Рени послушно откинул голову на высокую спинку дивана, подставляя ей беззащитную шею с острым кадыком. Он хотел бы расслабиться, как этого требовала хозяйка, но теперь уже не получалось — он едва не вздрогнул, ощутив снова ее теплое дыхание около уха, и то, как мягкие губы прокладывают влажную дорожку вниз по шее, ключице...
Тесса убрала руки от его волос и взялась за пуговицы на рубашке. Рени уже готов был помочь, потому что она возилась ну очень уж долго, медленно, словно нарочно издеваясь, то отстраняясь, то снова склоняясь к его лицу, чтобы подарить легкий, почти невесомый поцелуй, щекоча распущенными волосами. Но с другой стороны, вот это отвлекающее действие, почему-то странным образом перенаправляло его мысли о поцелуях, и уже хотелось чего-то большего.
Он облизал губы и постарался успокоиться. Сердце колотилось часто-часто в груди парня, и ему казалось, что Тесса слышит это и ей смешно, а еще он немного нервничал, опасаясь, что его неровное дыхание мешает ей скорее расстегнуть рубашку. Обычно "играли" по правилам Тессы, и он не решался их нарушить. Оставалось только терпеливо ждать, вцепившись напряженными пальцами в обивку дивана.
Ах, какое это наслаждение, видеть, как неопытный мальчишка буквально плывет от таких нехитрых ласк, смущается, терзается тем, что ей виден его страх, но все равно позволяет продолжить. Он и сам хочет продолжения, только все еще слишком глубоко, и старается контролировать себя, чтобы его "греховные" желания не всплыли на поверхность.
"Глупый, кто же тебе позволит контролировать?" — улыбнулась про себя Тесса, расстегивая очередную пуговку на его рубашке. На самом деле, хотелось эту рубашку просто сорвать, чтобы не мешалась, но Рени заводил сам процесс, делая переход менее болезненным для психики, и Тесса готова была терпеть, чтобы сохранить равновесие его душевного состояния — как бы он не начал потом корить себя за столь смелые фантазии и действия, заперевшись в библиотеке — на это у него способностей хватит.
Третья пуговка была расстегнута, и Тесса распахнула рубаху на груди наложника.
"Дааа, это, конечно, не Аслан, но его грудная клетка будет все равно красиво смотреться со временем — у Ренальда очень пропорциональная фигурка, и то, что он останется более изящным, чем любимый варвар, ничуть не умалит его физических данных, а силы и ловкости не бугрящегося мышцами тела вполне хватит для тех приемов, которым его обучают, чтобы постоять за себя в случае чего... или за честь дамы, например..." — мечтательно прикрыла Тесса глаза и тут же устыдилась — нет, до этого-то как раз дойти не должно... Пусть как-нибудь обойдется без участия Рени в войнах любого значения — серьезных ли стычках или уличных потасовках.
В том-то вся прелесть, что Ренальд — не Аслан, что ее мальчики такие разные...
Девушка положила теплые ладони на грудь Рени, развела их в стороны, одновременно справляясь с двумя задачами сразу — и лаская, и раздвигая полы рубахи. Надо было все пуговицы расстегнуть... ну да ладно...
Она склонилась ниже, чтобы попробовать на вкус его кожу, немного поерзав, перемещаясь на его коленях назад. Но вот это парень посчитал дезертирством и его руки взметнулись, стараясь удержать ускользающую девушку, и, конечно же, наткнулись на ее оголенные колени (Тесса для удобства, приподняла подол платья). И хотя из-под присобранной ткани задранного подола кроме ее прелестных округлых обнаженных колен (не более чем на ширину ладони), не было ничего видно, Рени дернулся, как от разряда электрического тока. Его ладони просто обожгло о голую кожу девушки. Он испуганно зажмурился еще крепче, мгновенно убрал руки, отведя их подальше в стороны, и едва слышно просипел:
— Прости, Тесс...
Тесса же, пользуясь тем, что Рени не посмел подглядывать, только закатила глаза, стараясь удержаться от досадливого шипения — вот, глупый!
