— Что случилось, товарищ сержант?
Маэстро, успокоившись, опять сел за стол.
— Всё, Наталья. Последний раз тебя по имени называю! Дальше только по имени отчеству!
— Это почему же такая официальность?
— Жену Героя Советского Союза, капитана Михайлова, называть по-другому нельзя! Поздравляю вас Наталья Кондратьевна! На, читай: "Присвоить звание "Герой Советского Союза" с вручением "Ордена Ленина" и медали "Золотая звезда" капитану Михайлову Борису Алексеевичу". Он третьим в списке.
— А может это однофамилец? — недоверчиво заявила Наталья.
— Не сомневайтесь, Наталья Кондратьевна! Это именно ваш муж. К гадалке не ходи, лет через десять станете женой Наркома.
— Я не хочу, чтобы Боря наркомом был. И не хочу уходить из батальона.
— Значит, будете женой командира дивизии или корпуса. Кто станет Героя Советского Союза командиром батальона держать? Заберут комбата у нас, наверняка заберут, на повышение. Но вы не расстраивайтесь, в Москву поедете, Калинина увидите, а может и самого товарища Сталина. Награды ведь эти в Москве вручают. А вы гордиться таким мужем должны и во всём его поддерживать. Комбат у нас настоящий Герой. И всем нам повезло, что мы служим под его началом. Возьмём меня: в звании повысили, медалью наградили. И так почти все в батальоне. И всё благодаря комбату. Война уже месяц, считай, идёт, а у нас один убитый. А боёв и нападений мы, для тылового подразделения, уже много пережили. Воевать немного научились, танки быстро ремонтируем. Техники стало в два раза больше. Батальон у нас сплочённый, как одна семья. А это дорогого стоит. Хороший у нас командир. Вот его Правительство по заслугам и отметило. Ладно, я пойду, раздам письма, а вы продолжайте писать список. Газету сами почитайте, но никому не показывайте пока. Всем батальоном командира поздравим.
Через полчаса Маэстро раздал письма и пригласил командиров взводов пройти в штаб, для получения экстренной информации. Все собрались через полчаса, за исключением Рогова, который вместе с комбатом был в школе истребителей танков. Лукьяненко, Петров, Васильев, Ревякин, Заремба.
— Давай, не тяни Маэстро, — сказал Лукьяненко, — у всех дел полно.
— Товарищи командиры, довожу Указ Президиума Верховного Совета СССР, — торжественно начал сержант, встав из-за стола. Народ после такого вступления подобрался, приняв положение смирно. Наталья тоже встала. И Маэстро зачитал весь короткий текст.
Командиры дружно закричали "Ура!" понимая всю значимость события, а Лукьяненко спросил: — Комбату докладывал?
— Пока нет. Думаю надо объявить перед строем и всем командира поздравить!
— Как всегда дело говоришь. Я сейчас прозвоню туда и предупрежу Рогова, чтобы сразу сообщил, как только комбат со школы в батальон направится. Людей построим и встретим. Я доложу, а ты Маэстро зачитаешь. Все потом и поздравим, — сообщил своё решение Лукьяненко. — Старшине я задачу поставлю, чтобы на ужин расстарался по такому случаю. А ты готовь концертную программу на вечер.
Лукьяненко позвонил, рассказал Рогову "по секрету" в чем дело, и тот пообещал, что как только капитан Михайлов сядет с автоматчиком на мотоцикл, в батальон сразу доведут. И сам с ним приедет тоже, чтоб не пропустить такое мероприятие.
Глеб понял, что в батальоне что-то происходит, когда мотоцикл Михайлова, обогнув лес, приблизился к расположению. Он всегда держал под контролем перемещения Бориса, понимая, что проще всего достать его подопечного выстрелом из кустов. Это в батальоне он под охраной постов и секретов. А на дороге, может под пулю попасть запросто. Вот и проверил он, как обычно, опушку леса вдоль дороги, а на подлёте заметил в батальоне какое-то энергичное шевеление. Народ, услышав тройной звуковой сигнал, поданный ударом в било, быстренько строился, занимая места согласно установленного порядка. Норматив, который установил комбат, был две минуты. Боец с оружием обязан был прибыть на место построения встать в строй. Когда тренировали специально, укладывались и в минуту. Что тут бежать, двести метров всего.
