— Ну-ну. Поцелуй мамочку, обсуди животрепещущие вопросы и передай старому прохвосту привет и огромную благодарность за всё хорошее, что он для меня сделал. Только сообщи ему всё это в начале встречи, а то, боюсь, к концу у тебя язык ворочаться не будет.
Повелитель Камии благодушно рассмеялся, а Валентин поджал губы и, буркнув: "Ладно", демонстративно отвернулся.
— Что ж, Тёма, время служить пришло, — отсмеявшись, заявил Олефир. — Забирай друзей и отправляйся в Камию, в ту минуту, откуда пришёл. Ты должен помочь Диме справиться с его врагом. И ко мне больше не возвращайся. Встретимся в будущем. Действуй!
— Есть!
— Спасибо, дядя, — прошептал Дмитрий и задохнулся от подступивших к горлу слёз: он стоял в спальне камийской мечты и смотрел на безжизненное тело возлюбленной...
Крики принца и целителя смолкли так резко, что Хавзе показалось, будто он оглох. Камиец потряс головой, потёр уши и неверяще уставился на магов: меч князя исчез, холодные белые искры в глазах потухли, а Валентин и Артём, ещё мгновение назад трясшие Дмитрия за плечи и оравшие, как полоумные, в глубоком молчании стояли по обе стороны от друга, точно скорбные каменные изваяния.
Несколько секунд в спальне царила тишина, а потом бледное лицо Димы исказила гримаса отчаяния. С губ слетел краткий, полный боли стон, и в рукоять кинжала, торчащего из груди Милены Маквелл, вонзился ослепительно белый луч. Распавшись на бесчисленные сияющие нити, он оплёл мёртвую женщину и пропал вместе с ней.
— Прощай, Маша... — еле слышно проговорил маг и, повернувшись спиной к кровати, зашагал к двери.
— Стой! — хрипло, словно простуженный ворон, гаркнул Ричард и заступил побратиму дорогу: — Ты не имел права так поступать! Почему ты не дал мне проститься с ней?
Нереально белое лицо Дмитрия болезненно исказилось, в глазах заплясали опасные точки. Объяснять Ричарду причины своего поступка не было ни сил, ни желания: едва Артём вернул их в настоящее, в сознание вновь хлынули чудовищные картины пыток, а Смерть забился в стенах своей тюрьмы, требуя кровавой мести. Покосившись на дверь, маг вздохнул и с бесконечным терпением уставился в грозные серые глаза.
— Ричи! — К инмарцу подскочил землянин. — Оставь Диму, я объясню...
— Заткнись! — У Ричарда руки чесались дать побратиму в морду, и не будь они заняты спящей Никой, он сделал бы это не раздумывая. — Твоя болтовня мне не интересна, Валя! Я хочу услышать Димины объяснения, иначе...
— Что, иначе? В драку полезешь? Решил одним махом ото всех избавиться? Имей в виду, если Дима не удержит Смерть, нам хана! Понял?!
Ричард всем корпусом повернулся к Вале и посмотрел на него сверху вниз:
— Что ты несёшь?
Воспользовавшись заминкой, Дмитрий обошёл побратима и продолжил спасительный путь к дверям, а Валечка быстро ответил:
— Объясняю суть дела. Дима не может позволить себе роскошь оплакать Машу, как полагается. И не потому, что не хочет.... Если найдёшь в себе силы успокоиться и выслушать меня, то всё поймёшь. Идёт?
Инмарец вгляделся в непривычно серьёзное лицо Солнечного Друга и мрачно выплюнул:
— Я выслушаю тебя, но...
— Вот и отлично! Давай-ка, для начала, устроим Нику, а потом сядем и поговорим.
— Ага, — встрял Артём, оторвав, наконец, глаза от опустевшей постели. — Отнесите Веренику в мои покои, и... — Он скользнул быстрым взглядом по лицу спящей девочки и отвернулся. — Боюсь, вам придётся и дальше заботиться о ней. Я должен быть рядом с Димой. Это приказ магистра и моё желание. Я найду вас, если что.
Временной маг замолчал, шумно выдохнул и исчез. Ричард огорошено взглянул на то место, где только что стоял их друг, и с тревогой посмотрел на Солнечного Друга:
— Причём здесь Олефир? Или Тёма уже с покойниками беседует?
