Определившись с планами, я послал запрос библиотеке. Меня интересовало воспоминание о предпоследней беседе с Квирреллом. Секунду спустя в подставленную ладонь влетел соответствующий увесистый томик. Легкое мысленное усилие — и книга в моей руке трансформируется в маленькую флэшу, которая вставляется в соответствующее гнездо системника. Ведь прежде чем редактировать память, следовало сохранить оригинал. Иначе можно самому поверить в фальшивые воспоминания.
Подозреваю, изображенный в каноне Локхарт совершил именно эту классическую ошибку начинающего легилимента, вжившись в придуманный им самим образ всезнающего героя. Конечно, его поспешное признание, сделанное для детей непосредственно перед разборками с василиском, наверняка является выдумкой писательницы (или срежессированной Дамблдором постановкой) — уж больно надуманным и неправдоподобным выглядит данный эпизод, но вот все остальные детали поведения писателя, демонстрировавшего крайнюю степень нарциссизма, прекрасно укладываются в эту картину.
Гилдерой забирал воспоминания у реальных магов, редактировал их у себя в подсознании, представляя себя на месте 'доноров', переводил в текстовую форму, а после не считал нужным удалять. Не знаю, чем он руководствовался — опасением появления нестыковок в образах персонажей, которые продолжат фигурировать в последующих романах, или поддался синдрому создателя, возлюбившему свое творение, но вскоре волшебник закономерно начал считать их реальными.
Да, Локхарт еще помнил способ появления у себя этих воспоминаний, ведь маг продолжал колесить по миру в поисках интересных сюжетов, однако парадокс его абсолютно не смущал. Ведь Нарциссу нравилось наслаждаться восхвалениями поклонников и принимать восторженные комплименты уже не в роли знаменитого писателя, а в качестве бесстрашного охотника на монстров. И я уверен, канонному Дамблдору, разгадавшему несложный ребус, не составило труда затащить Гилдероя в школу и заставить писателя поучаствовать в воспитании Избранного. Шантаж — вот истинная причина, побудившая Локхарта стать преподавателем, а вовсе не падение популярности, проблемы с издательством и прочие аргументы, которые понапридумывали авторы читанных мною фанфиков.
Скопировав видеофайлы, я задумчиво оглядел кусочек пластика и отказался от соблазнительной идеи перевести архив воспоминаний Дамблдора в цифровой формат. Мне уже известно, что в книгах стертые воспоминания принимают форму вырванных страниц, а вот как найти вырезанный фрагмент в собранной на жестком диске коллекции документальных фильмов — ума ни приложу. Я пока не замечал в уголке циферок, показывающих время и дату съемки, поэтому даже вычисление хронометража не поможет.
Вздохнув, я вернул томику исходный вид и приступил к работе...
* * *
— И все же я решительно не понимаю, почему нельзя просто скрепить наш уговор магической клятвой, — произнес Квиринус, глядя на меня с неприкрытым недоверием.
— Потому что клятва — не воспоминания, ее невозможно ни стереть, ни заблокировать, — спокойно пояснил я. — В подсознании обязательно останутся следы, которые опытный легилимент распознает в два счета. Такова природа ментальной магии.
— А разве стертый фрагмент памяти опытного легилимента не насторожит? Причем не просто стертый, а уничтоженный без шансов на восстановление, как вы мне тут заявляли!
Тон профессора был ехидным. Оно и понятно, ведь наша беседа шла уже битый час, а результатов пока видно не было. Устало вздохнув, я снял очки, помассировал пальцами виски и ответил:
— Разумеется, насторожит. Однако чтобы его обнаружить, нужно точно знать, где искать. А даже если Реддл вдруг станет просматривать всю твою жизнь, грамотная 'склейка' нетронутых сцен не оставит ему ни шанса.
— Склейка? — переспросил Квиррелл. — Значит, именно поэтому перед началом разговора вы заставили меня рассматривать ту уродливую картину? Чтобы после 'обливиэйта' снова подвести к ней?
