* * *
*
В Бережичи Андрей приехал поздно ночью, в сопровождении десятка своих дружинников, вооружённых до зубов и одетых по случаю дальней дороги в лучшую бронь. Всё же не смотря на все действия властей, разбойников на дорогах хватало. Хорошо хоть литвины перестали шалить в окрестностях Козельска, так как граница нынче была отодвинута далеко на запад.
День приезда выдался морозным, и попасть в тёплое помещение (предупреждённые заранее слуги старательно протопили господский дом) стало настоящим наслаждением. Наскоро сполоснувшись (в баньку по позднему часу решили не ходить), князь и его люди разбрелись по спальным местам и вскоре всполошенный ночным приездом дом вновь погрузился в дремотную тишину.
А утром, дав князю выспаться, на доклад припёрся местный управитель — Генрих.
В своё время его сватовство к дочке холопа наделало в Бережичах немалый переполох, но, как уже говорилось выше, девушка грамотой князя была признана вольной, а сам немец крестился в Козельске по православному обряду. Так что к осени, когда в деревнях начинали играть свадьбы, ничто уже не мешало соединить двух молодых узами брака. И судя по появившемуся брюшку, женитьба пошла бывшему студенту только на пользу. Как и двое детей: Иоган-Иван и Анна.
Ну и дела в вотчине тоже были на уровне. Ведь теперь бывший немец был в том лично заинтересован, так как князь положил ему не только обычное жалование, но и процент от продаж со всего, что в вотчине производится. Поэтому и на господских полях, кроме привычного навоза и ставшего уже более-менее привычным травосеяния, в которое прибывшие голландские спецы (получившие под свои эксперименты участок господской запашки) успели внести кое-какие улучшения с учётом местного климата, стали использовать в качестве удобрения костную муку, благо рыбы в Жиздре хватало, и золу. Что вкупе с новым сельхозинвентарём позволило на местных почвах стабильно держать урожай сам-4, ну и довольно близко приблизиться к стабильному, а не только в лучший год, сам-5. А это уже позволяло не только создавать неприкосновенный запас зерна на случай неурожая, но и излишек везти на продажу.
Неплохой доход давала и лесопилка, хотя и не такой высокий, как в первые годы своего появления. Ведь теперь в округе она была не одна. Что-что, а считать деньги умели и на Руси. Это вот с новинками дело обстояло не очень.
Но главным источником дохода был, разумеется, стекольный заводик. Да, Брунс уехал к себе и даже неплохо устроился, правда, заведя своё предприятие вне стен Любека, так как цеховые правила в городе никуда не делись. Но его ученики крепко держали управление процессами в своих руках. И, как когда-то их самих, натаскивали при этом собственных учеников. Кстати, теперь, при отсутствии любекского гастарбайтера и православном крещении Генриха вопрос о целесообразности производства зеркал на местном заводе можно было и пересмотреть, хотя большой надобности в этом Андрей всё же не видел. В конце концов, стекло на окна и на теплицы пользуется устойчивым спросом. А уж про стеклянную посуду и вовсе говорить не приходится. Узорчатые графины и бокалы, подаренные государю, стали отличным пиар ходом и нынче все, кто имел лишние деньжата, стремились иметь в доме изделия бережических стеклодувов.
Вовсю работала и программа отселения лишнего населения. Только в этом году в Бережичах подросло семеро старших сынов, которым предстояло покинуть отчий дом, так как дробить выделенные наделы и плодить тем самым нищету в своих вотчинах князь не собирался. За прошедшие годы эта практика уже более-менее прижилась в его землях, тем более что между всеми вотчинами существовал прообраз почтового сообщения, и родственные связи между людьми не терялись, хоть и ослабевали с расстоянием. Эта переписка, кстати, весьма способствовала тому, что многие из отселенцев предпочитали ехать к новому месту уже женатыми, дабы потом не терять время на поиски хозяйки. Конечно, в масштабах Руси всё это было мышиной вознёй, но для личных земель князя это было хорошим подспорьем к притоку рабочих рук на малозаселённые владения. Правда, некоторых вольных землепашцев эти условия не устраивали, и они предпочитали отъехать к другому хозяину, зато оставшись единой семьёй, но таких и не держали. Всё же в крестьянах на Руси в первой половине 16 века большого недостатка ещё не было.
