— Я был слеп, я был кретином — ты это хотел от меня услышать? Моя прогнившая душа потянулась к спасительному свету лишь в конце. Я прозрел лишь к старости. И прозрел ли? ... Короче! К сожалению лишь под конец понял, что к чему в этом мире и хочу, чтобы ты не совершал моих ошибок.
— За меня не волнуйся, со мной все нормально. Искупай свои грехи, сколько хочешь. Рискуй своей жизнью, тем более она у тебя заканчивается. Только почему ты меня тянешь за собой?
— Любое действие порождает противодействие. Если есть зло, то должны быть и воины способные его остановить. А без тебя я просто дряблый старик.
— У тебя я вижу, крыша поехала окончательно.
— А это что такое? — маг увидел на полке свиток от почтовой птицы. Золотистый свиток такой же, как и тот в котором магу пришло экстренное письмо из Армидеи прикрепленное к лапке почтового феникса. — Тебе тоже присылали приглашение!
— Да, прилетала эта птица из Армидеи пару дней назад, я ничего отвечать не стал, она улетела.
— Ты не дал ответа, и они решили надавить на тебя через меня. Видишь, ты нужен этому миру!
— Мы идем в Армидею? — обреченно уточнил Тардес.
— Да. 'Армидейский Кризис', бессмертное Чудовище Таргнера вот уже больше недели терроризирует золотой город. Пойдем туда, посмотрим, что там за человек-волк такой нарисовался.
— Мне уже страшно.
— Давай собирайся, не выноси мне мозг. На трудном пути главное сделать первый шаг, дальше все пойдет само собой. Будет весело, это я тебе обещаю.
— А что случилось с дядей Фросреем, ничего по этому поводу не слышно?
— Никакой он тебе ни 'дядя'. Сдулся Армидеец, нет его больше.
Тардес начал неторопливо одеваться, по нескольку минут ища свои носки, потом кеды. Крегер осматривая его комнату, наступив ни туда в жутком бардаке, завалив несколько стопок книг и кучу грязной посуды, что на них стояла, остановился и рассматривал картины написанные сыном. Впрочем 'картины' это громко сказано, скорее это любительские зарисовки. Среди любительских зарисовок в глаза Крегеру сразу бросилась одна полноценная картина, она лежала отдельно, в стороне от остального беспорядка, было видно, что над этим изображением Тард работал очень кропотливо, долго и упорно. На этой картине была изображена сияющая светом обнаженная девушка с крыльями за спиной, красавица больше похожая на ангела стоящая среди темных деревьев.
— И это вместо того чтобы овладеть способностью 'ледяного доспеха' ты рисуешь облака над морем? — рассматривая мольберт недовольно качал головой Крегер.
— Не обращай внимание. Это так... бессмысленные попытки найти себя в мирной жизни. А что там с 'ледяным доспехом'?
— Я же говорил тебе, легкий способ овладеть этой способностью, вместо того что бы напрягать свой мозг всякой абстрактной ерундой, это просто графически представить, изобразить свой будущий желаемый внешний облик. И вместо того чтобы воссоздать свой облик в ледяном доспехе ты рисуешь всякую чушь? ... Ух, — недовольно скривился Крегер, разглядывая картины с эротическим содержанием. — 'Ледяной доспех' дает возможность, таким как ты, покрывать себя слоем непробиваемого льда. Метровым слоем! При этом значительно увеличивая массу тела в размерах — то есть по сути это возможность превращаться в огромного ледяного великана. В бою это значительно бы удваивало твои шансы. Ведь я пытаюсь заставить тебя овладеть этой способностью с двадцати лет, а ты засранец даже не помнишь того, что эта способность собой являет. Вот уродец!
— Сам понимаешь, у меня совсем нет времени на это.
— Вместо того чтобы 'кутить' сутками напролет лучше бы порядок навел, — сказал Крегер ужасаясь слою пыли покрывающему комнату.
— Так все уходи! — одевшись Тардес начал выпроваживать отца. — Мне надо подключиться к Инфосу. Нужно оставить всем друзьям сообщение о том, что я ухожу.
