Отчасти ей помогло, как ни странно, обновление гардероба. Алрина упросила Саната сходить к Пикердому за частью клада, чтобы пошить себе платья, сочетающие скромные ткани с непривычным и дорогим покроем, которые помогли ей почувствовать себя уверенней и лучше войти в новый образ. С одной стороны, они оставляли свободу движений на случай возможного боя, а с другой, подчёркивали фигуру, позволяя ощущать себя красивой, но при этом не открывали слишком много, чтобы излишне не соблазнять.
Да-да, она перестала чувствовать себя в платьях, как сарлук на льду. Ей даже понравилось их носить. Ведь именно в платье она могла проявить себя женщиной, а не воином, при этом храня целомудрие — мироощущение ей ранее недоступное, но которого, как оказалось, не хватало. Ведь соответственно полу она себя ощущала разве что в постели с Бреном и с Кларедом, а это другое — не для всех. Теперь же даже пьяный сапожник обращался с ней по-своему уважительно, просто любуясь, без жажды обладать.
К счастью, неприятные для кожи белила применять не пришлось, ибо Волхв каким-то образом "отводил глаза" от её шрама. Он говорил, что мог бы совсем убрать этот след старого испытания, но предвидел, что тот может ещё пригодиться. Девушка не возражала, ибо и сама предполагала нечто подобное. А когда окончательно определилась с дальнейшими планами, предположение превратилось в уверенность.
В середине зимы пришло время решать, что ей делать дальше. От этого зависели последние штрихи подготовки, которую мог дать Алрине Санат. Он достаточно объяснял ей пути судьбы, чтобы отринуть сомнения. Ведь если душа рождалась с определённой задачей, то именно её и имело смысл выполнять. Хоть Хранитель и утверждал что любой опыт полезен, даже ошибочный. Но какой смысл идти неверным путём, если в сердце уже знаешь верный?
Разумеется, после рождения, человек не помнил своих истинных задач, но зачастую это бывало к лучшему. Ведь душа вполне могла запланировать жестокие испытания и даже насильственную смерть, как выяснилось при ответах на те самые страшные вопросы ещё на горе. И от них всё равно не сбежишь, так не лучше ли встретить лицом к лицу, как врага в бою?
Определить свою стезю на словах было несложно — именно оттуда приходят какие-то необъяснимые, но могучие силы свершить задуманное, хотя оно может казаться намного сложнее других вариантов, при этом совсем не вдохновляющих. Но ведь она и раньше инстинктивно чувствовала это, не решаясь вступить на окольные, как она теперь понимала, тропы, уводящие с главной дороги. Просто у неё не было понимания, ради чего идти на риск.
Теперь же, после долгих размышлений и переваривания всего, что она узнала, у девушки не осталось сомнений, что её предназначение в том, чтобы вырвать из рук Мары либо Меч Кернуна, либо душу Клареда, а если повезёт, и то, и другое. Наилучшее же место для того, чтобы воплотить оба замысла, было рядом с Мореной в качестве её хедивега. Значит, ей предстояло всё-таки вернуться. Сделать именно то, отказавшись от чего ранее, она потеряла любимого.
Что это, если не признак судьбы? Получается, нет смысла дёргаться с проложенного душой пути. Хотя в данном случае всё же есть — теперь у Алрины больше шансов преуспеть. И больше смирения, чтобы принять неизбежное. Без лишних сомнений.
Санат очень сильно допытывался, уверена ли девушка в своём решении. Но иначе что ей оставалось? Наёмничать? Восстанавливать титул? И оставить Клареда сражаться с Мореной, а самой позабыть обо всём этом? Нет, так она точно не смогла бы. Только гуща решающих действий ощущалась, как своё место в мире, даже если именно там оборвётся её нынешняя жизнь. В решающей битве, которая, похоже, теперь неизбежна, насколько видел Великую Паутину Событий Волхв.
Так что после возобновления солнечного года они приступили к изучению мелких приёмов, которые помогли бы хедивегу продержаться при ахсаре до тех пор, пока не представится случай сыграть свою роль. Хотя главным щитом оставалось внутреннее солнышко, которое, по утверждению Волхва, не позволит аватаре проникнуть в мысли Стражницы, поскольку Свет слепит Тьму.
Хранитель настойчиво предостерегал о том, что не следует цепляться только за один способ выполнения задачи. Потому что всё течёт и меняется, особенно когда на события влияют Проклятые, которых не просчитать столь же легко, как если бы на их месте был человек с его ограниченным пониманием и восприятием. Правильное решение может оказаться неожиданным и открыться внезапно.
Чтобы Алрина прониклась нужным видом внимания и научилась на лету приспосабливать свои планы под ситуацию, он даже научил её интересной игре, в которой на большом поле в клетку сражались множество разных фигур, каждая из которых двигалась по своим правилам. Играли на скорость каждый вечер, и понемногу мозги девушки растормаживались, позволяя просчитывать ходы всё быстрее и дальше. Хотя победить Саната казалось невозможным.