Смерив профессора укоризненным взглядом, я покачал головой:
— Эх, Квиринус, ничего ты не понимаешь в искусстве! Уродливую... Это же репродукция 'Предчувствия гражданской войны' Сальвадора Дали! Я так старался, а ты даже не оценил символизм моего выбора.
Разочарованно вздохнув, я водрузил очки на переносицу и откинулся на спинку кресла, не мешая мужчине размышлять.
— Знаете, пожалуй, я откажусь от участия в вашей затее, — наконец, выдал профессор. — Риск слишком велик, а вы даже не хотите предоставить мне никаких гарантий.
— Не буду спорить, опасность велика, — в очередной раз подтвердил я очевидное. — Но, согласись, награда тоже немаленькая. Пятьдесят тысяч галеонов, знаешь ли, на дороге не валяются. А гарантии... моего слова тебе недостаточно?
Уголок губ Квиринуса дернулся, наметив ухмылку:
— Не хочу обидеть, господин директор, но мне хочется чего-нибудь более существенного. Ведь вам намного выгоднее забыть об этом разговоре и выставить все так, будто я сам случайно столкнулся с Лордом и по собственной инициативе захотел предоставить ему свое тело... Кстати, а ради чего, собственно?
— Ради знаний и силы, конечно же! Уверен, это Том оценит.
— Допустим, — кивнул профессор. — Но вы так и не ответили. Что может заставить вас после окончательного уничтожения Реддла рассказать мне о забытом разговоре? Или вы рассчитываете, что рассказывать будет некому?
В глазах Квиррелла появился испуг. Действительно, прозвучало совсем уж мерзко, и здесь мне полагалось обидеться, но я лишь грустно усмехнулся:
— Мой мальчик, ты меня умиляешь! Включи, наконец, логику! Разве, планируя пустить тебя на убой, я стал бы терять драгоценное время, заручаясь добровольным согласием? Я просто внушил бы тебе желание найти Волдеморта и обеспечил всеми необходимыми средствами для успешного поиска. Касательно 'что заставит'... Есть такая интересная штука, которая зовется совестью. Думаешь, если Тому удастся возродиться, мою белоснежную репутацию сразу втопчут в грязь? Отнюдь! Я просто заявлю, что в Англии появился маньяк-подражатель, не гнушающийся пользоваться именем прошлого Темного Лорда, и останусь чистеньким. Думаешь, я не смогу снова раздавить Реддла вместе с его организацией? Смешно! В прошлый раз сделать это мне мешали идиотские законы, а когда разразится очередная война, перепуганное Министерство в полном составе приползет ко мне на коленях, умоляя, чтобы я остановил очередного безумца, и предоставив право на любые действия. Считаешь, меня пугает возвращение старого противника? Нисколько! Я знаю Тома, как облупленного, и могу просчитать его действия на десяток ходов вперед. Я даже тебе больше скажу, возрождение Волдеморта сыграет мне только на руку. Ведь после сокрушительной победы над 'бессмертным' Темным Лордом и его приспешниками уже никто и ничто не помешает мне установить в стране новый порядок, призванный вернуть замшелую Англию в список государств-лидеров магического сообщества... Однако я понимаю, что цена этой победы — сотни человеческих жизней, и сделаю все возможное, чтобы не допустить повторения событий прошлого. Потому что у меня еще осталось немного совести. И сейчас я хочу спросить в последний раз, Квиринус, ты поможешь мне остановить Волдеморта? Да, ты уже говорил, что не являешься боевым магом, но мне больше не к кому обратиться. Ты — моя последняя надежда. Мой единственный шанс избежать бойни.
Профессор молчал, задумчиво рассматривая носки своих туфель. Было видно, что его терзают сомнения. Природная осторожность и предусмотрительность боролись в нем с желанием стать героем и разбогатеть. Я не мешал размышлениям, терпеливо дожидаясь окончательного вердикта.
