-Как хотите, — пожал плечами Андрей, — тогда докладаю. Когда я уезжал в тот день от вас, в одном из находившихся рядом с домом мужчин, я опознал бывшего шофера Андропова, которому там делать было совершенно нечего. К сожалению, я вспомнил его не сразу, поэтому нам пришлось возвращаться. Дальше, был его экспресс-допрос, потому что я прекрасно понимал, что если с вами случиться что-то серьезное, то, как говорит одна наша с вами общая знакомая, тогда мне не жить. Вадим понял, что фиг он меня в таком состоянии остановит и спорить сильно не стал, чем заслужил мое искреннее уважение. С чуйкой у него все в порядке. Дальше я тихо зашёл в квартиру и услышал угрозы в ваш адрес, поганые такие угрозы. Что хотите, делайте, но я их повторять не буду.
-Я их помню, — тихо сказала женщина, — я тогда очень сильно испугалась.
-Я если честно, тоже, — ответил парень, — поэтому вытащил нож и дальше действовал уже по обстановке. У них в этой ситуации не было ни единого шанса. Не нужно было так меня злить.
-Вот так все и было, — чуть погодя продолжил он, — я только одного не понимаю. Вы же и так все это знали, там же все показания Вадима шиты белыми нитками. Чуть копнуть и все сразу понятно.
-Считай это моим маленьким женским капризом, — спокойно ответила ему Светлана, — мне было важно, станешь ты вилять, или будешь со мной откровенен. Теперь моя очередь отвечать. Сначала по поводу университета. Видишь ли, Андрюша, я ведь в Ленинграде родилась и этот вуз моя, так сказать, Альма-матер. Я здесь юридический заканчивала. А в Москву мы позже переехали, когда отцу новое назначение дали. Он же у меня военный. Вот там я уже второе образование получала. А по поводу моего самообладания и прочих вещей, то будь так любезен, включи меня в свой план-график на следующую неделю. Раз уж сам про это заговорил. А то я не знала, как к тебе с этим подступиться. А ведь Яков Афанасьевич мне про это давно намекал.
Среда 15 ноября. Владимирская область. Военный городок недалеко от областного центра. Вторая половина дня.
Мистер Фитцджеральд лежал на соломенном тюфяке на грубо сколоченных деревянных нарах и бездумно пялился в потолок. Его узилище, в котором он пребывал уже вторую неделю, представляло собой довольно просторную комнату в деревянном срубе, с большим зарешеченным окном. А вот с обстановкой в помещении все было довольно грустно. Кроме нар, в комнате был только такой же грубый деревянный стол, пара табуретов и все. Правда был ещё и небольшой санузел, если так можно было назвать крохотную каморку с деревянным стульчаком, накрытым стандартной унитазной сидушкой с крышкой. Внутри стульчака находилось помойное ведро, которое нужно было выносить два раза в день, утром и вечером. За этим его конвойные следили строго. Кроме стульчака в санузле был ещё и жестяной рукомойник с холодной водой. Воду он тоже самолично набирал из колодца. Вообще его охрана почему-то абсолютно не заморачивалась по его поводу. Нет, кормили его три раза в день, причем вполне себе нормально приготовленной пищей, два раза в день выводили на прогулку, подышать свежим лесным воздухом. Но на этом все. Никаких развлечений, никаких разговоров. Да и какие могли быть разговоры, если три узкоглазых охранника, даже по-русски между собой практически не говорили. Из английского языка они знали всего несколько слов, которые весьма активно применяли, по поводу и без оного. Завтрак, обед и ужин у них звался одинаково — "dinner", ещё было два любимых глагола — "stand up" и "go to", всегда обязательно с указанием рукой направления. А ещё было выразительное пожимание плечами в ответ на большинство вопросов иностранца. Но при этом службу они знали четко. Всегда держали с ним необходимую дистанцию, умело страхуя друг друга. Впрочем, уже после первой прогулки он понял, что бежать отсюда практически не реально. Небольшой глухой дворик, в котором располагалась его тюрьма, явно находился на территории довольно большой воинской части, о чем свидетельствовали постоянный гул моторов за высокой белой стеной с "егозой" по верхнему краю. Практически вплотную к забору примыкал сосновой бор, а вот внутри двора к стене был присоединен довольно широкий вольер из металлической сетки, по которому весело бегала пара здоровенных пушистых собак. Впрочем, весёлыми и приветливыми они были по отношению к охранникам, тем более что те частенько выводили их из вольера и гуляли с ними, как в этом дворе, так и за забором. А вот на мистера Скотта они смотрели далеко не так дружелюбно и тут же предупреждающе рычали на него, стоило ему только приблизиться к вольеру.
