Примечание к части
Всем добра и здоровья.
Отступление 20
На сложенных шалашом дровах, обложенных камнями размером с кулак взрослого мужчины, в ночной тишине весело танцевали языки огня. Пламя облизывало древесину, издающую успокаивающее потрескивание, а в воздух поднимались струйки белого дыма, теряющегося в окружающих костёр сумерках.
Вокруг царили тишина и темнота, кажущиеся настолько густыми и всеобъемлющими, что складывалось ощущение, будто за кругом света вовсе ничего нет. Впрочем, сидящего на одном из двух брёвен, положенных с двух сторон от костра, одетого в белое кимоно мужчину это не волновало от слова "совсем": он просто смотрел на пламя единственным открытым глазом, в то время как вторую его глазницу скрывали белые бинты, пальцами рук перебирая узелки на тонкой верёвке...
Сколько времени он здесь находился? Может быть день... или год... или десять лет... Время, которого постоянно не хватало раньше, когда постоянно требовалось спешить и принимать решения, будто бы замерло в одном-единственном мгновении, тем самым позволяя вволю поразмышлять о прошлом и будущем. В конце концов, больше ничего не оставалось.
— Это был хороший бой, — заметил беловолосый мужчина, непонятно как и когда появившийся на бревне напротив одноглазого старика, одетый в свободную белую рубашку и плотные чёрные штаны.
— Я проиграл его... сенсей, — оторвав взгляд от пламени, посмотрел на гостя старик, в глазу коего промелькнули узнавание и некоторая напряжённость.
— Невозможно побеждать во всех битвах, — пожал плечами Тобирама Сенджу, после чего криво усмехнулся и добавил: — Я, Хаширама и Мадара — отличное тому доказательство. А ведь когда-то нас называли богами... Смешно.
— Сенсей, я подвёл вас, — констатировал Шимура Данзо, снова опуская взгляд к огню. — Вы и Хаширама-сама доверили нам Коноху, а мы потеряли почти всё ваше наследие.
— Ну... во-первых, ты давно меня превзошёл как в опыте и знаниях, так в силе и мастерстве, — прикрыв глаза, второй хокаге втянул носом запах дыма, поднимающегося от пылающих дров. — Кроме того, Коноха всё же выстояла и сейчас сильна даже более прежнего. Так что, Данзо-кун, прекращай прибедняться и напрашиваться на похвалу: ты уже не зелёный генин, и в твоём возрасте это несолидно.
Бывший глава "Корня" тихо хмыкнул на эти слова, но действительно прекратил попытки самоуничижения. Всё же он безмерно уважал человека, сидящего сейчас напротив, и вряд ли стал бы оправдываться перед кем-либо другим... даже самим Хаширамой (который был слишком наивным идеалистом, а как выяснилось после основания селений шиноби — отвратительным стратегом).
— Ты выполнил свой долг перед Конохой, Данзо-кун, — вновь нарушил молчание Тобирама, внимательным взглядом посмотрев на старика, после чего добавил с чувством вины в голосе: — Но другие долги ещё только предстоит начать отдавать.
— Эдо Тенсей? — понятливо кивнув, всё же уточнил Шимура.
— Когда-то давно, создавая эту технику... я был слишком высокомерен, — отозвался второй хокаге, устремляя свой задумчивый взор в глубину костра. — В мироздании есть вещи, в которые людям лучше не соваться... Жаль, что понимание этого приходит слишком поздно.
— Даже зная цену, я бы заплатил её ещё раз без колебаний, — спокойно заметил старик, небрежным движением левой кисти выбрасывая верёвочку в огонь. — Вы можете сказать, что будет дальше?
Собеседник только молча покачал головой, в извиняющемся жесте развёл руками... а затем растворился в воздухе, будто бы его никогда и не было. Данзо же продолжил сидеть перед костром в одиночестве, вновь погрузившись в свои мысли и воспоминания, заново переживая величайшие победы и сокрушительные поражения. Несмотря ни на что, он был уверен в том, что хотя бы в последние годы жизни всё сделал правильно, благодаря чему на душе установился непривычный покой.
