-Дареному коню в зубы не смотрят — отвечаю я — и лучше такие станки, чем никаких. А не нужны будут, в металлолом сдадим. Черт побери, должны же мы, СССР, в этой истории хоть что-то с Японии поиметь, кроме славы?
-Японцы уже заявили протест.
-Хоть два — говорю — их мнение сейчас кого-то интересует? Если не вышло Народной Японии — так пусть и не пищат! Все равно ведь лет через пять под америкосов лягут. Эх, надеюсь что с их флота нам еще что-то перепадет при разделе — там у них еще один линкор остался, пара крейсеров, и что-то по мелочи.
-Михаил Петрович, вы понимаете, что все на волоске висело? — резко спрашивает Кузнецов — и что товарищ Сталин сказал, подумав, "товарищ Лазарев у нас корсар, привык самостоятельно все решать — может, когда флот будет где-нибудь у берегов Индии выполнять боевую задачу, такие люди во главе нам будут очень нужны. Значит, вы, товарищ Кузнецов, ему не до конца условия разъяснили, нарушать которые нельзя". И выходит, оказался я виноватым, перед товарищем Сталиным, за ваши хоккайдские подвиги. Я понимаю, что вы привыкли, в автономном плавании — и в этом конкретном деле оказались, "победителя не судят". Но впредь настоятельно вас прошу, о своей самодеятельности как минимум уведомлять вышестоящие штабы, чтобы мы были наготове!
-Слово даю — отвечаю я — но чтоб точнее понять. Ради интересов СССР — что не запрещено, то разрешено. Против этого возражений нет?
-Пусть будет так — сказал Николай Герасимович. И буркнул под нос — буду впредь иметь в виду, как подводников н адмиральство ставить. С летчиками как-то легче, в плане согласования.
-Если уж про авиацию, то заслуга генерал-майора Ракова в нашей Победе нисколько не меньше, чем моя — напоминяю я, пользуясь случаем — ну а Хоккайдскую операцию он разрабатывал по моему прямому приказу. Так что будет несправедливо, если он окажется обойденным. По справедливости, на второго Героя заслужил.
-Товарищ Сталин из ваших списков никого не вычеркивал — ответил Кузнецов — кстати, вам там значится, орден "Победа". Да, а отчего вы не по форме одеты, без катаны? Верховный с пониманием отнесся, пусть наградное оружие будет таким, чтоб сразу видно было, кому за победу именно над самураями. Так же как вы — танкисту, морскую награду.
Ну да, было — подписал я командиру танко-самоходного полка (или бригады?), представление на орден Нахимова 2й степени. Во-первых, поскольку участвовал в морском сражении, во-вторых, ради содружества между флотскими и сухопутными, не хватало еще нам как японцам меж собой собачиться. Что до катаны, так она по уставу, при полном параде будет положена, а не при повседневном мундире.
-На вручение наград не забудьте, Михаил Петрович. А то другие товарищи с Дальнего Востока, и сухопутные тоже, будут с саблями — меня тут просветили, что катана, это скорее сабля, чем меч? — ну а вам без оружия будет просто неудобно! Правда, тогда на будущее, придется вам и строевой Устав выучить, в каких случаях полагается "сабли наголо", и как при этом надлежит ее держать.
В общем, домой я вернулся далеко за полночь — хорошо, что мне по чину служебная машина положена. Завтра снова в наркомат — трудов там хватит и в мирное время. Но это будет завтра, а пока, до утра можно о них забыть! Анюта наверное, спит уже? С декабря прошлого года не виделись — девять месяцев уже прошло!
Аня не ложилась, все меня ждала! У накрытого по-праздничному стола, в нарядном платье — в том самом, что в Северодвинске была на Новый год, когда мы танцевали, сначала одни в пустом зале, а затем пошли ко всем нашим, собравшимся у елки. Волосы убраны в прическу — ну зачем, мне больше нравится, когда ты их просто распускаешь по плечам? А глаза сияют такой радостью!
-Ну, здравствуй, мой Адмирал! Сто часов вдвоем?