Ренальду теперь даже подглядывать не надо было, он, наконец, дошел до той кондиции, когда его чувства и ощущения странным образом перемешались — он словно видел себя со стороны и одновременно чувствовал, что происходит с ним внутри.
Со стороны это выглядело довольно смело — он, млеющий под умелыми ласками коварной госпожи, словно с луковицы, снимающей с него слой за слоем безрассудство, робость и стеснительность, и Тесса, не обременяя себя ненужной скромностью (зачем, ведь Аслан разрешил), развлекающаяся с его страхами и смеющаяся над его неумелостью. Рени только лишь в распахнутой рубашке, чувствовал себя почти обнаженным, но замирал от предвкушения — а дальше? Ему нравилось то, что она с ним вытворяла. Не нравилось, правда, что от страха сделать что-то не так, сводило живот, но зато тут же разливалась теплая волна, словно смывая его застенчивость, как речные волны, накатывающие на берег, медленно, но неотвратимо обтачивая острые камушки гальки до состояния гадкого глянцевого блеска. И под каждым прикосновением ее губ, он чувствовал, как разгорается маленький теплый очаг. Вскоре вся его грудь и даже плечи (Рени не сообразил, в какой момент Тесса умудрилась расстегнуть еще пуговицы, чтобы можно было стянуть рубашку с плеч) были покрыты такими вот пылающими костерками, прожигающими кожу, затрагивающими нервные окончания, быстро передающими в спиной мозг сигналы к полной и безоговорочной капитуляции, вызывая щекотные мурашки и легкий холодок, скользящий вдоль позвоночника. Сопротивляться не было никакого смысла — Тесса не позволит, да и не хотелось сопротивляться, если честно — нестерпимое томление в груди грозило распространиться дальше, то есть ниже, и Рени обеспокоенно поерзал. Единственное, что его теперь крайне напрягало — то, что штаны становятся тесными, и как он не старался сдерживаться — девушка тоже это вскоре почувствует, особенно, если продолжит в том же духе...
Это неправильно. Он не должен показать, что его тело настолько неприспособленно и поддается столь низменным желаниям так открыто. На первом месте должна быть душа и чувства. Тесса никогда не должна усомниться в чистоте его помыслов. Он готов ради нее на многое, а на деле, оказывается, не лучше того же Сауша, который, едва завидев красивую девку, поправляет штаны, чтобы не выдать, насколько он тут же хочет проверить, сможет ли она устоять перед его обаянием и неопровержимым аргументом. Это некрасиво и унизительно. Тесса не заслуживает такого. Да и он не Сауш, нет у него самого в штанах такого же "аргумента"...
Только вот оказывать знаки внимания, дарить подарки и говорить те комплименты, которые Тесса заслуживает, а не корявые и избитые фразы: "ты самая красивая, нежная, добрая, ласковая", почему-то не получается. Что для нее его браслетики и колье из кожи, пусть даже и с полудрагоценными камешками, с любовью и изрядной долей фантазии подобранные для очередного изделия? Что для нее раскрашенные перышки (ими вполне можно писать), которыми Тесса почему-то не пользуется, но и не выбрасывает через некоторое время, а устроила у себя в комнате (которую Аслан так не любит — потому что она — только Тессина, ее "личное пространство", как уверяет госпожа) что-то вроде "выставки", как в их общей комнате для личного отдыха, куда нет входа прислуге... Здесь Аслан хранит свои мелкие боевые трофеи, именно здесь Рени так глупо поранился кинжалом, неосторожно дотронувшись до лезвия. Вспоминать стыдно, какой он неумеха неуклюжий... но вот то, как Тесса взяла его пострадавший палец в рот, обхватив теплыми влажными губами, чтобы облизать и остановить кровь — до сих пор опаливало жаром и тягучим желанием, природу которого он на тот момент не знал и всерьез опасался рухнуть на подкашивающихся коленях прямо под ноги Аслану. Хорошо, что тот его поддерживал.
Рени ошибался — Тесса уже почувствовала, вернее, даже увидела его желание и самодовольно ухмыльнулась — ей не нужен был "аргумент Сауша", ей хотелось, чтобы наложник полюбил собственное тело и перестал его стесняться.
