-Персия? Она здесь ни при чем. Свинью нам подложили русские. Осенью 1929 года Персия, при поддержке русских, заняла Бахрейнские острова. Мы заявили по этому поводу энергичный протест, но протестом дело и кончилось. Бряцать оружием в сторону России правительство не захотело.
-Наверное, правильно сделало...
-Но я оптимист. — сказал лорд Милн, улыбаясь. — Никогда не надо считать какой — то вариант абсолютно исчерпанным. Гибкость политика заключается в том, чтобы уметь отказываться от предвзятых точек зрения и догматических концепций. Мы изрядно переоценили свои силы и возможности в Персии. Но это вовсе не означает, что теперь мы должны навсегда отказаться от попыток реванша. Устойчивое положение может стать неустойчивым...
=================
РГНК* — 'Русская генеральная нефтяная корпорация' (РГНК — 'Ойл' ) — мощный холдинг, который владел почти половиной российского и четвертью европейского рынков. 28 июня 1907 года было принято знаковое для нефтяной отрасли России решение: Русско — Азиатским, Международным и другими банками, а также нефтепромышленниками С.Г. Лианозовым, Т.В. Белозерским и другими была учреждена 'Русская генеральная нефтяная корпорация' ('Ойл'). В корпорацию вошли крупнейшие российские нефтяные компании: 'Бакинское нефтяное общество', 'Товарищество Лианозова', 'Нефтепромышленное и торговое общество 'А.И. Манташев и К', 'Русское товарищество Нефти', 'Каспийское товарищество', 'Московско — Кавказское нефтяное и промышленно — торговое товарищество'. Участники 'Русской генеральной нефтяной корпорации', работая на рынках самостоятельно, составили мощную конкуренцию 'Товариществу нефтяного производства братьев Нобель' и Royal Dutsch Shell. К тому же РГНК — 'Ойл', как и другие российские компании пользовалась значительной поддержкой государства.
13 сентября 1932 года. Понедельник.
Москва. Колпачный переулок — 'Бауманский сад'
Коммерческий советник сам вызвался отвезти лорда Милна после беседы министра с послом.
-Не желаете ли увидеть месторасположение 'Бауманского сада'? — спросил Каррингтон лорда Милна, едва тот устроился на заднем сиденье автомобиля коммерческого советника.
-Я много слышал о нем в Лондоне. — ответил министр. — Покажите.
-Охотно. — отозвался Каррингтон. — Сад действительно замечательный...
...И это было чистейшей правдой. В 1658 году вместе с датским посланником прибыл в Россию подполковник Николай Бауман, привезший с собой не только целый штат специалистов по созданию артиллерийского подразделения нового типа с разными видами орудий, но и 'мастера по устроению садов'. Этот мастер облагородил усадьбу Баумана, выделенную подполковнику от казны в Басманной слободе, устроив уникальный ботанический сад. Первыми посадками в саду стали яблони, сливы и тены, затем пошли кустарниковые и декоративные растения. Со временем в 'Бауманский сад' или в 'сад Баумана' люди и сами стали привозить редкие сорта растений из разных мест.
Бауман завел традицию раздавать урожай слив, яблок, груш, ягод и трав всем желающим, а на сентябрьский Новый год — букеты школярам.
Настоящей 'изюминкой' Бауманского сада были клематисы — многолетние травянистые растения из умеренной и субтропической зон. Широко использовавшиеся в декоративном садоводстве. 'Бауманские лютики' — клематисы привлекли внимание британских коронованных особ — король Эдуард VI, дважды побывавший в Москве, посещал сад, а королева Виктория, также посетившая Москву в 1867 году, даже увезла на туманный Альбион несколько деревянистых черенков и семена растения, зарегистрировав их в 'Королевском Садоводческом Обществе'.
В конце XVIII века потомки Баумана прикупили несколько приусадебных участков у Чулковых и Левашовых, отстроили искусственный грот и значительно расширили территорию 'Бауманского сада'. В состав сада также вошло здание особняка Голицыных с хозяйственными постройками — владелец передал его в общественное пользование. Помимо усадьбы Голицыных, в том числе и старинных палат, передан был саду и небольшой двухэтажный особнячок, пожалуй, один из самых интересных и загадочных домов на Старой Басманной. Порой этот дом называли путевым дворцом Великого Князя Московского Василия III. Но никаких документальных подтверждений тому до сих пор не обнаружено, поэтому считать эти старинные палаты великокняжеским дворцом было явно преждевременно. Старое здание, надстроенное вторым этажом, после длительной реставрации было превращено в общественный ботанический музей с хранилищем, гербарием и библиотекой.
13 сентября 1932 года. Понедельник.
Москва. Колпачный переулок — 'Бауманский сад'.
Едва заурчал мотор и машина Каррингтона тронулась и выехала из ворот британского посольства в Колпачном переулке, по соседству с дипломатической миссией, в двухэтажном неприметном здании, дежурный наблюдатель стационарного наблюдательного поста Четвертого Отделения Департамента Государственной Охраны рутинно отметил в регистрационной книге: 'Желтый 'талбот' номер 021 БД 1876 выехал из посольства в 21 час 29 минут. В машине двое — коммерческий советник посольства Каррингтон и министр внешней торговли Милн (лорд)'.
