Шесть дней, именно столько понадобилось Асету Орани и Хелю Пустыннику для того, чтобы вновь вернуть меня к жизни. На седьмой я начала дышать самостоятельно и перестала пытаться покинуть этот мир каждые несколько часов, и со всеми предосторожностями была возвращена в родной кров. В тот день Грим Бергель (ставший теперь к тому же и Эйнхери) и Анхельм Нидхёгг имели долгую, на всю ночь, беседу, а на следующее утро некромаг ушёл, оставив присмиревшего мага хаоса присматривать за моим состоянием. Моим родным сигил был представлен зарубежным целителем, спасшим мне жизнь, хотя Грим наверняка смог догадаться, с кем он имеет дело, тем более что о Орани он слышал и до этого, да и Эйнар не мог не узнать своего учителя. Но он промолчал — ради меня.
Вот и вся история моей смерти. Убили, украли, оживили, вернули. Ах да, параллельно ещё и лишили весьма важной части тела, отчего я стала, в прямом смысле этого слова, бессердечной.
Этот орган мне восстановить не смогли — оружие слуги порядка сожгло сердце напрочь, поэтому его заменили фактически первым попавшимся им годным для этого предметом. Эйсором — некромагическим механизмом, питаемый извлечённой из кого-то душой. Так что я теперь была не только бессердечной, но и двоедушной, как пошутил Асет Орани. Впрочем, его юмор не снискал успеха ни у меня, ни у моих родных, когда они узнали о появившемся в моей груди протезе. Зависимость от гармского механизма бросало пятно на мою репутацию, поэтому этот факт решили скрывать от чужих как можно более тщательно.
Никакого физического дискомфорта от нового сердца я не испытывала, восстановление моего организма шло полным ходом, но угроза для жизни, по словам Орани, всё ещё была. Теперь он говорил серьёзно.
— Дело не в физических травмах — с метаболизмом метаморфа тебе не стоит о них беспокоится. Но... ты слишком долго была мёртвой, и это не могло не оказать своего эффекта. Твоё существование стало слишком эфемерным, и это опасно Тебе стоит избегать любых нагрузок и чрезмерно ярких эмоций. Сильная усталость, напряжение, стресс — всё это может привести к тому, что душа, образно говоря, упорхнёт из тела как испуганная птица. Боевая трансформация для тебя, скорее всего, потенциально возможна, эйсор удивительно легко прирос к твоему телу, но так как это серьёзная нагрузка, я бы тоже не рекомендовал баловаться изменением. Также как и не рекомендовал бы беременность и роды. В этот период ты останешься без поддержки своей магии, а это значит, что у тебя почти не будет шансов увидеть собственного ребёнка.
Вот оно как. Значит, в этот раз мне не избежать так легко последствий. Страха нет, как и злости. Лишь горечь разочарования — как много, возможно, я не успею сделать в своей жизни. Но...
— Меня этим не испугать.
Орнани легко скидывает брови.
— Твоя бравада выглядит глупо.
— Это не брада. Я не буду вести пустую и никчёмную жизнь взаперти и уж тем более не собираюсь быть бесполезной.
С большим трудом, но я всё же усаживаюсь в кровати, даже без помощи сигила. Под рёбрами что-то неприятно тянет, да и голова всё ещё кружиться, но сознание ясно. Орани недовольно хмурится, но ничего не говорит.
— Где Анхельм?
— Как я и сказал, ушёл. Насколько я понял, окончательно.
— И оставил меня? — недоверчиво спрашиваю.
— Эгоистичная папенькина дочка, — хмыкает сигил.
Он не понимает. Дело не в том, что я считаю, что некромаг должен нянчиться со мной всю жизнь. Но он столько сделал для меня, столько отдал... даже когда я отказалось от него, он пришёл ко мне на помощь. А теперь Анхельм просто ушёл? Даже не попрощался, не сказал, где его искать. Просто позволил мне жить дальше, без него. Хотя нет — пока во мне находится демон хаоса, пока я остаюсь эмиссаром Лорда, мы всё ещё связанны.
Хотел бы он, чтобы я его нашла, или он решил, что нашим путям пора разойтись?
