— Да, а я ему даже подмигнул.
— Что ты сделал?
— Подмигнул.
— А он тебе лапкой не помахал?
— Нет, только улыбнулся.
— Это как?
— А, вот так! — я сделал страшную оскаленную рожу.
— Ах, так?
— Да, именно так!
— Ничего подобного никогда даже не слышал.
'Подумаешь, — подумал я про себя, — я тоже много не видел и не слышал, но это же не повод, чтобы мне не верить'.
— Да верю я тебе, верю! — читая мои мысли, произнес ведун, — Только понять не могу, почему ты жив?
— А я не из пугливых, чтобы от одного вида страшной зверюги помирать. Ну, а не забрал он меня к себе, потому... что приглянулся я ему.
— Ты в этом уверен?
— Нет.
— А я, так точно знаю, что причина здесь иная, только какая, понять не могу.
— А, может, я стал ему уже не по зубам? — робко предположил я.
— Может, конечно, но, вряд ли, ему и Род-то не указ, не то, что ты!
— Ну... тогда я не знаю.
— Это-то и плохо! Если только он не решил, что ты и так уже его добыча.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Черный Волот душой и телом принадлежит Ящеру вот и оберегает тебя, пока ты не созрел.
От таких слов у меня всё захолодело, абсолютно всё!
— Не созрел ещё? Но зрею? — переходя на шепот, уточнил я.
— Во всяком случае, он так хочет думать.
— Ну, а то, что я общался с Духом в Тибете, он не знает?
— Знает, конечно, но сейчас-то ты далеко от тех святых мест. Может, у них что-то заготовлено, чтобы переломить твою духовность?
— Если уж Симеон не смог ничего со мной сотворить, то, что или кто может быть сильнее его?
— Ну, ты и сравнил! Ящера с Симеоном.
— Если так, значит, мы слабее его?
— А ты сомневался?
— Да уж начал было верить в свою непобедимость.
— Вот это, как раз, большая твоя ошибка и слабость. Коли ты отбросил свои сомнения, ты уже слаб и уязвим. Он понял, почувствовал это, потому и решил, что ты проиграешь.
— Одного не предусмотрел, нашей встречи с тобой.
— Как знать? Я здесь появился, конечно, нежданно-негаданно, но ведь и он 'не лыком шит'. Дай-то Род, чтобы он не всё предусмотрел. Впрочем, хватит о грустном. Расскажи-ка лучше о своих приключениях по дороге в Мекку человечества.
Я ещё не совсем вынырнул из хаоса мыслей, который бушевал во мне от возникших страхов и сомнений в ходе обсуждения предыдущей темы, поэтому не сразу сосредоточился на вопросе Отшельника.
Видя моё состояние, ведун повторил свой вопрос ещё раз, чуть ли не по слогам. Наконец, до меня дошло, что он от меня хочет.
— Не было особых приключений, — ответил я.
— Так ли это? А какой дорогой вы добирались?
— Да самой что ни на есть прямой. Через всю Армению, через Армавир и Арташат, добрались до Нахичевани. Далее перебрались в Тебриз и стали придерживаться маршрута Великого шелкового пути: Аланея, Гекатомпил, Ниса, Мерв, бывшая Бактра, Кабул. Из Кабула мы перешли в Таксилу и через Хайберский проход попали в Шринагарн. Уже оттуда нас, по высочайшему позволению далай-ламы, перевезли в Лхассу.
— И что, на всем пути вам никто не мешал, на вас никто не нападал, ты ничего тревожного не замечал и не чувствовал?
— Удивительно, но кроме двух-трёх стычек с небольшими отрядами разбойников, ничего серьёзного не произошло. Мало того, никакого наблюдения за собой или своим отрядом, я не заметил и не почувствовал. Правда, я не часто пользовался своими возможностями, памятуя наставления Святогора, да и когда применял их, старался не слишком тревожить небеса и астрал.
