Приподнявшись на локте, наследница мутными глазами оглядывала собравшихся вокруг мужчин. Несколько минут она вспоминала последние события, а затем девушка нещадно захохотала. Она откинула голову с копной темных волос и корчилась в судорогах от непонятного веселья, более походившего на помешательство.
— Мы не причиним вам вреда, — убедительным голосом говорил Рулле, желая унять злорадный смех и её перекатывания по доскам. — В Черноморье вы получите свободу, Ваше Высочество, а мы будем надеяться на вашу награду за то, что черноморцы столько времени и со столькими потерями защищали вашу землю! — под конец его тон стал более серьезным и властным. Она замолкла. Но только для того, чтобы схватить кинжал царевича, оставленный среди прочих вещей, оброненных на палубу. Обеими ладонями сжав его конец, она вонзила острие в живот. Лужа крови разлилась под скрюченным неподвижным телом принцессы.
Припав к Мории, Рулле с силой вытащил кинжал из её нутра, а после остановил кровоизлияние, прикрыл глаза, чтобы сосредоточить помыслы на здоровье девушки. Но её рука цепко ухватила плечо своего спасителя.
— Не надо, — прошептала она, — не поможет, потому что я не хочу жить. Чары будут бессильны. Ты защитил мою страну, царевич, но забрал при этом самое ценное, что у меня было — мою жизнь и мое колдовство. Я все равно вскоре бы покинула этот мир, — он смотрел на её побледневшее лицо, глаза гасли, голос все затихал, но слова продолжали доноситься до слуха собравшихся рядом людей. — Сорок лет для меня не более, чем одна ночь для тебя. Я ухожу так, как решила сама. Но знай, что моя кровь отныне на твоих руках. Жестокое проклятие я навела на того, кто лишит меня жизни. Те чары уже не в моей власти, потому как я не могу колдовать. Ты виноват, царевич, и тебе предстоит ответить за все зло! Покуда твоя кровь течет в жилах твоего народа, навстречу смерти вы пойдете не в людском обличье, а, как и я, уже другой ухожу безвозвратно в мир, где нет колдунов.
— Да она ведьма! Вы слышали о проклятии?! Она прокляла нашего господина! Полная чушь! Надо выбросить её за борт, а лучше изрубить сперва на куски! — голоса раздавались со всех сторон. Он расслышал их, как только принцесса испустила дух, и её глаза сомкнулись навеки.
— Как и положено у морийцев, мы сбросим её тело в пучины моря, потому как здесь невозможно сложить погребального костра, — решительно прервал разгоравшиеся споры царевич. — Кто желает, пусть попрощается с морийской наследницей.
Никто не сделал шагу по направлению к застывшему, залитому кровью телу великой правительницы. Рулле осторожно поднял на руки её потяжелевшее тело и неспешно шагнул к бортику. Под ноги что-то упало из одежды принцессы. Он глянул вниз и заметил темный кожаный переплет, что раскрылся на пожелтевших слипшихся от воды страницах. К книжице был прикреплен поясок, завязанный вокруг талии убившейся девушки. Жестом он велел одному из воинов обрезать нить, удерживавшую кожаный дневник, а затем холодные волны Южного моря приняли тело морийской принцессы в свои темные пучины.
* * *
— Граф, господин торговец привез молодую девушку. Ей срочно нужна ваша помощь, кажется, она умирает от потери крови и глубокой раны в голове, — тихий голос Верника звучал очень отдаленно. Но южанин подергал мужчину за рукав, и тот открыл глаза. Он заснул от усталости в старом кресле под громоздкой лестницей огромного дома. Богатый особняк ныне превратился в лазарет, обитель тех, кто боролся с болезнью и недугами, и тех, кто уже подался зову бога Моря и всего лишь дожидался своей очереди быть сожженным на заднем дворе. Граф вместе со своим помощником ухаживали за страждущими, обездоленными горожанами, а также за телами уже навечно покинувших этот мир людей. После набега отряда гарунов город опустел, превратился в поле боя, где стервятники продолжали пир, оставляя после себя кровь, грязь и сырое мясо.