— Скорее важен вопрос, хочешь ли ты его найти, или предпочтёшь службе Лорду Хаоса обычную жизнь арэнаи, со всеми горестями и радостями? — негромко сказал Орани. Оказывается, я говорила вслух.
А ведь и правда — это и будет именно служба. После того, как Хель стал новым повелителем Хаоса, лёгкость в нашем общении исчезла. Мы перестали быть равны, и разделила нас не разница в возрасте и опыте, и даже не различие в магическом даре. Невозможным, почти невыносимым стало то, что его желания и воля подавляли мою. Признаюсь, я и раньше прогибалась под своего спутника, вилась вокруг него, как лоза вокруг ограды. Но я давала Хелю не меньше, чем он мне, теперь же... теперь мне лишь грозила опасность быть полностью поглощённой, растворить свою личность в его.
Я хочу быть с Анхельмом, но не такой ценой. А значит, мне нужно вырасти — преодолеть свою рабскую природу эмиссара, суметь обуздать Хаос внутри себя. И только тогда я смогу вновь встретиться с Хелем Пустынником, моим Анхельмом, чтобы сказать ему: "Спасибо, что был рядом".
Мне нужно было стать решительнее и жёстче, и собиралась я начинать прямо сейчас. Ловлю на себе внимательный взгляд бледно-голубых глаз.
— Асет?
Впервые называю сигила по имени, и это не остаётся незамеченным.
— Да, драгоценная моя?
Я морщусь от такого обращения, но терплю.
— Я благодарна тебе за то, что ты спас мне жизнь.
— Ну, — хмыкает сигил, — мы ведь почти родственники. К тому же, как ты знаешь, я сделал это не совсем по своей воле.
— Я помню. Как и помню то, что ты держал Эйнара в плену и чуть не искалечил его. И то, что сотворил с моей матерью, — говорю спокойно. Нет, злость на Орани не исчезла, просто я не могла тратить свои исчезающие силы на гнев. — За себя я счёт не предъявляю — полагаю, то, что благодаря тебе я научилась полной трансформации, вполне себе компенсирует всю обиду. Но моего брата и мать я тебе простить не могу.
— Но и позволить себе месть тоже. Даже и Эйнар — как же он вскипел, увидев меня! И всё же проглотил моё присутствие. Ведь теперь у него передо мной должок. Он обязан мне жизнью главы Семьи, — ядовито сказал маг хаоса, и неосознанно коснулся шрама на шее — свежего, но уже успевшего зажить.
— Это Эйнар сделал?
— Нет, скорее, это был привет от Хеля, — поджал губы Асет. — Подослал ко мне убийцу несколько месяцев назад.
Кажется, он хотел сказать что-то ещё, но отчего-то сдержался.
— Но теперь между нами всё хорошо, — продолжил маг уже чуть более дружелюбно. — Между мной и Хелем — ведь я полезен ему. И между тобой и мной, надеюсь, будет также. Твоя мать...
— Не говори мне о ней. Не хочу слышать. Как и о тебе на землях Тайрани. Стик! — позвала негромко, но он услышал.
Рядом с кроватью возник мой старый добрый друг. Орани вздрогнул, увидев красноглазое, лишь отдалённо напоминающее человека существо. Даже его проняло. Кажется, я начала забывать, какое впечатление Стик может производить.
— Агнесса, — голос его лишён эмоций, но в нечеловеческих глазах я вижу неожиданное, и от того вдвойне приятное тепло. Впрочем оно только для меня, Асет же, хоть и пытается изобразить дружелюбное любопытство, всё же теребит в пальцах ключ от телепорта, готовясь сбежать в любой момент.
— Стик. Это Асет Орани, маг хаоса, — представила я.
— Но не твой союзник, — дух, как всегда был в курсе происходящего.
— Нет. Более того, он, как и шаноэ Зора, враг не только для моей Семьи, но и представляет опасность для Тайрани и Истика. Я хочу, чтобы если кто-то из них появится в твоём городе, ты предпринял бы всё возможное, чтобы... они не нарушили ничей покой.
Я не могла позволить ни ему, ни тем моим родственникам, что были связанны с шаноэ, влиять на меня и мою жизнь. Их нужно было удалить — любым путём. Мой взгляд снова обращается к сигилу.
