Где-то наверху забубнили приближающиеся голоса:
— Я ёму факелом посветил, а он рожу сморщил и руками задёргал...
Невидимая дверь открылась, и из темноты по каменным ступеням спустились двое. Грузный обладатель усатого лица и незнакомый молодой маг без обязательного бордового плаща, но зато в бордовом кафтане и с внушительным набором защитных амулетов.
Они стояли за решёткой и смотрели на демона. А Стёпка смотрел на них. Несмотря на молодость, маг был забавно плешив и слегка лопоух, но лицо при этом имел довольно приятное. Выдавали его недобрую дознавательскую сущность только глаза — они смотрели на Стёпку с равнодушием готового на любую жестокость палача. Судя по богато расшитому вороту кафтана, в своём ведомстве он занимал не самый последний пост. Усатый дядька, одетый в неопрятный засаленный балахон, упорно держался за его спиной. Видимо, это был стражник, приставленный к демону. Он тяжело дышал и время от времени бросал на узника короткие испуганные взгляды.
Некоторое время все молчали. Молчал Стёпка, молчали и посетители. Вероятно, они ждали, что он начнёт кричать, возмущаться, угрожать всякими немыслимыми карами, или, может быть, плакать. Наверное, они очень хотели, чтобы он заплакал. Но не на таковского напали! Стёпка отчётливо понимал, что кричать и угрожать совершенно бесполезно, да и стыдно было бы ему попусту сотрясать воздух. И он не доставил пленителям подобного удовольствия. Молчал и старался смотреть на них так, как иногда смотрела математичка на не подготовившихся к уроку учеников: мол, и как всё это прикажете понимать? Ну, что молчите? Я вас внимательно слушаю, господа нехорошие.
Маг усмехнулся: демон и в самом деле далеко не прост (как, впрочем, и описывал его в сопроводительном послании Краесвет). Обычный малец, угодив в узилище, возможно, и не заплакал бы, но уж скрыть испуг ему бы вряд ли удалось. Да что малец — взрослые мужики на его месте разом теряли гонор и готовы были на коленях молить о пощаде. Потому как прекрасно понимали, чем им грозит заточение в тайном узилище Магического подворья. А этот с таким видом смотрит, словно не он за решёткой сидит, а они...
— Не нужно ли тебе чего, демон? — спросил маг. — Есть ли какие пожелания, просьбы? Говори, не стесняйся. Я выполню все, что в моих силах.
— Нет, — сказал Стёпка. Ему совершенно не хотелось о чём-либо просить своих тюремщиков.
— Что значит "нет"? — маг приподнял брови.
— Нет, значит, мне ничего от вас не нужно, — пояснил Стёпка. — А пожелание у меня только одно.
— Какое же?
— Оставьте меня в покое. У меня от вашей притворной улыбочки настроение портится, — сказал Стёпка. Возможно, потом у него и появятся какие-нибудь пожелания, даже, скорее всего, непременно появятся, но сейчас ему хотелось только поскорее остаться в одиночестве, чтобы спокойно всё обдумать.
— Ты, демон, ещё не осознал до конца свою незавидную участь, — маг широким жестом обвёл тюремную камеру. — Ну, ничего, у тебя теперь будет достаточно времени, чтобы проникнуться уважением к тем, от кого зависит облегчить твою жизнь или сделать её невыносимой. Ежели будешь слишком упрямиться, мы можем, например, приказать вовсе не давать тебе воды, а еду приносить всю сплошь солёную. Уверяю тебя, уже через день ты будешь говорить со мной совершенно иначе. Если тебе интересно, меня зовут...
— Мне не интересно, — перебил его Стёпка, просто, чтобы позлить.
— Когда тебе станет интересно, — спокойно продолжил маг, многозначительно сделав ударение на первом слове, — скажешь надзирателю, чтобы он позвал первого мага-охранителя Горевлада. И я к тебе спущусь. Может быть.
— У вас ко мне всё? — спросил Стёпка.
— У меня к тебе пока всё, — с преувеличенной любезностью ответил маг.