— Неси мое снадобье, — произнес колдун, устало подымаясь на ноги. Он не спал уже третьи сутки. Ни живая вода, ни его чары не могли помочь всем, кто стонал и мучился от боли, от глубоких ран, беспощадных побоев, голода и пережитых страхов. Те, кто быстро вставали после исцеления с постели, спешили покинуть город, чтобы спасти свое имущество, коли оно еще уцелело. Другие оставались на попечении немногих слуг коменданта города, маркиза де Гуе, который доверил графу ключи от погребов и складов, чтобы кормить больных и обездоленных людей.
Верник возвратился и столкнулся с колдуном в дверном проеме. В его руках была небольшая стеклянная склянка.
— Этот сосуд уже опустел, сударь. Извольте приготовить новые зелья, — он всучил в руки господину легкую бутылку и послушно ждал дальнейших распоряжений.
Оставив флягу на одной из высоких тумб, колдун уныло поплелся в приемную залу. На помощь чудесной жидкости нынче рассчитывать не приходилось. Несмотря на то, что дар водяного был неисчерпаем, любая бутылка имела дно. Можно было вылить ровно две огромные кружки чистой воды, что заживляла внутренние и наружные раны человеческого тела, но только по прошествии ночи живительная жидкость вновь наполняла хрустальный сосуд. К сожалению, иногда этих нескольких часов до рассвета не хватало, чтобы спасти кому-то жизнь.
Он приблизился к грязному тряпью на полу, куда слуги купца, стоявшего в нетерпении у входа, уложили несчастную девушку.
— Лошадь чуть не растоптала её, граф. Я уж думал, что ей размозжило череп копытами моих скакунов, но парни сказали, что она еще дышит, и мы помчались по улице в ваш лазарет. Спасите её, сударь. Ведь верно рассказывают, что вы творите чудеса.
— Я сделаю все, что будет в моих силах, — ответил он богато наряженному дельцу, а после наклонился к девушке и расправил её истрепанные черные волосы, прикрывавшие залитое кровью лицо. — Ступайте все прочь, — внезапно его голос сорвался на крик. — Верник, подготовь для меня коня! — чуть позже приказал он южанину. Он уже знал, что не вправе оставить эту несчастную в одном доме с остальными людьми. Здесь она могла быстро прийти в себя, очень быстро возле крови ослабших, но еще живых людей.
— Марго... — тихим нежным голосом позвал граф, когда остался наедине с девушкой, лежавшей без чувств на полу около его ног. — Потерпи, Марго. Я не дам тебе умереть. — Он убеждал сам себя в том, что она должна жить и будет жить. Хотя вспомнил, как видел её в один день в Равенне. Не было сомнений, что только упырь мог столь безрассудно схватиться с вооруженным гаруном, прорвавшимся на крепостные стены, и одолеть его. Теперь он должен был своими чарами вернуть её силу и энергию, чтобы она могла и далее убивать и крушить все на своем пути. Но таков был выбор.
Живая вода... Он вспомнил о волшебном напитке, что мог бы вернуть графиньюшке её человеческое лицо, но резким взмахом головы наотмашь выбросил эти мысли прочь. Марго ведь так хотела стать Возрожденной, стать вечной и прекрасной, с такой он мог бы пройти вместе все дороги и пути своей колдовской жизни. Но только упыри и чародеи стояли по разные стороны той грани, что служил человек. Граф до сих пор не знал, заслуженно ли он силой возвращал некоторых к этому рубежу. Ведь это лишь приближало смерть.
Он остановил кровоизлияние изо лба. Рана была не так серьезна, а потеря сознания объяснялась испугом и внезапным шоком. Колдун погрузил девушку в глубокий сон, в котором она бы вернула себе силы. Но дожидаться этого в городе было небезопасно, оставлять её без присмотра было нельзя. Зная упорный характер Марго, он полагал, что девушка сбежит от него, едва откроет глаза. Колдун не раз корил себя за трусость, что проявил в лесной избушке, когда скрылся от графиньюшки, не совершив единственно верный выбор — уничтожение упыря. Но даже теперь он не мог её убить, хотя и знал, что жажда крови вернет её к жизни и толкнет на очередные преступления человеческих законов, пускай во время войны её жертвами становились враги Мории. Следовало подыскать для девушки надежное укрытие, место, в котором он бы не опасался за её жизнь.
