Джейми в изумлении смотрел на Германа. Потом моргнул и снова вытер нос.
— О, — сказал он. — Да. Хм. Да, я полагаю что-то в этом роде. Раз papa так говорит.
— А что такое силки? — спросил Джемми, растерянный, но заинтересованный. Он ерзал у Брианны на руках, желая слезть, и она опустила его обратно на скалу.
— Я не знаю, — признался Герман. — Но у них есть мех. А что такое силки, GrandpХre?
Джейми зажмурился от заходящего солнца, и потер рукой лоб, немного качая головой. Брианна подумала, что он улыбается, но не могла сказать наверняка.
— Ну, хорошо, — сказал он, распрямляясь, открыв глаза и откинув мокрые волосы. — Силки — это существо, которое является человеком на земле, но становится тюленем вблизи моря. А тюлень, — добавил он, прерывая Джемми, который, было, открыл рот, чтобы спросить, — это огромный гладкий зверь, который лает как собака, такой же большой, как бык, и прекрасный, как черная ночь. Они живут в море, но иногда выходят возле берега на камни.
— Ты видели их, GrandpХre? — нетерпеливо спросил Герман.
— О, много раз, — заверил его Джейми. — Много-много тюленей живет на побережьях Шотландии.
— Шотландия, — повторил Джемми эхом. Его глаза округлились.
— Мa mХre говорит, что Шотландия — хорошее место, — заметил Герман. — Она плачет иногда, когда говорит о ней. Я не уверен, что мне бы оно понравилось.
— Почему нет? — спросила Брианна.
— Там полно великанов и водных лошадей, и... других вещей, — перечислял Герман, насупившись. — Я не хочу встретиться ни с одним из них. И каша, Maman говорит, но каша у нас есть и здесь.
— Да, это у нас есть. И я думаю, что пришло время пойти домой, чтобы поесть, — Джейми поднялся и потянулся, издав стон удовольствия. Позднее полуденное солнце залило скалу и воду золотым светом, отсвечивая на мальчишеских щеках и ярких волосках на руках ее отца.
Джемми потянулся и застонал тоже, в боголепном подражании, и Джейми рассмеялся.
— Ну, что, рыбки, кто хочет поехать домой верхом? — он наклонился так, что Джемми смог забраться к нему на спину, потом выпрямился, немного осев под весом малыша, и подал руку, чтобы взять Германа.
Джейми заметил, что Брианна хочет повернуть назад, прямо к темнеющему пятну на краю скалы.
— Оставь это, девочка, — сказал он тихо. — Это, своего рода, чары. Тебе не стоит трогать их.
Потом он сошел со скалы и направился к тропе, Джем на его спине и Герман, крепко ухватившийся сзади за шею Джейми, оба хихикали, когда они проходили через скользкую грязь по пути.
Брианна подхватила свою лопату, рубашку Джейми, рыбу и снасти, и догнала парней вверху на тропе к Большому Дому. Ветер начал продувать сквозь деревья, охлаждая влажную ткань ее платья, но она согревалась от ходьбы, этого было достаточно, чтобы оградить ее от холода.
Герман тихо напевал про себя, идя рука об руку с дедушкой, его маленькая светловолосая голова качалась вперед-назад, как метроном.
Джемми только вздыхал, уставший и счастливый, ногами обхватив Джейми за талию, обняв его за шею, и наклонившись своей красноватой от солнечного света щекой к покрытой шрамами спине. Затем он задумался, поднял голову и чмокнул деда между лопатками.
Ее отец дернулся, чуть не сбросив Джемми, и издал высокочастотный звук, который заставил ее засмеяться.
— Теперь тебе лучше? — серьезно спросил Джемми, приподнявшись и пытаясь заглянуть в лицо дедушки через плечо.
— О, да, парень, — заверил его Джейми, его лицо чуть дернулось. — Так гораздо лучше.
Было много мошкары. Она отогнала целое облако от своего лица, и хлопнула комара, который пристроился к шее Германа.
— Ай! — сказал он, дернув плечами, но затем безмятежно возобновил пение "Alouette".