— Думаю, уже весь город знает о моем приходе. Всем и так понятно, что я пришел за тобой.
— Я должен на прощание пояснить девчонкам, что я их люблю и все такое. Давай иди, подожди наверху, минут через пять я поднимусь.
Отец вышел из комнаты, а Тардес лег на кровать, закрыл глаза и его сознание, по его желанию сообщилось с информационным пространством Инфосреды — миром управляемых снов как ее называли. Крегер сидя на диване в гостиной, прождал несколько часов, вот уже солнце начало катиться к вечеру, а Тардес все не выходил из подвала. Дверь дома открылась, в гостиную вломилась целая толпа молодых артэонов. Парни и девчонки, желающие этим вечером повеселиться, принесли с собой несколько ящиков со спиртным. Их смех и разговоры разом оборвались, когда посреди гостиной они увидели злобного мага. 'Здравствуйте. Мы пришли к Тарду', — оправдались они. 'Так все, выметайтесь отсюда!' — гнал их за дверь Крегер. 'Тард сказал, что его дом принадлежит нам всем', — выталкиваемый Крегером говорил кто-то из парней. 'Теперь Тарда нет, теперь здесь я!' — не желал ничего слышать Крегер. Выгнав их, он закрыл дверь на замок. 'Не дом, а проходной двор какой-то', — возмущаясь, Крегер уселся на диван. Время шло, хозяин дома так и не выходил из подвала. 'Тард ленивая скотина! Выходи, я все равно никуда не уйду без тебя! Не надейся!' — стуча посохом по полу, не вставая с дивана, Крегер пытался докричаться до ленивого сына, прячущегося в подвале.
Тардес медленно переваливаясь из стороны в сторону, не спеша вышел из подвала. Его лицо было отлежано, он протяжно зевал. Увидев отца, он с отвращением скривился, будто увидел что-то мерзкое и жутко надоедливое. 'Ты все еще здесь', — недовольно бубнил он себе под нос.
— Ну, ни сволочь ли? Я его здесь жду, а он там дрыхнет!
— Отвали... Я просто не спал почти всю прошлую ночь... Да и позапрошлую тоже.
— Знал бы ты, где я спал этой ночью.
Тардес направился на кухню.
— Ты надо мной издеваешься?!
— Я могу поесть перед дорогой? Последний раз насладиться пищей, перед тем как ты утащишь меня, хрен знает куда... Пойду, приготовлю омлет, сделаю салат, — Тардес издевался над отцом. Он знал как его отцу — вчерашнему темному магу тяжело даются воздержания мага светлого. Самый главный запрет необходимый для просвещения и полного абстрагирования от всего мирского — это отказ от пищи. Крегер любил поесть до тех пор, пока его желудок не атрофировался 'во имя следования по пути светлого мага'. При упоминании пищи у Крегера внутри все свело. Юмора сына он не разделил и посмотрел на Тардеса как на придурка, при этом недовольно пробубнив: 'Ты не ешь мяса, какой толк от такой еды?'. Спустя пять минут из кухни под раздражающее завывание, которым Тардес напевал себе под нос любимые музыкальные мотивы, из кухни стали доноситься приятные запахи пищи. Крегер устав давиться слюной раздраженно направился на кухню.
— Может, заночуем тогда, а завтра утром отправимся в путь. Уже поздно, топать через лес по темноте... сам знаешь, к чему это порой приводит, — сидя за кухонным столом с полным ртом говорил Тардес.
Маг, осмотрев содержимое нескольких чайников на плите, взял тот, в котором было что-то похожее на чай. — Лучше возьми кофе. Этому чаю уже неделя, если не больше, — посоветовал ему Тардес.
— В самый раз, — ответил Крегер, наливая себе черную жижу, которая когда-то была травяным чаем. — Что значит 'заночевать'? Это значит остаться у тебя до утра, чтобы ты опять своих подружек позвал, накачался спиртным, чтобы наутро я тебя вообще расшевелить не смог? Нам же в Армидею надо, ни в какую-нибудь дыру, а часть артэонского мира. Зачем идти туда пешком, если есть телепортирующее сообщение? Один шаг в портал и мы уже в золотом городе. Там и заночуем.
