, многие благие теории зачастую оборачиваются во зло, либо просто не применимы, потому что утопичны.
— Это как же? Что это за слово такое?
— Утопия, — это идея, которая никогда не будет реализована тем обществом, в котором она зародилась, — пояснил я. — А её реализация в частичном виде обязательно приведет ко злу, тирании, бесправию, лжи. В общем, к тем самым порокам, от которых по теории все хотят избавиться.
— Но ты сейчас сказал об идеях построения социального общества, а Буддизм не ставит таких задач. Учение Будды обращено к каждому отдельному человеку.
— А разве социумы состоят не из отдельных людей? Разве Иисус говорил об обществе, об алтарях, о церкви? Ты же сам стоял у истоков социальных преобразований веры. И кому теперь служит вера во Христа или вера в Будду?
— Да уж, куда ни кинь, всюду клин!
— Поэтому мне более по нраву языческие верования и даже индуизм, несмотря на то, что они во многом жестоки и порочны. Но они ближе к человеческой сути, ибо люди агрессивны и жестоки. Они всеядные хищники, наиболее разумные из всего животного мира, а потому, самые опасные для всех, в том числе и для себе подобных.
— И что же, положение безнадежно? — попытался поддеть меня Отшельник.
— А кто его знает! Я же не Господь Бог. Одно могу сказать точно, что, живя в реальном мире, очень сложно, почти невозможно, следовать заветам Будды или Христа, или Магомета. Ведь обыкновенный человек, как думает?
— Как?
— Он, ощущая свою слабость, всегда ищет оправдания своим поступкам, если те вступили в противоречие с интересами и нормами соседа или общества. Вот он и говорит сам себе, а что с меня спрашивать при такой-то жизни? Посмотрите на старших, посмотрите на власть имущих, даже Господь не выдержал их грехопадения и сжег Садом и Гоморру.
— Но это не доказывает, что учения Будды и Христа утопичны, невыполнимы, не сбудутся. Будда и Христос всё-таки были и следовали тому, что провозглашали. Значит, и другие могут.
— Ты забываешь, что Христос — это сын Божий!
— А Будда?
— Будда был обыкновенным человеком, если говорить только о Шакьямуни, но, чтобы слиться со своим учением, ему пришлось многократно перевоплощаться. Не может же весь люд разом перевоплотиться!
— Не может. И что делать? — хитро прищурился Волхв.
— Ха, этот вопрос самые светлые умы человечества задают уже много веков. Много рецептов, однако 'воз и ныне там'. Во всяком случае, там, откуда я прибыл, ответ не найден.
— Ну, а 'Потусторонние'?
— Думаю, что у них с этим тоже не очень. Зачем тогда они закинули бы меня сюда?
— Может, для того, чтобы ты самостоятельно нашёл ответ. Может, в борьбе с самим собой, медленно, осторожно, наощупь и возможно найти ответ, ощутить свет. Ты не думал?
— У человека не хватит жизни, чтобы добраться до нирваны.
— Почему, а йоги? — возразил Отшельник.
— Йоги, по сути, тихие эгоцентристы, которые пытаются достигнуть нирваны только для себя. А бодхисатва, достигнув нирваны и став Буддой, должен иметь буддакшетру — то самое поле или населенный мир Будды, в котором он обязан проповедовать дхармы, учения, которые помогут другим достичь нирваны. Но дело-то всё в том, что такие миры Будды создают не на земле, а в космосе. На земле же существуют только бодхисатвы. Став Буддами, они, почему-то, исчезают из нашего мира. И хотя могут остаться в образе человека, но не остаются! Почему?
— Я думал над этим и, знаешь, к чему я пришёл?
— Нет, — ответил я.
— Как тебе известно, буддизм утверждает, что число пространств и времен — бесконечно. Существует утверждение, что Будда существует в каждом из этих миров. Но и сами пространство и время, — понятия бесконечности. А поскольку только человек может стать Буддой, следует, что каждый из них обязан образовывать человеческие миры, как в своем пространстве и времени, так и в любом другом месте, поскольку для Будды перестают существовать подобные условности и ограничения.
— Интересная гипотеза! Только она смахивает на ультрацентризм Земли и человека. А такого в бесконечности быть не может.
— Ты хочешь сказать, что человечество не единично даже в своём пространстве и времени?
— Совершенно верно!
— А разве я утверждал обратное? Я говорил, что только человек может стать Буддой, но ни слова не сказал, что Земля единственное место обитания.
— И, несмотря даже на то, что многие видят во мне бодхисатву, я не могу полностью принять буддизм. Хотя, сколько Будд, столько и мировоззрений! Не зря же буддисты утверждают, что каждое такое мировоззрение может продержаться не более пятисот лет, потому что на смену ему зарождается иное.
— Кстати, мировоззрению Шакьямуни пришёл конец уже лет двести тому назад, а новое, так и не родилось. Для буддистов наступила пора смутного времени. Кто даст миру новое направление в учении? Может это ты?
— Нет, лучше не надо! Нет у меня желания стать Буддой. Вот постоянно совершенствующимся бодхисатвой, я бы остался. Или архатом, или пратьекабуддой.
— А дхъяни-буддой, одной из пяти ипостасей Будды, потянешь?
— Сомневаюсь, хотя и думал о такой возможности.
— Ну что же? Ты, я думаю, готов воспринять идею? — оживился Отшельник.
— Я, как пионер, всегда готов!
— Кто-кто? А впрочем, не важно. Слушай. Интуитивно ты очень правильно выбрал приоритеты своих способностей. Всё, что ты мне успел рассказать, убедило меня, что моя идея правильна. Тебе дозарезу необходимо стать сиддхом.
— Зачем же, дозарезу-то, — возразил я. Но Отшельник не обратил внимания на шутку. Он был очень серьёзен.
— Ежели помнишь, то при первом нашем знакомстве я уже говорил тебе об этих существах. Это божественное в человеческом понимании существо, которое владеет восемью сверхъестественными свойствами: становится бесконечно малым или большим, предельно лёгким или тяжёлым, мгновенно перемещается в любую точку пространства, достигает желаемого силой мысли, подчиняет своей воле предметы и время и добивается верховной власти над миром.
Почти всем, в той или иной мере, ты владеешь. За исключением основного — времени и верховной власти над миром.
— Но мне не нужна власть над миром, — запротестовал я.
— Нельзя же понимать всё так буквально. Древние были очень мудры. Они прекрасно понимали, что боги богами, но и сам человек представляет собой целый мир. К сожалению, обычный человек не умеет владеть своими чувствами, не знает своего тела, внутренних органов, то есть не знает целого мира, себя самого.
— Но я-то как раз знаю себя. Я не все тебе рассказал, подумав, что и из того, что ты услышал, тебе станет понятным моё понимание своей сущности, природы моего внутреннего мира. Я даже частично переделал себя, заменив некоторые внутренние органы, которые, на мой взгляд, попусту отнимают время у любого человека. Удалось придумать, как их рационально использовать, чтобы не ходить порожняком. Теперь я могу пить и есть сколько угодно, но не ожирею, а стану только мощнее и быстрее, могу и не есть, но не оголодаю и не умру, а накоплю сил и энергии от солнечных лучей, будет пасмурно, позаимствую от ветра, от деревьев, от космических лучей или вакуума. Я летал над землёй, Волхв, я видел нашу планету с высоты, с которой её не видят даже орлы, поднимался и выше, туда, в темноту космоса. Земля действительно круглая и движется по орбите вокруг солнца, и вращается вокруг своей оси, но знания земного совета справедливы, все космические тела не висят в пустоте, а плавают в космическом океане.