Рубашка Джемми была тонкой, из поношенного полотна, перешита с одной из старых рубашек Роджера. Одежда высохла, облегая его тело, плотное и крепкое, ширина его маленьких нежных плеч перекликалась с шириной других плеч, постарше и крепче, за которые он цеплялся. Она перевела взгляд от рыжих мужчин, к идущему Герману, тонкому как тростинка и кажущемуся особенно изящным в игре тени и света, все еще напевающему, и подумала, насколько отчаянно красивы мужчины.
— Кто были те плохие люди, дедушка? — спросил Джемми сонно, его голова качалась в ритм шагов Джейми.
— Чужаки, — ответил Джейми кратко. — Английские солдаты.
— Английские канальи, — добавил Герман, прекратив петь. — Они из тех, кто отрезали руку моему папе.
— Это они? Голова Джемми поднялась в секундном внимании, но тут же упала между лопатками Джейми с глухим стуком, заставившим его деда крякнуть. — Ты убил их своим мечом, дедушка?
— Некоторых из них.
— Я убью остальных, когда вырасту, — объявил Герман. — Если еще кто-то остался.
— Полагаю, остался, — Джейми поддернул Джемми чуть повыше, отпуская руку Германа для того, чтобы удержать расслабившиеся ноги Джемми плотно прижатыми к своему телу.
— И я, — пробормотал Джемми, его веки закрылись, — я тоже их убью.
На развилке Джейми передал Брианне сына, который уже крепко спал, и взял обратно свою рубашку. Он натянул ее, отчего волосы на его голове растрепались, он убрал их с лица. Отец улыбнулся ей, затем наклонился и нежно поцеловал ее в лоб, положив одну руку на круглую рыжую головку Джемми, привалившуюся к ее плечу.
— Не беспокойся, девочка, — мягко сказал он. — Я поговорю с Мардохеем. И с твоим мужчиной. Позаботься об этом вот.
* * *
— ЭТО СОКРОВЕННОЕ ДЕЛО, — сказал ее отец. Главный смысл заключался в том, чтобы она оставила это дело в покое. И она, возможно, и смогла бы, если бы не пара вещей. Первая, то, что Роджер пришел домой затемно, насвистывая песенку, которой, как он сказал, научила его Эми МакКаллум. И второе, это сделанное навскидку замечание ее отца о костре на Плоской Скале — там был запах Хайленда.
У Брианны был очень чуткий нос, и она почуяла недоброе. Она наконец-то поняла — с опозданием — что заставило Джейми сказать именно так. Странный запах огня, с резким привкусом медицины — это был запах йода; запах сожженных морских водорослей. Так пах костер, сделанный из морских водорослей вблизи Аллапула, в ее время, когда Роджер взял ее туда на пикник.
Конечно, на побережье были водоросли, но было невероятно, чтобы кто-то, когда-то, привез их сюда вглубь. Но не исключено, что некоторые из рыбаков привезли кусочки водорослей из Шотландии, в таком смысле, как некоторые эмигранты могли привезти землю в банках, или горсть камешков, чтобы напомнить им о земле, оставшейся позади.
"Чары", — сказал ее отец. И песня Роджера, которой он научился от Эми МакКаллум, называлась, как он сказал, "Чары по часовой стрелке".
Все это не имело под собой никаких конкретных доказательств чего-либо. Тем не менее, она упомянула на маленький костерок и его содержимое при миссис Баг, просто из любопытства. Миссис Баг отлично разбиралась в разнообразных чарах Хайленда.
Миссис Баг сдвинула брови в задумчивости от ее описания, плотно сжав губы.
— Кости, говоришь? Какого вида — это были кости животного или человека?
Брианна почувствовала, как дрожь пробежала по ее спине.
— Человека.
— О. Знаешь, есть некоторые чары, для которых используют могильный прах, некоторые останки костей или золу от тела.
