— Я буду осторожен, — заверил ее Гонт и действительно верил в это, потому что всегда был щепетильным.
Но это было до того, как он увидел в травме средство для достижения цели.
Его планирование, по необходимости, должно было быть тщательным. Он хотел выжить, а не быть сброшенным с платформы в виде трупа с мертвым мозгом, не пригодного для повторного замораживания. Было бы бесполезно лежать без сознания, истекая кровью. Он должен был спастись сам, вернуться в рубку связи и подать экстренный сигнал бедствия. Штайнеру повезло, но он должен был проявить хитрость и целеустремленность. Прежде всего, это не должно было выглядеть так, будто он это спланировал.
Когда критерии были установлены, он увидел, что на самом деле существует только одна возможность. Один из роботов, присутствующих в его инспекционном цикле, был достаточно большим и тупым, чтобы причинить травму неосторожному человеку. Он двигался вдоль служебного ограждения, иногда без предупреждения. Даже без специальных усилий, пару раз это заставало его врасплох, так как планировщик задач внезапно решал переместить его в новую точку проверки. Он вовремя отдернул руку, но стоило ему замешкаться или зацепиться за что-нибудь одеждой, как машина прокатилась бы по нему. Что бы ни случилось, порежет ли машина или раздавит, он сомневался, что это будет больнее, чем все, что он когда-либо испытывал. Но в то же время боль предвещала возможность благословенного освобождения, и это делало ее терпимой. Они всегда могли бы сделать ему новую руку, в новом мире по ту сторону сна.
Ему потребовались дни, чтобы привыкнуть к этому. Раз за разом он почти набирался смелости, прежде чем отстраниться. Слишком много факторов требовали рассмотрения. Какую одежду надеть, чтобы увеличить свои шансы выжить в аварии? Сможет ли он заранее подготовить средства оказания первой помощи, чтобы иметь возможность пользоваться ими одной рукой? Следует ли ему подождать, пока погода не станет подходящей для полетов, или это может привести к тому, что все будет выглядеть слишком постановочно?
Он не знал. Не мог решить.
В конце концов, погода все решила за него.
Налетел шторм, обрушившийся сильно и стремительно, как железная пята. Он выслушал сообщения с других платформ, и каждая из них ощутила на себе всю ярость волн, ветра и молний. Это была самая ужасная погода, с которой он сталкивался с момента своего пробуждения, и поначалу она почти идеально соответствовала его потребностям. Там происходили настоящие несчастные случаи, но никто ничего не мог с этим поделать, пока вертолеты не могли подняться в воздух. Сейчас было не время для несчастного случая, если он хотел, чтобы его спасли.
Поэтому он ждал, прислушиваясь к сообщениям. Стоя на смотровой площадке, он наблюдал за вспышками молний, пробегающими от горизонта к горизонту, и различал далеких часовых — другие платформы, застывшие и белые, как пораженные громом деревья на плоской черной равнине.
Не сейчас, подумал он. Когда шторм стихает, когда все еще существует вероятность несчастного случая, но когда спасение снова возможно.
Он подумал о Ниро. Она была добра к нему, как ни к кому другому, но он не был уверен, что это имеет отношение к дружбе. Ей нужен был трудоспособный работник, вот и все.
Может быть. Но она также знала его лучше, чем кто-либо другой, даже лучше, чем Клаузен. Раскроет ли она его план и поймет ли, что он натворил?
Он все еще обдумывал это, когда шторм начал стихать, волны стали свинцовыми и вялыми, а небо на востоке окрасилось в лососево-розовый цвет.
Он забрался к ожидавшему его роботу и сел там. Платформа скрипела и стонала вокруг него, возмущаясь тем, сколько ей пришлось пережить ударов. Только тогда он понял, что для несчастного случая было еще слишком рано. Ему пришлось бы дождаться восхода солнца, если бы кто-нибудь поверил, что он занимался своими обычными обязанностями. Никто не выходит наружу в разгар шторма, чтобы починить сломанного сервисного робота.
Именно тогда он увидел сияние на море.
Оно происходило примерно в километре от него, к западу. Желто-зеленый шипящий круг в ракурсе, светящийся котел прямо под волнами. Почти красивый, если бы он не знал, что это означает. Появился морской дракон, гибкое, живое оружие артилектных войн. Он обретал согласованность, обретал твердую форму в базовой реальности.
Гонт напрочь забыл о своем запланированном несчастном случае. В течение долгих мгновений он мог только смотреть на это круглое свечение, завороженный формой, обретающей существование под водой. В первый день своего пробуждения он видел морского дракона с вертолета, но тогда даже близко не подошел к пониманию его масштаба. Теперь, когда стал очевиден размер формирующегося существа, он понял, почему такие твари способны сеять хаос. Что-то среднее между щупальцем и шипом пробило поверхность, все еще излучая какую-то светящуюся прозрачность, как будто его связь с реальностью еще не была прочной, и с его наблюдательного пункта было ясно, что оно тянется в небо выше, чем сама платформа.
