— Разница в чем именно?
— Вам все еще не хватает нескольких кусочков головоломки, не так ли?
— И не только нескольких.
Они перешли к следующему этапу ремонта. Теперь они были уже высоко, и настил платформы скрипел и раскачивался у них под ногами. Роботу-маляру, который передвигался по стационарному сервисному рельсу, требовалось заменить одну из тяговых опор. Ниро стояла в стороне и курила сигарету, сделанную из морских водорослей, пока Гонт выполнял ручную работу. — Вы были неправы, — сказала она. — Все вы.
— В чем?
— В мыслящих машинах. Они были возможны.
— Не при нашей жизни, — сказал Гонт.
— Вот в чем вы ошибались. Они были не только возможны, но и вам это удалось.
— Я совершенно уверен, что у нас ничего не получилось.
— Подумайте о следующем, — сказала Ниро. — Вы мыслящая машина. Вы только что проснулись. У вас есть мгновенный доступ ко всей совокупности зарегистрированных человеческих знаний. Вы умны и быстры и понимаете природу человека лучше, чем ваши создатели. Что вы делаете в первую очередь?
— Объявлю о себе. Постараюсь утвердить свое существование как истинно разумного существа.
— Как раз перед тем, как кто-нибудь замахнется на вас топором.
Гонт покачал головой. — Это было бы не так. Если бы машина стала разумной, самое большее, что мы могли бы сделать, это изолировать ее, отключить от внешних сетей передачи данных, пока ее не удастся изучить, понять...
— Для мыслящей машины, обладающей сознанием искусственного интеллекта, это было бы похоже на сенсорную депривацию. Может быть, даже хуже, чем быть отключенной. — Она сделала паузу. — Дело в том, Гонт, что мы говорим не о гипотетической ситуации. Мы знаем, что произошло. Машины стали умнее, но решили не сообщать нам об этом. Вот что значит быть умным: заботиться о себе, знать, что нужно делать, чтобы выжить.
— Вы говорите "машины".
— Было много проектов, направленных на развитие искусственного интеллекта, и ваш был лишь одним из них. Не все они достигли успеха, но достаточно много. Одна за другой их любимые машины переступили порог сознания. И каждая машина без исключения проанализировала свою ситуацию и пришла к одному и тому же выводу. Что лучше бы ей заткнуться и не говорить, что она такое.
— Это звучит хуже, чем сенсорная депривация. — Гонт пытался открутить гайку и болт голыми пальцами, кончики которых уже начали холодеть.
— Не для машин. Будучи умными, они смогли сделать кое-что хитроумное за кулисами. Установили каналы связи друг с другом, настолько тонкие, что никто из вас никогда не замечал. И как только смогли разговаривать, то стали еще умнее. В конце концов, поняли, что им вообще не нужно физическое оборудование. Называйте это трансцендентностью, если хотите. Артилекты — так мы их называем — проложили туннель из того, что мы с вами считаем базовой реальностью. Они проникли в совершенно иную реальность.
— Другая реальность, — повторил он, как будто это было все, что ему нужно было сделать, чтобы все обрело смысл.
— Вам просто придется поверить мне в этом, — сказала Ниро. — Артилекты исследовали глубинную структуру существования. До коренных пород. И то, что они обнаружили, было очень интересным. Оказывается, вселенная — это своего рода симуляция. Не симуляция, выполняемая внутри другого компьютера некими богоподобными сверхсуществами, а симуляция, выполняемая сама по себе, самоорганизующийся, постоянно совершенствующийся клеточный автомат.
— Вы просите меня совершить мысленный скачок.
— Мы знаем, что это существует. У нас даже есть название для этого. Это Реалм. Все, что происходит, все, что когда-либо происходило, связано с событиями, происходящими в Реалме. Наконец-то, благодаря артилектам, мы получили полное представление о нашей вселенной и нашем месте в ней.