Вообще же вся ситуация казалась американцу до нельзя странной. Его никто не допрашивал, ни на корабле, ни уже здесь. Создавалось такое впечатление, что русские просто не понимали, что с ним делать. И поначалу это вселяло в него определенные надежды, что скоро его выпустят на свободу, да ещё и извинятся перед ним. Ещё бы, он ведь гражданин Великой страны, а она никогда не даёт своих людей в обиду. Но дни шли, а ничего не происходило. И выяснить причины происходящего было абсолютно не у кого. Можно было, конечно, попытаться объявить голодовку, но что-то его терзали смутные сомнения по поводу того, что это хоть как-то сможет изменить ситуацию.
...Неожиданно открылось маленькое окошечко во входной двери в комнату, а вслед за ней распахнулась и сама дверь. Двое охранников вошли в комнату.
-Stand up! — в который уже раз за это время услышал американец. Он вздохнул, поднялся со своего места и хотел уже накинуть на себя куртку, ибо на улице был далеко не май месяц. Но узкоглазый отрицательно покачал головой. К удивлению Скотта открылась всегда запертая дверь на другую половину дома, где он ещё ни разу не был.
Один из охранников прошел в нее и жестом показал американцу, чтобы он следовал за ним. Скотт пожал плечами и подчинился молчаливому приказу.
В комнате его ждали двое, одного из которых он прекрасно помнил ещё по Марокко. Мистер Иванов, так его, кажется, там звали. Один из руководителей советской делегации на том злополучном конгрессе, после которого жизнь Фитцджеральда пошла кувырком. Охранник подвёл американца к стулу, на который тот тут же и взгромоздился, а сам молчаливой статуей замер за его спиной.
-Ну что же, господин Скотт, вот и настало нам с вами время пообщаться, — начал разговор Иванов, — извините, что заставили вас ждать так долго. Но срочные дела не позволили нам провести эту встречу сразу после вашего приезда.
-То есть мое похищение, вы называете приездом? — слегка насмешливо произнес американец, — уверен, в самом недалеком будущем вас всех ждут крупные неприятности. Как только об этом узнают у меня на родине.
-Я бы на это не рассчитывал, — усмехнулся его собеседник, — сами мы вовсе не собираемся это афишировать, а больше этого никто и не видел. А слухи к делу, как говориться, не пришьешь, тем более что вы, господин хороший допустили чудовищную ошибку. Ну, вот как вас угораздило влезть в стратегическую игру нашей и британской разведок?
При этих словах русского Фитцджеральда прошиб холодный пот. Дураком он не был и прекрасно понимал, какие ставки существуют в подобных играх. Теперь ему стала предельно ясна причина, по которой с ним не торопились проводить беседы. Советской разведке просто понадобилось некоторое время, чтобы навести подробные справки о нем. Перед тем, как начинать свою игру. Тем не менее, просто так сдаваться он не собирался.
-Рано или поздно, это все равно всплывёт наружу, — твердо заявил он, — а я человек терпеливый, могу и подождать.