За 'талботом' неспеша двинулись две машины наблюдения. Перед тем как повернуть с Колпачного переулка на Покровку, Каррингтон остановил машину, купил в цветочной лавке небольшой букетик и положил его возле переднего стекла. После этого 'талбот' понесся по Покровке, мимо Чистопрудного бульвара, Садово — Черногрязской, пересек площадь Земляного вала, по Старой Басманной, через путепровод, свернул налево, к зданию Управления Московско — Курско — Нижегородской железной дороги, затем направо, к 'Бауманскому саду'...Машины наблюдения держались позади, на приличном удалении...
13 сентября 1932 года. Понедельник.
Москва. 'Бауманский сад' — Бутырская слобода.
-До Королевских ботанических садов Кью этот сад не дотягивает. — сказал лорд Милн.
-Естественно. — вяло отозвался Каррингтон.
-Кустарник не мешало бы немного прорядить.
Каррингтон усмехнулся про себя — все лужайки и клумбы сада Баумана были безупречно ухоженны, кругом суетилась, несмотря на вечерний час, команда садовников, наводивших порядок буквально в каждом углу.
-И все же занятный садик. — сказал лорд Милн.
-Да, сэр. Но сейчас мы проследуем в Бутырскую слободу, там тоже есть частный ботанический сад.
-Москва — город садов... — хмыкнул лорд Милн.
-Завтра начинаете переговорный процесс? — поинтересовался Малькольм Каррингтон, выждав немного времени, пока лорд Милн наслаждался видами сада, в котором бывали английские коронованные особы.
-Вероятно. — уклончиво ответил лорд Милн. — Для начала выслушаем экспертов.
-Буду с вами откровенен, господин министр. Вам будет трудно.
-Да, правительство по — прежнему не согласовало позицию по вопросам, намеченным к обсуждению. В определенных кругах считают, что это говорит о слабости премьер — министра и о том, что внутри кабинета царят соперничество и недовольство проводимой главой правительства внешнеполитического курса. Иными словами, правительство не знает, что делать с русскими, вся надежда на мою миссию...
-Русские станут уклоняться от откровенных разговоров.
-Только со мной или вообще с английской стороной?
-Репутация британской дипломатической миссии в Москве считается подпорченной. Два года назад, во время похорон прежнего царя, наш тогдашний посол, сэр Оливер Гаскойн, в первой телеграмме, отправленной в Лондон после смерти русского монарха, отмечал, что главным его чувством было удовлетворение тем, что царя не стало, а в посольстве по этому поводу все веселятся. Часть текста телеграммы каким — то неведомым образом оказалась известна широкому кругу лиц в Лондоне, а затем и в Москве. К этому добавилось безобразное поведение некоторых наших сотрудников, откупоривавших бутылки с шампанским прямо на глазах у русских.
-Любопытно. — хмыкнул лорд Милн.
Автомобиль Каррингтона подъехал к 'парусиновому особняку' и британский министр с любопытством разглядывал здание
-Нынешний посол также не пользуется расположением российских властей. — сказал Каррингтон. — Сэр Лорейн на днях заикнулся было о желательности получения аудиенции в Кремле по ближневосточному вопросу, но русские ответили, что царь не занимается дипломатической деятельностью. В итоге в аудиенции было отказано.
-Малькольм, вы, кстати, включены в состав делегации и будете присутствовать на переговорах. Вы станете моим ближайшим помощником. Вы, как никто другой, разбираетесь во всей этой русской кухне.
-Да, это правда. Разбираюсь. Однако замечу, если ребенок объестся чем — либо, то отвращение к этому роду пищи остается нередко чрезвычайно стойким в последующие годы, а иногда сохраняется на всю жизнь. — заметил Каррингтон.
-Московская жизнь, стало быть, 'обкормила' вас?
-Чересчур. Я получил крепкую дозу антироссийской вакцины.
-А что, есть такая? — пошутил лорд Милн.
-Есть. Называется 'опахивание'.
-Что это?
-Опахивание — это обряд, проводившийся в русских деревнях при эпидемии среди людей и животных. Группа вдов и девушек, раздевшись до рубах, а то и донага, впрягалась в плуг или в соху и с пением и молитвами проводила борозду вокруг села. При опахивании, по рассказам старейшин, первый встречный и глянувший -колдун, который и наслал болезнь. Участники обхода бросались на встречного и зарубали топорами.
-Господи! Неужели такое практикуется в России? — лорд Милн был неподдельно изумлен.
-Разумеется...
...Неизвестно почему англичане облюбовали Бутырскую слободу. Возможно, непосредственное влияние оказал рельеф местности, а точнее, 'яма', в которой волей судьбы оказалась Бутырка. Помимо Бутырского пруда в низине лежали два обширных болота: к западу — Горелое, а к востоку — Пашенское. Сырая и заболоченная местность мало подходила для земледелия. Потому — то Бутырская слобода с давних пор была не земледельческим поселением, а служила пристанищем людей самого разного сорта.