Было непонятно, сколько времени он ждал следующего гостя. Однако же как и в прошлый раз Шимура не заметил того момента, когда в круге света появился кто-то ещё.
— Для тебя есть работа, — прозвучал холодный голос от высокого силуэта, облачённого в церемониальные белые одеяния, с маской демона на лице.
Посмотрев на Шинигами, от которого не ощущалось силы или направленной угрозы, но отчётливо веяло затаённой опасностью, пожилой шиноби молча поднялся на ноги. Он не собирался пресмыкаться, пусть даже перед ним находился бог смерти, но и дерзить, как-либо его оскорбляя не думал.
Эмоции, связывающие душу человека с воспоминаниями успели поблекнуть, словно бы выгоревшая на солнце картина, которую всё ещё можно рассмотреть во всех деталях, пусть она и утратила прежнюю красоту. Но пусть привязанности, которые бывший глава "Корня" всё же обрёл за свою жизнь, и ослабли, но вот разум оставался по прежнему ясным, а воля — твёрдой.
"Свои долги всегда нужно отдавать... так или иначе. Но никогда нельзя забывать о собственных принципах. Если Шинигами для какой-то работы выбрал меня, значит он знает то, что я могу её выполнить. А главное — он знает, что я за неё возьмусь. Если же я ошибаюсь... то ничто не помешает мне заплатить за свою ошибку иным образом", — так думал про себя бывший шиноби Конохи, готовясь сделать первый решительный шаг по новому пути, куда бы он его ни привёл.
* * *
Осторожно выглядывая из-за углов, торопливо пробегая открытые участки коридоров и залов, скрываясь за колоннами, статуями и огромными вазами, установленными в глубоких нишах, она шаг за шагом приближалась к своей цели. Рассветные лучи, проникающие сквозь мозаичные окна, словно бы собранные из кусочков разноцветного стекла, складывающегося в узоры в виде красивейших цветов, скользили по стенам и отражались от гладких поверхностей кристаллов, украшенных витиеватыми гравюрами, то и дело норовя выхватить из теней одинокий силуэт...
Вот наконец впереди показались высокие двойные двери, перед которыми дежурил одинокий стражник в блестящей броне. Миновать его было непросто, так как на этот пост ставили только лучших из лучших, но... бессонная ночь и откровенная скука делали своё дело, притупляя бдительность даже таких как он.
Воспользовавшись пока что единственным заклинанием, получающимся без каких-либо накладок, она заставила одну из ваз в дальнем конце коридора пошатнуться, будто бы её кто-то толкнул. Гвардеец тут же насторожился, а начавшая было клониться к груди голова вскинулась, поворачиваясь к источнику шума.
— Кто здесь? — чуть хриплый голос дрогнул, что заставило воина недовольно поморщиться, так что прокашлявшись, следующие слова он произносил уже твёрдо и уверено: — Именем её высочества, приказываю нарушителю выйти из укрытия.
Ответом была тишина, которую можно было бы назвать звенящей. Впрочем, это ничуть не смутило стражника, уставшего от однообразного стояния на посту, в результате чего он решил немного размяться и лично проверить, что послужило причиной подозрительного происшествия.
Стараясь шагать в такт шагам закованного в броню воина, она вышла из своего укрытия и, подойдя к оставшимся без охраны дверям, толкнула плечом одну из створок, бесшумно открывшуюся внутрь комнаты. Оставалось совсем мало времени до того момента как стражник обернётся и поднимет тревогу, так что пришлось поспешно проскальзывать внутрь помещения, утопающего в полумраке и закрывать проход.
Створка тихо стукнула, заставив и без того громко бьющееся сердце едва ли не проломить рёбра, но... ничего не произошло. Спустя ещё десяток секунд, в течение которых уши улавливали любые подозрительные звуки, облегчённый выдох вырвался из груди.