Упоминание о золе видимо что-то напомнило миссис Баг, она взяла из теплой золы очага большую миску для замесов и заглянула в нее. Хлебная закваска испортилась несколько дней назад и миска с мукой, водой и медом была выставлена в надежде добыть диких дрожжей.
Круглая маленькая шотландка хмуро посмотрела на миску, покачала головой, и поставила ее обратно с кратким бормотанием стиха на гэльском. Естественно, подумала Брианна, слегка развеселившись, должна же быть молитва для привлечения дрожжей. Какой святой заступник был в ответе за это дело?
— То, что ты сказала, — проговорила миссис Баг, возвращая их обоих к шинковке репы и к первоначальному предмету разговора, — о том, что было на Плоской скале. Водоросли, кости, и плоский камень. Это любовные чары, девочка. Некоторые называют их "Злоба северного ветра".
— Что же, очень своеобразное название для любовных чар, — сказала она, глядя на Миссис Баг, которая засмеялась.
— Ох, сейчас, удастся ли мне это вспомнить? — спросила она риторически. Она вытерла руки об фартук, сложила их на талии в несколько театральной манере, и продекламировала:
"Любовные чары для тебя,
Как вода, вытянутая через соломинку,
Тепло того, кого ты любишь,
С любовью притянется к тебе.
Приди рано в День Господень,
На плоскую скалу на берегу,
Возьми с собой белокопытник
И наперстянку.
Немного угольков
В юбке платья,
Особую горсть водорослей
В деревянном ковшике.
Три кости старика,
Недавно вырытые из могилы,
Девять стеблей королевского папоротника,
Недавно срезанные топором.
Положи их в огонь связанными
И преврати их в золу;
Посыпь на грудь любимому,
На злобе северного ветра.
Обойди порожденный холм
По окружности пять раз,
И я клянусь и ручаюсь,
Что мужчина никогда не уйдет от тебя".
Миссис Баг расцепила руки, взяла другую репу, аккуратно разрезала ее на четыре части, быстро нарезая и бросая в кастрюлю.
— Ты не собираешься использовать подобное для себя, я надеюсь?
— Нет, — пробормотала Брианна, чувствуя, как холодок пробежал по ее спине. — Как вы думаете, мог кто-то из рыбаков использовать подобные чары?
— Ну, что до этого, я не могу сказать, что они могли бы сделать... Но, несомненно, некоторые из них могут знать об этих чарах; они достаточно известные, хотя я не знаю никого, кто бы сам их использовал. Есть более простые способы заставить парня влюбиться в тебя, милая, — добавила она, указывая коротким пальцем на Брианну в наставлении. — Приготовь ему хорошую тарелку репы, вареной в молоке и поданной с маслом, например.
— Я запомню, — улыбаясь, пообещала Брианна и откланялась.
Она хотела пойти домой; там были десятки вещей, которые нужно сделать, от прядения нити и тканья полотна до ощипывания и потрошения полдюжины мертвых гусей, которых она подстрелила и повесила в пристройке. Но вместо этого ноги понесли ее вверх по склону, по заросшей тропке, ведущей на кладбище.
Конечно, кто бы ни творил эти чары, это была не Эми МакКаллум, подумала она. Ей бы понадобилось несколько часов ходьбы вниз с горы от ее хижины, да и она присматривала за своим маленьким ребенком. Но детей можно нести. И никто бы не узнал, что она покинула хижину, кроме разве что Эйдана — а Эйдан не говорил ни с кем, кроме Роджера, которого он обожал.
Солнце почти село, и крошечное кладбище наводило тоску, длинные тени от укрывавших его деревьев, холодные и темные по засыпанной иголками земле, и небольшая коллекция грубых указателей, пирамид из камней и деревянных крестов. Сосны и тсуги. со склоненными ветками тревожно шумели над головой в поднимающемся вечернем ветерке.
Чувство холода от позвоночника распространилось на широкий участок между лопатками. И от того, что она увидела землю, раскопанную под деревянной меткой могилы Эфраима, лучше не стало.
Глава 50. ОСТРЫЕ КРАЯ.
