-Это случится, если мы позволим произошедшему здесь выйти наружу. Девону слышали лишь твоя семья, я, да юный Кейр.
Кархарий наклонился и стащил с плеч девушки плащ с вышитым золотыми нитями гербом Триединой Церкви. Подумав несколько мгновений, он бережно сложил его и спрятал за пазуху.
Карранс прищурился и протянул руку.
-Я думаю, этой вещи место в хранилище Церкви.
-Это важная улика.
-Которая не должна попасть в плохие руки. Не хочу, чтобы кто-нибудь использовал её в качестве рычага давления на Церковь.
-Не волнуйся, я соображаю достаточно хорошо, чтобы не использовать её против тебя. Мне не нужна гражданская война в теургиате. Мне нужен мир, пусть и ценой лжи, — Пророк пригладил волосы. — В конце концов, это философия Изритского Теургиата.
В Каррансе шевельнулось сочувствие. Он осторожно коснулся плеча старого недруга.
-Если тебя гложет вина, то девона сказала, что Церковь ещё хуже Дивината.
Кархарий с лёгким удивлением посмотрел на ладонь Протоурга на своём плече и хмыкнул.
-Значит, целью могла быть вся верхушка Изры. Это многое меняет. В поле исследования включается и внешний враг. Ты знаешь, о ком я говорю.
-О Моисее? Сомнительно, чтобы после стольких лет он начал действовать в подобном ключе. Я скорее поверю в то, что нас пытается разобщить некто внутри теургиата. Например, тот же простой народ.
Кархарий вздохнул.
-Я всё ещё придерживаюсь популярной теории, что у Марзена были не все дома в день, когда он выбрал тебя новым Протоургом.
-Можешь считать, что я преувеличиваю значимость простолюдинов, но я лишь отдаю нам должное, — Карранс пожал плечами. — Рефрамантия ради жизни, маги — ради человечества, не наоборот.
-Как тебя ещё не зарезали в собственной постели? Я-то думал, что Протоург будет защищать нас от разложения ересью, а он оказался самый ярым её сторонником!
Из тоннеля показалась голова стальной шеренги солдат. Гулко топая сапогами по камню, они начали подниматься по ступенькам, распределяясь по трибунам.
-Пока нашему разговору не стали свидетелями сотни ушей, нужно обсудить последнее, — Карранс поправил рукава сутаны. — Что делать с молодым Кейром?
-Я им займусь, — сказал Кархарий, пожалуй, чересчур быстро. Протоург задрал бровь. — Хочу собрать полную коллекцию Кейров. А ты займись тем, чтобы репутация Церкви осталась незапятнанной. Обсудим детали и дальнейшие ходы позже. Мне предстоит давать внеочередной пир для всех дивайнов, чтобы хоть как-то сгладить их впечатления от турнира.
Карранс пожал плечами и начал спускаться по лестнице. Произошедшее заставило его глубоко задуматься. Возможно, Кархарий прав — попытка подставить Церковь и Дивинат вполне соответствовала целям Моисея. Существовала, однако, и другая вероятность. Вероятность того, что их пытаются заставить поверить в причастность царя Алсалона.
"Это будет отличным поводом развязать войну, которую так жаждет Рензам Кейр".
Карранс выдохнул и коснулся изумрудного ключа, висевшего на шее.
"Нужно присмотреть за молодым Кейром. Возможно, он станет ключом к спасению".
4
Бавалор проснулся, когда за окнами сгустился вечер. В распахнутые ставни пробирался сырой воздух, мелкий дождь барабанил по карнизам. Юноша повернул голову и посмотрел на огонёк магической лампы, стоявшей на тумбочке рядом с широкой кроватью. В таком виде он так и лежал, со стороны казавшийся мертвецом.
Бавалор смотрел на огонь свечи, а в голове вертелась одна и та же мысль.
Истад Инкритад погиб там, в воздухе над Ареной Брусса. Его сразила не рука врага. Он не разбился, не справившись со Словом Парения. Нет, его убила матушка. Конечно, она ошиблась, приняв его за врага, но Истад был человеком Чести. В минуту беды он оказался настоящим товарищем. Товарищем, который поверил в него. Товарищем, которого он предал.