-Конечно, можете, — вступил в разговор второй мужчина, — вот только нам этого совершенно не нужно. Поэтому у вас есть всего два пути. Первый, вы добровольно соглашаетесь сотрудничать с нами и рассказываете нам обо всем, в том числе и о вашей работе на "Шин-Бет". Ведь с господином Йосефом Хармелином вы лично знакомы, не так ли?
-А ещё о ваших удивительных для американского еврея тесных связях с сирийскими Братьями-мусульманами", — неожиданно добавил Иванов, — ведь это же вы лично, через Саида Хави передавали деньги некоему Аднану Саиду ад-Дину. Встреча была летом этого года в Иордании. Вы на ней ещё заявляли, что Америка будет всячески поддерживать их борьбу против диктатора Асада.
-Вы очень разносторонняя личность, мистер Скотт, — приветливо улыбнулся ему чернявый. Вот только эта улыбка почему-то напомнила американцу кобру перед броском к жертве. И нехорошие предчувствия его не обманули.
-Я, кстати, не закончил свою мысль, по поводу ваших дальнейших перспектив, — сообщил ему тот, — вы тут недавно в Марокко сильно интересовались работой нашей Ленинградской военно-медицинской академии. Так вот, в случае вашего отказа сотрудничать с нами, вам представится великолепная, я бы даже сказал редчайшая возможность, изучить ее кухню изнутри. В качестве подопытного кролика.
-Время на подумать у вас пока ещё имеется, — жёстко заявил он, — целый час или даже больше, пока я буду инспектировать здешнее подразделение нашей военной разведки. Но свое решение вы сообщите мне сегодня. Ваш выбор довольно простой, либо со мной в Москву, где вы продолжите свою работу в весьма комфортабельных условиях. Либо вас пакуют и отправляют в Ленинград, ценной, так сказать, бандеролью. На медицинские опыты.
Он резко встал и обратился уже к охранникам, — глаз с него не спускать. А то вдруг он от таких перспектив самоубиться захочет!
Среда 15 ноября. Ленинград. Улица Фрунзе. Квартира Марины. Вечер.
В прихожей громко щёлкнул дверной замок и вскоре оттуда донеслись веселые молодые голоса.
-Похоже, у нас гости, — мама девушки оторвалась от созерцания телевизора, и поднялась из кресла, — надо посмотреть, что у нас к чаю есть. Вроде зефир в шоколаде оставался, но это не точно. Учитывая, какие вы оба у меня сластены.
-Мамочка, не переживай, мы сами обо всем позаботились, — в комнату вихрем ворвалась Марина, — давайте лучше знакомиться.
-Это Наталья, моя соседка по парте, — представила она симпатичную девушку с темно-каштановыми волосами, — с Игорем вы знакомы, а это Андрей Соколов, которого ты папа, так сильно хотел увидеть. Как я тебе и говорила, отказать симпатичной молодой девушке он просто не смог.
-Здравствуйте, Андрей Владимирович, — тут же встал из-за стола мужчина, — очень, очень рад вас видеть.
-А нас выходит не рады, — весело рассмеялась Наталья и тут же ловко взъерошила Соколову прическу, — и на вы с ним точно не нужно. Молодой ещё, даже я его чуть ли не полгода старше.
-Я думаю, что так правильно будет, — согласилась с ней женщина, — просто мой муж давно находится под впечатлением успехов этого молодого человека. И, кстати, Андрей, для своего нежного возраста вы весьма солидно выглядите.
-Это он так мимикрирует, — расхохоталась Марина, — а вообще в жизни он очень скромный, я бы даже сказала излишне скромный мальчик. Не то, что мой Игорек!
-Все сказали? — неожиданно строгим голосом спросил Облаков, — если все, то марш на кухню! Кто-то нам обещал кофе-глиссе приготовить, зря мы, что ли пломбир на всех покупали? И у Андрея "Арабику" выцыганили? А это было весьма непросто, я вам скажу!
-Пошли, Мариш, раньше сядем, раньше выйдем, — потянула подругу за рукав кофточки Кузенкова, — они же сейчас наверняка эти свои турбины высокого давления обсуждать будут. А мы с тобой в них все равно ни бум-бум!