Песня из будущего, которую Валька "Скунс" спел нам когда-то под гитару. Жалко что еще нет ее на пластинке. Сто часов (надеюсь и больше) после десяти месяцев разлуки. Я ведь отбыл сразу как наш сын родился — который сейчас в кроватке спит. Мой сын, мое продолжение в этом мире — в отличие от мира того, начала двадцать первого века. Так хорошо все, что вполне понимаю сейчас толстовского героя, которому от счастья застрелиться хотелось — нет, гость из моего сна, не дождешься, я еще до девяносто первого тут доживу, как мы с мужиками поклялись, чтоб жил Советский Союз! Единственное чего я боюсь — если окажется, что все вокруг игра воображения, и развеется сейчас как дым, тьфу ты, это уже субьективный идеализм получается, насколько я курс марксистско-ленинской философии помню, сдавал я его еще в училище, как раз девяносто первый был год, весна! Нету тебя, рогатый, ты всего лишь сон, это ты — игра моего воображения! А этот мир — самый что ни на есть реальный, если я в нем!
-Сон? — переспрашивает Анюта — о чем ты? Или я нереальна — дай руку, обними меня, вот так. Или наш сын — ты погоди, рожу тебе еще! Кто тебе покоя не дает, во снах является? Разве кто-то может перечеркнуть то, что мы уже сделали здесь? Мы уже изменили историю, так, что назад уже не повернуть! И будем менять дальше. Я не философ, но знаю, сердцем чувствую — то, что справедливо устроено, обязано существовать. А мы сумели сделать этот мир лучше. Тебе надо с Пономаренко поговорить, он как-то умеет все объяснить, по порядку расставить, с шуточками, но серьезно! А я — просто знаю, как должно быть, а как не должно!
И осталось недопитым шампанское, не съедены фрукты на столе. Только мы двое в этом мире, и никто и ничто не может нам помешать. А ты, рогатый, если есть — лесом иди!
Назавтра — снова дела. Пришел пораньше, застал в гостях Юрку с Лючией. Смоленцев похудел, после ранения поправляется — а римлянка около него похожа на кошку, съевшую горшок сметаны, только не мурлычет.
-А ведь исторический момент — говорит Юрка — война кончилась, та самая, о которой будущие поколения у нас говорить станут, "только бы не было войны". Будут наверное, еще всякие мелкие войнушки, вне территории СССР — но когда безопасный тыл есть, и там твое самое дорогое, это совсем иное дело!
Прекрасную итальянку свою за плечи обнял — а она слушает, улыбается, и нисколько не сомневается, что все у нас будет хорошо! Несмотря на отдельные частные трудности, решаемые в рабочем порядке. Но мы победим, как же еще по-другому может быть? Счастливый человечек, не знает ничего про "перестройку" и проклятые девяностые!
А на следующий день приехал Пантелеймон Кондратьевич — "на огонек заглянул, ненадолго, простите, уж очень я человек занятой". Вот подгадал же — как раз я дома, в наркомате неожиданно "окно" образовалось. Сидим в кабинете втроем, чаи гоняем. А ведь неспроста он приехал — и говорит с прибауточками, а смотрит оценивающе. И ведь по положению, он сейчас как бы не наравне с Берией будет — но Лаврентий Палыч, как я слышал, сейчас очень плотно занят делами техническими, вроде атомной программы. А Пономаренко отвечает за идеологию и пропаганду, для широкой публики — а так же за "благочиние" как населения, так и высших партийных и государственных кругов, о чем лишь этим узким кругам известно. То есть, ранг у него повыше, чем у любого наркома? И не он ли мне сегодня однодневный "отпуск" устроил для доверительной беседы, вне чужих ушей? Поскольку наша тайна, именуемая кодовым словом "Рассвет" настолько высока, что под нее даже особый уровень секретности сделали, "ОГВ", Особой Государственной Важности, еще выше чем "сов.секретно".
