Зверь лютый Книга 38 Ляхолетье

* * *

— Увижу пшека — зарежу!

— Тебе новый топор нужен?

— Н-ну...

— Поменяешь у каупанских пшека на топор. Или нет. Если зарежешь.

Другой проблемой было недоверие со стороны крестоносцев.

— Дикари! Поганые! Всё что скажут — ложь, наущения диавольские!

Кестут велел привести Болеслава в свой шатёр. Там пленника встретила Елица. С крестиком на груди, с иконой и свечой в красном углу, с толстым Евангелием на столе. В скромном платочке и полумонашеском одеянии, она была доброжелательна, сочувственна. Небогатое угощение с молитвой, мирный разговор на понятном обоим славянском языке, несколько успокоили пребывавшего в унынии и страхе Болеслава.

— Э-э-э... икона, крест... Ты христианка? Говорят, пруссы забивают насмерть каждого человека, кто приносит на их землю чужих богов.

— Каждого. Не каждую. Я женщина, не человек, мне можно.

* * *

Для точности: христианская символика встречается в женских захоронениях этой эпохи на севере Самбии, в могилах купленных на Готланде гётских наложниц.

* * *

Появление Кестута, присоединившегося к трапезе, явно видимые добрые отношения между язычником и христианкой, позволили возникнуть надежде на счастливый исход.

— Я хочу, что бы ты, Болеслав, велел воинам в лагере сложить оружие. Им будет сохранена жизнь. Я, князь Кестут, в том клянусь.

— Я не могу им приказать: я в плену и мой приказ им не обязателен. Я не прикажу этого. Потому что ты язычник и твои обещания ничего не стоят. Ты какой-то князёк какого-то поселения, здесь таких много. Ты скажешь одно, другие ваши скажут другое. А жрецы потребуют нашей крови и это будет главным.

* * *

История царя Саула, его конфликт с пророком Самуилом, убийство пророком пленного царя, известна каждому христианину:

Приведите ко мне Агага, царя амаликитского. И подошёл к нему Агаг дрожащий... И разрубил Самуил Агага пред Господом.

Зная о присутствии вайделотов в войске пруссов, ляхи ожидают смерти.

У Болеслава IV Кудрявого — множество недостатков. Но есть и достоинства: он очень любил своего сына и наследника, тоже Болеслава. В РИ юноша умер в следуюшем, 1172 г. Король тяжело переживал потерю сына и скончался вскоре после этого, 5 января 1173 г. Похоронен рядом с сыном, отцом и дедом в Соборе Пресвятой Девы Марии Мазовецкой в Плоцке.

* * *

— Мы убили множество твоих рыцарей. Но треть попала в плен. Утром мы с тобой выйдем к твоему лагерю, и ты пошлёшь одного из своих уговорить осаждённых сдаться. Если ты не сделаешь этого — голова твоего сына на пике станет следующим посланцем.

— Нет! Ты не посмеешь!

— Если я лживый, мерзкий, кровожадный прусс, то что мне может помешать? А если я честный благородный князь, то почему мы не можем договориться?

— Потому что ты язычник! Поганый! Я скорее поверю вот ей, твоей наложнице, чем тебе, князю и воину!

Елица, скромно убравшаяся в тень, смотрит на двух, уставившихся на неё, мужчин. Разгорячённых спором, взаимным недовольством, предчувствием смерти, не только своей, но тысяч людей за стенами шатра в обеих армиях. И выдаёт некогда слышанную от меня по совершенно другому поводу фразу:

— Париж стоит обедни.

Болеслав не понял, начал что-то говорить...

— Помолчи (это Болеславу). Кто такой Париж? (Это Елице).

Ни один добрый прусс не позволит женщине влезать в разговор настоящих мужчин. Так ни одна настоящая пруссачка и не полезет! Увы, Елица и Кестут, побывав у меня, покрутившись в моём дому, в моих делах, стали несколько ненастоящими.