— Глеб, что это народ весь выстроился? — спросил мысленно Борис у Хранителя.
— А я знаю? Зам твой всех построил. Имеет право. Начальство видно какое ждут.
Комбат остановил мотоцикл. Рогов с автоматчиком тут же соскочили и бегом побежали в строй. Борис снял шлём, ударом о колено привычно выбил пыль и нахлобучил обратно на голову. Смахнул рукавом соринки с орденов и двинулся к строю.
— Равняйсь! Смирно! Равнение направо! — скомандовал Лукьяненко и зашагал навстречу командиру, держа руку под козырёк.
— Товарищ капитан! Батальон для торжественной читки Постановления Президиума Верховного Совета СССР построен. Разрешите зачитать постановление?!
Комбат прошёл на середину строя, принял положение смирно и сказал: — Разрешаю! Зачитать Постановление! — гадая, что это за документ, по случаю которого Лукьяненко построил весь народ. Улыбающиеся лица командиров взводов его настораживали. Остальные, как и он, были не в курсах, за исключением особиста, стоявшего в строю первым. Тот в строй обычно не становился. Имея "шпалу" на петлицах он был по званию в батальоне старше всех, включая комбата, и считал неправильным, если ему будет кто-то отдавать приказания. Официально он подчинялся командиру дивизии и начальнику особого отдела, но, назначенный из Москвы, имел прямой выход на наркома.
Из строя строевым шагом вышел Маэстро с газетой в руке, развернулся и громко начал: — Постановление Президиума верховного Совета СССР от пятнадцатого июля тысяча девятьсот сорок первого года.
Когда он дочитал до конца, строй взорвался громогласным " Ура!", а потом просто завопил. Люди просто кричали, радуясь такой огромной, несказанной новости. Каждый кричал своё "Ура!" отдельно, вливая его в хор голосов всего батальона. Получалось невнятно, но громко.
Покрасневший комбат поднял руку, строй постепенно стих.
— Служу трудовому народу! — сказал Михайлов, прикладывая руку к шлему.
Строй взорвался рёвом снова.
В шестнадцать часов приехал командир дивизии с начальником политотдела. Поздравили снова. Первый Герой Советского Союза в дивизии. Это здорово!
— Маэстро, есть новая песня, называется "Комбат", — сказал Глеб Синицыну. — Не плохо бы было, если бы ты её сегодня исполнил. Запиши текст, мелодию я тебе напою.
Сержант не помнил всего текста, но считал, что даже те отрывки, что он запомнил, представляют ценность для этих людей. Маэстро песня очень понравилась. После праздничного ужина, он её объявил, сказав, что песня посвящается всем комбатам Красной Армии. Начал он задушевно, баян только легонько поддакивал басами:
А на войне, как на войне -
Патроны, водка, махорка в цене.
А на войне нелёгкий труд,
А сам стреляй, а то убьют.
Затем Маэстро чётким стакатто задал ритм. Баян зарычал выплёскивая эмоции:
Комбат-батяня, батяня-комбат,
Ты сердце не прятал за спины ребят.
Летят самолеты, и танки горят,
Так бьёт-ё комбат-ё, комбат!..
Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!
Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!
Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!
Огонь, батарея!.. Танки огонь!
Огонь! Огонь!! Огонь!!! Огонь и я...
И опять баян стих, заползая мелодией в душу:
А на войне, как на войне...
Подруга, вспомни обо мне.
А на войне — не ровен час,
А может — мы, а может — нас.
Комбат-батяня, батяня-комбат,
За нами Россия, Москва и Арбат!
Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!..
Комбат-ё, командует он.
Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!
Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!
Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!
Огонь, батарея!.. Танки, огонь!
Огонь! Огонь!! Огонь!!! Огонь и я...