— Нет. Если хочешь чтобы я пошел с тобой — мы пойдем пешком. Это мое условие.
— Тард, не компостируй мне мозг. Сейчас дело серьезное. Армидейский кризис это тебе не борьба с 'террористами' на юге. Нет у нас времени, чтобы гулять по лесам. В другой раз.
— Ну, папа! Или я никуда не пойду! Ведь должен я получить какую-то пользу для себя. Я хочу пройтись по любимым местам. Хочу вновь прогуляться по тропам среди северных лесов, увидеть Плачущее озеро при свете луны. Я не был там сто лет. Какой смысл от приключения, если в нем нет долгого похода?
— Что со своими подружками ты туда не ходил? Совсем уже обленился, трутень.
— Мои девушки не особо любят походы на природу, всецело не понимают этой красоты. А те, что понимают, те интересные необычные личности, интересные девчонки — они не доступны для меня. Таким нужна любовь, долгие отношения, такие уже давно замужем. Или мы идем пешком или пошла эта Армидея куда подальше!
— Ладно. Заодно пройдем по землям Эвалты, посмотрим как там ситуация.
— А что с Эвалтой?
— После кризиса Армидея вывела оттуда все войска, там начался хаос...
Тард просто захлопнул дверь дома не став закрывать ее. 'Пусть друзья пользуются. Пусть дом наполняется весельем, даже когда меня нет. Мне скрывать нечего, в отличие от некоторых' — так Тард объяснил отцу дом брошенный открытым. Крегер как обычно смотрел на сына с непониманием.
Отец направился к воротам, а Тардес одевшись серо и неприметно, пытаясь остаться незамеченным для всех, направился в центр города. У Кефалии не было своей армии, Тардес был единственным здешним воином, что делало его местной главной знаменитостью. В городе ему были установлены два памятника. Один в главном парке, обязательно посещаемом туристами, там он изображен сражающимся с минотавром несколько лет назад напавшим на поселение артэонов Срединных Земель. Другой в центре города, на главной площади перед центральным дворцом, здесь он стоит в полный рост со щитом и мечом. Каменные доспехи второго монумента были украшены бриллиантами, своим блеском имитирующими наросты льда поверх брони, в глазах у этой статуи сияли синим, будто ледяные самоцветы. Это неверное еще одна особенность этого мира — здесь знаменитостями были такие как Тард. Ни известные общественные деятели, ни творцы искусства, развлекающие толпу лицедеи, и даже не политики. В диком необычном мире всеобщими героями и кумирами были отважные воины бросающие вызов Тьме.
В гармонии и безмятежности Кефалии присутствовал один все омрачающий элемент, кажущийся просто диким, который местными жителями, как и любыми другими артэонами воспринимался абсолютно спокойно. В центре города помимо главного дворца и площади, башни увенчанной Кефалийской звездой, также возвышался алтарь для жертвоприношений, неотъемлемый атрибут большинства артэонских городов. Похожее на пирамиду строение, на вершине которого возвышалось жертвенное ложе. Раз в полгода вокруг алтаря собиралась большая часть жителей города и специально отобранный артэон жертвоприноситель, под ритуальной маской скрывающий свою личность, пронзал ножом жертву, своей покинувшей тело душой питающую Духа. Жертвой был кто-то из молодых артэонов (здесь от пятнадцати до двадцати пяти лет) отобранный системой похожей на лотерею. Казалось бы, как разумные артэоны могли выставить это место умерщвления тысяч жизней в центр города, какие же они тогда разумные? Но здесь пожертвовать свою жизнь Духу было честью, долгом который исполнялся с радостью, жертвоприношения выходя за рамки разумного, походили на общегородские праздники.