Тогда он показал ей ещё одно упражнение: нужно было уронить орешек над самым полом и поймать его той же рукой. Алрина никогда не поверила бы, что такое возможно, если бы сам отшельник не справлялся без видимого труда каждый раз. Когда она пробовала повторить этот трюк, то ощущала себя бесконечно медлительной. Но Волхв пояснил, что она просто пытается пользоваться разумом, который слишком долго обрабатывает сигналы. А ей нужно научиться отключать ум и действовать на уровне инстинктов, которые срабатывают намного быстрее.
С каким же скрипом шла такая наука! Казалось, что разум вцепился в тело тысячей когтей, которые больно впивались во все чувствительные места при малейшей попытке исключить его из цепочки управления Но в конце концов девушка научилась хоть ненадолго отдирать от себя этого цепкого зверька. Хотя и продолжала проигрывать Санату при малейших вариациях этой игры (те же детские "ладошки", когда нужно выдернуть свои из-под чужих и ударить по пальцам сверху). Впрочем этот навык, как и любой другой, должен был со временем улучшиться, если продолжать упражняться.
Зато он мог оказаться решающим подспорьем в бою с Мореной, которого не хватило Брену! Разумеется, не вдруг и не в лоб, а возможно, и вовсе исподтишка. В этом отношении Хранитель отрезвил Алрину от понятий о чести, почерпнутых из книг. Он не советовал полностью рассчитывать на отключение ума, поскольку Марина аватара, скорее всего, также умела ускорять личное время, наподобие того, как сам Санат быстро передвигался на значительные расстояния. Обучить же этому обычного человека вряд ли возможно, поскольку такие умения присущи более развитым существам с более совершенными телами. Но Воинам Смерти при Посвящении, похоже, прививают подобную способность, поэтому вдвоём с Кларедом у них был шанс справиться (и снова, словно "когтем корса" полоснуло по сердцу подтверждение упущенных возможностей, но маленькое внутреннее солнышко тут же залечило царапину — прошлого не переиграть, нет смысла тратить силы на сожаление, как убедительно доказал ей Волхв в одной из вечерних бесед с вопросами).
Отдельной статьёй проходило обучение 'искусству лжи'. Хотя главным советом Саната было: по возможности не лгать, а говорить полуправду, лишь слегка 'перекрашивая' её. Потому что не зря это называют 'кривить душой', и если много врать, то завяжешь свою такими узлами, что забудешь себя на много жизней вперёд.
Да и тело обычно противится: искажается зрение, сжимается горло, застывают мышцы или, наоборот, выкидывают 'предательские' самопроизвольные движения. По таким признакам опытный предводитель мог выявить неискренность 'интуитивно', то есть даже не зная этих самых признаков, просто основываясь на длительных наблюдениях за людьми. Конечно, аватара Мары, по-идее, способна считать настрой напрямую, но от этого должно было защитить 'солнышко'.
Так что обучение сводилось скорее к умению обтекаемо выражаться и не выдавать себя, когда приходилось отклониться от истины.
Волхв велел Алрине продумать 'легенду', которую она преподаст ахсаре в объяснение своего побега и возвращения. А потом проверял эту историю на прочность разными каверзными вопросами. Попутно сообщая, когда у девушки вильнул взгляд или дрогнул голос в 'скользком месте'. Натаскивал её не вызывать подозрений.
Для этого нужно было стараться верить в то, что говоришь, не добавлять лишних подробностей, не тараторить, словно оправдываясь, контролировать голос, отводить глаза заранее в особо противоречащих чувствам местах, и тому подобное. В придачу удерживая раскочегаренное 'солнышко' за тучками. Не такая уж простая задача, на освоение которой ушло какое-то время, но и потом Волхв нет-нет да устраивал девушке внезапные проверки.
В общем, Хранитель подготовил Алрину со всех сторон, которые мог предусмотреть, и она была полна решимости отправляться в логово нартов хоть завтра. Но Санат чего-то ждал. Говорил, что, возможно, снабдит её ещё кое-каким подспорьем, вот только для того, чтобы понять, стоит ли прибегать к столь крайним мерам, он должен убедиться в том, что события пойдут по наихудшему пути.
В любом случае, до окончания весенней распутицы начала военной кампании ждать не приходилось, так что они продолжали работать в Бравине, благо безвозрастный бард знал достаточно песен, чтобы не надоесть местной публике. Его даже пытались сманить в более дорогие и престижные таверны, но он хранил верность достаточно благодарному первому хозяину, который позволил им переехать из тесной съёмной мансарды к себе на второй этаж безвозмездно. Хотя на самом деле деньги никакой роли не играли, просто Волхв не видел смысла тратить время и силы на упорядочивание пространства на новом месте таким образом, чтобы никто лишний их не обнаружил. Кларед вот-вот определится с выбором, и тогда придёт пора пускаться в путь.
Глава 31.