— Хорошо. Убедили, — недовольно выдохнул Квиррелл. — А вы уже придумали, как я встречусь с Лордом?
— Плохо настроенный портключ, который тебе вручат в Японии. Он должен...
Я щелкнул клавишей, останавливая воспроизведение, и устало откинулся в кресле. Уфф! Никогда больше не буду хаять голливудских режиссеров! Критиковать легко, но когда попытаешься что-то наваять сам, сразу появляется понимание невероятной сложности этой работы и невольное уважение к киноделам. Данный вариант судьбоносного диалога был уже четвертым. Первый оказался настолько убогим и корявым, что в его реалистичность не поверил бы даже ребенок. Второй содержал дикое количество пафоса. И только к третьему я догадался сначала вылепить характеры действующих лиц, а уже от них танцевать, вплетая в беседу нужные факты.
Впрочем, итоговый монтаж данного сценария вышел неестественным, невыразительным и каким-то безжизненным. Пришлось добавить в него эмоций. И вроде бы, получилось довольно неплохо, а главное — максимально достоверно. Во всяком случае, эпизод с картиной Дали был на все сто процентов реальным. Тогда директор рассказывал о галереях, которые может посетить Квиррелл, и попутно продемонстрировал полотно из своей коллекции. Но тщетно — в тот день Альбусу не удалось уговорить недоверчивого профессора отправиться в кругосветное путешествие. Зато это получилось у меня, хе-хе!
Сосредоточив свое внимание на деталях обстановки и жестах действующих лиц, я пролистал видеофрагмент еще пару раз от начала до конца. Также проверил наличие пауз и нескольких не слишком удачных фраз, которые лучше прочего отличали живую беседу от постановочной. На мой непритязательный взгляд, все смотрелось неплохо, жизненно и вполне естественно. Во всяком случае, никакой наигранности я не заметил. К декорациям тоже не было претензий... Короче, будем считать, мой режиссерский дебют удался. Осталось продемонстрировать его зрителю.
Вернувшись в реальность, я бросил взгляд на часы. Начало двенадцатого — профессор скоро должен проснуться. Черкнув записку Поппи, чтобы та не забыла проинформировать меня о пробуждении пациента, я вызвал домовика, велел ему передать послание, а на обратном пути доставить мою почту. Ее оказалось много, что и понятно — на носу заседание Визенгамота, а я продолжаю отмалчиваться, приводя всех в недоумение. Достав из ящика стола прочие письма, на которые ранее не удосужился ответить (а некоторые даже не посчитал нужным вскрыть), я рассортировал почту по отправителям и приступил к изучению.
Начал с привлекшего мое внимание странного конверта без обратного адреса. Внутри был листок с одним словом — 'Сделано' и закорючкой вместо подписи. Да, быстро управился Асмодей. Профессионал, однако! Отправив послание в корзину для мусора, я мысленно поставил галочку в графе 'Обещание Дурслям', фамилия которых больше никогда не всплывет в базе данных социальной службы, и перешел к письмам школьных профессоров. Вектор и Синистре, которые с большим опозданием откликнулись на мое предупреждение и теперь желали узнать, в какую неприятность угодил Квиринус, я написал, что изложенная ранее просьба уже неактуальна, а подробности случившегося они могут узнать у меня под Непреложный Обет. Флитвику выразил свою благодарность и аналогично изложил условия, выполнив которые, полугоблин мог войти в курс дела.
Письма с ответом от Кеттлберна снова не оказалось. Возможно, мое послание не дошло до профессора, но я больше склонялся к версии, что старичку-животноведу просто пофиг, и необычное сообщение не пробудило в нем ни грамма любопытства. М-да, чувствую, мне придется в следующем году подыскивать нового преподавателя УЗМС. Само собой, это будет не Хагрид, который даже не имеет диплома о получении образования... Или заслать полувеликана куда-нибудь на стажировку, чтобы тот заработал свои законные корочки? В каноне же директор умудрился как-то обойти этот скользкий момент. Надо будет поразмыслить.