Бавалор зажмурился и, не в силах сдержать слёз, зарыдал. Никогда в жизни ему не было так больно.
5
Матушка и слуги обхаживали Шаку весь остаток дня. Охая и ахая над рассказами выживших очевидцев, Айссил то и дело стискивала девушку в своих объятиях. Спору нет, это было приятно, по крайней мере, поначалу. Отбившись от её настойчивой опеки, Шака направилась в свою комнату. Раскаяние настигло её практически сразу.
"Боги, я чёрствая дочь".
За окнами тихо стучали дождевые капли. Бледно-алый свет луны едва пробивался сквозь густые тучи. Шака легла на диван, чувствуя, как стонут ноги. В голове шумело от череды пережитых событий. Перед мысленным взором пронёсся хоровод воспоминаний. Жар проспекта, пыль, забивавшаяся в нос, камешки, впивавшиеся в стопы. Вздыбившаяся дорога, жуткий полёт служанки, разбившейся о стену дома. Арюол, его слёзы. Это произошло из-за допроса, который провели Джензен и тот величественный мужчина.
Девушка поморщилась, пытаясь вспомнить детали. Кажется, всё было в порядке. Они задали ему некоторые вопросы, и тот ответил на них. Некто хочет поссорить Церковь и Дивинат. Скорее всего, Моисей. А кто же ещё? Дивайны и купцы слишком мелки для того, чтобы замыслить переворот в стране, и слишком трусливы, чтобы устроить резню на проспекте, который носит имя отца Шаки.
Подумав об этом, девушка отчетливо поняла, что хочет узнать рассказ Одержимой. Возможно, она знает того, кто всё затеял, или хотя бы его сообщников. Странным образом желания Шаки поделились на две части — до и после сегодняшнего покушения. Вчерашнюю Шаку волновало лишь то, достаточно ли хорошо она заметна Джензену и как же не ошибиться в выборе мужа. Сейчас ей казалось, что вчера было частью жизни другого человека. Внезапно на ум пришли слова, сказанные бедным горбуном.
-Я хочу сохранить Изру для моих детей, — отчётливо произнесла она. — И мне наплевать на то, нравлюсь я Джензену и кому бы то ни было ещё или нет.
Чувствуя себя невероятно решительной и одушевлённой, Шака перевернулась на бок и потянулась к лампе, чтобы выключить её. Взгляд девушки упал на тумбочку. Открыв её и запустив руку в тайный отсек, она достала оттуда клочок пергамента, который спрятала, вернувшись домой.
Поднеся пергамент к лампе, она снова пробежалась взглядом по строке, торопливо выведенной ею в храме.
"Джензен контролирует людей".
Прочтя написанное, она сжала пергамент в кулаке и снова спрятала в тумбочку. Детали понемногу складывались в общую картину. Теперь Шака была уверена в том, что её память искусно изменили. А это значит, что в храме произошло что-то страшно неправильное.
"Джензен, что ты наделал?".
Глава 53. Затишье.
Ничто так не услаждает взор и не будоражит сердце, как буря после затишья.
Синваль Маэльдун, "Дождливые дни, когда безумие отступает", 1095 год от создания Триединой Церкви.
1
Прошло несколько дней. Город медленно успокаивался после ужасов проспекта Мирата и арены Брусса. Как узнал Гирем после того, как он, отец и товарищи собрались в номере Уютного Закутка, нападавшие, за исключением девоны и бывшего солдата Церкви, либо погибли, либо таинственным образом исчезли.
В таверне шептались о том, что их убили неизвестные убийцы в чёрном, а на Богатом рынке, куда Гирем выбрался вместе с Остисом и девочкой по имени Виальсе, многие были уверены, что всё это дело рук знаменитой Мурены, которого наняли устранить внутренних врагов Изры.
Всякий раз, заслышав о людях в чёрном, Рензам хмуро проводил рукой по древку Терновника. Гирем полностью разделял его подозрения — после Забрасина убийцы вполне могли наведаться в город побогаче. Вот только сциллитумной рощи здесь не было, и это несколько успокаивало.