-Японцам бы современную технику, страшный вышел бы противник — сказал Пономаренко — не повезло самураям чисто исторически, меньше чем за век попытаться пройти путь от феодалов с мечами до империалистов с авианосцами. Однако внимание к духовному началу, их чрезвычайно сильная сторона. И опыт, который нельзя потерять. Ведь вы, товарищ Лазарев, согласны, что с материально-техническим фундаментом социализма в вашем времени в целом, было приемлемо — человеческий фактор слабым местом оказался, про который решили, что само все образуется, раз материальное первично. А вот знаем теперь, что нельзя категорически процесс пускать на самотек!
-Идеи не хватило! — отвечаю я — народ понять не мог, раз учение Маркса истинно, то отчего по всей планете коммунизма не только нет, но и близко не видно. Ну и Хрущев очень сильно подгадил, обещав коммунизм через двадцать лет, к 1980 году. И вышло, что когда общий курс неясен и все в тумане — то делать вид, что куда-то идем, и по мелочи гайки закручивать, что очень всех доставало.
-Простите, кого доставало? — спросил Пономаренко — вы ведь, Михаил Петрович, тоже в августе девяносто первого на площадь выходили в Питере, "долой бюрократов, долой ГКЧП"? Нет, к вам никаких претензий — поставим вопрос иначе. Если уж речь зашла о сознательных внутренних врагах советского народа — то откуда они берутся в нашем социалистическом обществе? Если их по идеям классифицировать, чего они хотят? Трусливую сволочь, как таковую, вроде того, кто у вас во Владивостоке свою подлодку взорвал, чтобы только в бой не идти, в расчет не берем — или пишем по разряду безыдейной мрази.
-Предатели! — сказала Анюта — как Пирожкова (прим. см. Страна мечты — В.С.). Те, кто к немцам на службу пошли. Или всякие там белогвардейцы — которые советскую власть не приняли.
Положим, Пирожкова не из "бывших", уже после 1917 года родилась, и не в эмиграции а у нас? Хотя по существу, да, ничем она от своего братца, у Юденича воевавшего, не отличалась, в идейном смысле. Советскую власть ненавидела, успешно притворяясь советским человеком — и ведь если бы не война, так бы свое гнилое нутро не показала! Но вот что касаемо белогвардейцев, тут сложнее. В той же Маньчжурии, сколько бывших белоэмигрантов оказались на нашей стороне?
-Или просто решили примкнуть к победителю? — заявил Пономаренко — согласитесь, что сложно ждать искренней лояльности от членов "русской нацистской партии"? Или от прочих, кто воевали против нас в Гражданскую, у кого руки по локоть в нашей крови? Я понимаю, что для вас, Михаил Петрович, это давняя история — но мы-то еще помним, как они нас в двадцатом зверски замучивали, и деревни сжигали не хуже эсэсовцев. Представьте, что вам бы в будущем предложили карателей из зондеркоманд амнистировать? Вот и у нас такое отношение к этим — понятно, что до окончания войны, даже с этой швали хоть какая-то польза, но мы ничего не забыли и не простили, после разбираться и вешать будем всех виноватых! Ну если только "сын за отца не отвечает" — и то, вы поверите в лояльность тех, у кого родители будут казнены?
-А стоит ли так с теми, кто искренне раскаялся, и врагом Советской Власти себя не считает? — спрашиваю я — простили же когда-то генерала Слащева? У нас и так сколько людей погибло — и если кто-то желает работать на благо СССР, зачем ему мешать?
-Зачем мешать? — прищурился Пономаренко — на лесоповале и отработают. Не ваш ли замполит говорил — что слишком добры мы были после этой войны к фашистской сволочи: всяким там бандеровцам, "лесным", полицаям и бургомистрам? И что после десяти лет курорта на Колыме, который многие отбывали не с кайлом в руках, а в канцелярии на должностях "придурков" — возвращались они, тоже ничего не забыв и не простив? На товарища Сталина это большое впечатление произвело — теперь такой доброты не будет. Немцам служил, или в лесах бегал и в наших стрелял? Или вышка, если доказано, что на руках наша кровь — или двадцать пять лет, с пожизненным лишением избирательных прав и запретом занимать руководящие должности на госслужбе, а также любой работы в правоохранительных органах. Дети их — станут полноправными гражданами, если не будут замечены в чем-то предосудительном. Это все не мое личное мнение, а новый Кодекс 1944 года. Вы что-то хотите возразить?