— И об этом я расскажу. — Валентин уныло вздохнул и обратился к Хавзе, который тенью стоял у стены. — Ты с нами?
Камиец согласно кивнул, и комната опустела. Мгновение — и в гулкой, безмолвной тишине празднично-яркая спальня камийской мечты стала преображаться. В призрачной ряби исчезли картины и гобелены. Словно раны затянулись окна и дверные проёмы. На девственно-чистых стенах вспыхнули магические светильники, каменный пол покрылся лёгкой изморозью. И лишь широкая массивная кровать почти не изменилась: скомканное в изножье покрывало, отброшенное в сторону одеяло, шелковые простыни в грязных бурых пятнах, примятая подушка, а на ней — одинокие угольки красно-оранжевой орхидеи...
Глава 2.
Лишённый надежды.
Почувствовав тупую, ноющую боль в спине, Витус открыл глаза. Он не заметил, как задремал. "Надо же, как я вымотался", — рассеяно подумал гном, потянулся, расправляя затёкшие мышцы, и прислушался. За те несколько часов, что он спал, в мире ничего не изменилось и это несказанно радовало.
— Значит, Фира справился. Великолепно.
Витус сотворил кубок благоухающего хноца, сделал приличный глоток и откинулся на спинку кресла. Получив возможность перекроить будущее, Олефир оставил его прежним, и целитель мысленно отсалютовал бывшему ученику, поборовшему соблазн изменить мир. Временная петля затянулась, и действовать нужно было осторожно, тщательно просчитывая каждый шаг, по крайней мере, до тех пор, пока не придёт видение. В том, что оно последует, Витус не сомневался: Артёма в Лайфгарме не было, и влиять на провидческие способности магов он не мог. А вот на всё остальное... Витус многое бы отдал, чтобы хоть одним глазком заглянуть в Камию и узнать, что там происходит. Тонкая ниточка связи с Валентином, исчезнувшая на пару минут, восстановилась, но странно пульсировала, словно рыжеволосый пройдоха испытывал постоянную смену эмоций, попеременно впадая в их крайние степени. "Надеюсь, он не сошёл с ума, как Тёма, для Розы это стало бы ударом. А потрясений в нашей жизни и так хватает!"
Допив хноц, Витус уничтожил кубок, расслабленно опустил ладони на подлокотники и потянулся в Керон. Мысленно проскользнул по коридорам и залам, пробежался по крылу, где обитали слуги, потом по заднему двору и вновь вернулся в замок.
— Где же этот проказник? — добродушно проворчал гном, нахмурился и направил взгляд в подземелья.
От мощных, сотканных из безумия и страха щитов Хранительницы в каменных тоннелях искрился воздух, и отыскать здесь человека без магических способностей было невозможно. Но Витус справился. Он поймал рыжеволосого мальчишку в двух шагах от смертоносного поля, оттащил к лестнице и наставительно шепнул: "Мёртвым ты ему не поможешь".
Алекс запоздало ойкнул и завертел головой:
— Где Вы?
"Далеко, — усмехнулся гном. — Но это не важно".
— Почему?
"Потому что я всё равно не в силах помочь Кевину".
— Но Вы же маг!
"Именно поэтому я не могу проникнуть в замок — королева тут же почует меня".
Алекс опустился на щербатые каменные ступени, дрожащими руками обхватил колени и задумчиво уставился в темноту.
— Кевин умрёт? — после длительного молчания спросил он.
"Хочется верить, что нет".
— Знаете, господин целитель, Тан объяснил мне, что такое раб... Если бы я раньше знал, я бы... — Алекс смахнул со щеки слезу: — Как ему помочь?
— Витус! — донёсся из-за двери требовательный голос Розалии, и гном поспешил закончить разговор.
"Отправляйся к родителям, Алекс. Обещаю, скоро я свяжусь с тобой".
— Но...
"Все вопросы потом, мальчик. Ты очень нужен мне и Кевину, так что беги и не дай себя поймать".
— Хорошо, — кивнул юный керонец, поднялся и, перескакивая через ступеньки, понёсся вверх по лестнице.