Как и ожидал Гирем, Церковь и Дивинат не сказали ни слова о том, что на самом деле случилось на арене Брусса. После короткого разговора с Джензеном, стало понятно, что неведомые враги промыли мозги и солдату по имени Арюол.
Юноша горел желанием узнать, состоялся ли тайный допрос, но, разумеется, ни Протоург, ни Пророк не удостоили общество какой-либо существенной информацией. В итоге события злосчастного дня окрестили грязной акцией, устроенной оппозиционерами из числа редких разбойничьих банд и серых купцов. Было казнено несколько человек из числа предводителей.
Очередное августовское утро встретило Гирема тёплыми солнечными лучами, заглянувшими в комнату и ароматом еды, доносившимся с первого этажа, почти целиком отведённого под кухню и пиршественный зал.
Облачившись в любимую серую тунику и достав из тумбочки дощечку, пару листов пергамента и карандаш, юноша вышел из номера и побрёл к длинной веранде, которая опоясывала все этажи таверны, начиная со второго. По дороге ему встретился вежливая служанка, которая подала чашку тёплого чая. Благодарно кивнув ей, он вышел на веранду и опёрся на деревянный бортик, искусно украшенный замысловатыми узорами и фигурами животных.
На веранде помимо него была ещё пара человек, стоявшие поодаль. Они наверняка являлись рефрамантами, из той же средней прослойки, что он сам, то есть имевшими достаточно денег, чтобы снимать жильё в самой дорогой гостинице Элеура, но не способными купить дом в Квартале Богатых Господ.
Гирем пригубил горячей терпкой жидкости, осторожно разглядывая парочку молоденьких девушек, облачённых в элегантные разноцветные туники. После гибели Создин внутри него образовалась пустота, которую так хотелось заполнить, однако он вовсе не хотел заполнять её первой же попавшейся девушкой. Образ идеала чётко стоял перед мысленным взором, и менять его Гирем упорно отказывался.
"Смотри, так можно остаться одному до самой старости, с принципами", — усмехнулся он и, заметив, что одна девушка внимательно смотрит на него, быстро отвёл взгляд.
Улица медленно просыпалась. Прохожих было немного, но отовсюду доносилось всё больше звуков города. Стены и крыши зданий сверкали расплавленным металлом в лучах восходящего солнца. Прищурившись, Гирем снова пригубил чая. Краем глаза он уловил какое-то движение и посмотрел в ту сторону.
На веранду, слегка покачиваясь из стороны в сторону, вышел горбун. Плотно запахнув тёмно-зелёную робу, он стал в десяти шагах от Гирема. Девушки смогли выдержать его присутствие всего несколько мгновений, после чего обе быстрым шагов вышли в коридор. Проводив их взглядом, горбун словно почувствовал взгляд юноши и резко повернул голову в его сторону. Помедлив, он кивнул.
Отступать было поздно. Гирем понял это в тот же миг, как инстинкт призвал его последовать примеру девушек и избавить веранду от неловкого молчания двух разных людей. Подняв чашку чая в качестве приветствия, юноша призвал самую добрую улыбку в своём арсенале и направился к горбуну.
2
В самом начале Трикселя охватила паника. Он не ожидал, что на веранде будет кто-то ещё. По счастью, две девушки, слишком красивые, чтобы быть терпимыми, сбежали, словно две испуганные лани, увидевшие чудовища.
Однако здесь был ещё и молодой человек, обёрнутый в старый, поношенный халат. Приветственно подняв чашку и улыбнувшись, он неожиданно пошёл в сторону горбуна.
Триксель разглядывал его по мере приближения и, несмотря на здравую толику подозрительности, неожиданно для себя осознал, что зона комфорта вновь мало-помалу расширяется до границ всей веранды. Этот молодой человек встречался ему дважды и ни разу не проявил враждебности или неприятия.
Боги, этот человек протянул ему ладонь. Это была узкая ладонь художника, писца или философа. Скорее всего, он не являлся ни кем из них, однако что-то в облике юноши заставило его вынуть собственную руку из-за складок робы и ответить рукопожатием.
