— Миша, — разве я? Вы отстали от жизни: теперь там, где есть надлежащая связь и один вменяемый врач, — присутствует ВСЯ медицина, все специалисты, все рецептуры, вся диагностика, какие есть и какие нужно. А теперь — н-наливайте. Это вам не перелом, это всерьез запить требуется...

Это никак не напоминало мгновенного пробуждения, когда вот, только что, — ты еще спишь, а вот уже — бодрствуешь, и все окружающее почему-то, непонятно на каком основании считается так называемой "явью"... Господи, слово-то какое идиотское, точнее — нет, не идиотское, а бессмысленное, а еще точнее, — обладающее мнимым смыслом, знаете, когда на первый взгляд слово что-то такое обозначает, но ежели приглядеться, то, на самом деле, ничего подобного. Обозначает что-то до того момента, пока не вдумаешься достаточно глубоко, и так во всем, чем глубже вдумываешься, тем меньшее количество слов, мыслей, штампов и вещей вообще имеет смысл... — Тут он вдохнул единственно лишь за тем, чтобы по возможности разделить между собой две мысли, потому что, вообще говоря, дышать, заботиться еще об этом, прикладывать какое-то усилие, было вовсе ни к чему, поскольку дышалось некоторым образом само. — Понятное дело, — за исключением Откровения. Может быть, — за единственным исключением. Это получается очень досадно, когда вдруг, — да появляются еще и другие исключения, и их становится все больше. Отвлекают от Главного. От Истины такой абсолютной, такой лежащей превыше всего, что осознание ее забирает человека целиком, так что ему становится ни до чего прочего вообще, все прочее становится таким несущественным... О, какова глубина этого слова: именно "несущественное", от — "не-существования", как будто все, что кроме, — перестает вдруг существовать, теряет — свое существование. Но подобное не длится, не может длиться долго... проклятая человеческая натура не допускает такого вот уровня Слияния Со Всем сколько-нибудь долго, и в конце концов снова начинаешь обращать внимание на всякие мелкие и низменные обстоятельства. Вроде жесткой пластиковой трубки во рту, которую он не жевал — не жевал, а теперь вдруг и начал... Или того, что дышится действительно само собой, но отнюдь не Силой, данной Свыше... Так, что не особенно-то и посопротивляешься.

— А, очнулся? — Он в ответ широко раскрыл глаза. — Если можешь дышать, то моргни...

Он моргнул. Жека отключил "Спиран-Парад — 6П", профессионально убедился, что у выпавшего приятеля действительно все в порядке с дыханием, а потом столь же профессионально удалил трубку у него из трахеи.

— Пользительные капли. Думал, — ты вообще все. С концами отъехал... — Но тут любопытство взяло верх, и он поинтересовался. — А изнутри — как?

... Это Откровение в отличие от всех остальных прочих, начиная от вызванных совершенно дикими, ломовыми и дубовыми грибами-кактусами, и кончая теми, что навевают продукты Высокого Спора между супермастерами, заработавшими высокое звание Уводящих, не исчезло сразу же вслед за тем, как перестало циркулировать в крови новое снадобье. Действуя как будто само по себе, оно, сохраняя в неизменности ядро Неизреченного Смысла, быстро-быстро покрывалась слоями всяких весьма практичных соображений, позволяющих ему — утвердиться в этом бренном мире, обретя свое собственное, от всех прочих отличное существование. Так, что за время кратчайшей паузы между вопросом Жеки — и ответом он успел в точности узнать, как ему действовать сейчас, как — спустя короткое время, а как — потом, причем и просто — "потом", и потом-потом. Например, сейчас оно требовало принять вид максимально кислый и сделать это с предельным натурализмом. И подсказало, — как. Куда там Станиславскому.

Сотрясаясь крупной дрожью, сел на затянутом клеенкой топчане, вытер с подбородка струйку жидкой слюны, сплюнул прямо на пол.