Ни один нормальный мужчина не позволит себе признаться, что не понял, что жена сказала. Елица столько раз спасала Кастуся от смерти, изничтожала его врагов, давала полезные советы... Вместо того, чтобы побить женщину, по вине смотря, плёточкой вежливенько, он спокойно демонстрирует своё незнание — не впервой.

Та, несколько сбивчиво, отвечает на вопрос. Вот, де, слышала у Воеводы в дому такую не то сказку, не то быль. И подводит итог:

— Вы ж — крестносцы. Вы ж сюда шли, дабы принести веру христову. Не для грабежа или убийства. Если князь Кестут и иные князья и воины крестятся, то... Вы победили — свет креста животворящего воссиял над землями, прежде во мраке поганства пребывающими. Тебя, Болеслав, уподобят христианским воителям вроде Карла Великого, крестивших многие народы. К лику святых причислят.

И добавляет:

— Сиё есть не слабость, но жертва. Подвиг, свершённый во имя Христа. То, ради чего вы сюда и шли.

* * *

Слова, декларации.

В ходе Второго Крестового похода христианское воинство пыталось штурмовать Штеттин, стены которого были завешены пеленами и покрывалами, взятыми из местных христианских храмов. Ругань прибывшего под стены осаждённого города уважаемого проповедника, а также понесённые тяжёлые потери, заставили крестоносцев обратить внимание не только на имущество местных, но и на их христианство.

Слова — имеют значение.

Возможно, уже по утру ты будешь смеяться над ними. Но пока эти колебания воздуха связываются в твоём мозгу с понятиями, с символами, пока эти символы важны для тебя — ты будешь им следовать.

* * *

Три мотива: миссионерство, жадность, месть, двигающие поляками, вступают в противоречие.

Достижение главной цели. Ценой плена. Вероятно, временного.

Или полный провал и бесславная смерть.

— Если нас убьют... Нас же в рай не пустят! Мы воспрепятствовали крещению язычников!

Елица, обращаясь к Кестуту, уточняет:

— И пруссам сиё не обида и унижение, а победа: они получат множество пленников и вещей. Приумножат своё достояние и сберегут жизни воинов. Выигрывают обе стороны.

Цели противников разносятся в непересекающиеся плоскости. Полякам — успех проповеди, пруссам — хабар и полон. Кто на что учился.

Понятно, что любой лях может возопить:

— Не-ет! Я хочу рабов, коней, земель! И плевать на вечное спасение!

Следует очевидный вопрос:

— Плевать? Ты еретик? Отлучить от церкви, выгнать из лагеря.

А уж как тебя в лесу дикие язычники встретят... явно не пирогами.

Сходна, но обратна, ситуация у пруссов:

— Креститься? — Никогда!

— Крещение даёт добычу. Ты не крестишься — от доли в добычи отказываешься.

Понятно, что ожидаются разные хитрецы:

— А мы крестимся понарошку, только для вида. А потом — тьфу-тьфу-тьфу — всё выкинем.

Как подобные шутки шутили ливы с Мейнардом на Двине — я уже...

С другой стороны полное понимание этих хитростей:

— А они крестятся понарошку, только для вида. А потом — фу-фу-фу — всё выкинут.

Сидят два князя, польский и прусский, думу думают. Тяжкую. Если согласиться, то как-то... А если отвергнуть, то... совсем плохо.

— А если язычники, как псы на блевотину, снова вернуться к своим поганским обычаям?

— Кестут поклянётся.

— Слова поганого — поганое. Ничего не стоят. Пусть Кестут сначала примет крещение, потом даст клятву, а уж потом поговорим о капитуляции.

— Давай наоборот. Сперва ляхи сдаются, а потом я в твоём королевском шатре принимаю крест.

— Стоп-стоп. Вы не верите друг другу. Кому-то нужно сделать первый шаг. Кестут свой уже сделал.

— Х-ха. Какой?

— Голова твоего сына всё ещё на его плечах, а не на пике. Или это не важно?

Сидят князья, сопят, друг на друга смотреть не хотят. Такая противная морда. Так бы и вбив бы! Но... и тема уже не в том, как победить, а как бы лохом не оказаться. Которого обманули, как дурачка деревенского.