Окна в этой комнате были занавешены голубыми полотнами, пропускающими через себя минимум света, в воздухе ощущался запах цветов, середину свободного пространства занимало низкое широкое ложе прямоугольной формы, застеленное белоснежными простынями и заваленное мягкими подушками разных размеров. На постели, словно мохнатая рыжая гора, свернувшись клубком спало существо, при каждом вдохе издающее глухой рычащий храп, будто раскат далёкого грома отражающийся от высоких стен и теряющийся где-то под потолком.
Сглотнув скопившуюся во рту густую слюну, она стала медленно приближаться к своей цели, делая один маленький шаг за другим. Сердце билось в восторженном ритме, мир окрасился в необычно яркие цвета...
— Ну и что ты задумала, маленькая пони? — открывшийся красный глаз с вертикальным зрачком уставился точно на крылато-рогатую кобылку, застывшую словно кролик перед удавом с поднятой для очередного шага ногой.
— А-а-а... — Фларри Харт, застигнутая врасплох перед самым последним рывком, растерянно заморгала, пытаясь придумать причину своего здесь нахождения, а затем произнесла первое, что пришло ей в голову: — Привет?..
Великий девятихвостый лис, также известный как Курама, шумно фыркнув на подобную непосредственность, смежил веки и широко зевнул, демонстрируя сверкнувшие в полумраке клыки. После этого он вытянулся на кровати во всю длину, с удовольствием потягиваясь и выпрямляя девять пушистых хвостов, а затем неспешно поднялся на лапы, грозной громадой, на голову возвышающейся над взрослыми пони, нависая над маленькой принцессой.
Прошла секунда, за ней — вторая... Фларри плюхнулась на круп, широко улыбнулась и протянула к лису передние копытца, будто бы хотела его обнять. Бывший биджу на это простое действие в исполнении жеребёнка ощутил себя... очень странно.
"Пони... И почему я, в отличие от семи братьев, решил остаться здесь, а не отправиться в мир без разумной жизни?", — задавшись этим вопросом, Курама решил не терять времени и, наклонившись вперёд, подхватил зубами жеребёнка за холку, будто бы это был какой-то котёнок.
Принцесса возмущённо пискнула на такое к себе обращение, но не успела даже испугаться, как была усажена на широкую спину девятихвостого лиса, тут же вцепившись всеми четырьмя ногами в его бока. Живое воплощение ненависти (кем его считали в мире шиноби), только хмыкнул и направился к выходу из выделенной ему спальни, мысленно предвкушая свой монолог о том, что из глупых маленьких лошадей получились такие же хорошие родители как из Учиха, поколение за поколением доказывавших, что "Всегда есть куда падать".
"Интересно, чем сейчас занимается Мататаби?", — вспомнив сестру, которая тоже решила остаться в именно этом мире, но переселившись в страну, населённую родичами неконинов, Курама схватился правой передней лапой за дверное кольцо и рывком распахнул створку, тут же встретившись взглядом с приставленным к нему гвардейцем.
— Это залёт, воин, — оскалился Курама, убедившись в том, что пони рассмотрел нагло улыбающуюся принцессу у него на спине. — Веди к своим правителям. Они кое кого потеряли.
— Т-так точно, сэр, — прижав уши к голове, нервно сглотнул жеребец, после чего развернулся, мелко семеня копытами и попросил: — Следуйте за мной...
Никто, ни гвардеец, ни маленькая аликорница, ни даже великий и ужасный девятихвостый лис, так и не заметили того, что за ними последовали трое стражников, приставленных к гостю этого мира тремя правящими принцессами. Скользящий в тенях бэтпони ехидно ухмылялся, предвкушая возможность всласть потоптаться по гордости высокомерных гвардейцев окованными сталью копытами, двое единорогов же, окутанных скрывающими их от обнаружения чарами, позволяющими беспрепятственно проходить сквозь стены и мебель, просто неодобрительно покачали головами...