— Это не важно. Если бы кто-нибудь из магов или богов следил за тобой, ты все равно почувствовал бы их след. На пути к Тибету ты уже был не тот неопытный, наивный и ничего не умеющий Идущий, каким был в первые дни в вятских лесах. Все те, кто борется за тебя, как за Черного Волота, знали твою цель, — паломничество. Знали и дорогу, которой ты пойдёшь. Я не могу понять, почему они не воспрепятствовали тебе и твоим спутникам добраться до Лхассы?
— А, что, должны были?
— А, как по твоему? Если они знали, что, попав на Тибет, в священный город, где обитает Дух, ты усилишься в своих добрых началах настолько, что сможешь противостоять влиянию мага и Перуна с Кащеем.
— Будь я на их месте, то постарался бы сделать всё, чтобы не допустить меня, то есть того... В общем, я постарался бы, чтобы паломники повернули назад и как можно в меньшем количестве. А почему ты не упомянул Ящера, когда говорил о возможностях противостоять силам Зла?
— Потому что Ящер не сила Зла, он само его воплощение на нашей Земле. Если Кащей с Перуном, — Боги, то Ящер, — это сверхбог, даже не бог, а что-то такое, чему я не могу подобрать нужное слово. И, если Кащею, Перуну, магу ты нужен только для свершений их подлых, кровавых дел, которые бы удовлетворяли их честолюбие и стремление к власти, то Ящеру, Черный Волот необходим целиком и полностью. Черный Волот должен раствориться в нём, усилив Хаос на Земле. Единственная наша надежда на то, что вся эта четверка, разобщена и действует только в своих интересах.
— Теперь уже не четверка, а тройка. С Симеоном я покончил там, во Фракии.
— Ты убил его?
— Нет, я лишил его магической силы, я лишил его магических знаний, я лишил его почитателей и последователей. Я даже лишил его потомства, — двух сыновей и дочери.
-Ты убил их? — в ужасе вскричал ведун.
— Нет, он сам стал их палачом, стал детоубийцей.
Я не смог рассказывать Учителю, как всё произошло, забыл упомянуть и о главном виновнике событий, о Колдуне, которого Чандраванди знал под именем Амадей, потому что от воспоминаний стал каменеть. Это вовремя заметил Отшельник и помешал мне обратиться в скульптуру. Он что-то прошептал, и горячая ударная волна выбила из меня горькую память.
— Отдохни, хватит на сегодня разговоров, — тоном приказа проговорил ведун. — Поспи немного, восстанови силы.
Новая волна, только уже умиротворения, нахлынула на меня, бросила в забытье.
Мне снился сон, я знал, что это именно сон. Я находился в березовой роще, один, в своем мире, который покинул три года назад. Не было ни души, только далеко, далеко слышался странно знакомый шум. Я долго не мог вспомнить, что это, — шум проходящего поезда, с равномерным перестуком колес. Боже! Как давно я не слышал этого. И таких светлых, прореженных светом березовых рощ тоже давно не видел. Я подзабыл свою прежнюю жизнь, своих родных и близких, прежних друзей и приятелей. Новый мир поглотил меня, не давал продыхнуть, не давал опомниться и поскучать. И только сейчас, во сне, я мог наслаждаться покоем и не думать о страхах, мог расслабиться и помечтать. Впрочем, сами картины сна и были, по всей видимости, воплощением моей мечты. Давно, с самого начала, сознательно и подсознательно, я жил надеждами оказаться вновь в своем времени, на той Земле, где я родился. Пусть не в Москве, пусть даже не в России, а где-нибудь в..., но только на Земле, где я прожил свои сорок лет, пусть кое-как, пусть обычным человеком и рядовым гражданином.
Я упал на спину, в траву, которая мягко, даже, как мне показалось, нежно приняла меня, и заплакал. Слёзы лились из глаз, и я не утирал их, и наступило облегчение, 'камень свалился с души'. Я вдыхал запах родных мест и вспоминал, вспоминал. Я помнил всё и всех, я ничего не забыл!
Проснулся весь в слезах, но с легкой душой. В комнате было светло, толи утро, толи уже день? Повернулся на бок и встретился взглядом с сидевшим напротив Отшельником.
— Ну, как, отдышался? — были его первые слова.
— Вроде как. А ты что, не спал?