— Ты исчезнешь — раз и навсегда. И ты, и моя мать. Мне наплевать, есть ли у тебя дела с Анхельмом, или вы снова собираетесь играть друг с другом в кошки мышки. Но тебя здесь быть не должно.
— Ты ещё не окончательно выздоровела. Глупо отказываться от моей помощи, — тихо напоминает Асет Орани.
— Я справлюсь с этим сама или умру. Таков путь боевых магов.
И лишь когда я маг хаоса исчезает в сиянии телепорта, я позволяю себе стон от скручивающей меня изнутри боли, но дух не способен мне помочь, а в комнате кроме него нет никого. Бросили главу дома одну, на откуп чужаку— целителю, и развлекаются там небось без меня... Даже слугу не приставили! Возмущение помогает мне набраться сил, достаточных, чтобы встать. Дорога до двери занимает едва ли не вечность. У дверей, развалившись на кресле, спит праведным сном Эрик, игнорируя шум на первом этаже, и я злорадно прохожу мимо. Пусть потом объясняется, как потерял меня! Ещё одна вечность уходит на то, чтобы спуститься вниз по лестнице. Голоса, а точнее, крики, что я слышала, доносились из гостиной. Я без труда узнала бас Эйнара, а вот второй, что говорил тише, кажется Изенгрим. Впрочем, интонации его тоже не были приятными, едва ли не шипит, будто и не лис вовсе, а змей. Опять спорят, делят власть, реальную и потенциальную. Мальчишки... опасные своим могуществом и влиянием, но всё же мальчишки. Мысль, что и мой хитроумный муж, и мой старший брат рядом друг с другом превращаются в задиристых детей, меня рассмешила, погасив раздражение. А ведь для кого-то они наверняка безупречны образец для подражания. Тот же Тари о Изенгриме говорит с большим придыханием.
Первые несколько секунд, когда я зашла, кутаясь в плед и поджимая босые ступни, они и вовсе не обратили на меня внимание. Грим, отдам ему должное, отвлёкся от жаркого спора раньше.
— Эфру всемогущий! Агнесса!
— Да, это я, — чуть пошатываясь, делаю небольшой поклон, и едва ли не падаю.
— Несс, ты должна находиться в покое! — возмущается Эйнар, и хватая меня за руку, помогает усесться мягкий диванчик.
— Асет Орани к покою не располагает, знаешь ли.
О том, что сигил находился в моей комнате без присутствующей охраны, мужчины, судя по всему, слышат впервые, а значит, Орани самостоятельно решился привести меня в чувство, чтобы поговорить без свидетелей. Что и к лучшему — говорить об Анхельме в присутствии Грима я не хотела.
— О чём разговор? — преувеличено бодро спросила я, хотя боюсь, под конец голос всё же сорвался.
Эйнар и Грим переглянулись, и наконец мой муж пожал плечами:
— Что ж, здесь нет ничего тайного. Проблема в степняках.
После того, как Шаноэ с нашей подачи заимели большие проблемы с гармцами, ведьмы Ша перестали контролировать степных ханов. И ханы, почувствовавшие возможность большой наживы, осмелели. Они и до этого пощипывали южные границы Алискана и Тайрани, но после парочки ответных рейдов затихали. Теперь же Тайрани трогать стало более чем опасно — боевые маги сейчас были как разозлённые осы, к которым было лучше не лезть, да и не все ещё войска отвели от юго-восточной границы. А вот Алискан, терпящий бедствие, был более чем лакомым кусочком для мародёрства. А может, степняки считал справедливым, что раз мы аннексировали давно интересующие нас земли на севере Алискана, а гармцы забрали себе алисканские рудники, то и им должно было хоть что-то достаться. В общем, спустя несколько месяцев после окончания войны Трёх Империй, Алискан вновь оказался втянут в войну, и опять же против своей воли.
Молодой император Агат попросил помощи в Тайрани — а кого он ещё мог просить, как не своих недавних врагов? А спустя неделю после этого в Истик прибыли послы от Кагана, который предлагал нам союз — больше политический, чем военный, так как делить добычу степнякам с нами не хотелось, но и вступать в конфликт с боевыми магами они не спешили.