— Слишком много всего. Ни на чем сосредоточиться нельзя. Вроде восточного базара, когда тебя обступили уж со всех сторон трясут перед самым носом сотней всяких чертовин сразу и орут в самые уши на сто голосов, все слишком какое-то яркое, назойливое. И так утомляет быстро, а тут еще твой бутильный остаток до кучи... Под конец дождаться не мог, когда перестанет колбасить, до того настогрызло. И — больно вегетативные эффекты сильные. Пойду подгузник сменю.

Подгузники, равно как и дыхательная аппаратура, и набор средств первой помощи, — все это стало обязательным для серьезных людей, занимавшихся тем же, что и они. Иначе все слишком часто получалось решительно неромантичным, сильно пахнущим, излишне хлопотным, — да и кончалось СЛИШКОМ быстро. Вернувшись, он уселся на прежнее место и довольно долго молчал с пустыми глазами и отвисшей нижней губой.

— Слышь, — наконец проговорил он тяжелым голосом, как будто через силу, — я, наверное, с концами соскакивать буду. Ну его на хер.

— Да ладно тебе. Хорошего человека депрессняк пожует-пожует, — хохотнул Жека, — да и отпустит. Со всеми так бывает. Че делать-то будешь, — скучища же...

— Не, точняк. Хватит с меня.

— У всех бывает, говорю. Все прошло, пройдет и это.

— Может быть. Может, это как раз и есть твое достижение. В са-амый раз для тех лекарствочка, кто соскок затеял.

— Че, — в натуре?

— Да не. Херово мне, вот и шутки непонятные. Просто говно. Ты был прав, так что пять пэриков с меня.

... Надо, непременно надо было обыграть препарат так, чтобы никому и в голову не пришло его пробовать, не то, чтобы напугать, — это было бы прямой ошибкой, а — грамотно обозначить в качестве решительно неинтересного, причем так, чтобы ни одна тварь не догадалась бы. Игра требовалась тонкая, чтобы, не дай Бог, не переиграть. Откровение прямо сказало ему, как вести себя дальше: объяснять надо. Причем не вдруг, надо сперва по-быстренькому изучить целый ряд наук, чтобы найти Слова, на которых открывшееся ему будет понято всеми, кто хочет, но так, как нужно ему, и, — через него, — в конце концов Откровению. А до той поры — молчать, иначе будет как со всеми другими пророками, которые смогли донести до других только ничтожные, почти бессмысленные обрывки того, что они На Самом Деле Поняли. Годы таиться и нести в себе Это, годы лицедейства, которые нестерпимы для того, кто Знает, — но отныне это его стезя, его крестный путь, и все, буквально все будет подчинено этому... И нет ничего такого, на что бы он не пошел, чтобы донести ВСЕ, — не расплескав по дороге ни капли.

ХXXVI

С формальной точки зрения это, безусловно, были лучшие курсанты из всех, кого ему приходилось видеть. Курсанты-мечта. Вот только казалось ему, что на такие мечты способна, разве что, книжица какого-нибудь зачерствевшего устава. Аккуратно подстриженные, в идеально подогнанной форме, невероятно опрятные. Постоянно, — все до единого! — внимательные. Нет, поначалу он пробовал, пытался спрашивать внезапно и задавать вопросы врасплох, когда начинало казаться, что смотрят не на него, а сквозь, — но потом бросил, потому что попытки оказывались заведомо бессмысленными. Они повторяли слово в слово, называли, в каком контексте было упомянуто то или иное положение два дня назад, свободно применяли по-военному косноязычные инструкции к решению задач. Мало того, — они все до единого оказались отменно подготовлены физически. Но и это клише допускало слишком много вариантов толкования, а тут все было достаточно своеобразно: мало силы и выносливости, мало особой тягучести, этого умения тянуть даже тогда, когда силы, вроде бы, должны были давно кончиться. Они, ко всему к этому еще оказались способны с первого раза повторить любоеупражнение, любой прием из числа тех, которые он им показывал. Сразу, в полную силу и без малейших шероховатостей, неизбежных для любого новичка. Но у него были еще и другие точки зрения, — помимо формальных. Ну не могла здоровая натура здоровых парней о шестнадцать-семнадцати годах не бунтовать против навязанной извне дисциплины! Не могли они не хамить, не нарушать дисциплину, не проявлять извечного карманного бунта, мальчишеской фронды, на все проявления которых существуют столь же извечные способы пресечения. Нет. Слушают, как будто сейчас война, им — идти на задание, из которого практически невозможно вернуться, а это — последний инструктаж. Впрочем, — глазами не едят. Это еще очень мягко сказано, потому что куда правильнее было бы, в высоком штиле Петра: "отнюдь не едят".