Затем оно исчезло. Не потому, что морскому дракону не удалось достичь согласованности, а потому, что существо ушло в глубины. Желто-зеленое свечение к этому времени почти рассеялось, словно какое-то яркое химическое пятно распалось на составляющие элементы. Море, все еще волновавшееся после окончания шторма, казалось вполне нормальным. Прошло несколько мгновений, а затем, должно быть, минута или больше. Он почти не дышал с тех пор, как впервые увидел сияние моря, но теперь снова вспомнил о дыхании, осмеливаясь надеяться, что жизненная форма уплыла к какой-то другой цели или, возможно, потеряла связь с глубинами.
Он почувствовал, как она врезалась в платформу.
Вся конструкция покачнулась от удара; он сомневался, что удар был бы менее сильным, если бы с ней столкнулась подводная лодка. Он остался на ногах, в то время как повсюду вокруг отваливались куски незакрепленного металла, падая на палубу или в море. Откуда-то из-за пределов видимости донесся мучительный стон, предвещавший какую-то ужасную поломку конструкции. Последовала череда оглушительных ударов, как будто в волны сбрасывали каменные глыбы. Затем морской дракон снова протаранил платформу, и на этот раз толчка было достаточно, чтобы свалить его с ног. Справа от него один из кранов начал угрожающе раскачиваться, конструкции его башни прогибались.
Морской дракон сохранял целостность. По свирепости его атак Гонт подумал, что он вполне мог бы снести все сооружение, если хватит времени.
Он осознал с острой и удивительной ясностью, что не хочет умирать. Более того, осознал, что жизнь в этом мире, со всеми ее трудностями и разочарованиями, будет бесконечно предпочтительнее смерти за его пределами.
Он хотел выжить.
Когда морской дракон снова появился, он начал спускаться по лестницам, радуясь тому, что у него есть полный набор пальцев на руках, с одной стороны, испытывая ужас, а с другой — почти пьяную, безумную радость. Он не сделал того, что планировал, и теперь все равно мог умереть, но шанс был, и если он выживет, ему не за что будет стыдиться в этом мире.
Он добрался до операционной палубы, до помещения, где планировал оказать себе первую помощь и подать сигнал бедствия, когда морской дракон начал вторую фазу атаки. Он мог ясно видеть его сквозь открытую середину платформы, когда тот выбирался из моря, используя одну из опор, чтобы помочь своему движению. Теперь в нем не было ничего полупрозрачного или неуверенного. И это действительно был дракон, или, скорее, химера из драконов, змей, кальмаров и всех чешуйчатых, колючих, с щупальцами и когтями ужасов, когда-либо описанных в бестиарии. Он был блестящего синевато-зеленого цвета, и вода стекала с него грозовыми завесами. Его нос, или то, что можно было называть его головой, достигал уровня операционной палубы. И все же морской дракон проявлял себя с новой силой, разворачиваясь из темных вод, словно какой-то фокусник. Щупальца взметнулись и нашли за что ухватиться, и он ломал и выворачивал части надстройки платформы, как будто они были сделаны из печенья или хрупкой ириски. Во время атаки он издавал ужасный, медленно поднимающийся и опускающийся звук сирены. Это оружие, напомнил себе Гонт. Он спроектирован так, чтобы выглядеть ужасно.
Морской дракон обвил нижней частью тела одну из опор платформы, сминая и перемалывая ее. Куски бетона отваливались и падали в море, как куски тающего ледника. Пол у него под ногами качнулся, а когда качка прекратилась, угол наклона оказался совершенно неправильным. Тогда Гонт понял, что платформу спасти невозможно и что, если он хочет выжить, ему придется попытать счастья в воде. Одной мысли об этом было почти достаточно, чтобы рассмеяться. Покинуть платформу, покинуть то единственное, что казалось твердой почвой, и войти в то же море, где сейчас плавал дракон?
И все же это должно было быть сделано.
Он подал сигнал бедствия, но не стал дожидаться возможного ответа. Он отвел платформе самое большее несколько минут. Если его не смогут найти в воде, то не поможет знание их планов. Затем огляделся в поисках ближайшего, выкрашенного в оранжевый цвет шкафчика для спасательных средств. На тренировках ему показывали аварийное снаряжение, но он и представить себе не мог, что ему придется им воспользоваться. Утепленная одежда для выживания, спасательный жилет, порядок выхода...
По внутренней стороне одной из полых опор спускалась лестница, оканчивающаяся чуть выше уровня воды; именно по ней они спускались с платформы в тех редких случаях, когда пользовались лодками, а не вертолетами. Но как только он вспомнил, как добраться до лестницы, то понял, что она находится внутри той же опоры, вокруг которой обвился морской дракон. Это оставило ему только один вариант. К воде также вела другая лестница с выдвижной нижней частью. Она не позволила бы ему добраться до поверхности, но его шансы выжить при падении в волны были намного выше, чем шансы выжить при встрече с морским драконом.
