Слащёв, всё больше и больше распалялся:
— …Таким образом, на фронте появилась масса наскоро сформированных частей, начальниками которых часто оказывались лица, совершенно непригодные к этой должности. Лично был знаком и, с такими офицерами — которые карты читали с трудом!
Лицо его, чуть заметно дёргается. Кажись, прошлой зимой, «Генерал Яша» был контужен… Однако, не перебиваю:
— Ещё хуже с подготовкой прибывающих на фронт нижних чинов, Ваше Величество! Каждый «запасной» батальон — где должно проводиться их обучение, распух до восьми тысяч человек… Мест в казармах не хватает, солдаты Русской Императорской армии спят вповалку — как в какой-то ночлежке для бродяг. Тем более — негде заниматься и, учебные занятия ведутся абы как — спустя рукава! Положение с оружием в тылу — вопиюще-безобразное и, винтовку, к примеру — солдат впервые видит и держит в руках, только на фронте…
То же, мне — новость!
— Опытных офицеров, чтоб учить нижних чинов, в запасных частях нет! Едва ли, на роту солдат приходился один кадровый офицер — действительно, этим делом занимающийся, а не лечившийся после ранения. Вся работа по подготовке, лежит на «без году неделя» прапорщиках из недоучившихся студентов — самих ничего не знающих, не умеющих командовать и не имеющих авторитета у солдат!
Здесь, он несколько утрирует: студент студенту — рознь. Однако, слушаю дальше:
— Спрашивается: что можно ожидать от такой армии — без опытного начальствующего состава, без обученных унтеров и нижних чинов и, без боевого духа? Не умерла ли она — наша армия? По-моему, ответ очевиден — БЕЗУСЛОВНО!!!
Вдруг, как «воздух спустили»! Обмякнув в кресле, Слащёв виновато произнёс, приложив руку к груди:
— Извините, что перебил Вас, Ваше…
— Ничего, не извиняйтесь! Понимаю — наболело… Очень рад, что нашёл в Вас единомышленника, господин подполковник! Однако, продолжу… Вы наливайте чай то, Яков Александрович! После столь бурной речи, чай Вам будет весьма полезен, уверяю, Вас!
Вкратце, чтоб так не нервничал, познакомил Слащёва с программой восстановления и подготовки кадров, разработанной генералом Келлером по моей наводке. Даже, подарил ему свой экземпляр — я себе ещё напечатаю!
Пока тот листал брошюрку, продолжаю:
— Дальнейшие наши перспективы, вообще — кислы! По «Программе Гинденбурга189», уже в следующем году, производство пулемётов, к примеру, в Германии вырастет до 10-ти тысяч в месяц. Не говоря уже про всё остальное — артиллерию, аэропланы и так далее…
Глаза «генерала Яши», слегка округлились:
— «Десять тысяч пулемётов в месяц»?! Это, сколько же у них в роте или батальоне, будет?!
— В германской пехотной дивизии, планируется иметь их свыше трёхсот, а там — считайте сами.
Слащёв, быстренько прикинул в уме и глаза его округлились ещё раз:
— Это в роте поучается где-то около шестнадцати, а в батальоне… Да, у них в батальоне будет больше пулемётов, чем в нашей дивизии!
— Вот, это точно… Хотя, количество этого немецкого «железа» — мы с союзниками «поделим» по-братски, всё равно — нас ждёт очень мало хорошего! Согласны со мной, господин подполковник?
— Совершенно с Вами согласен, Ваше Величество.
— А, давайте-ка, я тоже налью себе чайку…
При могильной тишине пошвыркали чай. Затем, я продолжил:
— К счастью, сами же немцы подсказали нам путь решения этой — «пулемётной» проблемы.
— Вот, как?! И чем же, Государь, разрешите полюбопытствовать?
— В германской армии (против союзников пока, не против нас!) создаются специальные части прорыва — «штурмовые батальоны» и разрабатывается их тактика190. Прямолинейную мощь германского «железа», мы можем победить только умной тактикой — ничем более. «Заваливать мясом» уже не получится — соответствующего «мяса» не осталось, а пока ещё имеющееся — быть таковым решительно отказывается и, массово сдаётся немцам в плен. Пока! А дальше, «оно» обязательно задумается, а не пора ли нас с Вами, господин подполковник… ТОГО!!!
Слащёв, печально-понимающе кивнул головой:
— Могу лишь с Вами согласиться, Ваше величество.
* * *
Здесь я должен несколько уточнить… Вообще то, наши предки не были столь отсталыми — как об этом, складывается иногда впечатление! Я уже говорил, примерно в это же время, родоначальником русских штурмовых частей стал мой недавний знакомец — генерал от кавалерии Плеве191, начальник той самой — 5-ой армией, что своим артиллерийским огнём через реку Вилию, поддерживала «ОТГ полковника Романова» с правого фланга во время сражения за Мейшагольскую позицию.
Рисунок 158. Немецкая штурмовая группа (1918).