— Тогда я вас больше не задерживаю, — ещё более любезно сказал Стёпка. — Можете идти, — и рукой этак небрежно в сторону выхода повёл.
Маг-охранитель тихонько засмеялся, покивал понимающе головой и удалился. Усатый стражник не отставал от него ни на шаг. Заметно было, что он до смерти боится оставаться один на один с демоном.
Стёпка обошёл камеру: шесть шагов вдоль одной стены, пять вдоль другой, решётку, не удержался, подёргал, без какого-либо, разумеется, результата, затем уселся на топчан. Вот какие добрые дяди маги, даже матраса не положили, даже подушки самой завалящей не бросили, даже сена охапку — и ту пожалели. Спи, демон, на голых досках или в ящике, если хочется. А будет холодно ночью, так это твоя проблема и забота, курорта тебе здесь никто не обещал. Глядя на эти унылые стены и пол, с трудом верилось, что всего два или три дня назад он спал на душистом сене в корчме у дядьки Зашурыги, сидел с пацанами у костра, уминал вкусные пироги с демоникой, и даже подумать не мог, что вскоре окажется в таком невесёлом месте. Вот, наверное, почему говорят, что "от тюрьмы и от сумы не зарекайся".
В углу стояло деревянное ведро с крышкой. Стёпка не сразу сообразил, для чего оно тут поставлено, а когда догадался, настроение у него совсем испортилось, хотя, казалось, куда уж больше. Да, водить его в туалет здесь никто не собирается, и запахи в этом узилище будут, мягко говоря, не цветочные. И естественно, сразу же ему захотелось использовать ведро по назначению, что он с облегчением и проделал. Всё-таки он два дня спал, даже странно, что умудрился остаться сухим. Описавшийся во сне демон — не слишком героически звучит. В нём опять шевельнулась злость, и он обрадовался ей так, словно хорошего знакомого встретил. Ну, давай же, разрастайся, вскипай в душе неудержимой волной, мы с тобой тут тогда таких дел наворотим, мы эти решётки голыми руками выломаем, как то вырвавшееся неведомое чудовище в тайной пещере; мы тогда всех этих магов до обморока перепугаем и такого шороху наведём, что они навсегда зарекутся демонов усыплять и в ящики засовывать... Эх, хорошо было бы и вправду так сильно разозлиться — да вот не получалось! Злость теснила грудь, но не яростная, не вдохновенная, а такая обычная злость, слегка даже тоскливая и унылая. С такой злостью не на врагов идти, а разве что волосы на себе рвать и ругаться опять же на самого себя. И гузгай тоже затаился и никак себя не проявлял. Непонятно, между прочим, почему. Может, он тоже после сон-травы ещё не совсем проснулся?
А теперь не мешало бы проверить карманы. К Стёпкиной радости, их содержимое маги обнаружить не смогли. Всё, что в них лежало, там и осталось. Жаль только, что это самое "всё" исчерпывалось двумя наименованиями: серебряный кедрик и нож обыкновенный, перочинный. Мешочек с целебным порошком, зажигалка-огниво и кристалл истинного зрения давно были выложены в котомку. И теперь их, наверное, очень внимательно изучают весские маги. И довольно посмеиваются при этом, радуясь ценным приобретениям.
Однако нож остался при нём. "При нём! При нём-м!" Откуда эти слова? Сейчас уже и не вспомнить. Но ножичек — вот он. И это очень хорошо. Потому что в тюрьме нож куда полезнее целебного порошка и кристалла. Ножом можно защищаться, можно что-нибудь резать, хлеб, например, или мясо... Хотя мясом его вряд ли здесь будут угощать. Ножом можно, например, нацарапать на стене какую-нибудь надпись, что-нибудь вроде: "Демон Стеслав, предательски пленённый магами-дознавателями, сидел в этой камере сто двадцать лет, постепенно сходя с ума от тоски и одиночества. Помните обо мне, люди". Чтобы эту надпись потом прочитал следующий узник и пролил скупую слезу над печальной участью демона.