Все оказалось хуже, чем он ожидал. Падение в бурлящие воды, казалось, длилось вечно, надстройка платформы медленно поднималась над ним, серо-стальное море парило внизу, пока, казалось, не наступило самое последнее мгновение, когда оно внезапно ускорилось, а затем он ударился о поверхность с такой силой, что потерял сознание. Должно быть, он погрузился под воду и вынырнул на поверхность, потому что, когда пришел в себя, то кашлял холодной соленой водой из легких, она попала ему в глаза, уши и ноздри, вода была холоднее, чем должна была быть, а потом его накрыла волна, и он снова потерял сознание.
Он опять пришел в себя, должно быть, через несколько минут. Все еще был в воде, шея была холодной, но его тело было плотно затянуто в защитный костюм. Спасательный жилет не давал ему высунуть голову из воды, за исключением тех случаев, когда волны обрушивались на него. Лампочка на его куртке мигала, включаясь и выключаясь, невероятно яркая и синяя.
Справа от него, в сотнях метров и чуть дальше, с каждым всплеском воды погружалась платформа, на нижних частях ее опор все еще висел морской дракон. Он услышал вой сирены, увидел, как одна из опор подломилась, а затем его охватила безмерная усталость.
Он не помнил, как его нашел вертолет. Не помнил ни стука его винтов, ни того, как его вытащили из воды на лебедке. Был просто долгий период бессознательного состояния, а затем шум и вибрация в кабине, солнечные лучи, проникающие в иллюминаторы, чистое и голубое небо и спокойное море. Потребовалось несколько мгновений, чтобы все встало на свои места. Какая-то часть его мозга пропустила события, произошедшие с момента его прибытия, и все еще работала, полагая, что все обошлось, что он проспал до лучшего будущего, в котором мир будет новым и чистым, а смерть — всего лишь угасающим воспоминанием.
— Мы получили ваш сигнал, — сказала Клаузен. — Нам потребовалось некоторое время, чтобы найти вас, несмотря на то, что у вас на куртке был передатчик.
Все вспомнилось ему. Платформы, спящие, артилекты, морские драконы. Абсолютная уверенность в том, что это единственный мир, который он узнает, сопровождалась осознанием — или, скорее, воспоминанием о том, что он уже пришел к этому осознанию, — что это все же лучше, чем умереть. Он вспомнил, что планировал сделать до появления морского дракона, и ему захотелось стереть это воспоминание в порошок и похоронить его там же, где он хоронил все другие постыдные поступки, которые когда-либо совершал.
— А как же платформа?
— Исчезла, — сказала Клаузен. — Вместе со всеми спящими внутри нее. Вскоре после этого дракон распался. То, что он сохранял целостность так долго, это плохой знак. Означает, что они становятся лучше.
— Наши машины тоже должны стать лучше, не так ли?
Он думал, что она выплюнет это замечание в ответ, посмеется над ним за его банальность, ведь он так мало знал о войне и о потерях, которые она понесла. Но вместо этого она кивнула. — Это все, что они могут сделать. Все, на что мы можем надеяться. И они, конечно, придут. Они всегда приходят. Иначе нас бы здесь не было. — Она посмотрела на его укрытую одеялом фигуру. — Извини, но ты согласился не спать сейчас?
— Да, согласился.
— Даже после того, что там произошло?
— По крайней мере, я смог увидеть дракона вблизи.
— Да, — сказала Клаузен. — У тебя получилось.
Он думал, что на этом все и закончилось, что это было последнее, что она хотела ему сказать. Он не мог с уверенностью сказать, что в их отношениях что-то изменилось — чтобы это доказать, потребуется время, — но почувствовал некоторое потепление в ее отношении, каким бы временным оно ни оказалось. Он не только решил остаться, но и не стал доводить дело до конца. Ожидала ли она, что он попытается сделать что-то подобное после того, что случилось со Штайнером? Могла ли она предположить, насколько близок он был к тому, чтобы действительно это сделать?
Но Клаузен еще не закончила.
— Не знаю, правда это или нет, — сказала она, впервые обращаясь к Гонту так, словно он был другим человеком, еще одним опекуном. — Но я однажды слышала такую теорию. Сопоставление между Реалмом и базовой реальностью не так просто, как ты мог бы подумать. Время и причинно-следственные связи в интерфейсе сильно запутаны. События, которые происходят в одном порядке там, не обязательно соответствуют тому же порядку здесь. И когда они доводят дело до конца, они не всегда проявляются в том виде, который мы считаем настоящим. Цепочка событий в Реалме может иметь последствия в будущем, насколько нам известно.
— Не думаю, что понимаю.
Она кивнула в сторону иллюминатора. — На протяжении всей истории все видели то, что там происходило. Возможно, это просто результат войн артилектов. Оружие, появившееся в самый неподходящий момент и действовавшее слаженно ровно столько, сколько требовалось, чтобы его кто-то увидел, или чтобы вывести из строя корабль. Все эти рассказы моряков, от начала и до конца. Все эти морские чудовища. Возможно, это просто отголоски войны, в которой мы сражаемся. — Клаузен пожала плечами, как будто этот вопрос не имел никакого значения.