-Тех, кто виновен в преступлениях, согласен — говорю я — да и то... Давай тогда в ГДР всех в лагеря, кто в их армии на Восточном фронте воевал? А также тех кто на войну работал, ну а кто служил в РСХА, в полиции, в госаппарате, этих само собой. Отчего так не сделали? Здраво решили, что нам выгоднее, если те, кто капитулировал и "разоружился перед социализмом" будут на общее дело работать. А отчего у нас внутри страны должно быть иначе? Палачей и карателей к стенке, виновных в менее тяжких (но виновных!) конкретных преступлениях на двадцать пять лет. А как быть с теми, кого мы в Маньчжурии к работе привлекли — на заводах, в городском хозяйстве, на железной дороге? Или вообще, в охранных отрядах, хунгузов ловить? И в этом качестве весьма полезны — местные условия знают лучше. А боевые качества, против плохо вооруженных и обученных разбойников, вполне достаточны.
-И ловят? — спросил Пономаренко — или при первой возможности, на сторону бандитов?
-Это у товарищей кто в Маньчжурии воевал, спросите — отвечаю — я же слышал что да, отдельные случаи были. Но гораздо чаще — что хунгузы этих охранцов в плен не берут, а убивают самым зверским способом. Те им отвечают полной взаимностью — пойманных нередко и до нашей комендатуры не доводят. Кстати, наши военнослужащие обычно к китайским разбойникам более милосердны — всегда сначала в СМЕРШ сдают, а уже там разбираются, кого к стенке. Решать конечно вам — но я, будь моя воля, как раз такие "охранные отряды", и прочие учреждения, где бы наши советские работали и служили вместе с местными, всячески поощрял. Для того, чтобы эти новоприобретенные граждане СССР привыкали к советскому образу жизни — а то даже без умысла, по собственной дури, просто потому что "так привыкли", попадут под 58-ю статью. Знаю, поскольку мы сами, с "Воронежа", через такое прошли — но к нам особое внимание было, и надзор с самого верха, потому на доносы от слишком бдительных граждан внимания не обращали. А с русскими с КВЖД что делать?
-Добрый вы человек — усмехнулся Пономаренко — впрочем, за вами наблюдая, все вы в том времени такие. Там где у нас принято через колено гнуть под свой стандарт — вы стараетесь договориться.
-Потому что "перестройку" хорошо помним — отвечаю я — когда Партия воспринималась именно как "те кто говорят низзя", причем это их главная функция. Зато понимаем — люди разные, уж так наш природа создала, и всех под одну гребенку причесать в принципе невозможно. Можно и должно требовать, чтобы люди поступали так, как обществу необходимо, работали на результат. И если результат есть — остальное менее важно. Даже идеологическая чистота — надеюсь, это вас не шокирует?
-Нет, поскольку я с людьми из вашего времени достаточно наобщался — ответил Пантелеймон Кондратьевич — что же до "результат это все"? Вот не писатель я — а то мог бы придумать ситуацию, когда выгода здесь и сейчас противоречит долговременному интересу общества и государства? Наподобие "Второго пришествия марсиан" ваших Стругацких. Так что насчет идеологии — я бы осторожнее в суждениях был. Хотя в вопросе о новообретенных гражданах — пожалуй, вы правы. Просто потому, что эта категория, даже если станет нам врагами, наименее опасна — назовем ее "бывшие", или "обиженные", или "предатели", ну вы поняли. Малоопасна она оттого, что хорошо заметна — по пунктам в анкете "не был, не участвовал, не состоял", как раз против этой, первой категории потенциально враждебного элемента, подобные анкеты и направлены — и Первые отделы, которые за этим следят, в любой серьезной организации есть. А главное, знаем мы, что немного "бывших" осталось в ваше перестроечное время, вымирали они как динозавры. И что с того, что та же Пирожкова в вашей истории в девяностые приезжала, и торжествовала, тварь, что дожила? Какую реальную роль в тех событиях она сыграла? Одну категорию мы нашли — какие еще есть?