Песня прошла на ура. Народ потребовал повторного исполнения. А в третий раз уже во всю подпевал припев. Глеб вставил пору слов от себя про танки, попросив у ансамбля "Любэ" мысленно прощения, но танкистам танки как-то ближе.
— Глеб это ты его научил? — спросил Михайлов. — Я наконец то понял, откуда это твоё "ё-комбат"!
— Я его двум песням научил. Если захочет, то и вторую исполнит. Но эта песня уже для всей страны.
Комбат не стал терзаться любопытством.
— Маэстро, а может, ты ещё что-то новенькое из песен знаешь? — спросил он.
— Народ спать не будет, если я сейчас ещё одну новую песню спою, товарищ капитан. Эту песню перед схваткой с врагом надо петь.
— Так давай, пой, — завелись сразу слушатели. — Война ведь кругом, люди дерутся, только у нас тихо.
— Хорошо, слушайте. Это песня Лебедева-Кумача, на музыку Александрова, — сказал Маэстро и заиграл вступление. Песню он исполнял аккордами, она звучала мощно и широко. Да ещё и Глеб взялся подпевать, так, чтобы его все слышали.
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,-
Идет война народная,
Священная война!
У слушателей после припева начали подниматься волосы и забегали "мурашки" по телу. Если Маэстро пел куплеты, то припев про священную войну подхватывали все. Глеб переделал песню так, как посчитал нужным. Выкинул куплет начинавшийся словами "Гнилой фашисткой нечисти, загоним пулю в лоб", а второй куплет сделал припевом.
После исполнения песни наступила тишина. Люди были потрясены. Все чувствовали, что с ними вместе пел Хранитель. Комбат выждал минуту и дал команду на отбой.
"Сержанта Синицына, надо завтра отправить во Львов на радио, пусть запишут и передадут песню на всю страну! — подумал лейтенант ГБ Лазарев. — Очень мощное воздействие".
Г Л А В А 46
Восемнадцатого июля состоялось ещё два события, но в полосе Западного фронта.
Сметя немецкую оборону на полосе в два километра, вышла к своим манёвренная группа капитана Изюмова.
После того, как случайная бомба вывела ходовую часть танка из строя, капитан задумался. Эта бомба могла упасть и не возле танка, а возле грузовика с разведкой и тогда группа бы имела серьёзные потери. Да и вообще, ему не нравилось, что каждая тварь может им нанести удар сверху и остаться безнаказанной. Нужна была своя ПВО, недаром про неё говорил Хранитель. Нужны были бронетранспортёры, чтобы перевозить разведку. Всё это было у немцев и это стоило позаимствовать. Две маленькие колонны разбили только из-за трофеев. Взяли три бронетранспортёра, в одном оказался зенитный пулемёт на турели, что очень обрадовало "Крокодила". За руль посадили двух безлошадных танкистов и водителя из диверсантов. Разведку всю упрятали за броню. В грузовиках осталось только по два человека. Подстерегли и раздолбили колонну зенитного дивизиона. Здесь тоже прибарахлились. Помимо снятых двух десятков пулемётов с треногами, захватили две целых пушки Флак 30 на грузовиках Оппель-Блиц. Набрали к ним грузовик двадцатимиллиметровых снарядов, обчистив весь размолоченный танками дивизион. Снарядов, надо отметить, у немцев было мало. Дивизиону на час стрельбы. Ну, а им, на два орудия, вполне хватит. Так что теперь колонна группы приросла тремя бронетранспортёрами и двумя зенитными установками. Зенитные пулемёты установили на всех бронетранспортёрах, благо из них можно было стрелять как по воздушным, так и по наземным целям. Теперь вся группа была обвешена пулемётами. Собирать трофеи понравилось всем. Разведчики обзавелись немецкой формой, автоматами, пистолетами и гранатами. Сапёры, из той маленькой колонны в полтора десятка машин, набрали три десятка противопехотных прыгающих мин и были очень довольны. Теперь можно было смело минировать пути отхода, а то взятые собой мины подошли к концу. Танкистам было проще, всё приглянувшееся грузили в танки. Катастрофически не хватало водителей на транспортные машины. Изюмов принял решение пустые бочки из-под солярки спрятать, а грузовик забить чем-нибудь полезным, в том числе продовольствием и немецкими патронами. Отличились диверсанты лейтенанта Шелихова, втихую выбившие весь пост фельджандармерии, захватив мотоцикл, форму и вооружение. Теперь колонна иногда двигалась и вечерами, пустив вперед мотоцикл и два бронетранспортёра, потом танки, автомобильную технику и замыкающим третий бронетранспортёр. На базе разведка потренировалась работать на немецких зенитках. В общем, получалось неплохо. По самолётам, может, и не попадут, но пехоту на земле сметут однозначно. Двадцати зарядных магазинов к пушкам было полно. Догадались взять и по два сменных ствола. Лишние пулемёты Изюмов надеялся приспособить в качестве зенитных на танки, чтобы и от самолётов танкистам было чем огрызнуться. Приварить кусок треноги перед люком заряжающего, и уже можно смело открывать огонь по самолётам.