С 1618 года в Бутырках стал квартировать Третий выборный полк 'иноземного строя', затем слободу заполнили поляки, взятые в плен в ходе очередной русско — польской войны. Поляки пробыли здесь недолго, после заключения мира их отпустили восвояси. Они оставили след в названиях двух улиц: Панской и Шпитальной*, а в истории Бутырской слободы начался новый и славный период: здесь стали селиться англичане. Английской Московской торговой компании уже недостаточно было места на Старом Английском дворе, в Зарядье.
У Бутырского пруда англичане разбили первый в Москве частный ботанический сад. Неподалеку от него англичанин Макгиди основал фабрику по производству хлопчатобумажных тканей, а другой англичанин, Ричард Браун организовал такелажную мастерскую. В 1809 году за Бутырской слободой, по западной стороне Дмитровской дороги, Обществом сельского хозяйства был построен Бутырский хутор для производства сельскохозяйственных опытов. Смотрителем хутора стал англичанин Рожер. В несколько лет возле хутора вырос целый благоустроенный поселок с несколькими улицами и двухэтажными кирпичными домами.
В 1837 году Московское общество сельского хозяйства признало необходимым основать в Москве земледельческий институт. Место под устраиваемый земледельческий институт было выбрано в Петровско — Прозоровском — некогда небольшой пустоши на речке Жабенке, притоке Лихоборки, принадлежавшей спервоначалу князьям Шуйским, затем Прозоровским. В 1662 году у села Семчино была построена церковь во имя Святых апостолов Петра и Павла. Именно от этой церкви и пошло новое название села — Семчино — Петровское. При Прозоровском, в 1692 году начинается устроение усадьбы и террасного парка, причем по классическому образцу французских регулярных парков. Так получилось Петровско — Прозоровское. Тогда же крестьяне построили плотину на реке Жабне, и образовался живописный каскад прудов, известных сегодня под названием Академических.
Московское общество сельского хозяйства арендовало в Петровско — Прозоровском территорию и здания усадьбы князя Прозоровского, которая в январе 1841 года по высочайшему повелению была выкуплена в казну 'с целью учреждения агрономического института, фермы и других сельскохозяйственных заведений'. 3 декабря 1845 года земледельческий институт был переименован в Московскую земледельческую и лесную академию. По своему статусу Московская академия была выше существовавшего к тому времени, недалеко от Могилева, Горы — Горецкого земледельческого института.
Главная слободская улица, Бутырская, особенно оживилась после открытия в 1845 года в Петровско — Прозоровском Московской земледельческой и лесной академии. Между академией и Бутырками (за огородами) появилось много дач московских жителей, и движение по улице настолько возросло, что в 1876 году по ней от Бутырской заставы до академии стал ходить 'паровичок' — маленький паровоз с пятью — шестью вагончиками трамвайного типа.
В Бутырской слободе появилось несколько предприятий: 'Товарищество скоропечатни Левенсон', художественно — строительно — слесарный завод Винклера, шерстяная фабрика Лутрейля, фабрика Цинзерлинга по выпуску тесьмы, ленты, шнуров, бахромы и кистей, парфюмерная фабрика Ралле, прядильная фабрика Анонимного общества, меднолитейный и арматурный завод Дергачева и Гаврилова, чугунолитейный завод Густава Листа, завод 'Московского Товарищества латунного и меднопрокатного заводов Мякишевых'.
Между тем, 'Английское предместье' продолжало строиться вдоль Дмитровского тракта и шагнуло дальше на север, за речку Лихоборку, по обеим берегам которой тянулись многочисленные частные кирпичные заводы, так называемые 'сараи', выпускавшие не менее миллиона кирпичей в год. На Лихоборке шотландцы братья Мюр обустроили химический завод
Относительно недалеко от Москвы, в Дмитровском уезде, основательно расположился шотландский купец Фрэнсис Гарднер, организовавший фарфоровое производство. Его предприятие стало лучшим частным фарфоровым заводом в России. С годами Гарднер наладил также и массовый выпуск фарфоровой посуды. Она высоко ценилась в России, и многие, кому не по карману было покупать импортный саксонский фарфор, охотно приобретали 'родной', гарднеровский.
Лорд Милн не без помощи коммерческого советника посла Каррингтона, назначенного опекать миссию министра внешней торговли Англии в Москве, обустроился в Бутырках. Бывшая британская подданная, вдова парусинового купца Вортледжа, имевшего несколько небольших фабрик по выработке парусины и брезента, с удовольствием предоставила британскому лорду и министру целый этаж в своем трехэтажном частном доме, что на углу Писцовой и Вятской улиц, возле частного ботанического сада. Здесь были несколько прудов, водоемов, ручьев, а на них стаи величественных лебедей, красные пеликаны, цапли, стоящие на одной ноге, выводки громко крякающих уток. Здесь были аллеи рододендронов, поля тюльпанов, голубых колокольчиков. Здесь была высокая красная пагода, возносящая свою резную главу над всем этим неистовством мировой флоры. Под деревьями и среди цветов бегали дети, а на скамейках и стульях устраивались старики, ищущие отдыха и спокойствия...