Тесса оставила в покое плечи парня (уже приятно округлившиеся увеличившимися от постоянных нагрузок мышцами, а не такие дохлые, как раньше, что казалось, его держали впроголодь и не давали в руки ничего тяжелее пера писаря... впрочем, так оно и было, скорее всего).
Тесса мотнула головой, отгоняя видение худенького испуганного мальчика на аукционе рабов. Он нравился ей таким, как сейчас, и со временем станет еще краше, войдя в пору становления юноши, как мужчины.
Перейдя к затвердевшему соску парня, она накрыла его губами, почти полностью закрыв розово-коричневавтый ореол вокруг, и лизнула крохотный бугорок-бусину, похожий на вишневую косточку, вызвав у Рени непроизвольный стон. Скосив глаза, Тесса удовлетворенно отметила, что тот, высоко задрав подбородок, хватает открытым ртом воздух, словно ему его недостаточно.
"Тебе, нравится так, Солнышко, — хмыкнула Тесса, млея от нежности к своему котенку и от наслаждения своей властью над ним, — тогда повторим для закрепления эффекта".
Она еще раз обвела кончиком языка вокруг, следуя ровно по самому краю темной кожи, снова лизнула почти закаменевшую бусинку, а потом и вовсе немножко игриво, приласкала, задевая языком и посасывая. Рени подался вперед, то ли желая прекратить это измывательство, то стать еще ближе, из горла парня снова вырвался какой-то нечленораздельный стон, он шумно сглотнул, и, втянув живот, замер. Тесса испуганно отстранилась и посмотрела в мученически скривившееся хорошенькое личико.
— Солнышко? — позвала она, взяв его лицо в свои ладони, — дыши...
Рени выдохнул с облегчением, задышал часто-часто, восстанавливая дыхание, и одновременно постарался выползти из-под нее, вжимаясь в диван.
— Рени, открой глаза, — разрешила хозяйка, обеспокоенно вглядываясь в этот сумбур эмоций, что читался сейчас на его лице. — Что теперь?
Заливаясь краской, Ренальд распахнул свои синие глазищи и тут же прикрыл их снова, стараясь не встречаться с Тессой виноватым взглядом.
— Милый, что стряслось? — мягко спросила Тесса, догадываясь.
Юноша лишь помотал головой, попытался подняться, но Тесса удержала, опустив ему руки на плечи, а потом и вовсе обняла, прижав его голову к своему плечу, и успокоительно поглаживая по разлохматившимся волосам. Парня слегка знобило.
— Скажешь мне на ушко? — шепнула она.
— Тесс, ну пожалуйста, — почти взмолился мальчишка, понимая, что не может признаться, что от острой вспышки удовольствия, чуть было не оконфузился, а ведь она только начала.
— Скажи, — завредничала Тесса, плотнее прижимась к нему, и то, что он наивно старался скрыть, оказалось зажато между их телами. Он буквально физически ощутил почти пульсирующее желание и тихо застонал от некоторого облегчения, потому что его мужское достоинство теперь оказалось зафиксировано, и уже не так пугало преждевременной эякуляцией. Как сказать-то? У него ком в горле застрял, а челюсти словно свело от невозможности сразу придумать подходящий эпитет для озвучивания столь тривиальной ситуации. Возможно, что он бы и отважился произнести это вслух, но на ум почему-то лезли лишь "определения", услышанные им в казарме — они-то уж точно не для женских ушек...
Рени отчаянно замотал головой, и Тесса, прижалась еще плотнее, так что между их телами совсем не осталось просвета. Ренальд смог почувствовать грудью ее налитую грудь с затвердевшими сосками под тонким домашним платьем, и это вызвало у парня еще один судорожный вздох, а госпожа произнесла:
— Ты хочешь, чтобы я сказала, что с тобой происходит?
— Н-нет, — выдавил он, вжимаясь пылающим лицом в ее вздрагивающее от еле сдерживаемого смеха плечико.
— Ну, давай, Рени, признайся, что тебе нравится, — уговаривала Тесса, поглаживая его по спине.