Разумеется, были в вотчине и свои проблемы, но управляющий справлялся с ними сам, не прибегая к помощи князя. А потому в родном селе Андрей задержался почти на неделю. Просто отдыхал, объезжая окрестности или травя зайцев на правом берегу Жиздры. Иногда ночуя в новом выселке. Ну да, пользуясь тем, что дьяки давно уже не проводили перепись, он велел основать его среди густых лесов правобережья. На небольшой поляне мужики под внимательным взором управляющего срубили избы для двух семей. Место оказалось красивое: лес и заросшая старица, а кругом густые заросли ежевики, малины и смородины. Вот только полей у выселка не наблюдалось: его жители обеспечивали работу лесопилки и целостность плотины. А так же поставляли на господский двор дичь.
Но неделя негаданного отпуска прошла, и пришлось князю вновь возвращаться к делам. Выдав Генриху на прощанье несколько ценных указаний, он отправился в Калугу, проверять, как там выполнили его указания. Ведь флотилия, организованная ещё Семёном Ивановичем, так и продолжала существовать, не смотря на смену сюзерена, осуществляя дозорную службу по Оке. Правда в Крымском смерче от неё полкам большого подспорья не получилось, но и не использовать такую силу в предстоящем походе было бы весьма большой глупостью, так что не стоит удивляться, что Андрей первым делом захотел оприходовать в свой приказ уже готовую структуру.
Увы, как оказалось, гладко было на бумаге. От всей той силы, что была создана при Семёне Ивановиче, осталось лишь пять больших стругов с неполными командами. Остальное постепенно приказало долго жить, как ненужное никому. Да и внимательный осмотр специалистом показал, что и из оставшихся кораблей двое нуждаются в хорошем ремонте. Так что теперь у калужских верфей появилась хоть и оплачиваемая, но всё же внеурочная работа. Как и у Прокопия — сына боярского, что бессменно руководил флотилией последние пять лет. Постановку на государев кошт он воспринял скорее положительно, хотя и понимал, что время самовольщины для него кончилось, и теперь ему предстоит делать лишь то, что в московском приказе укажут. С другой стороны хорошее жалованье ещё никому в этой жизни не мешало. К тому же он теперь официально становился, каким никаким, а государевым воеводой, что резко поднимало его в местной иерархии дворян. Так что плюсов в смене статуса он разглядел больше, чем минусов.
Судовая изба (а у флотилии ещё со времён княжения Симеона имелась и таковая) была уже очищена, отмыта и хорошо протоплена. Входные и межкомнатные двери, дабы не пропускать тепло, были оббиты грубо выделанными шкурами, а столы отскоблены до первозданной желтизны. В ней Андрей собирался организовать местный штаб со всеми необходимыми службами, большинство из которых, правда, ещё только формировалось. Впрочем, огромного раздувания штата Андрей позволить себе не мог, оттого один человек должен был разом исполнять две, а то и три должности, что, впрочем, было вполне в духе времени.
Прокопий, сбросив тяжёлую шубу, широким шагом дошёл до большого стола, и жадно схватив карту, развернул её, обратившись к князю:
— Вот глянь, княже, тут все броды вплоть до самой Москвы-реки указаны. У нас и так корабликов на всё не хватает, а ежели под Казань идти, так, кто же за перелазами смотреть будет?
Андрей, мельком взглянув на карту, вдруг замер, словно забыв обо всем. Положив её на стол перед собой, он, водя пальцем по чертежу, повторял и повторял про себя:
— Ну, умеют же, когда хотят.
