* * *
Ровный рокот машинного отделения заставлял тревожно вслушиваться в каждый шорох, опасливо выглядывая в коридоры и заглядывая за углы. Бэтпони, привыкшие к более тихой обстановке, в которой ориентировались в равной степени на глаза и уши, оказавшись на борту «хищника», разом лишились одного из своих преимуществ. Впрочем, для профессионалов диверсионной работы это не было непреодолимым препятствием…
Сидя на расстеленном в углу комнаты брезенте, снятом с одной из металлических перегородок, фальшивая Луна прижимала к левому боку тяжело дышащую единорожку, у ног которой лежала золотая корона. Экстренная телепортация далась тяжело обеим волшебницам, но если тёмно-синяя пони была вынуждена лишь перекинуть метки с одних объектов телепортации на другие, да вложить в заклинание побольше силы, то её напарница сперва приняла взрыв на свой магический щит, а затем по ней ударил откат от резко прерванных чар. Легче же всего перемещение перенесли перепончатокрылые жеребцы и кобылы, сумевшие достаточно быстро сориентироваться на обстановке и, вырубив случайного свидетеля появления диверсионной группы, тем самым не позволив поднять тревогу по всему кораблю.
И вот уже прошло несколько часов, на протяжении которых принцесса ночи занималась тем, что гипнотизировала пегасов Анклава, которых в закуток приводили их же соратники, уже успевшие пройти обработку. К сожалению, общее число «перевербованных» летунов едва перевалило за десяток, тем самым удвоив численность изначального отряда, но к счастью, среди них не было обычных десантников, а лишь техники и уборщики, имеющие доступ почти ко всем помещениям на «хищнике» (это стало тем фактором, который натолкнул Луну на план по захвату судна).
Вообще гипноз был далеко не идеальным инструментом воздействия: во-первых, чем масштабнее требовались вмешательства в личность, тем сильнее становилось сопротивление, и тем больше подопытный напоминал марионетку (вплоть до превращения в безвольную куклу с пустым взглядом); во-вторых, для успешного применения заклинания нужен был контакт глаза в глаза; в-третьих, не превращая жертву в безмозглый овощ, способный выполнять простейшие приказы вроде «стой» или «иди», нельзя было внушить то, что противоречит личности объекта. Таким образом, например, фанатично верный солдат армии зебр, даже если им займётся сама принцесса ночи, не будет считать себя её верным слугой, так как против этого будет восставать его «я».
Пегасы — это совсем другое дело: пусть они и дезертировали, пусть и именовали себя Анклавом Эквестрии… но в душе всё равно оставались верны принцессам. Нужно было просто снизить критичность мышления, заставив их уверовать в то, что её высочество действительно находится на борту небесного корабля, экипажу которого приказано лишить её свободы… а то и жизни. Главное же заключалось в том, чтобы напирать на то, что их ввели в заблуждение настоящие предатели, так что сейчас необходимо помочь другим пони вернуться на путь истинный…
* * *
— Есть устойчивый сигнал! — встрепенулся один из операторов систем дальней связи, расположенных в одной из башен дворца Кристальной Империи. — Воспроизвожу сообщение в реальном времени…
Трое пони (двое операторов и уборщица), откровенно скучавшие на своих постах до этого момента, встрепенулись и сгрудились перед терминалом, напряжённо вслушиваясь в голоса кобыл, которые невозможно было не узнать. Свити Белль и Винил Скретч вещали о том, как выживают эквестрийцы, как захватившие власть среди пегасов генералы Анклава вскрывают убежища, где нашли своё спасение мирные жители, как легион зебр высадился на побережье их израненного государства, чтобы продолжить нести смерть и разрушения. Сказали они и о том, что ЭСС не является беззащитной, так что врага ждёт встреча с самым разрушительным оружием в арсенале пони…
— Вот ведь хвостец… — шокированно присвистнул второй кристальный пони, красующийся синеватой шёрсткой, рассеянным взглядом скользя по стене из мониторов. — А я думал, что это мы в полном крупе.
— Полнота крупа познаётся в сравнении… Ай! — светло-жёлтый жеребец, сидящий в кресле перед терминалом, схватился за ухо, по которому пришёлся несильный удар от красной кобылки.
— Придурки, — поморщилась пони средних лет. — Быстро свяжитесь с принцем и обо всём ему доложите. Наберут же по объявлению…
— Точно, — прекратив тереть пострадавший от кобыльего произвола орган, кристалиец принялся быстро щёлкать по клавишам клавиатуры. — Запись сохранена. Связь с принцем установлена…
…
В оранжерее играла тихая классическая музыка, работали вентиляторы, ярко светили лампы дневного света. Крупные алые, жёлтые и синие бутоны, источая сладковатый манящий аромат, возвышались над кадками на толстых стеблях, от которых отходили широкие и сочные листья.
Розовая аликорница, прогуливаясь между разноцветными рядами растений, прислушиваясь к музыке и шелесту листвы, то и дело останавливалась рядом с одним или другим бутоном, чтобы трепещущими ноздрями втянуть пьянящий аромат. В эти секунды она сама себе напоминала пчёлку, деловито жужжащую над цветками, чтобы собрать нектар и перенести пыльцу.