Практически все, кто переехал в БЖЗ, были специалистами в своей области, носителями обширных и реализуемых, взятых в приложении знаний, — и точно так же практически каждый был обязан передать свою науку подрастающему поколению. Это было прямо оговорено в уставе, которому обязывался следовать каждый переселенец. Соответственно, истово храня верность новому, добровольно принятому закону, он тоже преподавал свою специфическую науку, делился своим смертоносным опытом, передавая молодому поколению свои знания, варьировавшие от жутковатых и до откровенно кошмарных, и он. Поначалу он еще пробовал отнекиваться. Выражал сомнения относительно того, стоит ли учить здешнююмолодежь такому. А, — говорят, — по общесоюзной программе положено. НВП называется. А тем, кто желает овладеть в расширенном объеме, будет преподавать он. Так, как он считает нужным. Давая все, что будет сверх программы, на правах факультатива. Работа с этой молодежью заставила полковника каким-то образом обобщать, группировать и формулировать обширнейший багаж его специфических знаний, и этот процесс неожиданно увлек его. Вот только ученички, слушатели его ненаглядные из числа старшеклассников здешних школ и даже кое-кого из парней постарше определенно вызывали сомнения и даже опаску. Он учил их тому, что знал (было у него такое достаточно аргументированное мнение, которое он предпочитал не афишировать) э-э-э... не хуже кого бы то ни было на этом свете. Партизанские и контр-партизанские действия. Контртеррористические действия, тактика, стратегия, оперативное искусство. Спецоперации на собственной территории и за рубежом. Освобождение заложников. Городской бой, бой в помещениях разного типа, и бой в условиях пересеченной местности. И, соответственно, — оружие, транспортные средства, пара комплексов "активного выживания", пара — практичных комплексов рукопашного боя, подходящих для людей очень сильных и с хорошей реакцией куда больше, чем любое карате, и еще то, что он считал собственной, для внутреннего употребления смонтированной системой ниндзюцу. Они, — осваивали с пугающей легкостью, так, как будто делали что-то подобное раньше, но он-то, он-то знал, чуял, что все сказанное им воспринимается этими вежливыми и серьезными отроками и отроковицами весьма критично, применительно к себе и собственным статям. Как внешним, так и, главное, — внутренним. Слова его и примеры — понимаются, безусловно, но как-то не так, как понимает их он сам, становятся деталями вовсе не тех нейронных ансамблей, нежели у него.

Будучи честным профессионалом, Кальвин в свое время инициировался в формат "ЗиС", — сразу же, как только процедура перестала быть делом порядком рискованным и крайне сомнительным, стала стандартной и надежной, поскольку без этого, понятное дело, он тут же переходил во второй сорт: так вот эти — вполне соответствовали кондициям"ЗиС", — но как-то в том числе. Не будучи, — он видел это совершенно отчетливо, — зисменами, они явно обладали по крайней мере всеми их возможностями.

...Зачем вам все это, ребята?

— Хотелось бы дожить до старости, вот как вы, например.

— И что, по-другому — никак?