А посмотреть в той карте было на что, ведь перед ним лежал грубый прообраз лоции, пусть мелкомасштабный и, скорее всего не всегда точный, но это была именно лоция с указанием многих навигационных опасностей, что поджидают корабельщика по ходу плавания. Да, нарисована она была скорее схематично: холмы и возвышенности обозначались нарисованным бугорком или цепью бугорков, лес — пунктиром по примерному краю и рисованием палочек либо с "пилой", обозначавшей хвойные, либо с "шапкой", обозначавших лиственные деревья. Величин высот на карте не было, а вот на перекатах и бродах глубины уже были проставлены. Причём, судя по пометкам, и сами корабельщики вносили в неё правки, исходя из собственного опыта.
— Кто делал сию карту? — спросил он у Прокопия. Картографическая школа Княжгородка готовила, конечно, топографов, но все они были наперечёт и в Калугу из них никого не отправляли пока. А значит это работа кого-то из местных!
— Два розмысла приезжих, — пожал плечами боярский сын.
— Хороша, — вздохнул Андрей и мечтательно продолжил: — Нам бы по всем рекам такие. А за берег не бойся, воевода, крымец если и придёт, то мелкими шайками. Не до нас ему будет, помяни моё слово. Так что думай, как к Нижнему вовремя подойти, да на ледоходе суда не повредить. Поверь, Казань ныне куда главнее будет.
— Ну, коли так, то есть тогда такое предложение...
Разговор, перейдя в деловое русло, продлился ещё долго, и закончился тогда, когда за окном уже вовсю горели звёзды на чёрном небосклоне, но план в первом приложении был всё же разработан. Да, далёко от Калуги до Казани. Но местные корабельщики были уже опытными речниками, понюхавшими порох, да и пушки на баках их стругов стояли ныне хорошие: не мелкие вертлюги, а вполне себе добротные калибры. Отчего они скорее не русские струги, а заморские галеры напоминали. С учётом наличия у Казани собственного флота такой спаянный отряд в походе был более чем необходим.
* * *
*
Ну а пока он отсутствовал, дела в Москве продвигались своим порядком. Тесть, гордый за карьеру зятя чуть ли не больше, чем сам зять, изыскал для него пару разбитных молодцов, которым нос задирать было ещё не по чину, а работать они уже умели. Так что вопрос с помощниками для зама был решён. Да и сам зам тоже уже успел прибыть. Псковитянин Феоктист был не только дьяком, но и опытным корабельщиком, не раз водившим свой струг и в Новгород, и в Нарву, и в ливонский Дерпт. За прошедшие годы он вдоль и поперёк исходил всё Чудское озеро и сотню рек и речушек. Но главное — обладал несомненными организаторскими способностями и кое-какими амбициями. Причём именно из-за последних-то он и не сошёлся с Мисюрем, что вот уже десяток лет был полновластным владетелем Пскова. Для Андрея же это был вполне рабочий вариант, ведь при всём желании "подсидеть" его самого у псковского дьяка не выйдет, "рылом", как говорится, не вышел, а вот организовать работу приказа он мог на преотлично.
К тому же у Феоктиста был ещё один, хотя и многим неочевидный, плюс — он был вдовцом. Его жена умерла при родах очередного ребёнка, оставив дьяка одного с первенцами на руках. А это позволяло через того же тестя подобрать мужику неплохую жену из дочерей московских дьяков, что разом делало бы пришлого варяга почти своим среди московской бюрократии. Ну и тестю определённый профит с того выпал бы.
Ну а пока, не догадывавшийся о матримониальных планах на его счёт дьяк, получив себе отдельный кабинет, приступил к штудированию многостраничной инструкции, изготовленной писцом под диктовку Андрея. Ибо ещё при первом разговоре князь постарался чётко расставить границы, что заму дозволено делать при работе приказа. И вроде бы Феоктист его понял правильно. Ну а как будет дальше, покажет только время.