По его приказу, в каждой роте — из наиболее смелых, энергичных и физически крепких бойцов, создавались особые взводы «гренадер». После первого же опыта боевых действий, это нововведение признали успешным и, в дальнейшем, подобные подразделения стали создаваться уже по всей Действующей армии.
Рисунок 159. Гренадер — инструктор (младший унтер-офицер) гренадерского полка.
«Гренадерский взвод», официально состоял из 48-ми нижних чинов, при четырёх унтерах под началом одного офицера. Иногда, к взводу дополнительно прикомандировывались сапёры.
Каждый боец-ударник, был вооружён коротким кавалерийским карабином, револьвером для ближнего боя, десятком-другим гранат. Так же, обязательными предметами вооружения считались ножницы для резки проволоки, кинжал-бебут, лопата или топор.
Внешне, они тоже отличались от простых пехотинцев: пилотки — вместо папах и фуражек, стальные шлемы «Адриана», нарукавные повязки, особые значки — со стилизованным изображением бомбы с подожжённым фитилём… Позже — череп со скрещёнными костями и, так далее.
Если была на то возможность — то вместе со шлемами Андриан, взвод «гренадёр» получал стальные щиты — один на два бойца и пару миномётов из «тяжёлого» вооружения.
Ударно-штурмовые взвода русской армии, отлично себя проявили в плане преодоления позиционной обороны противника и ведения ближнего боя в траншеях. Однако, в отличии от немцев — которые в конце войны создавали целые штурмовые дивизии, собрав в них лучших бойцов, они остались распыленными — «ровным, тонким слоем размазаны» по всему фронту и, никакой «погоды» сделать не могли.
Когда ж, наконец, русские генералы дотумкались формировать крупные штурмовые части — ударные батальоны (другой мой «знакомец» постарался — генерал от инфантерии Балуев, в начале 1917 года), было уже поздно! После Февральского переворота, в угоду союзникам брошенные в Июньское наступление, русские ударные части не были поддержаны остальной — уставшей воевать русской армией и, были практически все, истреблены… После этого, об ударно-штурмовых частях, в России забыли до самой Великой отечественной войны — до сталинских штурмовых инженерно-сапёрных бригад192.
Я же решил опередить события — сразу начать, даже не с батальонов, а с ударно-штурмовых бригад!
Ударно-штурмовые бригады, будут придаваться Особым армия (именно в таковую, я хочу к маю 1916 года, превратить 2-ую Финляндскую дивизию генерал-майора Свечина), для прорыва… Вернее, для «допрорыва» сильно укреплённой обороны противника в наиболее важных её местах.
Обсудив кое-какие второстепенные детали, я прощаясь сказал Слащёву:
— Пока, займитесь тем — что Вам уже хорошо знакомо, господин подполковник! Организуйте Первую роту георгиевских кавалеров при Ставке Верховного Главнокомандования.
В целом же, «Бригада георгиевских кавалеров» по моей задумке будет «учебкой» для ударно-штурмовых частей, Российской Императорской Армии.
* * *
Где-то через неделю после этого разговора, состоялась у меня беседа с командиром 12-й кавалерийской дивизии, генерал-майором бароном Густавом Карловичем Маннергеймом.
Да, да — «тем самым»!
Кстати, очень сильно удивился: всю свою сознательную жизнь считал, что финского фельдмаршала звали «Карлом».
Будущий герой финского народа, обладал без сомнения располагающей внешностью: как и положено всякому кавалергарду — он был высок, строен и мускулист, с благородной осанкой, уверенной манерой держаться и чётко-строгими чертами лица. Такие, нравятся женщинам и умеют властвовать над мужчинами.
Рисунок 160. Карл Густав Эмиль (Густав Карлович) Маннергейм.
Так же — за чаем, слово за словом, я его постепенно разговорил и вызвал на откровенность.
Маннергейм, даже детство своё «золотое» вспомнил — когда он учился в Николаевском кавалерийском училище. Порядки там, оказывается, были ещё те — советский стройбат со своей «дедовщиной» отдыхает! Так, например, у каждого «зверя» — ученика младшего класса, был свой персональный «дед» — которого здесь называли «господин корнет», бдительно следящий за его поведением. «Звери», были абсолютно бесправными существами: по неписанным правилам, им даже ходить по тем же лестницам — по которым ходят «господа корнеты», запрещалось. В случае же малейшего нарушения дисциплины или плохой успеваемости, «товарищеский суд» — состоящий из тех же старшеклассников, мог вполне официально вынести наказание — вплоть до телесного или лишения свободы в карцере.
Да… Одно, за всё время моего пребывания в шкуре Самодержца, понял: нашим либерастам в России — «которую они потеряли» и по которой так жалобливо скулят, сильно не понравилось бы!
От «приятных» воспоминаний, перешли к делам «житейским» — к военным, то есть. По отношению к текущему моменту, будущий герой финского народа был настроен крайне пессимистично:
— Государь! Если так дело дальше пойдёт, скоро будем драться дубинами.