— Ну как же, соснул малость. Только мой сон короче твоего оказался. Чем старше становишься, тем меньше спишь.
— Отчего так?
— А как же иначе! Я же не бессмертный, а долгоживущий! А столько ещё не сделано, столько ещё не познано, столько всего в мире интересного. Вот и хочется не упустить, не просмотреть, не прослушать чего-то нового, сравнить с чем-то старым, придумать что-то ещё никому неизвестное, но обязательно умное и хорошее и поделиться этим с потомками.
— Ух, ты! А ведь и у тебя, Отшельник, присутствует тщеславие! Ишь, как — поделиться с потомками!
— Да будя чепуху-то молоть! Тщеславие! Я такого слова-то не знаю.
— Ой-ёй-ёй, не знаю! — продолжал издеваться я над Волхвом, — а и не знаешь слова, все равно оно, тщеславие-то, так и прет. Как же ты с таким характером, да в отшельники подался?
— В отшельники я подался временно, чтобы сосредоточиться, чтобы, значит, никто не мелькал перед моим взором, не отвлекал глупыми вопросами и просьбами.
— И что, сейчас твоё отшельничество кончилось?
— Да. Когда наступает время перемен, мне не можно отсиживаться в пещере.
— Эти перемены связаны со мной?
— Больно много ты о себе понимаешь! — перехватил инициативу ведун.
— Впрочем, — посерьёзнев ликом, продолжил мой собеседник. — И с тобой тоже. Но основное событие развивается здесь и сейчас, в Новогороде. Из бегов вернулся Владимир Святославич, да не один, а с нурманами, да свеями. Злой, ожесточившийся вернулся, ратиться с Ярополком собирается. Но беда даже не в нем и нурманах, хотя сила не малая. Беда в том, что новогородцы, ладожане и изборские поддерживают братоубийственную войну. Особливо гости новогородские, да купцы. Оно и понятно! Киев-то совсем их прижал с проезжими податями и налогами так, что становится невыгодно торговать с Византией и Востоком. Приходится искать объезжие пути, неизведанные. А пойди, найди! Сколько времени уйдет! Да и найдешь, нет покоя, то разбойники нападут, то нелюдь, то ещё что приключится. Опять великий убыток, а то и разорение.
Кстати, ремесленные края городов тоже за войну. У них товар залеживается, заказов мало.
— А голытьба?
— А, эти... Ну, раз большие люди городские за войну, и голытьба туда же. Им, ведь, тоже что-нибудь перепадет.
— В общем, все за Владимира и за войну с Киевом и Ярополком?
— Не в общем, а вообще!
— А иные города, да князья?
— Белозерцы молчат, полочане против, вятичи и радимичи не хотят в свару ввязываться. Чернигов, вроде, исполчился на Владимира, но, кто их черниговцев знает...
— Ага, основу недовольных составляют новогородцы и... А Владимир сейчас где, в Новогороде?
— Нет, в Ладоге. У него там основная ставка. Оттуда он и гонцов рассылает по городам и весям, туда и вои сбираются. Новогород свою, отдельную рать готовит. Здесь всем Добрыня распоряжается. А почему ты спрашиваешь, ты ж мимо Ладоги следовал, должон был видеть, что твориться.
— Я со своими на пяти дракарах прибыл, но Владимир в тот день там отсутствовал. Нас, конечно, остановили, но я объяснил, что в Новогород следуем. Пропускать не хотели, но и связываться с нами не решились. У моей дружины вид очень серьёзный, стороже не по зубам. В Ладогу мы заходить не стали, а для Новогорода, они решили, и десять дракаров не страшны, пропустили.
— Ты что ж, так со всеми дракарами сюда и приперся?
— Нет, зачем выпячиваться? Пристал на одном, а четыре оставил с Кувалдой выше по течению Волхова.
— Это тот самый богатырь, который целый год на Понте на всех страх наводил? А где те, которые с тобой приехали?
— Полсотни на корабле осталось для охраны, два десятка по торговым рядам разошлись, присмотреться к товару и ценам. Ещё два десятка по кабакам отдыхают, им через день меняться дежурствами на дракаре. А те, кто был со мной в Лхассе, на соседних постоялых дворах.