Вообще гулять по оранжерее было разрешено только в строго отведённые часы, да и то лишь малыми группами, чтобы работникам было проще следить за посетителями… которые могли захотеть разнообразить свой рацион вне всякой очереди. Однако же для принцессы и её мужа, как и для некоторых других глав государства, делались исключения. Но Каденс всё равно себя сдерживала, сколь бы высок ни был соблазн попробовать на вкус один или два цветка.
— Ж-ж-ж… — увидев настоящую пчелу, севшую на синий лепесток, крылато-рогатая кобылка, на шее которой был повязан тонкий белый шарф, приблизила мордочку к бутону, чтобы с живейшим интересом посмотреть на полосатое насекомое. — Ж-ж-ж?
Однако же пчела, игнорируя все попытки с ней поговорить, никак не отреагировала на розовую аликорницу. Возможно, она просто была сильно занята, либо плохо воспитана… этого Каденс не знала и не могла узнать.
Внезапно раздавшийся смех жеребца, звучащий как-то надрывно, будто бы его обладатель не мог решить, плакать ему или радоваться, спугнул насекомое и заставил крылато-рогатую кобылку испуганно отпрянуть. Пару секунд она колебалась, желая убежать подальше, но всё же узнала голос Шайнинга и, стряхнув неуместную робость, торопливо помчалась к нему.
Аликорнице пришлось обогнуть длинный ряд кадок, прежде чем она увидела сидящего прямо на полу единорога, глаза коего сияли яркими синими огоньками. Подбежав к нему, кобылка ткнулась носом в шею жеребца, заглянула ему в глаза и произнесла:
— Шайнинг?..
— Всё в порядке, моя хорошая, — поняв, что испугал принцессу, Армор тепло ей улыбнулся, а затем поднялся на ноги. — Похоже, нам придётся начать действовать немного раньше, чем мы планировали. Твайлайт нужна наша помощь.
— Твай-лайт, — будто бы пробуя слово на вкус, повторила крылато-рогатая пони, сосредоточенно сдвинув бровки, а затем, будто бы что-то вспомнив, улыбнулась и воскликнула: — Твайлайт!
— Верно, — кивнул единорог, затем жестом указал на выход из оранжереи. — Идём: у нас появились важные дела. Ты же хочешь поиграть в кино?..
* * *
— Жители Анклава, все вы прекрасно знаете меня, но всё же я представлюсь, — оранжевая пегаска в силовой броне стояла выпрямившись в полный рост на фоне флага Эквестрии и глядя точно в объектив камеры. — Я — Скуталу, одна из основательниц компании «Стойл-Тек», которая создавала убежища для гражданских пони по всей нашей стране. Каждый пони, хоть раз в жизни плативший налоги, приложил своё копыто к созданию множества бункеров, в которых спаслись от разрушительного воздействия мегазаклинаний сотни тысяч жеребцов, кобыл и жеребят. Мы с вами строили будущее Эквестрии, старательно сохраняя семена культуры, науки, а также природы, которые должны были взойти на израненной войной земле в будущем, чтобы последующие поколения с уверенностью смотрели в грядущее… испытывая при этом гордость за тех, кто сделал всё возможное, чтобы это будущее у них вообще было.
Изображение камеры приблизилось, и всё свободное пространство заняла мордочка кобылы, на которой отчётливо были видны морщины, тонкие шрамы и иные следы перенесённых лишений.
— В день падения мегазаклинаний командование пегасьих войск Эквестрии отдало приказ бросить пони, живущих на земле и подняться за облачный покров, — голос Скуталу звучал ровно и глухо, будто бы каждое слово она выдавливала из себя через силу. — Да, не буду спорить с тем, что этим они спасли немало простых пегасов, но… вместе с этим они бросили умирать единорогов и земнопони, которые по той или иной причине не могли добраться до убежищ. Командованием не было предпринято попыток помощи беженцам даже после того, как взрывы прекратились, а остатки наземных частей и осколки правительства нуждались в любой поддержке для стабилизации ситуации. Скольких смертей можно было избежать, если бы «хищники» занимались перевозкой гражданских в области, не подвергшиеся заражению? Скольких жеребят мы могли бы спасти, если бы винтокрылы доставляли лекарства от заражения радиацией? Сколько…
Прикрыв глаза, из-под век которых просочились капельки слёз, на несколько секунд оранжевая пегаска замолчала, а затем, вновь посмотрев в камеру, она заговорила жёстко и холодно:
— Действия командования Анклава ясно говорили, что они не собираются помогать выжить пони с поверхности: они мотивировали это тем, что у нас мало ресурсов для собственного выживания, будто бы пегасы — больше не пони, а совершенно иная раса, со старой Эквестрией не имеющая ничего общего; говорили, что внизу не осталось выживших и всячески мешали распространению информации о поселениях беженцев, выживающих вопреки всему; упирали на необходимость войны с грифонами… которую феерично «выиграли», оставив на территории врага дюжины небесных кораблей и тысячи защитников государства, которые смели задавать неправильные вопросы. Но и на этом они не остановились: имея возможность контролировать плотность облачного покрова и движение водных масс в нём, командование Анклава устроило на поверхности зиму, позволяя радиации равномерно распределяться над новыми поселениями земнопони и единорогов, что нельзя воспринимать как-то иначе, нежели попытку массового убийства… А ведь даже зебры никогда не опускались до того, чтобы, пользуясь отравой, убивать десятки тысяч собственных сородичей ради того, чтобы позже забрать их имущество. Скажите мне, пегасы, с каких пор мы стали хуже зебр? Неужели мы будем и дальше позволять захватившим власть генералам пировать на костях наших соседей, друзей, родственников?
