Выдернув оружие, летун приземлился на песок и разорвал дистанцию с великаном, также поступил и его временный напарник, рванувший в противоположную сторону. Бык же, простояв ещё несколько секунд, будто бы не мог поверить и смириться со случившимся, молча завалился вперёд. Зрители, наблюдавшие за этой картиной, постепенно затихли, а в воздухе повисло напряжённое ожидание.

— Всё? — дёрнув единственным ухом, пошатнулся рыжий хищник, переводя взгляд то на пони, то на минотавра. — Похоже, на этот раз, мы его сделали.

— Похоже на то, — хмыкнул кристалиец, опасливо косясь на тушу великана, будто бы ожидал того, что он снова поднимется на ноги. — Это был хороший бой.

— Полностью с тобой согласен, крылатик, — Кот подкинул кинжалы, перехватывая их обратным хватом. — Даже жаль, что он ещё не закончился.

На трибунах постепенно возрастал ропот: до зрителей наконец-то дошло, что Торас повержен окончательно. Однако же теперь большинство призывало не к продолжению схватки. Сперва одиночки, затем десятки, ну а потом и сотни верблюдов начали скандировать:

— Жизнь! Жизнь! Жизнь!

— Жизнь! Жизнь! Жизнь!..

Гладиаторы обратили вопросительные взгляды на ложу Султана неба, который следил за представлением со спокойным, удовлетворённым видом. Вот голубой верблюд поднялся на ноги, подошёл к низкому бортику, вытянул вперёд правую руку со сжатым кулаком и выставленным в бок большим пальцем.

Трибуны вновь замолкли, ожидая вердикта правителя. Напряжение нарастало и...

Радостные вопли буквально оглушили двоих бойцов, оставшихся стоять на песке, когда большой палец правителя города поднялся вверх. Кристалиец и рыжий хищник переглянулись, с явным облегчением на мордах обменялись кивками, а затем Кот произнёс:

— Буду рад ещё как-нибудь сразиться с тобой плечом к плечу, крылатик.

— Возможно, нам ещё и представится подходящий случай, — отозвался летун, а затем ехидно добавил: — Если ты к тому времени не растеряешь оставшиеся части тела.

Недавний напарник поморщился, прикоснулся к обрезанному почти под корень уху, затем пожал плечами и усмехнулся в ответ.

...

— Я думал, что вы захотите увидеть бой до победного конца, — озвучил свои мысли Норсстоун, когда Султан Неба вернулся на своё место.

— Я увидел прекрасное представление, в котором двое почти врагов стали братьями по оружию, — прикрыв глаза, отозвался голубой верблюд. — Было бы бесчестно превращать историю славной победы и дружбы в очередную трагедию, где недавние союзники вынуждены рвать друг другу глотки.

— Весьма благородно, — заметил земнопони, пригубив поданный ему напиток.

— Благородство — это то, что может себе позволить только сильный; милосердие — это проявление наивысшей силы, — изрёк собеседник, отправляя в рот новую ягоду. — Было время, когда я и мои братья считали, что сила — это синоним вседозволенности и свободы.

— Что же заставило вас изменить своё мнение? — проявил любопытство кристалиец.

— Опыт и приходящая с ним мудрость, — многозначительно заявил голубой верблюд. — Вседозволенность — это не свобода, так как она накладывает совсем другие рамки, лишает многих благ и делает... одиноким. Это не то одиночество, когда ты сидишь в ловушке Духа Хаоса, в темноте и тишине... Это одиночество гораздо страшнее: ты можешь находиться среди многих тысяч разумных, но при этом остаёшься совершенно один. Что же касается милосердия: только будучи по-настоящему сильным физически, магически и духовно, разумный может проявлять эту свою черту осознанно. Слабые духом либо идут самыми простыми путями, либо проявляют не милосердие а трусость... Хотя чаще, разумеется, они не становятся сильными в иных аспектах. Гхм... Прошу простить мою болтовню: наверное я вас утомил.