— Я должен помолиться.

— Иди. На рассвете ответ.

У Болеслава в загоне для пленных — отдельная выгородка, туда пустили Болеслава-младшего. Пятнадцатилетний юноша был очень рад общению с отцом. А утром король сказал да.

Потом было полдня беганья туда-сюда посланников. Торг вокруг условий.

Нет, оружия и коней не будет. Да, хоругви, святые предметы и книги будут сохранены с уважением. Нет, не переданы в Польшу, а сложены в Каупе и возвращены после окончания войны. Да, все желающие могут послать письма родным в Польшу. Нет, родственники к пленным допущены не будут...

Наконец, крестоносцы сложили оружие, отряд Кестута вошёл в лагерь. Выгнал пленных на лужок, собрал оружие и ценности.

* * *

Пять веков ляхи и пруссы воюют друг с другом. Уже забыт повод, по которому они когда-то сцепились. Уже два века как к вражде народов добавилась ненависть религий. Непрерывный ветер войны дует над пограничьем.

Сеющий ветер — пожнёт бурю. Этот круг не разорвать. Пока не истребишь сеятелей.

* * *

В радиограмме всё было значительно короче. Ещё короче я излагал квартету, стоящему передо мной на коленях в заваленной обломками мебели, залитой кровью и заляпанной мозгами, усадьбе Сероцкого каштеляна.

Да уж, лихо принцесса плясанула. Порвала зал. В прямом смысле. Задницей. В прямом смысле.

— Там, в захваченном лагере крестоносцев перед королевским шатром, князь Кестут был провозглашён Великим Князем Пруссов. Воины принесли ему клятву на оружии.

— Бож-же мой... что будет с Польшой...

— Да, Властович, ты правильно понял. Пруссы объединились. Теперь племена будут действовать согласованно. Но ваша цель достигнута. Князь Кестут, его дружина, многие вожди и селяне приняли крещение.

Сбылась мечта идиота — гениальная фраза.

Глава 768

— Кто?! Кто крестил этого Кестута?!

Интерес Гедко понятен: креститель должен быть вознаграждён, возвышен и прославлен.

— Преподобный Панфутий. Ты его не знаешь. Молодой пресвитер из Муромского училища.

— Что?! Схизмат?!

— Вы не единственные христиане в мире. Уже пять лет на Самбии работают мои люди. Естественно, им нужен священник. За протокой у Каупа на Неманской косе уже давно построена церковь. Там не земля Брутена и Ведевута, там можно приносить своих богов. К Кестуту приходят люди. Многие из них приняли крест. Теперь количество перешло в качество.

— Ложь! Греческое суеверие! Ересь!

— Христианство, Гедко. Одна из форм веры в Христа. Если ты христианин, то должен радоваться спасению множества душ человеческих из тьмы язычества. Но ты не рад. Значит, ты не христианин.

Этого не было в моих советах Кастусю. Узнав о его крещении я, честно говоря, очень испугался.

Сменить веру в теократическом Священном царстве...

Кестут восстановил против себя жречество — главную силу этого общества, неразрывной сетью пронизывающую его насквозь. Объявив себя Великим Князем — противопоставил племенной знати. И массе народа, веками послушно следовавшего за своими пастухами.

* * *

...она проповедовала (простонародью) смирение, послушание начальству, прелесть самопожертвования; она проповедовала (простонародью) непротивление злу; проповедовала (простонародью, одному только простонародью) терпение, нищету духа, покорность угнетателям....

Твен пишет о католической церкви. Но это справедливо для любой государственной. И уж тем более для той, которая сама — государство.

* * *

Множество врагов. Очень сильных и опасных.

Позже я понял, что у Кестута не было выхода. Любое иное — скорая смерть. По условиям функционирования системы.

Он — победитель. Он спас народ от сильнейшего и жесточайшего врага. Сам. Своим умом, своими людьми, своей храбростью. Не побил, разогнал, вытеснил — уничтожил. Побед такого уровня у пруссов не было со времён разгрома мазуров в 7 в. Я про это — уже...