В самом центре города под главным дворцом, под роскошными апартаментами для проведения встреч важных гостей Кефалии, в неприступном подземном бункере, куда посторонним в обычное время вход был запрещен, у Тардеса была своя собственная оружейная. Дверь в оружейную открылась сама собой. 'Здравствуйте мистер Тардес' — поприветствовала его 'Кефи' — здешняя система управления городом. С его приходом свет в огромных залах оружейной включился сам собой. На стенах здесь висело самое разнообразное оружие. Отдельный зал занимали различные тренажеры, на которых он должен был поддерживать свою форму. Стены главного зала были завешаны картинами и черно-белыми фото, воспевающими его подвиги. На большинстве изображений фрагменты его путешествий в далекие дикие южные земли или победы над очередными отрядами южных дикарей пытающихся прорваться через границу Арвлады. На одной картине запечатлена его победа над Харгаром — главарем банды орков долгое время терроризирующих леса юго-западной части Арвлады. При этом его постоянный спутник во всех приключениях — его отец, нигде изображен не был. Лишь на паре серых фото отразивших фрагменты из чьей-то памяти, на заднем плане можно было разглядеть темный силуэт отца, на картинах воспевавших подвиги Тардеса его не было и в помине. Это всегда задевало Тарда, ведь большинство его так называемых 'подвигов' были заслугами его отца. Это Крегер приходил за ним, вырывал его из плена мирной жизни, порой силой заставлял изнеженного артэонским теплом Тардеса оставаться мужчиной и идти вперед наперекор страху и сомнениям. Можно сказать Крегер делал всю основную работу. Без помощи, без силы этого безумного мага Тард не то, что не совершил и половины своих 'подвигов', он был бы мертв уже давным-давно. При этом артэонская пропагандистская машина, которой нужны были герои, яркие примеры для начинающих солдат всегда обходила Крегера стороной, приписывая все заслуги Тардесу. Да и сам Крегер не хотел славы, его устраивала роль тени своего 'бесстрашного' сына. В центре главного зала на подставке со специальной подсветкой красовались доспехи Тарда. В целом оружейная больше походила на выставочную экспозицию в музее, потому что таковой и являлась. Периодически сюда приводили группы туристов, это место обожали посещать почитатели (можно сказать фанаты) Тардеса, вернее почитатели не его лично а того образа что был ему создан пропагандистской машиной артэонского мира. Для тех, кто видел в Тарде могучего бесстрашного воина несущего свободу и мир в дикие земли, эта оружейная была чем-то вроде храма поклонения своему кумиру.
Его доспехи были бронекостюмом, стандартным обычным вроде тех, что носили солдаты Армидеи или СБК. Цвет его брони был стальной — нейтральный, он не относился не к одной из армий Арвлады. В обычной жизни черные длинные волосы всегда прикрывали левую половину его лица, скрывали от окружающих уродливый шрам. Также и стальной шлем его бронекостюма сделанный специально под него на время боевых походов полностью скрывал изуродованную левую половину его лица. Из-за шлема скрывающего половину лица, оставляя ему лишь один глаз чтобы смотреть на мир, в рядах солдат Армидеи и СБК его прозвали Одноглазым.
Он остановился обреченно глядя на свои доспехи. В нескольких местах на броне имелись сколы, вмятины и повреждения, оставленные от вражеских мечей, осколков разорвавшихся бомб. Сколько раз он находился на волосок от смерти, сколько раз был в шаге от того чтобы остаться инвалидом. Крепкая броня, защитив его тело, пестрила следами от сотни смертельных ударов предназначавшихся ему. От понимания этого ему становилось жутко страшно. Ладони покрылись испариной, куда-то глубоко внутрь пробралась дрожь. 'Нет, я не могу так больше' — глядя на ненавистные доспехи, ощущая на душе тяжесть, он сокрушался от жалости к самому себе. 'Это все этот старый урод! Это все он виноват!' — вскипев от злости, он ударил кулаком свой костюм. От удара залы оружейной огласил звон железа, из разбитого кулака потекла кровь. 'Этот старый пердун тянет меня в эту бездну. Я могу сказать ему 'нет'. Я должен сказать, ему 'нет'. Нужно пойти и послать его в задницу прямо сейчас. Раз и навсегда!' — он гневно кричал от собственной беспомощности. В его душе вспенилась вся накопленная на этот несправедливый мир обида, неудовлетворенность жизнью.