— А Чандраванди в городе?
— Да.
— И ты молчал!
— Ты не спрашивал.
— Одевайся и пошли.
— Куда спешить-то? Ни тебе пожить, ни тебе помереть спокойно не дадут, — произнес я известную фразу Василия Буслаева из фильма 'Александр Невский'.
— Давай, давай, быстрей одевайся, пошли. Вот нежданность-то поджидает Чандру. Ты его, кстати, не предупреждал обо мне?
— Дык, когда ж я успел бы! Мы ж с тобой весь день проговорили, а ночью дрыхли.
— Лады... Вот и ладушки! Значит, он не знает и не ожидает.
Признаться, таким я никогда не видел Волхва. Нетерпеливый, суетливый, по мальчишески радостный. Меня разрывало от смеха над ним, но я, скорчив рожу, никак не мог натянуть сафьяновые сапожки, прикупленные в Византии.
— Да что ты там возишься! — вскричал в нетерпении ведун. И тут меня прорвало. Я стал так ржать, что сотряслись стены комнаты, а Волхв от неожиданности застыл на месте. От такой картинки я вообще покатился по лавке. Наконец, до него дошло, почему я хохочу. Он посмотрел на меня с жалостью и произнес:
— Знаешь ты кто, после этого?
— Зн-а-ю! — продолжая хохотать, прорычал я.
— Да ну тебя! — сказал он и спокойно сел напротив.
Мой смех пошёл на убыль, и через несколько секунд я успокоился. Быстро натянув сапожки, я встал, пристукнул обеими ногами и произнес:
— Прости, не обижайся на меня, просто я не ожидал увидеть тебя таким...
— Суетливым, — подсказал мне Отшельник.
— Ну, в общем, да, — признался я.
— Хе, — усмехнулся Волхв, — честно, я и сам не ожидал, что могу ещё так сгорать от нетерпения. Пошли.
Мы вышли на двор. День был в самом разгаре. Люди что-то там носили, переносили, уезжали, приезжали, толкались, переругивались, смеялись, спорили. Жизнь била ключом. Отшельник следовал за мной, отстав на два шага, пока мы не дошли до постоялого двора, где разместилась часть моих ребят и Чандраванди. Ещё в воротах я увидел Мстислава и Вольгу, которые направлялись к нам, вернее к выходу со двора. Увидев меня, оба заулыбались и поспешили навстречу, но, увидев за моей спиной рыжего детину, посерьёзнели.
Я поспешил их успокоить:
— Молодцы, это тот самый Волхв, о котором я вам так много рассказывал. Прошу любить и жаловать.
Оба с нескрываемым интересом уставились на Отшельника. Вольга, так просто с восхищением. У меня от его взгляда слегка шевельнулась ревность. На меня Вольга так ни разу не смотрел.
— Хотя, с другой стороны, как ещё должен мальчишка смотреть при первой встрече на полулегендарного Волхва. Сам ведь столько рассказывал о нем, а теперь начинаю ревновать?! Смешно.
Пока я себя так успокаивал, что-то большое вырвалось из-за моей спины со скоростью курьерского поезда. А через секунду у крылечка избы уже раздавались радостные вопли:
— Чанди! Друже! Жив, душегуб проклятый!
— Арий, ты ли это, как же ты здесь оказался! Впрочем, чтой-то я! Вот это встреча, не ожидал.
— А уж, как я не ждал! Просто хотел тебя удивить.
— Это ты умеешь, как снег на голову! Удалось, удалось!
Пока они так радовались, да хлопали друг дружку, то по плечам, то по рукам, то поочередно толкали в грудь, подошёл к ним и я с Мстиславом и Вольгой. Завидев меня, Чандраванди воскликнул:
— Никита, ну и подарок ты сделал! Такая встреча, такая встреча! Вот не думал, не гадал, что придется свидеться здесь с Арием.
— Так его зовут Арий?
— Ну да, правда, это одно из многих его имен, но, когда мы вместе были на Тибете, где постигали мудрость учения Будды и ламаизма, где общались с Духом Лхассы и медитировали, я называл его Арием.
