И на голубоватом диске появился огромный город, лежащий в центре горного плато. Края плато поднимались метров на десять над уровнем плато, образуя природную стену из неприступных скал. Стены города поражали воображение: двадцатиметровой высоты и двухметровой ширины, с башнями, с бронированными воротами...
-Проклятие! — не сдержался один из офицеров Альвара. — Они подступили к столице. И тут у них корпусов десять. Бои идут на улицах. Все ясно.
-Да... Столицу не удержать... — озабоченно сообщил Альвар. — Впрочем — ерунда. Вернем. Если...
Он не договорил. Присутствующие посмотрели на него и увидели, как мертвеют лица у всех четырех Младших.
Наконец, Альвар безжизненным голосом объяснил:
-Они не успели эвакуировать Родильный дом. Все кончено. Нас больше нет. Они победили.
-Это Родильный дом? — ахнула Та-Амму.
Да! Такого еще никто не видел! Тридцатиметровые гранитные стены, сложенные из кубических блоков двухметровой толщины и высоты. Бронированные ворота метровой толщины...
-Послушай, Альвар! Почему ты так уверен, что они возьмут такую крепость? Ее же невозможно взять! — предположил кто-то.
-Они возьмут...
Прогремело несколько взрывов. И рухнули ворота.
-Направленный взрыв. Много же они умеют! — сквозь зубы бросил какой-то кобольд.
В пролом устремились солдаты Взрослых.
И вслед за ними изображение начало перемещаться внутрь.
Первый зал. Первый из двенадцати. Тысяча коек. Все были заняты. И побледнели зрители: на всех койках лежали девочки лет двенадцати — тринадцати. На каждой!
Солдаты ворвались в зал. И началась резня. Солдаты Взрослых были вооружены рогатинами о девяти лезвиях. И эти лезвия были с крючьями, рвавшими тела на части.
Первый ряд. В проходах закипел бой. Родильный дом защищала гвардия. Лучшие из лучших. Но слишком мало их было. Меняя свою жизнь на пять чужих, скрипя зубами, гвардейцы отступали.
Второй ряд. И девочки, лежавшие в этом ряду бестрепетно вонзили кинжалы в свои сердца. А девочки третьего ряда подняли свои кинжалы.
Третий ряд. Когда строй гвардейцев поравнялся с третьим рядом, девочки этого ряда тоже покончили с собой.
Четвертый ряд. Гвардейцы отступали.
-Магни! — сдавленным от ярости голосом потребовал Мунэмори Ватанабэ. — Открой переход! Я должен быть там! Это же дети, Магни! Их же там двенадцать тысяч! И у каждой — будет ребенок! Открывай!
Без слов сын Тора распахнул врата перехода. Мунэмори мгновенно скинул плащ, свернул его и забросил за спину вместе с чудовищным двухметровым мечом. Обратился в гигантского медведя и прыгнул в переход.
За ним последовал Эйрир тонУрсула, в человеческом облике.
-Сынок! Подожди меня! — Урсула дотГритр поспешила за сыном.
Один за другим уходили воины. Люди и кобольды, эльфы и вейры, Великие крабы и гигантские пауки, гномы и иртха, Та-Амму — себекет из Та-Сета.
Последними прошли четыре тролля из армии врага, невесть как пробравшиеся через посты.
Они объяснили, что один умник когда-то им сказал так: "Не упустите случай, когда сила — это и есть добро и разум!" И они думают, что там как раз их сила и станет добром и разумом.
Ну, что же? Враги они или нет, но если хотят парни подраться за правое дело — как им откажешь?
Всего в переход ушли восемьдесят воинов.
Что, мало? Но какие это были воины!
А там бой шел уже в проходе во второй зал. В первом живых не осталось.
Ам-палу лежала в последнем ряду.
Как невыносимо ожидание! Везет же им, койки которых в первых рядах! Им не придется ждать и глядеть на этот ужас. Короткий удар кинжалом, который каждая девочка изучает в первом классе, и все! Все кончилось. А ей придется смотреть... Как, оказывается, трудно вогнать себе в сердце кинжал, если знаешь, что убиваешь своего ребенка. А воды-то уже отошли! Сейчас ее бы уже везли в родильное отделение. Если бы не этот штурм.