Витус поморщился: ему претила мысль использовать мальчишку, да ещё не мага, но выбирать не приходилось, и, тяжело вздохнув, гном поднялся из кресла за мгновение до того, как дверь распахнулась и в гостиную ворвалась Розалия.
— Мне нужен твой совет!
— Я весь во внимании, дорогая, — улыбнулся маг. Он подошёл к раскрасневшейся жене, заглянул в блестящие от возбуждения глаза и с тревогой спросил: — Ты поспала хоть немного?
— Брось, Витус, какой тут сон?! — Землянка махнула рукой: — Я всю ночь принимала министров. Ты же понимаешь: что бы ни говорила Станислава, я осталась наместницей, годарцы надеются на меня. И лирийцы, и инмарцы тоже. — Розалия уселась в кресло, ещё хранившее тепло мужа, и сплела пальцы на коленях. — Вернулись Корней и Михаил.
— Знаю.
— Никак не могу решить, стоит встречаться с ними или действовать за их спинами.
Витус посмотрел на тлеющие в камине угли:
— Самое разумное, что ты можешь сделать, Роза, это оставить всё, как есть.
— То есть? — Розалия недоумённо распахнула глаза: — Предлагаешь бросить Лайфгарм на произвол судьбы? Отдать Годар в руки Хранительницы и позволить Корнею с Михаилом разорить Лирию и Инмар?
Витус подошёл к камину, присел на корточки и, взяв с подставки кочергу, стал неторопливо ворошить угли.
— Пока я не могу точно сказать, что нас ждёт, Роза.
— Это не значит, что жизнь нужно пустить на самотёк!
Кочерга с громким лязгом скребнула камни очага и замерла.
— Что бы ты ни делала — всё впустую, Роза. Если события будут разворачиваться, как я рассчитываю, Дима ещё долго не вернётся в Лайфгарм.
— Объяснись!
Землянка до боли стиснула пальцы и подалась вперёд, впитывая каждое слово.
— Я считаю, что это Лайфгарм выбросил Диму в Камию, чтобы он не попал в руки мага, который сейчас контролирует Станиславу.
— А Тёма, Валя и остальные?
— Лишний повод, чтобы Смерть не возвращался. Друзья рядом и в Лайфгарме ему делать нечего.
— Он король!
— Опасный для своих подданных, как никогда. — Витус поставил кочергу на место и выпрямился: — Пойми, Роза, мы вступили в игру, на кону которой — существование мира.
— Ты что-то знаешь! Знаешь и молчишь!
— Я не хочу, чтобы ты вмешивалась. Поверь, эта ноша тебе не по силам.
Резко поднявшись, Розалия шагнула к мужу и подбоченилась:
— Чтобы меня остановить, тебе придётся привести аргументы повесомее! У тебя нет видений, а, значит, будущее туманно. Мы должны этим воспользоваться, Витус! Возможно, нам впервые представился шанс что-то изменить, и я не откажусь от него. Не позволю Станиславе и тому уроду, что прячется за её спиной, разрушить Лайфгарм! Слишком много сил я отдала, чтобы люди и маги чувствовали уверенность в завтрашнем дне. Я не брошу их, Витус!
— Да, дорогая, — пробормотал гном и отвёл глаза: когда землянка источала воинственность и решимость, спорить с ней было бесполезно.
Покладистость мужа немного остудила пыл наместницы. Она глубоко вздохнула и заговорила более спокойно:
— Я не хочу ссориться, любимый, поэтому не заставляй меня просто сидеть и смотреть. Я не маг-наблюдатель. Я привыкла строить жизнь своими руками.
— Прости...
— Не уводи разговор в сторону! Что было — быльём поросло. Лучше помоги Кевину, а я... Я всё-таки встречусь с Корнеем и Михаилом. — Розалия с нежностью коснулась ладонью щеки мужа и запечатлела на его губах долгий поцелуй. — Ты подстрахуешь меня?
— Само собой, — проклиная свою уступчивость, выдохнул гном и сжал жену в объятьях...