Клед: Сердце Смерти
Колен оказался высоким сухощавым Ятаганом Новинской Обители. Тощую косу цвета спелой ржи он усиливал и удлинял пеньковой бечевой, всегда вплетая в конец маленькое грузило. Никаких эмоций на его лице никогда не отражалось, но взгляд был пронизывающий насквозь. Казалось, что он смотрит на подопечных, как муравей на тлю. Стоило тем ослабить внимание или о чём-то задуматься, как Хлыст Смерти возвращал "отступника" в действительность. Это было больно, но достаточно действенно. Ведь когда отрабатываешь раз за разом одно и то же упражнение, движения доходят до автоматизма, уму становится скучно и он норовит куда-то убежать.
Постоянное присутствие в действительности было одним из требований для Кинжалов. Как выяснилось, самым сложным, хотя со стороны казалось, что куда тяжелее работать одновременно двумя клинками. В этом отношении у Кледа было небольшое преимущество над обычными кандидатами, благо действовать левой рукой он научился после перелома правой, хотя совмещать обе всё равно пришлось учиться. Сначала через стандартные "формы", разработанные так, чтобы в свалке работать, как мясорубка, одновременно атакуя и защищаясь по всем направлениям. Потом задания стали усложняться путём уменьшения количества соперников — тут уж приходилось действовать руками по-разному, хотя какие-то отдельные "связки" из стандартных "форм" порой и помогали.
Сил на тренировки уходило много, и аппетит у Кледа был зверский, но и кормили соискателей отлично: не три раза в день, а целых шесть. Правда, за раз много съесть не позволяли, чтобы не мешать занятиям, но через пару месяцев парень заметил, что тело ощутимо заматерело — даже пришлось расшивать ставшую узкой в плечах непробивайку. Радовали и облысевшие подмышки — летом одежда меньше прованивалась.
Не самым сложным, но довольно хлопотным довеском к требованиям была определённая длина косы, которую нельзя было дать укоротить, чтобы вовремя получить повышение. И это при обилии поединков с несколькими соперниками. Конечно, сам Ятаган мог бы устроить "стрижку" воспитанникам в любой момент, но это было бы злоупотреблением властью, до которого он, как правило, не опускался. Хотя был среди них один Воин, которому Колен таким образом отодвинул получение ранга, но тот поплатился за подлость — попытался оклеветать одного из товарищей за нарушение дисциплины, которое допустил сам. Неужели не понимал, что Ятаган видит их насквозь? Впрочем, если способности у всех раскрывались по разному, наверное, могло быть и такое. Судя по словам Лариса и Армата при посвящении, сам Клед в этом плане отличался от большинства.
Именно поэтому он замахнулся на то, что не входило в список обязательных умений для Кинжалов — Владение Хлыстом Смерти одновременно с другим оружием. Клед сообразил, что, если хоть немного преуспеет, это позволит ему вернее сохранить волосы в неприкосновенности. Ведь время на достижение статуса, который позволит получить чёрный скимитар, для него ограничено: всего год, тогда как обычно меньше двух это не занимало.
Колен скептично хмыкнул: "Внимания не хватит", — видимо, намекая на то, что нужна большая ступень посвящения, — но показал ему базовую "форму" для Ятаганов и Топоров, включавшую в себя работу и Хлыстом Смерти. Отрабатывать её, правда, пришлось в свободное от общих занятий время, так что по сути свободного времени у Кледа и не оставалось. Но то ли местный Ятаган терпимей относился к переработкам, то ли получил указание от Меча сделать исключение для того, кто точно сможет поднять божественный клинок, который, конечно же, следовало отобрать у врага. Так или иначе "упахиваться" с тренировками молодому Воину Смерти никто не мешал.
Только один раз в самом начале Ятаган выгнал его в Красный Дом. У Кледа тогда начала болеть голова, и Колен сказал, что надо сбросить Смертную Тень. Какое-то время парень упорствовал, не желая "пачкать" хранившуюся где-то в уголке души память о любимой, но дело начало доходить до рвоты, так что поступил приказ, который пришлось выполнять.
Нет, никаких чувств в ощущениях Кледа не сохранилось. Он воспринимал себя так же, как все окружавшие его Братья, свободным от этого бремени, досаждающего прочим смертным. Но где-то в подсознании сидели понятия, смутно подсказывавшие, что это неправильно. Простое человеческое нежелание изменять даме сердца не выдерживало критики разума, который прекрасно знал, что всё кончено. Но принимал более смутный довод о том, что после того, как познал настоящий полёт, ползать уже попросту неинтересно. Тем не менее, избавиться от Смертной тени было необходимо, так что Воин решил отнестись к этому, как к обычному отправлению потребностей. Навроде того, как приходится проблеваться, если отравишься несвежей едой.
Очень кстати было и то, что он оказался совсем в другой Обители. Среди прежних Отступниц ему пришлось бы соответствовать ожиданиям, завышенным его довольно бессмысленными попытками самовыражения в этой области "по юности". Здесь же его никто не знал. Кстати, благодаря этому ему также не пришлось участвовать в окончательном посвящении Отступающих, за что он был отдельно благодарен судьбе. Никакое онемение чувств неспособно было погасить содрогание при воспоминании о первом обряде. Особенно после того, как познал настоящую любовь.