Марго сидела перед ним в седле, припав к гриве лошади, что мчала двух всадников на запад, прочь от опустошенного города. Граф то и дело поддерживал спутницу, осторожно поправляя её волосы, прикасаясь к её нежной коже. Решение об убежище пришло быстро, и он не собирался отступаться от задуманного, хотя для этого находилось сотни причин. Он убеждал себя, что всего лишь спрячет её на время, что сумеет оградить её от других людей, ведь кровососы могли жить и за счет крови животных, мясо которых принимали в пищу как обычные смертные, не видя в этом ничего убогого и странного. Он вернется за ней и предоставит ей самой выбирать свою судьбу. Он сможет быть рядом, ведь это была его вина, что она ступила на столь темный и грешный путь — он должен был намного раньше открыться юной дворянке, которая без памяти влюбилась в его строгий нрав и тяжелый взгляд.
Граф прослышал о монастыре, куда один из корлинских дворян отвез своих дочерей и супругу в надежде укрыть их от ужасов войны несколько недель назад. Видимо, боги вняли молитвам морян и стариц, и гаруны не пошли к западным поселениям Далии, оборотившись на север. Места, освященные праведными словами и грезами, окропленные чистой водой, остались невредимыми, к тому же высокий дом на холме на границе с Релией надежно и прочно защищали высокие стены. Мужчину, представившегося графом д'Эскер, за баррикадами встретили недовольными изголодавшимися взглядами, однако женщина с седыми волосами, спрятанными под пуховым платком, провела его в свои бедные покои, состоявшие из холодного каменного стола и лежанки. Настоятельницу Юффолу, смиренную добрую женщину, колдуну даже не пришлось убеждать чарами приютить на время девушку, которая по его словам оказалась в крайне тяжелом состоянии. Юффола всегда была готова раскрыть худые объятия для любых обездоленных, угнетенных слуг Моря. Даже к просьбам графа соблюдать неукоснительно определенный режим в питании и распорядке дня для узницы, ибо именно эта участь ожидала Возрожденную, возжелавшую вечности и силы, настоятельница отнеслась вполне серьезно и без прекословий. На своем коне граф предстал для неё подобно посланнику самого Моря, в чем она прямо призналась ему, когда он щедро осыпал бедный стол золотыми монетами, а главное вызвался помочь больным и немощным, каждый день собиравшимся около стен монастыря.
— Завтра я уеду, а ты придешь в себя, Марго, — в темной келье колдун прощался с девушкой, которая без сознания лежала на низкой холодной кровати. — Тебе здесь будет спокойно и безопасно. Я знаю, что ты захочешь уйти, но я не могу позволить этого... — Он поправил локон её волос. В дальней комнате монастыря он провел ночь после долгой двухдневной дороги до границы, а наутро отдохнувший и возвративший себе часть сил колдун совершил заклятие, которое прежде уже шептал в темноте и уединении холодных стен далекого края. Он запомнил заветные слова из древних записей, он объехал по широкому кругу владения стариц, за пределы которых отныне не могла выйти та, чью силу он использовал для создания невидимого барьера. Марго стала пленницей этих краев, лишь вместе с ним она могла бы покинуть монастырь. Он сделал это, чтобы увериться, что застанет здесь молодую упырицу. Лишь одно смущало графа — когда он вернется, на этом месте могли лежать развалины и пролиться кровь от ужасных деяний, совершенных голодным кровососом. Но закрывая глаза в игре со смертью многих других людей, он вновь заспорил в своей душе. Он жаждал немедленной расправы над нелюдем, а любящее сердце взывало к единственному шансу, который остался у юной графиньюшки — возврату к смертной жизни. Глоток живой водой превратил бы её вновь в милую девушку, которая запала в глубины колдовского сердца. Он хотел верить, что она примет и согласится на это избавление. Шепотом он повторял слова о прощении, склонившись к бледному лицу любимой. — Я вернусь за тобой! Как только окончится война, мы уйдем в светлые края, я вернусь и заберу тебя. А пока ты должна сторониться мира, ты не должна становиться тем, в кого превратил тебя Горн. Он призовет тебя к себе, но ты устоишь, Марго, и когда я вернусь, мы будем вместе. Навсегда... — Он знал, что может вернуться совсем не скоро, поэтому не спешил вновь превращать кровососа в смертную. Всему был свой черед, упырицей Марго бы точно его дождалась. Возрожденных не страшили ни войны, ни болезни, ни люди. Он оставлял ей лишь ожидание.