В конце концов, пусть аликорны и заключили договор с биджу, но несмотря на всю свою внешнюю наивность, каждая из них за свою жизнь видела и пережила более чем достаточно для того, чтобы научиться перестраховываться. Из-за того же, что Курама почти лишился всех своих сил, обменяв их на возможность полноценно жить (не испытывая голода, не старея, не болея...), угрозы для жизни и здоровья маленькой принцессы не было изначально.
...
Широко зевнув, Шайнинг потянулся всем телом, вытянув передние и задние ноги, выгнув спину и почти вывихнув нижнюю челюсть. Рядом то же самое проделала Каденс, с тем лишь исключением, что разевать рот во всю ширь она себе не позволяла, вместо этого только зажмурив глаза и прижав к голове уши.
— Доброе утро, милый, — принцесса любви потёрлась носом о плечо белого жеребца, ставшего несколько крупнее того, каким он был раньше, а кроме всего прочего — сменившего цвет полосок в гриве на пшенично-золотой.
— Доброе утро... дорогая, — проморгавшись и осознав то, где же находится, Армор растянул губы в широкой и счастливой, возможно даже несколько глупой улыбке, после чего и сам потёрся носом о шею жены, на это только хихикнувшей, прикрыв мордочку левым передним копытцем. — Пойдём умываться и на завтрак, или?..
— "Или" — это очень соблазнительное предложение, — подмигнув мужу, заявила правительница Кристальной Империи, после чего положила голову на крепкое плечо супруга. — Но у нас с тобой скопилось немало обязанностей, да и твоего друга от Фларри нужно спасать.
— Опять? — округлил глаза белый жеребец, чувствуя как у него начинает подёргиваться бровь, чем вызвал звонкий мелодичный смех супруги.
— Что можно поделать, если нашей дочери нравится всё мягкое и пушистое, а папа из своего путешествия привёл такого интересного девятихвостого лиса? — поднявшись на ноги, розовая аликорница соскочила с кровати и тряхнула гривой, свободными прядями рассыпавшейся по шее и плечам. — Не волнуйся: ни один биджу за сегодняшнее утро не пострадал. Я за ним присматриваю... вполглаза.
— Это радует, — искренне произнёс Шайнинг, тоже поднимаясь на ноги и ловя себя на том, что на четырёх конечностях чувствует себя как-то... непривычно. — И всё же, я поспешу к гостевым комнатам...
— В таком виде? — нахмурилась принцесса любви, бросив на мужа неодобрительный взгляд.
— Что-то не так? — Армор покрутил головой, всем видом выражая непонимание того, что не нравится его супруге.
— Ша-айни... посмотри назад, — закатив глаза к потолку, едва сдерживаясь от хихиканья посоветовала розовая аликорница.
— А? Оу... — выгнув шею, белый аликорн уставился на два крыла, которые стояли торчком почти вертикально, словно паруса корабля... украшенные взъерошенными перьями. — А-а-а... дорогая, ты не могла бы мне помочь?
— Могла бы, — игриво заметила Каденс, тут же возвращая себе серьёзный вид и указывая правым передним копытцем на мужа. — Но тогда мы точно опоздаем на завтрак. Так что, милый, прими-ка холодный душ. Ну а вечером... обещаю компенсировать все неудобства.
Произнеся последние слова, принцесса любви первой скользнула в сторону ванной комнаты, не забыв взмахнуть в воздухе шелковистым хвостом. Жеребцу же ничего не оставалось, кроме как последовать за ней, при этом чувствуя себя каким-то парусником...
"Хорошо, что во дворце хотя бы ветра нет, а то слуги и придворные имели бы сомнительное удовольствие видеть первого жеребца-аликорна, унесённого ураганом", — хмыкнул про себя Армор, на несколько секунд задержавшись перед порогом ванной комнаты, из которой донеслись звуки льющейся воды и мелодичное мурлыканье какой-то незатейливой песни.