-Гирем Кейр, — кивнул молодой человек.
-Триксель Нурвин, — уронил горбун и, не зная, что сказать, занялся разглядыванием живописных деревьев, росших в парке на углу улицы.
-Мне кажется, мы встречались.
-Дважды.
-И первый раз я чуть не сбил вас с ног, — Гирем неожиданно выставил между ними чашку чая. — Хотите попробовать? Здесь делают отличный чай.
-Нет, спасибо.
-Ну ладно, — молодой человек сделал глоток из чашки. — Вы, должно быть, знаете дюжины способов приготовить более вкусный чай, чем тот, что делают здесь.
-С чего вы взяли?
-Я читал вашу книгу. "Тлетворник" Нурвина. Отличная вещь. Она спасла жизнь моему дяде.
Триксель удивлённо выпятил нижнюю губу.
-Надо же. Каким образом?
-Его ранили ядовитым дротиком. В "Тлетворнике" сказано, что если втереть в неё пепел жниваденя и чернополоха, то опухоль начнёт сходить на нет. Так и получилось.
Горбун ахнул.
-Тогда вам повезло, что вы обладаете "живым" огнём. Простой огонь не даст того же эффекта.
-Это был магический огонь, — кивнул Гирем. Триксель помахал головой.
-Нет. Магию не стоит упрощать, она этого не потерпит. Даже отдельно взятая стихийная магия имеет свои разновидности. Целебный огонь крайне редок. Я почерпнул знания о шегуртовом антидоте у одного старого рефраманта, который проезжал мимо нашего загородного домика. Он был магом Огня, но использовал особое пламя для того, чтобы врачевать раны и готовить целебные смеси.
-Этому можно научиться?
-Думаю, да. Нужно только знать необходимые Слова. Кто в вашей семье приготовил антидот?
-Отец.
-Удивительно. Я видел Рензама Кейра на собрании Дивината, точнее, видел и слышал.... — горбун осторожно посмотрел на юношу. Тот лишь слабо улыбнулся и посмотрел на него.
-Вы можете говорить, не ожидая от меня агрессии. Если честно, мне хотелось разорвать себе лицо с того самого момента, как я узнал о его безумном плане.
Это было неожиданной откровенностью, граничащей с легкомыслием.
"Он либо издевается, либо абсолютно глуп".
-Будьте осторожнее с такими высказываниями.
Гирем неожиданно рассмеялся, словно шутке, прозвучавшей в его собственной голове, после чего поставил чашку на деревянный бортик и, достав из-за пазухи дощечку с пергаментом, начал рисовать.
-Мне кажется, что вы не из тех, кто станет трепаться по поводу того, что вам сказал какой-то парень утром на веранде, — сказал он.
Триксель потёр щёку и неожиданно для себя хмыкнул.
-Вы не похожи на своего отца, по крайней мере, на первый взгляд.
-Спасибо. А почему ваш отец не приехал сюда?
-У него нашлись другие дела, полагаю, более важные, чем избрание нового Пророка, — помрачневшим голосом произнёс горбун. Юноша, кажется, заметил это.
— Да, хорошо, что я взял принадлежности с собой. По крайней мере, мне хоть есть чем похвастаться перед вами.
-В каком смысле?
-Вы лучший алхимик Изры, а я обычный дивайн без особых умений. Возможно, так я несколько повышу себя в ваших глазах.
В этом человеке странным образом сочеталось тщеславие и отсутствие страха показаться глупцом. Он явно гордился тем, что мог рисовать, причём, признал Триксель, великолепно рисовать, но при этом находил способы смеяться над самим собой. У горбуна так не получалось.
По веранде с шумом пронёсся поток свежего утреннего воздуха. Деревья в паре зашумели буйной зелёной листвой. Триксель закутался в робу и молча смотрел на то, как рисунок мало-помалу обретает детали и глубину. Он отчаянно хотел узнать, зачем Гирему Кейру всё это нужно. Зачем заговаривать с демоническим горбуном, это ведь ненормально?