Нет, за себя-то она не боялась. Все-таки не девчонка какая-нибудь! Вторые роды, как-никак. Зрелая уже женщина, тринадцать лет стукнуло.
Ребенок мой! Зайчик мой, солнышко! Тебе повезло — твоя мама погибнет прежде, чем ты родишься. И ты умрешь быстро. Как жаль... Кан-пало, сынок! Ты не запомнишь свою маму... Тебе только годик... Впрочем, мало кто из Младших помнит своих родителей. А она помнит. И маму и папу.
Странная нелепая мысль вдруг свалила камень с ее души: а ведь маме с папой сейчас было бы двадцать пять лет! Ну неужели это так много? Неужели нельзя сделать так, чтобы до тридцати лет доживали все, а не только учителя и врачи? Почему эти — Взрослые — живут так долго?...
А славные бойцы эти гвардейцы! Взрослые платят пятью своими за одного нашего. Но они-то могут себе позволить такой размен: их раз в двадцать больше. Эх, и славные же они бойцы! И то! В гвардию абы кого не берут... Ам-палу с радостью дала бы любому из них или всем сразу. Но не успеет. И некому будет давать. Она умрет одновременно с последним из них.
Один из гвардейцев обернулся и, увидев его лицо, Ам-палу даже вздрогнула: таким оно было страшным.
Нет, лучше не смотреть. Лучше отвернуться.
Вот так Ам-палу увидела первой врата перехода.
И вскрикнула от ужаса: радужное зеркало соткалось прямо в воздухе, и оттуда повалили Взрослые и с ними ужасающие чудовища, какие не привидятся даже в кошмаре.
Автоматически занесла она кинжал над сердцем и с силой нанесла удар.
Ближайший Взрослый рванулся к ней и успел перехватить ее руку. Огромная его ручища как тисками обхватила ее ладонь, державшую рукоять кинжала.
Странно! Не жестоко схватил. Как будто старается не причинить боли...
А чудной Взрослый улыбнулся и заговорил на неизвестном языке. Ласково так заговорил.
О чем?
Наверно о том, что ей, Ам-палу, бояться нечего, что они — друзья и пришли помочь.
Он улыбался, но Ам-палу видела, насколько искусственна его улыбка. Только, чтобы не испугать ее. Мужчины не понимают, что женщину невозможно испугать. Потому, что к окончанию детства, к пяти годам примерно, женщины уже успевают отбояться свое.
А в его карих глазах был огонь. И ярость. И боль. И лед. И нежность. И что-то еще, чего Ам-палу не разобрала.
Такой взгляд был у папы, когда он, получив короткий отпуск, приезжал с фронта домой. И точно также он улыбался.
Мама была счастлива тогда. Искренне счастлива. И спокойна, и весела. Почти искренне. Ам-палу сама бы поверила в мамино спокойствие, если бы второй год не спала каждую ночь с мамой в одной кровати и не видела, как мама плачет. Каждую ночь. Тихо, безмолвно, чтобы не разбудить ребенка. И оттого очень страшен был ее плач.
А потом пришла похоронка.
Прорыдав целый день и всю ночь, наутро мама собрала рюкзак, опоясалась мечом и вызвала патруль, чтобы отправить ее с четырьмя младшими братьями в интернат. И потом, спеша, давала дочери последние наставления. На будущее.
О месячном цикле. Что надо делать, чтобы завести ребенка? Что надо делать во время беременности, а что ни в коем случае нельзя? Как легче родить, и как это вообще происходит? Как потом вскармливать ребенка?... Как воспитывать... И о детских болезнях...
Пятилетняя Ам-палу не все понимала, но старательно запоминала все: сведения были важные. Бесценные. Они позже спасли ей жизнь, когда, через семь лет, ее не довезли до родильного дома, и ей пришлось рожать в чистом поле. Помогали ей двое мальчишек, по определению ни черта не смыслящие в этом деле, и совсем еще юная девица лет семи. Эта, понятное дело, смыслила. Но чисто теоретически, так как никогда, разумеется, еще не рожала и при родах не присутствовала.