-Тогда я тоже с вами, — улыбнулась мама Марины, — меня, кстати, Антонина Васильевна зовут, а мужа Николай Алексеевич. Вот мы и познакомились.
Хозяйка квартиры вместе с девушками скрылась на кухне, а Облаков принес из прихожей большой черный пластмассовый тубус, из которого он тут же достал свёрнутые в трубочку листы ватмана.
-На стол можно класть? — негромко спросил парень. Николай Алексеевич просто кивнул и Игорь вместе с Андреем быстро развернули первый лист и прижали его к столу четырьмя довольно увесистыми магнитами, которые Соколов, словно фокусник, выдернул откуда-то из недр своей весьма объемной сумки.
-Сразу же должен предупредить, — заявил Андрей, — я в этой теплотехнике практически не разбираюсь. Я всё-таки математик, а не физик. В отличие от Игорька, который у нас настоящий универсал. Недаром он в призах на олимпиадах был, причем, что по физике, что по математике. И компрессорной установкой на базе газотурбинного двигателя, точнее математическим моделированием происходящих внутри камеры сгорания процессов, именно он с другими парнями из нашего инженерного центра и занимается. Я только помогаю с расчетами и решениями уравнений.
-Это чертеж работающего прототипа камеры сгорания с шестью жаровыми трубами, — тут же начал пояснять Игорь, — ее на Металлическом заводе у нас сделали. Но работать-то она работает, но когда ее в масштабе увеличивать придется, для промышленных целей, то вряд ли удастся добиться нормально ресурса. И дело тут даже не в материалах. Мы тут недавно посчитали, что на имеющемся на данном заводе оборудовании, выдержать допуска на обработку внутренней поверхности статора, практически не реально. Местные Кулибины смогли снизить коэффициент потерь, за счёт исключительно тщательной доводки рабочей поверхности лопаток ротора, но ведь на промышленной установке так вряд ли получится.
-А как они саму форму камеры рассчитать-то смогли? — удивился мужчина.
-Как всегда, методом научного тыка, — пожал плечами Андрей, — у них некоторое время находилась Симменсовская турбина, с нее и сняли размеры. Немцы тогда очень сильно ругались, грозились даже контракт расторгнуть, но утерлись, как всегда. Посчитали, что мы все равно повторить ее не сможем.
-Здесь они, скорее всего, правы, — тут же продолжил парень, — там геометрия внутренней камеры сама по себе очень непростая. И измерить ее практически невозможно. Слишком много точек у этой кривой. Так что сняли они все весьма приблизительно.
-Это ты правильно говоришь, — согласился с ним Николай Алексеевич, — у них над этой темой очень серьезно работали. И расчеты они в тайне держат. Не то, что мы лопоухие. Чуть что придумаем, так сразу на всеобщее обозрение. Мол, смотрите, какие мы умные. А те нас вслух похвалят, иногда даже спасибо скажут, а про себя смеются, мол, эти советские такие дурни. Не понимают, что их разработки серьезных денег стоят.
Там же, примерно полчаса спустя.
-Так, похоже, у нас что-то вырисовываться начинает, — негромко произнес Андрей, — надо только радиус скругления профиля критической области сопла более точно рассчитать.
-А разве его можно рассчитать? — удивился мужчина, — его же всегда методом перебора находят.
-Рассчитать можно все, — уклончиво ответил парень, — главное, правильные коэффициенты выбрать. А то тут почти все эмпирическим путем подбирается. А это к математике никакого отношения не имеет.
Он на несколько мгновений замолчал и затем явно расстроенно произнес, — вот ведь засада какая! Чувствую, что решение где-то совсем рядом ходит, а зацепить не могу!
-Можем, утро вечер всё-таки мудренее? — спросил его Николай Алексеевич, — давайте пока на этом сворачиваться будем. Нам всем есть над чем подумать!