Деньги тоже все оказались на месте. Только проку от них не было ни на грош. Впрочем, в тюрьме, вроде бы, можно покупать у стражей всякую там еду или разные другие полезные предметы. Было бы только чем с ними расплатиться. Этот усатый, если пообещать ему золото, может принести что-нибудь вкусненькое, если тюремная еда окажется слишком противной. Проблема только в том, что разменять здесь золотые драки совершенно невозможно. И платить придётся сразу целой монетой. А ведь эти противные весичи вполне могут и обмануть. Возьмут золотой драк, а еды принесут на полкедрика. И ничего ты с ними за это не сделаешь. Стёпка отложил все эти соображения на потом, но одну монетку всё же достал из кроссовки и сунул в карман, просто так, на всякий случай. Он вообще уже подумывал о том, что несолидно такому крутому демону прятать своё золото в обуви. Всё равно уже понятно, что отобрать его никто не отберёт, а гномы, например, легко чуют это золото даже и в кроссовках.
Итак, он по-настоящему сидит в самой настоящей тюрьме. Сбылась мечта жирного Никария. Прыткий демон угодил-таки в плен. Бегал, бегал и попался. Допрыгался. И теперь он заключённый. Узник. Как там у Пушкина: "Сижу за решёткой, в темнице сырой". Хорошо, что здесь не сыро. Раньше ему всегда представлялось, что это очень страшно — оказаться в тюремной камере. А оказалось — не так уж и страшно. Во-первых, из-за того, что он не чувствовал за собой никакой вины. Законов он не нарушал, преступлений не только не совершал, но даже и не собирался. И, значит, посадили его ни за что. Получается, что он — невинный узник. А невинному сидеть не так обидно, чувствуешь себя не преступником, а немного даже героем. Во-вторых, у него была твёрдая уверенность, что маги убить его не могут. А если бы он сидел сам по себе, как обычный мальчишка (не демон), вот тогда было бы совсем скверно. Вот тогда было бы жутко и тоскливо. И никакой надежды на освобождение. О том, что маги могут его запросто покалечить, во время пыток, например, Стёпка старался не думать. Если верить подслушанному разговору, то пытать демона им ни к чему. Никаких тайн он всё равно не знает, никаких секретов выдать не может, а терзать его просто ради удовольствия никто не будет. Наверное. Очень хочется в это верить. Потому что весичи — это вам не какие-нибудь отмороженные оркимаги. "А ведомо ли тебе, подлейший из мерзейших, что мёртвых тоже можно пыта-ать?" Скрипучий голос из недавнего прошлого прозвучат в голове столь отчётливо, что Стёпка невольно оглянулся.
Интересно, сейчас день или уже ночь? В сон не тянет, значит, скорее всего, день. Но с другой стороны, он так долго спал, что отдохнул, кажется, на неделю вперёд. Мысли разбегались: Стёпка то вспоминал Змиевы зубья (желания они исполняют, оказывается, вот что он там почувствовал, вот что от него требовалось, а он просто не понял, эх, сейчас бы туда, сейчас бы он такого нажелал!), то возвращался мысленно в Протору, то придумывал, как отомстить коварному Краесвету, когда вырвется на свободу.
Время тянулось на редкость медленно, сидеть без дела было скучно, и, поразмыслив, невинный узник принялся тщательно изучать свою не вполне тёмную темницу. Результат его не удивил: старательно ощупав камни стены, он не обнаружил ни потайной дверцы, ни прорытого предыдущим сидельцем подземного хода, ведущего на волю, ни припрятанного в углу ножовочного полотна для перепиливания решётки. Решётка, кстати сказать, тоже была изготовлена на совесть. Толстая, прочная, с крепко вмурованными в пол и потолок прутьями. На дужках дверцы висел тяжёлый замок. Даже если исхитришься до него дотянуться, открыть без ключа не получится. Вот какие маги нехорошие: все предусмотрели, ни малейшей лазейки не оставили. "Демон случайно в темницу попал. Демона больше никто не видал".
Наверху грохнула дверь. По лестнице кто-то опять спускался. Ну, хоть какое-то развлечение.
Пришёл усатый тюремщик. Принёс еду в корзинке. Морить заключённого голодом маги пока не собирались.