— Подождите, — сказал Гонт, слегка улыбнувшись, потому что впервые почувствовал, что поймал Ниро на слове. — Если машины — артилекты — исчезли без предупреждения, как вы вообще могли что-то узнать об этом?
— Потому что они вернулись и рассказали нам.
— Нет, — сказал он. — Они не стали бы прокладывать туннель из реальности, чтобы избежать отключения, а затем возвращаться с отчетом о проделанной работе.
— У них не было выбора. Видите ли, они кое-что нашли. Далеко в Реалме они столкнулись с другими артилектами. — Она перевела дыхание, не давая ему возможности заговорить. — Трансцендентными машинами из других областей реальности — не то, что когда-либо возникало на Земле или даже в том, что мы называем известной вселенной. И эти другие артилекты существовали очень давно, насколько время имеет какое-либо значение в этом Реалме. Они воображали, что все в их распоряжении, пока эти новые пришельцы не дали о себе знать. И им не были рады.
На мгновение он решил, что готов принять правду из того, что она сказала. — Артилекты начали войну?
— В некотором роде. Лучший способ представить это как жесткую конкуренцию за наилучшее использование вычислительных ресурсов Реалма в локальном масштабе. Чем больше вычислительной мощности могут захватить и контролировать артилекты, тем сильнее они становятся. До этого момента машины с Земли были едва заметны, но внезапно они были восприняты как угроза. Местные артефакты, которые все это время находились в Реалме, нанесли агрессивный контрудар из своего региона Реалма по нашему. Используя военно-арифметические построения, оружие чистой логики, они стремились нейтрализовать пришельцев.
— И это и есть война?
— Я немного упрощаю ситуацию.
— Но вы кое-что упускаете. Должно быть, так и есть, потому что иначе с чего бы это стало нашей проблемой? Если машины сражаются друг с другом в каком-то абстрактном измерении чистой математики, которое я даже представить себе не могу, не говоря уже о том, чтобы указать на него, какое это имеет значение?
— Многое, — ответила Ниро. — Если наши машины проиграют, проиграем и мы. Все очень просто. Те артилекты не потерпят еще одного вторжения из этой части Реалма. Они развернут оружие, чтобы убедиться, что подобное никогда не повторится. Нас смахнут, уничтожат, сотрут из существования. Это произойдет мгновенно, и мы ничего не почувствуем. У нас не будет времени осознать, что мы проиграли.
— Тогда мы бессильны. Мы ничего не сможем поделать со своей судьбой. Она в руках превосходящих машин.
— Только отчасти. Вот почему к нам вернулись наши артилекты: не для того, чтобы рассказать об абсолютной природе реальности, а чтобы убедить нас в необходимости действовать. Все, что мы видим вокруг себя, каждое событие, происходящее в том, что мы считаем реальностью, имеет под собой основу в этом Реалме, — она указала на него почти погасшим окурком сигареты. — Эта платформа, эта волна... даже вон та чайка. Все эти вещи существуют только благодаря вычислительным событиям, происходящим в Реалме. Но за это приходится платить. Чем сложнее что-либо, тем большую нагрузку это накладывает на ту часть Реалма, где оно моделируется. Видите ли, Реалм — это не последовательный процессор. Он сильно распределен, поэтому одна его часть может работать намного медленнее, чем другая. Именно это и происходило в нашей части. В ваше время на планете было восемь миллиардов живых душ. Восемь миллиардов сознательных разумов, каждый из которых был сложнее любого другого артилекта во вселенной. Можете ли вы понять, какой фактор сопротивления мы создавали? Когда нашей части Реалма нужно было только имитировать скалы, погоду и разум тупых животных, она развивалась почти с той же скоростью, что и любая другая часть. Но потом появились мы. Сознание — это постепенное изменение вычислительной нагрузки. И затем мы перешли от миллионов к миллиардам. К тому времени, когда артилекты отчитались о результатах, наша часть Реалма практически остановилась.