— Что вы, — отрицательно качнул головой Норсстоун. — Всегда интересно послушать подобные откровения...

...

Сильверблада и Кота в Сапогах (просто за компанию) пригласили в ложу Султана Неба: после того как гладиаторов подлечили, приодели в чистые белые жилеты и свободные шаровары, Харуд отконвоировал их наверх. Вопреки ожиданиям пегаса, посол Кристальной Империи уделил ему самый минимум внимания, лишь представившись и узнав имя в ответ. В результате, ждать личного разговора пришлось до глубокой ночи, когда турнир завершился и гости отправились во дворец местного правителя.

Кристальным пони были выделены три большие комнаты под личные покои, одна из которых играла роль гостиной, а ещё две были спальнями. Лишь здесь, за уставленным яствами столом, устроившись на стульях друг напротив друга, жеребцы наконец-то начали серьёзный разговор:

— Как я понимаю, ты не из посольства, отправленного в Верблюжьи Эмираты, — констатировал кристальный земнопони. — Поведай свою историю.

— Всё началось тогда, когда главнокомандующий Сомбра отправил нашу тройку в Седловскую Аравию... — послушно начал говорить летун, не ощущая ни радости, ни волнения, а лишь усталость и опустошение (впрочем, взгляды других пегасов, бросаемые на его крылья, вызывали ещё и раздражение). — ...так я и оказался в этом городе, в роли гладиатора. Готов ли я и дальше служить Кристальной Империи? Готов. Но с одним условием: я хочу забрать с собой Мишэлл. И у нас скоро родится жеребёнок.

"Вот и высказался. Не так как хотел... Грубовато получилось. Да плевать уже", — закрыв глаза, безумно усталый пони склонил голову, ожидая вердикта.

— В том, что касается твоей подруги — я не вижу проблем, — ровным голосом отозвался Норсстоун, а затем добавил чуть более жёстко: — Только вот вернуться в Кристальную Империю мы не можем...

И на голову пегаса оказалась вывалена краткая история того, что произошло с его народом за прошедшее с отбытия на задание время. Шок от того, что город-государство был сдан якам, Кристальное Сердце погибло, а кристалийцы сейчас совершают переход на юг, выбил из головы всякую меланхолию, заставляя почувствовать себя... очень неуютно.

— Подумай, Сильверблад: хочешь ли ты вернуться в наши ряды, — поставил точку в своём повествовании земнопони. — Твою подругу мы примем, если она будет готова принять наши законы, да и крылья твои найдём как вылечить. С ответом я тебя не тороплю: мы задержимся здесь ещё на день-два, так что подумать ты успеешь. А сейчас, пожалуй, пора расходиться.

Распрощавшись с сородичами, которые сейчас казались какими-то далёкими, но всё же родными, гладиатор отправился в свой временный дом. Город верблюдов не спал ночью, но на улицах было куда тише чем днём, а от того он ещё на подходе заметил шум, доносящийся из открытого окна своей комнаты.

"Кто-то напал?", — практически выломав дверь, жеребец взлетел по лестнице на второй этаж и едва не врезался в верблюда, который дежурил перед закрытой дверью.

— Притормози, чемпион, — вскинул руки сын владельца, широко улыбаясь приятелю. — Тебе туда нельзя.

— Объяснись, — рыкнул крылатый пони, сжимая рукоять кинжала.

— Так это... — приятель рассеяно почесал затылок. — Поветуха с ученицей всех выгнала. Сказала "Стой и никого не пускай, чтобы под руку не лезли".

В этот момент из-за двери раздался новый крик, а пол под ногами Сильверблада начал качаться...

Примечание к части

Всем добра и здоровья.

Девятая арка — 7

Лёжа на ложе из мягчайших шкур в кромешном мраке шатра шаманки, вдыхая запах благовоний и разгорячённых тел, Джафар наблюдал за образованием новой связи душ... ничуть не менее крепкой нежели та, которая соединяла его и Каденс. Процесс уже завершался и остановить его можно было только одним способом — убив Мору или совершив самоубийство (ни первый, ни второй варианты визиря не устраивали).