— Союз с степнякам более чем сомнителен. Это дикие варвары, не знающие законов чести, и способные предать нас в любой момент. Собственно, они уже это один раз сделали. Было бы разумнее поддержать Алискан, — сказал Грим, усаживаясь рядом со мной, и накидывая плед на замёрзшие ноги. Колено его невзначай коснулось моего бедра.
Эйнар сел с другой стороны и завладел моими ладонями, согревая их в своих лапищах.
— Степнякам веры нет, но втягиваться в разборку с ними было бы более чем глупо, — брат смотрел на меня, но разговаривал, казалось, с Гримом. — Да и нечего Астарту Агату предложить за нашу помощь. Лучше остаться в стороне, и понаблюдать, как дикари будут грызть друг друга.
А потом добить выживших — это было легко прочитать между слов.
— Стратегически глупый шаг, — высокомерно фыркнул Грим. — К чему нам нужен хаос на границах? Нам нужен сильный Алискан, и благодарный нам, к тому же. Империя варваров всё ещё остаётся нашим единственным барьером между Тайрани и Гармом. И кстати, куда ты думаешь, алисканцы рванут за помощью, если мы им откажем? Хочешь сам отдать некромагам доступ к нашим возможным союзником?
— Ха, а ты думаешь, Консул Хаккен будет терпеть, когда мы под его носом начнём заигрывать с алисканцами? Его нейтралитет более чем надуман: дай ему повод, и он покажет себя не лучше Рейвена...
Консул Хаккен. Я покрутила в своей голове эти слова. Глупо было надеяться, что мне удастся забыть Джареда, когда имя молодого Консула Гарма у всех на устах. Я утомленно прикрыла веки, отвлёкшись от вновь начавшегося спора, и на какое-то мгновение мне представилось, что рядом со мной не мой муж и не Эйнар, а Джаред и Анхельм. Джаред сидит так близко, что я чувствую его дыхание на своей шее. Он улыбается — редкое зрелище, и я чувствую на себе его взгляд: жадный, предвкушающий, полный обещаний. Нам ведь так и не довелось быть вместе.
И Анхельм. Это он, а совсем не Эйнар, держит меня за руку, мягко поглаживая пальцы, и в касаниях его чувствуется забота и беспокойство обо мне. Человек, более мне родной, чем это возможно. Впрочем, сквозь полудрёму прорывается холодное, отрезвляющее воспоминание — больше уже не человек.
Самое нелепое зрелище — боевой маг, скучающий по некромагам. Я постепенно возвращаюсь в реальность.
— Ну вот, ты её притомил политикой, — Эйнар говорит басистым шёпотом. — Тебе не стоило тревожить мою сестру нашими проблемами.
— Это и её проблемы тоже. Не думаю, что Агнессе понравится, что мы держим её в стороне.
А мой муж не так уж и плох, думаю я с внезапной симпатией. Изенгрим склоняется надо мной, и я чувствую, что его дыхание пахнет корицей.
— Действительно, заснула. Ей пришлось непросто в последнее время.
Мне почудилось, или в его голосе слышна теплота?
А ведь мне уютно рядом с ними: и с грубоватым Эйнаром, и с обычно отстранённо-вежливым Гримом, который иногда всё же позволяет проявить себе человеческие эмоции.
И только сейчас я понимаю — как бы я не скучала по тем, с кем мне пришлось расстаться, я не пожалею о принятом решении, пока рядом есть моя Семья — в которой теперь не только Эйнар, Эрик и Гэлин, но и Изенгрим, Уна, и даже воронёнок-Тари. Конечно, будет непросто, и не столько из-за власти, свалившейся мне в руки, скорее из-за тех моих близких, которые ради моей же пользы попытаются лишить меня этого бремени. Они привыкли видеть меня слабой и ведомой, и мне придётся доказать обратное. И начать нужно будет именно с Грима и Эйнара. Пока я не знала, как добиться того, чтобы со мной считались. Ведь я не умею быть столь изощрённо-хитрой, как мой дед, столь убедительной, как Грегори Нортон, или хотя бы пронырливо-льстивой, какой была Мэй. Всё, чем я обладаю, так это колоссальным упрямством, но едва ли это сработает против того же Грима. А значит, раз за разом я должна оказываться правой, выигрывать там, где проигрывают другие. Перестать прятаться, перестать жалеть себя.