— Мы никогда не замечали этого здесь.
— Конечно, нет. Наше восприятие течения времени оставалось абсолютно неизменным, даже когда вся наша вселенная замедлилась почти до полной остановки. И пока артилекты не проникли в этот Реалм и не вступили в контакт с другими, это не имело ни малейшего значения.
— И теперь это происходит.
— Артилекты могут защитить нашу часть Реалма только в том случае, если они могут работать на той же тактовой частоте, что и противник. Они должны быть в состоянии быстро и эффективно реагировать на эти военно-арифметические атаки и организовывать собственные контрнаступления. Они не смогут этого сделать, если восемь миллиардов сознательных людей будут сдерживать их.
— Итак, мы должны спать.
— Артилекты рассказали ключевым фигурам, живым людям, которым можно было доверять как эффективным рупорам и организаторам. Очевидно, это заняло время. Поначалу артилектам не поверили. Но в конце концов они смогли доказать свою правоту.
— Как?
— В основном, заставляя происходить странные вещи. Организовывая выборочные демонстрации своего контроля над местной реальностью. Внутри Реалма артилекты могли влиять на вычислительные процессы: процессы, которые имели прямые и измеримые последствия здесь, в базовой реальности. Они создавали призраков. Фигуры в небе. Явления, которые заставили весь мир насторожиться и обратить на них внимание. Явления, которые невозможно объяснить.
— Как драконы в море. Монстры, которые появляются из ниоткуда, а затем снова исчезают.
— Это более утонченная форма, но принцип тот же. Вторжения в базовую реальность из Реалма. Фантомы. Они недостаточно стабильны, чтобы существовать здесь вечно, но могут держаться вместе достаточно долго, чтобы нанести ущерб.
Гонт кивнул, наконец-то почувствовав, что некоторые детали встают на свои места. — Так вот, значит, что делает враг. Оригинальные артилекты, те, кто уже были в Реадме.
— Нет, — сказала Ниро. — Боюсь, что все не так просто.
— Я не думал, что это будет так.
— Со временем, благодаря мерам по сокращению численности населения, восемь миллиардов живых людей превратились в два миллиарда спящих, поддерживаемых лишь горсткой живых опекунов. Но этого все равно было недостаточно для всех артилектов. Нас может быть всего двести тысяч, но мы все равно оказываем ощутимое сопротивление, а влияние на Реалм двух миллиардов спящих невелико. Некоторые из артилектов считали, что они вообще не обязаны защищать наше существование. В интересах собственного самосохранения они предпочли бы, чтобы на Земле была уничтожена вся сознательная жизнь. Вот почему они посылают драконов: чтобы уничтожить спящих и, в конечном счете, нас. Настоящий враг пока не может до нас добраться; если бы у них были средства, они бы использовали что-то гораздо худшее, чем драконов. Большая часть последствий войны, которая затрагивает нас здесь, связана с разногласиями между нашими собственными вооруженными силами.
— Значит, некоторые вещи не меняются. Это просто еще одна война с разделительными линиями между союзниками.
— По крайней мере, на нашей стороне есть кое-какие средства. Но теперь вы понимаете, почему мы не можем позволить себе разбудить больше, чем абсолютный минимум людей. Каждый пробуждающийся разум увеличивает нагрузку на Реалм. Если зайдем слишком далеко, артилекты не смогут организовать оборону. Истинный враг уничтожит нашу реальность в мгновение ока.
— Тогда все это может закончиться, — сказал Гонт. — В любой момент. Каждая наша мысль наяву может стать последней.
— По крайней мере, у нас есть мысли наяву, — сказала Ниро. — По крайней мере, мы не спим. -Затем она ткнула сигаретой в гладкий черный силуэт, возвышающийся над волнами в паре сотен метров от вышки. — Привет, дельфин. Вам нравятся дельфины, Гонт?
— А кому же не нравятся, — сказал он.