Пришлось Ам-палу обучать семилетку по ходу... дела. Ха-ха! Попробуйте сами пообучать кого-нибудь, если вы в это время вопите от боли! А ведь Ам-палу пришлось еще одергивать семилетку, когда та порывалась схватить тетрадь и карандаш и законспектировать лекцию Ам-палу. В другое время Ам-палу поняла бы. Она знала о родах такие вещи, какие не все женщины знали. Спасибо, мама! Земля тебе пухом!
А потом ревели все трое: Ам-палу, семилетка и новорожденный Кан-пало. Ребенок — потому, что угодил в огромный мир, в котором ему решительно все не понравилось. А они — от запоздалого страха.
Мальчишки топтались вокруг, не зная — что делать. И несмело гладили их по головам, пытаясь успокоить.
Все это Ам-палу вспомнила, пока глядела в глаза этого Взро... нет, этого Старшего, друга, пришедшего из иного мира им на помощь. А он погладил ее по щеке, сказал что-то ласковое, указывая пальцем на ее живот, легонько сжал ей ладошку, улыбнулся, теперь уже очень естественно, и побежал по проходу, выхватив меч, туда, где кипел бой.
Эту встречу Ам-палу запомнила на всю жизнь. И вся Виния запомнила. Потому, что маленькая Ам-палу оказалась единственной женщиной на всю Радугу Миров с самого ее основания, которая счастливо улыбалась во время родов.
А родившегося сына она почему-то назвала Эйриром. Так ей захотелось. Таким могло бы быть имя того Старшего.
Гвардейцы оставили первый ряд коек, когда открылись врата. И, поняв, что к ним пришла нежданная помощь, они встали насмерть во втором ряду. Девочки замерли с кинжалами в руках, направленными на свои сердца. Они ждали.
На несколько мгновений позже Ам-палу врата перехода увидели все остальные обитательницы второго зала. По проходам бежали несколько Взрослых, одна очень странная Младшая с двумя мечами в руках и огромные жуткие чудовища. Девочки подняли свои кинжалы.
И тут в голове каждой из них прозвучал голос:
"Опустите свое оружие, маленькие Рождающие Жизнь. Мы пришли вам помочь. Лежите спокойно и закройте глаза: не следует вам видеть то, что сейчас начнется. Вам более ничего не грозит.
Стража Радуги дает вам слово: пока жив хоть один из нас, ОНИ НЕ ПРОЙДУТ ДАЛЬШЕ!"
Словно услышав эти слова одного из великих крабов, вздрогнул смуглолицый черноволосый воин, сражавшийся уже в переходе, ведущем в первый зал. Он вышел из боя, подошел к ближайшей койке первого ряда, отложил винтовку.
Бережно снял он с рукояти клинка мертвые пальцы девочки, чей ребенок уже никогда не родится, осторожно вытащил из раны кинжал. И этим кинжалом нацарапал воин на мраморной стене старинный гордый девиз, с которым он и его товарищи шли в бой когда-то:
"No pasaran!"
Снял воин с шеи девочки ножны, спрятал кинжал в карман, на память, заботливо убрал ей волосы с лица, сложил руки на груди, поцеловал в лоб. Потом выпрямился и поднял сжатый кулак к уху. И снова подхватил винтовку.
Вот так начинался первый, но не последний бой Стражи Радуги, или, как ее еще называют, Щита Радуги. Проходили годы, но то тут то там появлялись охотники решить разногласия и проблемы путем войны. И всегда распахивались врата перехода, и из них выходили стражи Радуги, вставая на пути слепой смерти. Их гербом стал радужный щит со сжатым кулаком. И надписью: "No pasaran!"
Несмотря на просьбу великого краба, они смотрели.
Как огромный черный медведь вломился в гущу врагов, раскидывая их в стороны, как мячи.
Как высокая чернокожая Старшая сражалась огромной секирой так, будто это -был легкий меч.
Как четыре трехметровых чешуйчатых чудовища с огромными зубами, похожих на валуны, ударами дубин вбивали в пол солдат Взрослых. Как от их кожи отскакивали стрелы.
Как орудовали кулачищами коротконогие, но высокие и очень широкоплечие парни с четырьмя руками, которых звали кобольдами.
Как ясноглазые лучники Старших посылали не целясь одну стрелу за другой, и все попадали в цель.