Острым кинжалом граф отрезал прядь волос графини и спрятал локон на груди. В обратный путь д'Эскер отправился, ни разу не оглянувшись назад. Корлину уже облетели известия, что гаруны двинулись на север в Легалию и Рустанад, поэтому колдун не стал задерживаться в тылу. Но прежде он заказал у кузнечного мастера новый медальон: толстый диск переплавили в небольшой сосуд для хранения сокровенных подарков. Нагрудное украшение водяного уже не раз привлекало чужой глаз, кое-кто даже вспоминал, что похожий оберег сверкал прежде на груди черноморского царевича. Теперь под его рубахой у самого сердца холодела склянка из крепкого металла, в которую колдун аккуратно положил локон волос далийской графиньюшки.
* * *
Гассиполь их встретил неизменным величием и спокойствием, которым отличались все древние города эрлинов, выстроенные на столетия. Только люди, возвратившиеся в отчие края, были унылы, хотя они несли с собой вести о победе над гарунами в далекой Мории. Но в Черноморье случились иные беды, и никому не было дела до стяжавших победу для другого народа ценой собственных жизней воинов. В каждом селении люди, оказавшись пред воротами посмертного царства Таидоса, оборачивались в невиданных по размерам зверей, мертвых волков. Лишь семей эрлинов, что еще во множестве проживали в Гассиполе, а также на побережье моря, не коснулось проклятая кара богов. Но с возвращением черноморских солдат из далеких краев люди заговорили о другой причине постигших их несчастий. Однако кто посмел бы открыто бросить обвинения в лицо сыну Веллинга, который по разлетевшимся во все уголки побережья слухам навлек на себя гнев морийской колдуньи?!
По прошествии многих месяцев он молчаливо взирал с высот прямой башни, выстроенной во славу богов, которых черноморские маги-жрецы вместе со всем народом призывали избавить смертный удел людей от скверны, обрушенной на черноморский род.
— Царевич, наконец, я нашел Вас, — запыхавшись после бега по крутой лестнице к верхней площадке башни, выпалил ученик мага Ридолей, который прислуживал Рулле в гассипольском дворце. — Ваша супруга разродилась. — Он стыдливо опустил глаза в пол, хотя царевич даже не думал оглядываться на вестника. — Она родила волчонка. Мертвого малютку. Царевна сейчас без чувств, но лучше ей и не знать пока о своем чаде.
— А где мой брат? — сухо спросил царевич.
Его рот в темноте звездной ночи скривился в злобной усмешке, но лицо не потревожили ни скорбь, ни печаль от утраты. Он слишком долго желал смерти своей жены и её ребенка, к которому не имел никакого отношения. Теперь он узнал, что сила его колдовских желаний вновь взяла вверх, хотя он и старался гнать от себя прочь темные мысли. Смерть его племянника — Рулле давно знал, в кого так пламенно был влюблен младший брат Немер, и чье дитя носила под сердцем молодая супруга, с которой он после её приезда в Гассиполь перемолвился лишь парой слов — была ниспослана богами, он не желал такой участи даже за предательство, его сердце давно остыло, чтобы пылать от ревности или ненависти. Но разве были боги в Черноморье?! Царевич вопрошал, обращая гневный взор в далекие небеса, где скрывались великие Уритрей со своей мудрой подругой Галией и светлой дочерью Олифеей, или же устремлял лицо в сторону бурных волн Нопсидона. Только в бездонное царство Таидоса и яростный запал Гисса, налетавшего из диких горных пределов, еще верил колдун. Прочие божки, о которых повествовали маги, тщательно изучая при этом материю, силу предметов и слов, представали в роли кукол, которыми люди украшали жилища, с которыми разговаривали от скуки и одиночества, но искать у них спасения и помощи казалось наивной глупостью. Ведь "всесильные" боги не укрыли его народ от колдовских чар. Морийская ведьма оказалась сильнее всех известных духов, стихий, истин, что исповедовали веками жрецы.