Камера вновь отъехала, чтобы в кадр попадал флаг Эквестрии, а Скуталу заговорила с мрачной решимостью в голосе:
— Многие из вас могли бы спросить, а где же я была всё это время? Где же Рейнбоу Дэш, прославившаяся на войне? Я отвечу: глава Министерства Крутости была назначена предателем пегасов за то, что хотела помочь жителям поверхности, из-за чего была вынуждена бежать, так как совет генералов послал за ней своих убийц, а меня до недавнего времени содержали в лечебнице для душевнобольных, где при помощи наркотиков и пыток выбивали информацию о стойлах. Лишь то, что среди пегасов нашлась группа энтузиастов, которые не убоялись возможной кары от узурпаторов власти, установивших беспощадный диктат, целью которого является превращение нашего общества в безвольную аморфную массу, покорную любому их решению, позволило мне вновь оказаться на свободе. Однако же командование Анклава уже получило многие сведения о «Стойл-Тек», результатом чего является то, что верные генералам войска сейчас вскрывают убежища сорок четыре и сорок пять…
Изображение сменилось, и теперь вместо пегаски на фоне флага зрителям предстали кадры, пересланные ЭСС, которая получила их от своих добровольных разведчиков. Впрочем, продлилось это недолго и вскоре изображение Скуталу вернулось.
— Сейчас, когда решается судьба будущего нашей страны, я и другие члены сопротивления узурпаторам не намерены стоять в стороне, — голос летуньи набрал силу, дрожью выдавая обуревающее её волнение. — Мы будем до конца стоять за те идеалы, которые нам завещали принцессы, матери и отцы, чтобы в тот день, когда наши копыта ступят на Вечнозелёные Луга, на вопрос «Были ли мы хорошими пони?» у принцесс Селестии и Луны не было причин для сомнений. И я обращаюсь к вам, пегасы Эквестрии, с одним лишь вопросом: когда ваши дети, внуки и правнуки будут смотреть вам в глаза, сможете ли вы им сказать, что сделали всё возможное для их светлого будущего? Эквестрия была построена на столпах, имена которых Честность, Верность, Щедрость, Доброта, Дружба и Радость… Не дайте тем, кто жаждет лишь власти и богатств для малого круга предателей, отобрать их у вас.
…
— Какого Дискорда тут вообще происходит?! — зарычал красный пегас, врываясь в помещение со множеством терминалов, за которыми сидели растерянные, испуганные, озадаченные жеребцы и кобылы. — Немедленно заглушить вещание с поверхности и от этих…
— Мы пытаемся, сэр… — попыталась успокоить генерала лимонного цвета пегаска в тканевой форме со знаками отличия лейтенанта.
— Делайте, а не пытайтесь, — процедил жеребец, правым передним копытом хватая кобылу за одежду на груди, при этом намотав ткань на ногу и подтянув подчинённую к себе. — Иначе я решу, что вы заодно с этими диверсантами.
— Так точно… сэр, — испуганно пискнула летунья, тут же оказавшаяся отброшенной назад, из-за чего ей пришлось сделать несколько шагов и распахнуть крылья, чтобы позорно не растянуться на полу. — Нам придётся активировать военные глушилки по всей области вещания: мы не знаем точного места, откуда ведут трансляцию повстанцы.
— Действуйте, — велел генерал десятого сектора.
— Не слишком ли ты много на себя берёшь? — хмуро осведомилась синяя крылатая пони, как раз в этот момент вошедшая в командный центр. — Между прочим, Мэйнхеттен находится в моей юрисдикции.
— Находился в твоей, — огрызнулся красный жеребец, разворачиваясь к прервавшей его пегаске. — Мы слишком долго играли в дипломатию с этими грязедавами, за что и поплатились. Теперь я беру командование на себя и лично разберусь с этим рассадником нежити и анархии. Лейтенант?!
— Я, сэр? — почти мгновенно оказалась рядом лимонная кобылка, чем вызвала недовольство на мордочке синей пегаски.
— Организуй мне канал связи со вторым ударным флотом, — красный жеребец оскалился в усмешке. — Пусть они выжгут этот город, стоящий у нас костью в горле. Вот так нужно эффективно решать проблемы.