Следующим на очереди было послание от Люциуса, которое после отмены заклинания уменьшения превратилось в увесистый сверток, содержащий полный текст законопроекта, который павлин таки сподобился оформить. Окинув взглядом сочившуюся зубодробительным канцеляритом стопку листов, я отложил их в сторонку. Потом просмотрю, если вообще руки дойдут. Помимо законопроекта в свертке лежала записка, в которой сообразительный Малфой поздравлял меня с победой (не уточняя, над кем именно) и сообщал, что прислушался к совету и выдал весь расклад своим 'приятелям'. Реакция бывших Пожирателей была неоднозначной, но павлин обещал еще поработать. Ну, поглядим, что у него получится. Если хотя бы третья часть оппозиционного блока выступит в мою поддержку, это уже будет оглушительным успехом, который заставит колеблющихся поддержать мнение большинства.
Послания других коллег по Визенгамоту оказались крайне любопытными. Выяснилось, что некоторых уже успел побеспокоить Фадж, стращавший почтенных волшебников разными небылицами — будто бы законопроект за меня пишет Малфой, который желает захватить власть в стране с помощью армии оборотней... И прочее. В общем, ознакомившись со всеми образцами эпистолярного творчества, я прикинул общую стратегию поведения на заседании и принялся отвечать своим соратникам и даже противникам, чьи голоса рассчитывал заполучить. Экономя время, я составлял тексты в подсознании, а при их воплощении не гнушался пользоваться Прыткопишущим пером. Традиции личной переписки волшебного мира пусть катятся подальше — мне мои пальцы жалко!
На десятом письме в кабинете появилась Латти, сообщившая, что меня срочно желает видеть целительница. Обрадовавшись долгожданной возможности устроить перерыв, я взял один мешочек с драгоценными камнями, достал из шкафа Омут Памяти, сунул его подмышку и направился в Больничное крыло. Тихо уточнив у встретившей меня Помфри, не буянил ли ее пациент и не пытался ли сбежать, я получил отрицательный ответ и решительно вошел в палату.
Квиррелл встретил меня настороженным взглядом голубых глаз. Спокойно выдержав его, я подошел к койке, на которой лежал облаченный в пижаму с подсолнухами волшебник, и произнес:
— Здравствуй, Квиринус. Как ты себя чувствуешь?
— Растерянным, — коротко ответил профессор, не сводя с меня глаз.
Судя по подрагивающим пальцам, будь у него палочка, она бы сейчас смотрела прямо на меня, готовая выпустить какое-нибудь заклинание. Возможно, даже непростительное, поскольку в эмоциях Квиррелла преобладал страх.
— Понимаю, у тебя на языке вертится много вопросов, — сказал я, водружая думосброс на тумбочку. — Но я уверен, что после просмотра моих воспоминаний многие из них отпадут сами собой.
Нырнув в свое хранилище памяти, я быстро скопировал состряпанный фильм, добавил к нему коротенький фрагмент боя с Реддлом, заканчивающийся на преобразовании духа Темного Лорда, слил серебристые нити-макаронины в каменную чашу и жестом предложил профессору ознакомиться. Поразмыслив секунду, Квиринус решительно склонился над Омутом и застыл. Присев на соседнюю койку, я терпеливо дождался окончания просмотра, после чего уточнил у ошеломленного мага:
— Ну что, герой, как ты теперь себя чувствуешь?
— А вам бы только шутить! — безо всякого заикания огрызнулся Квиррелл и с облегченным вздохом распластался на койке.
— Ну, если повод имеется, почему бы и не повеселиться? — невозмутимо пожал я плечами. — Вот только сейчас я не шутил. Ты действительно стал героем, посодействовав окончательной победе над Волдемортом. А герою положена награда.