Стёпка ожидал, что усатый откроет дверцу, но здесь всё было рассчитано на то, чтобы не дать узнику ни малейшего шанса вырваться на волю. Тюремщик поставил корзинку на пол, поскрёб небритый подбородок, помялся, что-то бормоча и закатывая глаза к потолку. И — раз! Всё содержимое корзинки в один миг оказалось на полу у Стёпкиных ног. Плоское деревянное блюдо с двумя большими кусками варёного мяса, щедрый ломоть свежего пшеничного хлеба и грубая глиняная бутыль с широким горлышком. Над мясом поднимались струйки пара. "Спасибо" хотел сказать Стёпка, но потом передумал и ничего не сказал, потому что глупо благодарить тюремщиков.
Усатый благодарности от него и не ждал. Он вытер не слишком чистой тряпкой взмокшее после применения магии лицо, забрал корзинку и удалился, торопливо шаркая по ступенькам. Наверху опять бухнула закрываемая дверь.
Мясо было вкусное, и его было слишком много для Степана. Он смог съесть только один кусок. Хлеб был свежий, но пресный. А в бутыли оказалось пиво. Противное и на редкость вонючее. Его Стёпка пить не стал. Не смог. Честно глотнул и поскорее выплюнул в ведро. Это даже не пиво, это отрава какая-то.
Был бы рядом Дрэга, можно было бы скормить ему мясо. А здесь, наверное, даже крыс нет. В фильмах и книгах узники всегда прикармливают крыс или мышей, чтобы не скучно было сидеть в одиночестве.
На руках после еды остался жир. Вымыть их можно было только пивом. И тогда они будут ещё и пахнуть. Пришлось вытирать пальцы о крышку ящика. Если так будет продолжаться, скоро Стёпка не только пропахнет — провоняет. Он с отвращением посмотрел на стоящее в углу ведро. "Мы с тобой теперь долго будем вместе, — казалось, говорило ведро. — У тебя теперь только я осталось лучшим и единственным другом. Через неделю-другую от тебя будет разить так же, как от меня".
Ужасно! Стёпка отвернулся. Нет, надолго здесь оставаться нельзя. Надо что-то делать, пока ещё есть силы и желание. А то через несколько недель или даже месяцев он здесь просто сойдёт с ума, и ничего уже не будет хотеть, и никуда уже не будет стремиться. И что тогда станется со Смаклой? Замучают ведь его маги. А Ванес? Будет ли у него возможность отправиться на поиски запропавшего друга? Неизвестно ведь даже, куда его на самом деле запузырило. А здорово, если он тоже сейчас по Таёжному улусу бродит. Столько всего можно будет друг другу рассказать при встрече! Вот только когда она ещё состоится — та встреча.
Нет, нельзя сдаваться, надо действовать, надо что-то предпринимать. Надо. Надо. Надо... Стёпка в волнении забегал из угла в угол, стараясь не приближаться к ведру. Наткнувшись взглядом на вытертые до блеска доски топчана, он схватился за нож. Если больше нечего делать, то хоть память о себе оставлю. Вырежу сейчас "Здесь был Стёпа" и адрес электронной почты для прикола. Пусть потом маги головы ломают, что это значит.
Он выщелкнул лезвие, примерился, затем уверенно провёл первую черту. Лезвие неожиданно легко провалилось вниз, едва не пронзив насквозь крепкую доску. Стёпка торопливо выдернул нож, долго неверяще смотрел на глубокий разрез. Кажется, я слегка перестарался, пробормотал он, это, интересно знать, почему вот так получилось? Он ещё раз надавил ножом, и вновь лезвие почти без сопротивления прошило доску насквозь. Это нож такой, запоздало осенило Степана. Магический нож из демонского мира и должен быть всёразрезательным. Клей-порошок смертельные раны вылечивает, увеличительный кристалл правду показывает и надписи переводит, а нож — дерево режет, словно масло. Вот балда, раньше проверить не додумался! Вякса со Збугнятой обзавидовались бы. И ведь видел же, как этот нож тогда толстенную колоду развалил, видел, но не придал значения.