В принципе, ничего нового он мне не сказал: нехватка оружия и боеприпасов — особенно снарядов для артиллерии, вопиющая кадровая проблема — «тысячи солдат из резерва совершенно не умеют обращаться с винтовкой, а нехватка офицеров и унтер-офицеров становится всё более ощутимой».
— Из прошедшей — Японской войны, не было извлечено никаких уроков! Наоборот, в некоторых отношениях, стало ещё хуже.
«Хуже» не знаю — но лучше не стало точно! Особенно в следующем подпункте: «плохие отношения между начальниками» — у Маннергейма были какие-то тёрки с генералом Келлером и, он по нему вскользь «прошёлся». Опять же не новость: раздрай меж генералами любой армии давно известен. Конечно, в Российской армии это явление носит несколько гипертрофированный характер — как и многое другое.
Хреновато дело обстояло и, с дисциплиной:
— Приданная мне под Зазулинцей З-я бригада Туземной дивизии, просто-напросто отказалась наступать, — возмущался он, а её командир — генерал-майор Краснов Пётр Николаевич, потакал своим подчинённым!
Да, фельдмаршал: наши абреки — это тебе, не твои финны!
— Вот, как? — деланно удивляюсь, — а что же Великий князь Михаил Александрович?
Мой братец, напоминаю, номинально считался начальником «Туземной» (Дикой) дивизии — а, кто ей на самом деле руководил, я хрен его знает… Сейчас, после того как я «репрессировал» Михаила, над «Дикими» начальствует генерал от кавалерии Гусейн Хан Нахичеванский. Конечно, «стратег» с него — ещё тот! Зато хотя б, преданный и верный мне: если не врут историки и меня не подводит память, он был вторым — после Келлера, сделавший хоть какую-то попытку прийти на помощь Николаю Второму в марте семнадцатого года.
— Великий князь Михаил Александрович, осудил Краснова, — смущённо ответил боевой генерал и добавил, слегка покраснев, — из Ставки… На словах.
Я, деланно зевнул:
— Вы тоже хороши, господин генерал! Надо было выкатить пулемёты и перестрелять всю эту сволочь. Вместе с Красновым — гнида, по ходу, ещё та!
Пока будущий строитель линии своего имени на Карельском перешейке, пребывал в немалом шоке от моих слов, встал и немного прошёлся по кабинету, размышляя… Как бы не спрыгнул: «в реале», этот генерал — поняв, что дело пахнет жаренным, вышел в отставку в семнадцатом году — сославшись на какую-то болезнь, подцепленную в Маньчжурии. И, уехал в Финляндию — где мгновенно излечившись и снюхавшись с немцами, загасил красных финнов.
Да, нет!
До такого состояния, Густав Карлович ещё не дошёл. Для этого ещё полтора года российского бардака надо, Февральский переворот и, судя по всему — агитации буреющей не по дням, крупной финской буржуазии — взявшей курс на полное отделение страны от России.
Сажусь снова напротив и, взяв его руку в свою ладонь, заглядываю через глаза в самую генеральскую душу:
— Господин генерал! С оружием, амуницией и боеприпасами скоро станет лучше — сами сделаем или у союзников закупим… Подготовку нижних чинов, унтеров и офицеров этой зимой наладим — этим сам генерал Келлер обещал мне заняться…
«Плохие отношения между начальниками» — дело поправимое, если разрешить каждому из них самому набирать себе команду и, самому же — за каждого в ней отвечать…
Сделал паузу, чтоб до собеседника дошли мои слова и, потом:
— Но, все эти меры не дадут видимого результата, если мы не наведём порядка в ближайших тылах армии: своими глазами видел, а не с чьих-то слов говорю — там творится сущая анархия! Каждая воинская часть считает своим долго всё разворовать и разрушить в том месте, где она стоит — а там, хоть трава не расти. Сплошное мародерство и воровство, а следом является дезертирство, бродяжничество и распущенность в тылу!
— Воистину так, Ваше Величество, — горячо со мной соглашается, — с объявлением войны дисциплина в армии была фактически отменена — повторилось то же самое, что обращало моё внимание ещё в японскую войну. За десять прошедшей с той поры лет, в воспитании в армии дисциплины не было принято никаких действенных мер…Никто даже и, не подумал об организации тыла с этой стороны — которая, казалось бы, так проста для понимания даже штатского человека! С таким тылом мы проиграем войну, Ваше Императорское Величество!
Так, так, так… Ощущение, как на рыбалке — когда начинает клевать: поглубже заглоти, поглубже…
Здесь, я услышал от Маннергейма то, что хотел услышать. Он соскочил с кресла и довольно-таки эмоционально заявил:
— С ТАКИМ ТЫЛОМ, ВОЕВАТЬ НЕЛЬЗЯ!!!
— А Вы, считаете, — спрашиваю вкрадчиво, — что мы должны непременно выиграть эту войну?
— Конечно, Ваше Императорское Величество! — отрицающее мотает головой, — вспомните проигранную Японскую войну, Государь. Вспомните, какие после неё были революционные потрясения. А, если мы вновь потерпим поражение — я, даже боюсь себе представить, какие несчастья обрушаться на Россию!