"Следовало ожидать, что она не удовлетворится ролью формальной жены. И как ведь ловко всё обыграла: искренне верит, что совершает для меня только добро! Очень опасная кобылка... Очень опасная", — ночь, полная ритуалов и секса (который тоже был ритуалом, что теперь стало более чем очевидно), подходила к концу, оставляя после себя приятную истому в теле.

Фигуристая зебра прижималась к правому боку тёмно-серого единорога, по хозяйски закинув на него одну ногу и устроив голову на плече, ровным и глубоким дыханием выдавая удовлетворение. От неё не ощущалось никакой угрозы, а её сила, которой было не меньше чем у принцессы любви, укрывала жеребца будто одеяло... Впрочем, в отличие от нежно-розовой аликорницы, восстанавливала свой резерв Мора гораздо медленнее, из-за чего в противостоянии на истощение несомненно проиграет.

"Только вот с её знаниями и опытом, на истощение сражаться не придётся", — констатировал Сомбра мысленно, левой ладонью скользя по бархатной шёрстке, пока пальцы не обхватили крупную упругую грудь, задумчиво начав её мять.

Шаманка открыла глаза, сверкнувшие в темноте зелёными радужками, с ярко выделяющимися вертикальными зрачками. Её дыхание стало более тяжёлым, а затем она крепче прижалась к своему избраннику и, мурлычащим голосом спросила:

— Неужто хочешь ты ещё... меня пронзить своим мечом?

Предложение было соблазнительным, так что Джафар всерьёз задумался о том, чтобы совершить ещё один "ритуал". Зебра оказалась страстной и умелой любовницей (задумываться о том, сколько жеребцов у неё было прежде не хотелось), откликающейся даже не на движения, а на желания партнёра. И несмотря на то, что она явно не брезговала вампиризмом, не позволяла себе отбирать жизненную силу мужа.

— Скажи, Мора, почему ты связала себя со мной? — складывать слова в рифму визирю было откровенно лень, поэтому он перешёл на обычный слог. — Наша связь — это обоюдоострый меч.

— С тобой, я знаю наперёд, лишь так смогу продлить свой род, — томным голосом отозвалась колдунья, закрывая глаза и выгибая спину. — Отныне ты — мой жеребец, и без тебя — всему конец.

— А как же твоё бессмертие? — с нотками ехидства осведомился Сомбра, сжав подушечками большого и указательного пальцев набухший сосок, начиная его выкручивать. — Других жеребцов я не потерплю.

— Мне хватит и обычных жертв: зверей, врагов — проблемы нет, — заверила Мора. — А если же твоя сестра, со мной поделится сама...

Сжав пальцы сильнее, Джафар вызвал у партнёрши болезненный стон.

— Это мы обсудим в тесном семейном кругу, — пообещал визирь, убирая руку с груди кобылы, чем вызвал её недовольное сопение. — Но если ты решишь ей навредить...

— То головы мне не сносить, — снова прижалась к единорогу шаманка, закрывая глаза и понижая голос до шёпота. — Я знаю это, тёмный свет, во мне таких желаний нет.

"Чувствую, меня ждёт очень весёлая жизнь. А ведь Каденс с Рубин лишь недавно притёрлись... Как же непросто, когда кобылы сильнее тебя", — вопреки мыслям, которые имели упаднический характер, Сомбра был вполне доволен сложившейся ситуацией.

— Скажи, Мора, знаешь ли ты способ, при помощи которого представители разных народов смогут иметь здоровое общее потомство? — поинтересовался главнокомандующий вооружённых сил Кристальной Империи.

Вопрос был задан не из праздного любопытства: пусть у кристалийцев имелись намётки на то, как можно помочь семьям из пони и оленей заводить жеребят (в том числе и с использованием Амулетов Чейнджлингов в процессе зачатия), но были они во-первых, непроверенными, во-вторых, затратными, в-третьих, трудоёмкими. С присоединением же зебр, проблема станет ещё более острой... Пусть даже у кристалийцев и зебриканцев могут рождаться полукровки.