А первым вопросом, которым предстояло Феоктисту заняться, был вопрос строительства, ибо пока что новорождённый приказ ютился в старой избёнке, с нетерпением ожидая, когда на расчищенном пустыре возведут под него новые палаты.
Кроме приказных, не забывал Андрей и о других делах, одно из которых находилось довольно далеко от Москвы. Возможно, именно это и спасло горожан, не в пример иной истории, когда на одном из тамошних заводиков произошёл взрыв. Полыхнуло так, что мало не показалось никому. Будь производство по-прежнему в Москве — опять писали бы летописцы про огненные реки, а так — отделались лёгким испугом и десятком погибших, если не считать тех, кого ранило или обожгло на пожаре. Ну и ещё то, что готовый порох успели почти весь вывезти, тоже способствовало малому количеству жертв.
Расследование по горячим следам показало, что мужички, привыкнув к однообразности работы, просто "забили" на технику безопасности, ведь пороховые заводики уже сколько времени работали себе исправно. Вот только суровая реальность, получается, только и ждала подобной расхлябанности. В результате, даже пороть оказалось некого, все виновники оказались в эпицентре событий.
Андрей, лично съездивший на пожарище, тем не менее, прихватил с собой и Лукяна, с помощниками, так как возможность диверсии вовсе не отвергал. Мира между Москвой и Казанью не было и всем более-менее мыслящим людям по обе стороны конфликта было понятно, что русские это просто так не оставят. Да, взорвать порох у злоумышленников (если они были) не вышло, но ведь при взрыве погибло и немало ценного сырья, используемого для изготовления пороха. Как оказалось, подобная мысль посетила не только его.
У полуразрушенной взрывом мельничной плотины съехались два всадника. День стоял морозный, а потому Шигона-Поджогин был в плотно запаханной шубе из пышной лисицы и глубоко надвинутой на глаза меховой шапке. На бороде и усах его застыли небольшие сосульки, а открытые участи щёк покрывал морозный румянец. Под ним был могучий конь, оседланный богатым черкасским седлом и гремящий узорчатой сбруей с длинной мохрой, отделанной серебром напополам с рыбьим зубом.
— Все ли бог милует, Андрей Иванович? — первым спросил-поздоровался Шигона.
— Твоими молитвами, Иван Юрьевич, — ответил князь, успокаивающе похлопывая своего иноходца по шее.
— Видать хорошо поклоны кладу, — усмехнулся фаворит. — Вон, слухи ходят, будто меришь ты злато-серебро зобницами. Я-то вот служу-служу, а выслужил лишь избушку на курьих ножках да прозвание пса государева...
— Наговариваешь ты, Иван Юрьевич, напраслину возводишь.
— Ну, только если слегка, — вновь усмехнулся Шигон своим думам. — Что скажешь по поводу пожара? Сами мужички напакостили, или злой умысел виден?
— Трудно понять, затоптали тут всё, пока тушили да виновных искали, — пожал плечами Андрей. — Пусть люди опытные вокруг покрутятся, да поспрашивают тишком, авось, что и выплывет.
— Чего ж тишком? — удивился Шигона. — Коли есть на кого подозрение — веди в пыточную. У меня каты обученные, помереть не дадут, а всю подноготную вытянут.
— На пытке и праведник в грехах сознается, — несогласно покачал головой Андрей. — Нет, тут, чем тише, тем результата больше.
— Ну а сам-то что думаешь? — нетерпеливо вопросил Шигона. Оно и понятно: ему государю докладывать нужно.
— Думаю, мужички расслабились, вот и взлетели на воздух так, что и останков не собрать. На татар же мало похоже. Давно они в этом не отмечены. Да и будь это татары — они бы и запас пороховой уничтожить постарались бы. Не дураки ведь, понимают, для чего мы порох копим.