Изюмов не хотел выходить к своим абы где. Он собирался выйти в районе 10-го мотострелкового полка родной шестой армии. Хотел выйти с пользой, прекрасно понимая, что его танковая группа в этом районе — серьёзная сила. Немцы так и не удосужились перебросить сюда крупные подразделения танков. Два дня группа протискивалась по немецким тылам восточнее озера Чёрное. Местность была болотистая, поэтому приходилось разведывать каждый километр маршрута, чтобы не посадить танки на брюхо. Выбрались в районе населённого пункта Опаль.
Два дня разведчики ползали по ночам и вели наблюдение, уточняя расположение немецких и своих войск. Капитану не улыбалось, если вдруг у немцев окажется противотанковая батарея и ударит в корму. Опасался он и минных полей. Немцы, трудяги, возвели три линии укреплений. Оказалась, что если между второй и третьей линией они ходят в любых местах, то между первой и второй траншеей только по протоптанным дорогам. Да и транспорт подъезжает только в определённых местах. Сползавшие вместе с разведчиками саперы установили густое минирование, как противопехотными, так и противотанковыми минами. Выявили всё и нанесли на карту. А вот заминирована ли нейтральная полоса Изюмов не знал. Но, если минные поля были, то он рассчитывал, что наши сапёры, занимающие оборону, догадаются мины на этом участке снять. А разведчики настоятельно эту просьбу доведут до командира. Радисты слушали нашу волну и докладывали, что свяжутся в любой момент даже с командиром полка Пшеницыным. "Крокодил" рисковать не стал. Двое разведчиков ночью пересекли линию фронта. Шли разными маршрутами, имея при себе карту с нанесённой немецкой обстановкой и бумажку с оцифровкой квадратов на карте. Задача была одна, в течение суток добраться до командования, определить место удара в пределах десяти километров вправо-влево по фронту. Передать координаты с паролем по рации. Пароль был простой "Гена, Гена" и номер квадрата для нанесения удара с тыла, время, дата в течение двух суток. Выжидать бесконечно Крокодил не желал, понимая, что рано или поздно группу обнаружат и уничтожат с воздуха. Если радиограмму не получит, ударит сам, где сочтет нужным.
Выход разведчиков из группы "Крокодила" для Пшеницына стал неожиданным. Нет, он не сомневался в том, кто они. Лейтенант Птицын опознал обоих. Сведения они принесли нужные, особенно по минным полям на этом участке и проходах. В Пинске по ночам разгружалась восьмая танковая дивизия из четвёртого мехкорпуса и моторизованная дивизия из десятого. Насколько понимал командир полка, планировался внезапный удар в направлении на Кобрин, который отсечёт все коммуникации Гудериана. Войскам надо было еще с недельку, чтобы перебросить все войска и занять позиции. Но такой подарок, как вскрытие линии обороны противник с тыла, делают не каждый день.