— Эту задачу я решаю, о сложностях немало знаю, — заверила кобыла. — Не меньше двух решений знаю. Не стоит сей момент волнений: я всё решу — верь без сомнений.

"Что же, у меня есть второй кандидат на должность главы научного отдела. Хотя... учитывая вездесущих духов, Мора может и за службу разведки сойти. И ведь я, определённо, знаю не обо всех её талантах", — прикрыв глаза, визирь расслабился, решив морально и физически отдохнуть перед скорым сражением.

...

Выйдя из густого мрака шатра под ясное звездное небо, тёмно-серый единорог вдохнул полной грудью свежий степной воздух. Ноздри защекотали запахи костров, каких-то трав... к счастью, отхожие места были достаточно далеко, так что их вонь до жилища шаманки не доходила.

Кутаясь в плащ, вывернутый красной подкладкой наружу, Сомбра посмотрел на восточный край небосвода, где постепенно разгоралась заря. Зебры, от самых маленьких и до ещё крепких стариков, выходя из своих палаток устремлялись к краю лагеря, желая занять самые удобные места для наблюдения, не задумываясь даже о завтраке... Впрочем, взрослые кобылы всё равно отправлялись за водой, пусть и вели себя суетливее обычного.

"Время пришло", — мысленно ответил главнокомандующий вооружённых сил Кристальной Империи.

Следом за ним из шатра вышла и Мора, одетая лишь в юбку из широких полос кожи, костяную маску и ожерелья. Она молча встала справа и позади жеребца, будто бы прячась за его плечом... что для существ, умеющих видеть ауры, смотрелось бы более чем забавно.

Пегасы сопровождения организовали почётный эскорт, ученицы колдуньи выстроились цепочкой за своей наставницей (по традициям зебр, Сомбра, как избранник Моры, мог владеть всем её имуществом, в том числе и кобылками, на время ученичества причисляемыми к категории "вещь"). Сама старшая зебра, если бы вызов был брошен ей, могла бы взять в сопровождение воинов племени, но её жеребец такого права не имел, из-за чего его свита казалась довольно скудной.

Пока они в молчании шли через лагерь, на них устремлялись десятки взглядов: заинтересованные, скучающие, злые, предвкушающие... Жители Зебрики не были едины во мнении о том, как относиться к Джафару. Впрочем, Костяного Колдуна они вовсе не любили, так что победа над ним могла подарить немало симпатий полосатого народа.

По словам Моры выходило, что Марис — один из первых, кто пробудил свою "метку". Он успел немало нашуметь среди маленьких племён, сшив из шкур их вождей свой полосатый шатёр. Его кобылки верны своему жеребцу, но отнюдь не из-за невероятной любви: каждую из них он сломал, запугал, а затем нацепил ошейник, чтобы в случае неповиновения иметь возможность убить одним усилием воли.

Сперва Костяного Колдуна не воспринимали всерьёз, считая очередным везучим выскочкой, но когда вокруг него собрался табун "меченых", даже вождям больших племён пришлось с ним считаться. Впрочем, до последних событий, он не спешил проявлять себя как-то слишком уж нагло...

"Во мне же увидел возможность подняться ещё выше. Это даже немного забавно: мы оба считаем друг друга лишь ступеньками на пути к чему-то большему", — промелькнули размышления на грани сознания тёмно-серого единорога.

Постепенно миновав городок из шатров и палаток, процессия вышла на ровное вытоптанное поле, где крупными камнями был выложен широкий круг, диаметром не меньше пятидесяти метров. За пределами огороженной территории уже собралось немало жеребцов, одетых в набедренные повязки, вооружённых копьями и дубинками (при попытке одного из противников сбежать, они имели право его остановить... любым способом), а за их спинами толпились все остальные зрители.