* * *

После той победы янтарная торговля перешла в руки западных балтов, базируясь на торгово-ремесленном поселении Трусо. До XII в. здесь, в нижнем течении р. Ногаты, база западнобалтских воинских формирований, западная граница ареала.

Ногата — 62 км, дельтовый рукав р. Вислы. В отличие от самой Вислы, впадает не в Гданьский, а в Вислинский залив.

Плоды победы присвоили жрецы. Дружинное сообщество придавили, низвели на роль пограничной стражи. Власть — вайделоты.

Прикинем хронологию.

980 г. В Киеве и Новгороде ставят идолов Перуна. Ура! Победа!

988 г. Владимир сносит Перуна, Добрыня выжигает Новгород. Катастрофа.

1010 г. Болеслав I Храбрый уничтожает главное святилище пруссов.

1016 г. датский Канут Великий сжигает Кауп.

Варяжские дружинные поселения существуют еще столетие: поселки Варгенава (прусск., поселок варягов) и Бледава (в 21 в. Малиновка и Сосновка Зеленоградского района). Последние викинги, бежавшие от Вильгельма Завоевателя и других королей, нашли здесь своё пристанище. К концу XI века исчезают захоронения в ладьях, захоронения коней (характерные с III в.), множество серебряных решт, захоронения предельно скромны, исчезает обряд кремации.

Обнищали. Некоторые уходят на службу князьям Польши, Руси.

Это, отчасти, причина выживания Полоцких рюриковичей — вайделотам некем воевать. Остаётся дипломатия, интриги и тайные операции.

Пауза, в которой воспроизводство дружины прерывается. Священное царство зализывает раны.

Поражения потребовали реформ — прекращают сжигать покойников, усиливается роль земледелие, вводится ускоренное воспроизводство народа (три кобылы на одного жеребца).

Численность народа растёт. Группы родственных семей живут хутором, управляются старейшиной и владеют наследуемыми лакусами (прусск. "поле"). Группа хуторов образует полку (прусск., "волость") с округлым городищем в центре, где собирается народное собрание, осуществляют жертвоприношения, проходят ярмарки. Волостью управляет "господа" — выборный орган, состоящий преимущественно из жрецов. Городище — для постоянного пребывания властей и укрытия в случае опасности. Жители живут в незащищённых поселениях в округе.

Без варягов пруссы не смогли оказать сопротивления вторжению Болеслава III зимой 1110-1111 гг.

Военная мощь пруссов восстанавливается. Они воюют в Мазовии, дают отпор вторжениям, расширяют владения к востоку и югу. Громят крестоносцев в 1166 г.

Что изменилось в военной организации пруссов за полвека между 1111 г. и 1166 г.?

Уже поляки страдают от прусских набегов. Расширяются земли: Натангия, Вармия, Погезания, Помезания, Бартия и Надравия. К концу XII в. под влияние пруссов попадают восточные соседи — скальвы и ламаты.

Военная мощь восстанавливается. Кем?

750 г. — бой на о.Саарема — первый эпизод эпохи викингов.

1066 г. 25 сентября — битва при Стамфорд-Бридже, гибель Харальда Хардрады.

Харальд Суровый, сын Сигурда Свиньи, конунг Норвегии и Дании, воин, мореход, поэт. Последний эпизод.

Викингов больше нет. Военная мощь — кто?

Пруссы так и не смогли освоить территории к югу и востоку от Самбии и Натангии — многие городища не достроены, не имеют культурного слоя, могильники пруссов XII-XIII вв. здесь редки. Экспансия остановлена крестовыми походами.

Столкнулись две силы — прусские дружины предгосударственного племенного союза и войска феодально-католической польско-германской экспансии.

1191 г. — Казимир II Справедливый (Казик — авт.) — успешный поход против ятвягов и помезан.

С 1216 г. — постоянные атаки поляков по границам прусских земель.