Тихий писк, осторожное шуршание, снова писк. "Почему так темно?" — заторможено подумал Кевин и запоздало сообразил, что у него закрыты глаза. Поднять распухшие, омертвелые веки было почти непосильной задачей. Но глаза всё же распахнулись, и юноша увидел мышь. Упитанную, с лоснящейся серой шкуркой и забавными короткими усиками. Мышь сидела у лица камийца, водила чёрным носиком и попискивала, то ли смеясь, то ли сочувствуя пленнику. "Всё-таки смеётся, — решил Кевин и закрыл глаза. — Я бы тоже смеялся, если б мог. Интересно, почему я не чувствую боли?" Юноша напрягся и, по привычке воззвав к великому Олефиру, попытался шевельнуть рукой. Лучше бы он этого не делал! В ушах прозвучал тревожный звон, обезболивающее заклинание лопнуло, как мыльный пузырь, и чудовищная, сумасшедшая боль взорвала тело.
— А-а-а!!! — заорал камиец, желая, чтобы истошный крик, выдрал из его тела душу и подарил желанный покой.
Но умереть пленнику не позволили. Боль неожиданно отступила и затаилась, давая передышку. Кевин судорожно вздохнул и заплакал: на смену боли пришли кошмарные воспоминания — бесконечная череда пыток и торжествующая улыбка королевы.
— Очнулся?
Ненавистный голос заставил юношу напрячься и задрожать, как в ознобе: "Не надо, пожалуйста, я больше не выдержу". Рядом прозвучали и затихли мягкие шаги. Камиец порадовался, что не чувствует тела, он боялся повернуть голову и прочесть удовлетворение на лице мучительницы. Он хотел бы вообще никогда не видеть её лица.
— Кевин, мальчик мой, — приторно-ласково позвала Станислава. — Ты слышишь меня?
С каким бы удовольствием Кевин оставил вопрос без ответа. Но молчать нельзя. За долгие часы пыток он прекрасно усвоил, что бывает, когда королева недовольна. Юноша разомкнул сухие, ломкие губы и с запинкой выдавил:
— Д-да-а.
Ответ прозвучал рвано и жалко, но камийцу было наплевать: грёзы о свободе умерли под зазубренным лезвием ножа, оставив в сердце горечь утраты и могильную пустоту.
— Вставай! — приказала Хранительница, и юноша зашёлся в приступе немого истеричного смеха.
Большего идиотизма ему слышать не приходилось: "Как можно встать, если не чувствуешь ног? Если совсем не чувствуешь тела? Она издевается!"
— Прекрати истерику и вставай!
Повторный приказ прозвучал зловеще, и смеяться расхотелось: "Ну, почему я не умер? Почему она не убила меня? Зачем всё это?" Тонкая струйка животворной магии потекла в тело, но почти сразу иссякла, и, мысленно проклиная мучительницу, Кевин завозился на столе. После нескольких неудачных попыток, ему удалось перевернуться на живот и опереться на руки. Однако стоило опустить ноги на пол, камера закружилась и завертелась. Юноша словно оказался внутри волчка и, потеряв равновесие, полетел на пол. Удар едва не выбил из пленника дух, но каким-то чудом он удержал сознание, не позволив себе отключиться. Кожа на щеках, груди и коленях горела огнём, из носа текла кровь, противный металлический привкус вызывал тошноту, волны желчи обжигали горло. "Ну вот, теперь она совсем озвереет", — отстранённо подумал камиец и по-детски зашмыгал носом — кровавая лужица у его лица покрылась рябью и запузырилась.
Поняв, что мальчишка не в состоянии выполнить приказ, Хранительница смачно выругалась, подобрала подол шёлкового нежно-зелёного платья и склонилась над изувеченным пленником. От прикосновения тёплой ладони по телу вновь разлилась живительная магия, и Кевин едва не зарыдал. "Ещё! Ещё!" — хотел закричать он, но, как и в предыдущий раз, магия исчезла, не принеся особого облегчения. Юноша по-прежнему чувствовал себя разбитым и обессиленным.
— Но встать ты уже можешь, — уверено заявила Хранительница.
Кевин тяжело поднялся и опёрся руками на стол. Голова кружилась, во рту было сухо, как в Харшидской пустыне, но комната больше не раскачивалась, да и ноги дрожали совсем чуть-чуть. Стася молчала, позволяя пленнику перевести дух: она приготовила для него множество "приятных" сюрпризов, и он должен был пережить их все. "Я раскрою секреты заплечных дел мастеров, и когда ты попадёшь в мои руки, Дима... Я буду купаться в твоей боли!"