— Н-нет...
— Врешь, — укорила девушка. — Ая-яй, как не стыдно.
— Д-да... — еле слышно выдохнул наложник.
— Нууу... а дальше? — поддела она.
— Тесс, ну Тесса же... — запыхтел он обиженно.
Тесса попробовала оторвать его от себя, чтобы заглянуть ему в глаза, но он теперь словно прилип к ней намертво, собрав толстое покрывало стиснутыми пальцами, и отчаянно комкал его, окончательно убеждая хозяйку, что на сегодня достаточно.
— Ладно, Солнышко. Я уже большая девочка, и прекрасно осознаю, что когда у мужчины восстает его гордость, даже вопреки его здравому рассудку, готовая на подвиги, то обманывать женщину, что она ему не по вкусу — некрасиво. Я не спорю, бывает множество ситуаций, когда ты должен подавить в себе всякие подобные порывы, но не теперь, ангел мой, не со мной... ясно тебе, горе мое луковое?
— Ясно, — покаянно вздохнул наложник, решившись все-таки отпустить несчастную тряпку на диване и осторожно обнять Тессу за талию.
Тесса тоже вздохнула, чмокнула Рени куда-то за ухом и отстранилась:
— Все, мой хороший, на сегодня твоя пытка закончена, беги к себе.
— Тесс... — Рени хотел было удержать поднимающуюся девушку, но не посмел. — Это не пытка...
— А выглядишь ты так, словно я тебя пытаю, — поддела Тесса, расправляя подол платья и отворачиваясь, чтобы он не видел, как она закусила губу. Ей было досадно и смешно. И жутко хотелось, чтобы Аслан оказался в Замке. Тесса сейчас находилась в таком состоянии, что готова была оторвать мужа от любых дел, чтобы ненадолго уединиться в спальне... или надолго...
Рени, поняв, что он хоть в очередной раз и облажался, но на него по-настоящему не сердятся, поспешил ретироваться в свою комнату. Тесса скривилась, с сожалением взглянув на захлопнувшуюся за парнем дверь, и вслух пробормотала:
— А мне-то что теперь делать? Тоже холодный душ принимать? Ох, Рени, Рени, я ж так дозакаляюсь до фригидности или до банальной простуды...
25.
Так и не придя ни к какому выводу, Аслан улегся спать, постаравшись отрешиться от сегодняшних событий и вернуться к ним с утра, на свежую голову. Вот сейчас было бы неплохо потрепаться с Дереком или с Орисом, но Орис ушел в город в компании Меченого, потому как, кроме семейного ужина в первый день в столице, никаких мероприятий больше не предполагалось, а в другие дни у Ориса уже не будет возможности. Он должен будет находиться при своем лаэре неотлучно.
За неимением собеседников, Аслан решил подумать о доме, жалея, что не может сейчас обнять Тессу, которая помогла бы решить некоторые ребусы сегодняшнего поведения его родни, забрала бы все его печали и заботы, стерла бы их прикосновением нежных ручек и теплых губ. Или бы просто, пристроившись у него под боком, свернулась доверчивым котенком, сразу вызывая у него какие-то скрытые резервы — порыв защитить ее от всего мира, а значит, почувствовать себя уверенным и всемогущим. Или, положив голову ему на плечо, тихо, понимающе молчала бы... С ней даже молчать было уютно, а от щебета Роксаны, то и дело неловко оступающейся на посыпанных гранитной крошкой ровных дорожках оранжереи, чуть было не разыгралась мигрень. Что это за недуг, Аслан представлял слабо, но про симптомы слышал. И главное, ведь, пришлось предложить руку, чтобы она могла опереться.
Сначала Аслан грешил на неудобную обувь девушки, привыкшей ступать по ровным плитам и коврам Дворцовых полов, а здесь острые каблучки проваливаются в сыпучий грунт — неудивительно, что она показалась такой неловкой, хотя слыла первой красавицей Энейлиса, и неуклюжести за ней никогда не наблюдалось. Роксана блистала и на балах, и на светских раутах своей грацией и достаточным для девушки ее положения умом.