ОН ДОЛЖЕН БЫЛ ПОНЯТЬ раньше. Поступать разумнее. Но что он мог изменить? И, гораздо важнее, что он должен был делать теперь?
Роджер медленно поднимался по склону горы, почти не замечая его красоты. Почти, но не совсем. Опустошенное мрачной зимой уединенное ущелье, где среди лавровых деревьев приютилась ветхая хижина Эми МакКаллум, весной и летом загоралось жизнью и цветами — такими яркими, что даже беспокойство не смогло отвлечь его внимания от вспышек розового и красного, перемежаемых легкими пятнами кремового кизила и коврами васильков. Их маленькие синие цветы кивали на тонких стеблях над стремительным потоком ручья, который несся вниз вдоль горной тропы.
Должно быть, они выбирали участок летом, цинично отметил он. Тогда он, видимо, показался очаровательным. Он не знал Орема МакКаллума, но очевидно, что этот человек был не более практичным, чем его жена, иначе они поняли бы опасность их удаленности.
Однако, нынешняя ситуация не была ошибкой Эми: он не должен винить ее за недостаток собственного здравого смысла.
Он точно так же не винил и себя, — но он должен был заметить раньше, что происходило, что обсуждалось.
"Все знают, что вы проводите больше времени наверху, в ущелье, с вдовой МакКаллум, чем со своей собственной женой".
Это сказала Мальва Кристи, ее маленький заостренный подбородок приподнялся с вызовом. "Скажете моему отцу, и я расскажу каждому, что видела, как вы целовали Эми МакКаллум. Все поверят мне".
Он ощутил отголосок потрясения, которое он испытал от ее слов — потрясения, сменившегося гневом. По отношению к девушке и ее глупой угрозе, но гораздо больше на самого себя.
Он работал в солодовне и, возвращаясь домой к ужину, срезал путь на повороте тропы, застав врасплох этих двоих, Мальву и Бобби Хиггинса, слившихся в объятиях. Они отпрыгнули в стороны, словно пара испуганных оленей, широко раскрыв глаза, настолько встревоженные, что выглядели забавно.
Он улыбнулся, но прежде чем он успел извиниться или тактично исчезнуть в подлеске, Мальва шагнула к нему, глаза ее были по-прежнему широко раскрыты, но сверкали решимостью.
— Скажете моему отцу, — сказала она, — и я всем расскажу, что я видела, как вы целовали Эми МакКаллум.
Он был так поражен ее словами, что едва обращал внимание на Бобби, пока молодой солдат не положил свою руку на ее плечо, что-то шепча ей, увлекая ее прочь. Она неохотно повернулась с последним, предостерегающим, многозначительным взглядом на Роджера и заключительной фразой, которая оставила его ошеломленным.
— Все знают, что вы проводите больше времени наверху, в хижине вдовы МакКаллум, чем со своей собственной женой. Они все поверят мне.
Черт побери, они действительно поверили бы, и это его собственная чертова ошибка. За исключением одной-двух саркастичных колкостей, Бри не протестовала против его посещений: она соглашалась — или так казалось — что кто-то должен время от времени навещать МакКаллумов, чтобы убедиться, что у них есть еда и огонь, составить ненадолго компанию, — короткая передышка в однообразии одиночества и тяжелого труда.
Он частенько делал подобные вещи, отправляясь с Преподобным навестить пожилых, вдовых, больных общины; принося им еду, задерживаясь, чтобы немного поговорить — выслушать. "Это просто то, что делаешь для соседей, — говорил он себе. — Обычная любезность".
Но он должен был быть более внимательным. Сейчас он вспомнил, как Джейми задумчиво посмотрел поверх обеденного стола, набрал воздуха, будто хотел что-то сказать, когда Роджер спросил Клэр о мази для сыпи крошечного Орри МакКаллума, — и как Клэр взглянула на Брианну, а Джейми закрыл рот, так и не высказав ничего, о чем думал.
"Все поверят мне". Если девушка озвучила это, должно быть, об этом уже шли разговоры. Вероятно, Джейми их слышал; ему оставалось только надеяться, что не слышала Бри.