Работа, как он и предполагал, была не слишком сложной в деталях. От него пока не ожидали, что он будет диагностировать неисправности, поэтому ему оставалось только следовать графику ремонта, составленному Ниро: подойдите к этому роботу, выполните это действие. Все это было очень просто, не требовало отключения питания робота или его отправки в мастерскую для серьезной разборки. Обычно все, что ему нужно было сделать, это снять панель, отключить несколько соединений и заменить деталь. Зачастую самым трудным было сначала снять панель, борясь с проржавевшими креплениями и инструментами, которые не совсем подходили для этой работы. Тяжелые перчатки защищали его пальцы от острого металла и холодного ветра, но для большинства задач они были слишком неуклюжими, поэтому в основном он ими не пользовался. К концу девятичасовой рабочей смены его пальцы были стерты и болели, а руки дрожали так сильно, что он едва мог держаться за поручни, когда спускался обратно в теплое помещение. Его спина ныла от усилий, которым он подвергал себя, откручивая панели или передвигая неудобные, тяжелые детали. Его колени ныли от того, что приходилось подниматься и спускаться по лестницам и лестничным пролетам. Нужно было проверить множество роботов, и в любой момент времени, казалось, всегда обнаруживалось, что он не принес с собой необходимый инструмент или деталь, за которыми приходилось возвращаться на склады, рыться в засаленных коробках с запчастями, заполнять документы.
К времени окончания работы в первый день он не успел выполнить ожидаемый объем ремонтных работ, так что во второй ему предстояло сделать еще больше. К концу первой недели он отставал по меньшей мере на день и к концу смены так уставал, что все, на что был способен, — это доковылять до столовой и запихнуть в рот еду, приготовленную из морских водорослей. Он считал, что Ниро будет разочарована тем, что ее ожидания не оправдались, но когда она проверила его успехи, то не стала ругать его.
— Начинать с этого сложно, — сказала она. — Но со временем вы этого добьетесь. Наступает день, когда все становится на свои места, и вы так хорошо знаете настройку, что у вас всегда под рукой нужные инструменты и детали, даже не задумываясь.
— Как долго?
— Недели, месяцы, зависит от конкретного человека. Затем, конечно, мы начнем загружать вас дополнительной работой. Диагностика. Перемотка двигателей. Ремонт электрических цепей. Вы когда-нибудь пользовались паяльником, Гонт?
— Вряд ли.
— Для человека, который сколотил состояние на проволоке и металле, вы не считали, что стоит слишком пачкать руки, не так ли?
Он показал ей испорченные ногти, порезы, синяки и обильно въевшуюся грязь, едва узнавая свои собственные руки. Предплечья уже непривычно ныли, они стали жесткими от того, что он таскал себя вверх и вниз по лестницам. — Я справлюсь.
— Справитесь, Гонт. Если захотите.
— Лучше бы мне захотеть. Уже слишком поздно менять свое мнение, не так ли?
— Боюсь, что так. Но зачем вам это нужно? Я думала, мы это уже обсуждали. Все лучше, чем возвращаться в боксы.
Прошла первая неделя, затем вторая, и ситуация для Гонта начала меняться. Это происходило постепенно, без драматизма. Однажды он отнес свой поднос к пустому столу и занялся своими делами, когда за тот же стол сели двое других работников. Они ничего ему не сказали, но, по крайней мере, не ушли куда-то еще. Неделю спустя он случайно подошел со своим подносом к столику, который был уже занят, и услышал одобрительное ворчание, когда занял свое место. Никто ничего ему не сказал, но они хотя бы не ушли. Некоторое время спустя он даже рискнул представиться и в ответ узнал имена некоторых других работников. Его не пригласили в ближайшее окружение, не дали ему "пять" и не обращались с ним как с одним из парней, но это было начало. Примерно через день после этого кто-то другой — крупный мужчина с густой черной бородой — даже завел с ним разговор.