Как косили захватчиков винтовочные залпы и автоматные очереди.
Как перерезали их пополам клешни великих крабов.
Как разорвалась граната под ногами тролля.
Как метко пущенное копье пробило панцирь великого краба.
Как повис на ужасной рогатине Взрослых Брайан — ирландец.
Как не успел отразить удар меча один из эльфов.
Как гибли волки, вгрызаясь перед смертью в глотку ближайшего врага.
Они смотрели, не в силах отвести взгляд.
Они видели, как гигантские пауки разбежались по углам первого зала и применили основное свое оружие — Ужас.
Они видели, как от незримого этого оружия сходили с ума и умирали солдаты Взрослых. Все и одновременно.
Но они не видели, как за воротами столицы возникли еще одни врата перехода. И прямо на облако шагнул из них Магни Торсон. И поднял Мъольнир — молот отца.
Бросок! И несколько тысяч солдат превратились в кровавое месиво.
Бросок! И еще несколько тысяч солдат присоединились к первым.
Бросок! Бросок! Бросок! Бросок! Бросок! Бросок! Бросок! Бросок! Бросок!
Армия Взрослых, остававшаяся за воротами столицы, перестала существовать.
-Урсула, погоди! — прозвучал в ее голове голос великого краба. — Видишь туннель? Да, этот самый! Он ведет в родильное отделение. Там идет бой.
-Много их? — на бегу подумала Урсула.
-Сотня.
-А охраны?
-Нет там охраны. Сами взялись за мечи.
-Хорошее дело, на сносях мечом махать. Я пробовала...
-Нет, княгиня! Дверь защищают те, кто уже родили.
-Мать-перемать этих козлов во все дыры...
Обернувшись на ходу, Урсула обнаружила, что за ней следует только краб.
-А где все?
-Нас хватит. Туннель узковат — мешать будем друг другу. Да ты не волнуйся! Драться будем мы с Арранхвалом. От тебя требуется только дар целительства, полученный тобой от Эскельпа. Да еще нам с тобой отогнать солдат от дверей надо, чтобы отделить "пациентов" Арранхвала от Младших. Иначе умрут все. И ты тоже.
-Арранхвал? А где он?
-Глянь вверх.
И точно! Прямо по стенке туннеля бежал гигантский паук.
-Везет же! — позавидовала Урсула. — И ног у него восемь, и по стенам носится, как по полу!
И поймала себя на мысли, что считает их обоих — паука и краба — людьми. Ну в самом деле! Какая разница — две ноги или восемь? Ну не похожи. Ну и что? Если есть честь, жалость и совесть — значит они люди.
-Возможно... — не стал спорить краб.
И тут туннель кончился.
В просторном холле действительно собрались около сотни солдат. Они пытались прорваться в низкую дверь, глубоко врезанную в мощную, двухметровой толщины, стену. В дверной нише стояли десять девчонок, одетых в серые больничные балахоны. Еще несколько лежали у них под ногами.
Несчастные кое-как отмахивались короткими мечами, другой рукой держась за стену, дверь или плечо соседки. Урсула с ужасом заметила кровь, стекавшую по ногам каждой из девчонок.
И сразу же ужас смело бешенство. Кровь бросилась ей в лицо. Подавив желание обратиться и рвать глотки, княгиня выхватила из ножен второй меч.
Краб, между тем, двинулся по диагонали через холл, отсекая дверь в родильное отделение от большей части солдат, перерубая встречных пополам. Паук промчался по потолку и замер над люстрой.
Урсула прорубилась к двери и встала перед строем девчонок.
-Бросайте мечи, девки! Я пришла.
Эх, хорошо-то как! Самое подходящее место для обороны! Ну, кто первый? Ух, много-то как вас, родненькие вы мои! Ну-ка! По очереди! Так. Один получил. Следующий. Следующий!... Э! Куда ж это вы, храбрые витязи? Сопливой девчонки испугались? А! Ясно. Стрелами попробуете? Ну-ну! Поглядим. Оп-па! Плохой выстрел. Мне за такую стрельбу, помнится, ремнем армейским задницу полосовали. Ага. Спасибо, сестренка! Щит-то мне и нужен. Теперь стреляйте, кретины.