— Кто его знает. Только другие варианты все больше... Ненадежные больно, сомнительные. Да и обидные.

— Инициатор. Не хочу называть себя стандартным именем, потому что дело у меня — особой важности, и если вы согласитесь с этим, беру временное погоняло "Инициатор". Предлагаю, чтобы сказанное здесь никоим образом не покидало Внутреннюю Сеть.

— Трезор. Излагай.

— Инициатор. Небезызвестный вам Постный был бездарно упущен этими портачами с запада, сначала — потеряли, потом — не могли найти, а когда нашли, то обнаружили, что он обустроился на прежнем месте. К нему сунулись, по обычаю своему — не достали, и тогда он связался с ними и заявил, что, ежели они не оставят его в покое, да, кроме того, еще не дадут того-этого, то начнет он взрывать фугасы по двадцать кило стэкса в разных густонаселенных местах, а заряды эти, числом около тридцати, — установлены в разных укромных местах заранее. Перечислил города, где эти его штуки стоят, и предложил выбрать город, где они хотят видеть наглядную демонстрацию, а ежели они откажутся, то он выберет за них. Москву. К примеру — одну из станций метро...

— Каган. Школа Љ38 в городе Воронеже.

— Инициатор. Так точно. Вечернее время, сто двадцать три погибших, в том числе сто восемь детей.

— Монте-Гуща. Хороший парень. Душевный.

— Каган. Дурак!!! Еще шутит он!

— Инициатор. Да. После демонстрации связался, сказал, что перечислил не все города, и пообещал в следующий раз выбрать более урочный час, а город, как и в первый раз, предоставит выбирать им. А чтоб этого не произошло, рекомендует принять все меры, чтоб у него не то, что подозрений, — сомнений не возникало бы. Чтоб, значит, душа у него была спокойной.

— Трезор. А они?

— Инициатор. Естественно, оставили его в покое. Естественно дали ему затребованное то-это во вполне приличных масштабах. А что им еще оставалось делать?

— Каган. А как-нибудь подобраться — пробовали?

— Инициатор.Сейчас кину ориентировку, — это открытые, почти что, сведения... Как видите, — общается только с узким кругом приближенных, только через их посредничество и, кроме того, сделал себе "ТрансФин — 3", а на его базе — профессиональный детектор лжи, на котором время от времени этих самых своих приближенных прогоняет. Так, что берет даже скрытые эмоции. Двух, спервоначалу пойманных на злоумышлении, по своему обыкновению немедленно замочил.

— Монте-Гуща.Нет, это какой-то уникум. Потому что, в соответствии с давно замеченной закономерностью, такие люди долго не живут.

— Инициатор.И, однако же, — факт. Живехонек. Я его раньше знал, так это такой был заморыш, гнифель, соплей перешибить впору. А теперь, как вернулся с Кавказа, да как выбился в лидеры, — так и не узнать.

— Трезор.И что ты предлагаешь?

— Инициатор.Я — Инициатор. Если бы у меня было, что предложить, — я имею ввиду предложить всерьез и по существу, — то тогда уж наверное сказался бы в Председатели. Очевидно только, что нужно сделать так, чтоб его не было. И именно на эту тему я инициирую стандартную Процедуру. Итак: те, кто вступил со мной в беседу. Те, кто слушают, но молчат. Все, кто согласен с важностью поднятой проблемы. Ищите единомышленников, привлекайте тех, кто опытен в подобных делах, тех, кому есть что сказать по поднятому вопросу. Следующая сессия — послезавтра, в это же время.

— Инициатор.Есть ли у кого-нибудь сведения, представляющие интерес для данной сессии?

— Люкципурс. Найдем. Не знаю, сколь близко знал его в былые годы наш уважаемый Инициатор, но, думаю, что все-таки не слишком близко. Я имею ввиду его странные чудачества в сексуальной области. Хотя это, может быть, не так уж и важно?