Интерлюдия.
Дэй выглядел паршиво. Располосованная куртка почернела от крови — сразу и не поймёшь, где раны. Голова безвольно откинута, левая рука вывернута под неестественным углом. Стэн вгляделся в посеревшее лицо друга, ловя ускользающий куда-то в Иные миры взгляд.
- Духи перекрёстков! Парень, не вздумай отдать концы.
Пульс был. Слабый и рваный.
- Я не для того пятерых мальчишек, считай, из пасти демона вытащил на Островах, чтобы одного на своей земле не спасти.
Дэй давно уже не походил на хрупкого подростка, шесть лет беготни с автоматом сделали своё дело. Впрочем, в здоровяка с квадратными плечами тоже не превратился. Есть такие ребята: сколько их сержант ни гоняет, они всё равно остаются гибкими и тонкими. Впрочем, это нам на руку.
Стэн подхватил друга под плечи и под колени. Правая ладонь намокла — точно, кровь. Значит, спине тоже досталось. Ох, Дэй, тебе понадобится всё твоё везение. Кстати, не такой уж ты тяжёлый.
- Эй, примите бойца, - скомандовал он. - Только осторожно, кажется, рёбра сломаны.
И опустил Дэя на расстеленную плащ-палатку, за углы которой тут же взялись двое парней.
- Тварь дожгите, - устало закончил Стэн.
- Хреново, командир, - бросил Рэтнер, штатный медик группы, - в полевых условиях не вытащим парня.
- Это и так ясно. Каковы шансы донести его до места, где нас машина будет ждать?
Рэтнер пожал плечами.
- Если не растрясём, может, и получится.
Останки покалечившей Дэя твари упокоились где-то внизу - грубое переплетение металлических конструкций. Плоть начисто сгорела.
"Вобью слова в глотку любому научнику, заикнувшемуся о том, чтобы притащить это на анализ", - решил Стэн.
Быстро темнело.
- Вызывай Базу, - распорядился Стэн, обращаясь к радисту. - Чтоб завтра с утра машина была в условленном месте. Скажи, что у нас раненый. Палатки придётся оставить здесь, потом вернёмся и заберём. А лишний груз сейчас — только помеха.
Я когда-то безумное сердце
Положил, не спросясь, в твои руки...
Джем
Распятое на операционном столе тело, холодный белый свет. Телу не больно, оно уже устало истекать кровью. Маятником качается в руках богини-матери, властительницы человеческих судеб, ниточка с множеством узелков и петелек. Дрогнет рука врача — не случится чудо, из окровавленной плоти уйдут последние капли жизни, утекут водой в песок.
А потому под нестерпимый белый свет и без того покалеченное тело, под скальпели и иглы.
Если чудо случится — получится сложить человека из осколков, создать заново. Не выйдет — суждено ему остаться всего лишь телом, одним из многих.
И будет совсем неважно, какие сны приходили к нему в зыбком безвременье наркоза.
Шесть лет назад.
Дэй.
...Год, когда мне исполнилось семнадцать, был, наверное, последним нормальным годом. Ещё сохранялась хотя бы видимость порядка, центральным регионам худо-бедно удавалось переварить потоки беженцев с окраин. А на окраинах творилось не пойми что. Выпуски новостей сообщали то о природных катаклизмах, то о случаях массового помешательства. Вроде бы я когда-то читал о чём-то подобном: когда под воздействием инфразвука матросы на судне сходили с ума и прыгали за борт. Но то в море, не на суше. Куда может деться население целого городка?
В тот год я работал на стройке в одном из центральных районов. Строили то ли больницу, то ли корпус для какого-то училища. Несовершеннолетний с просроченными документами? Когда это кого-то волновало? Конечно, работа была неофициальной, платили мне меньше, чем взрослому. Но так было всегда, сколько я себя помнил. Фирма берёт заказ, потом нанимает строителей, но при этом экономит на грубой рабочей силе. Мне приходилось жить и работать вместе с мужчинами, годившимися мне в отцы — и я был очень благодарен за то, что никто из них не пытался учить меня жизни.
Город мне нравился. Небольшой, зелёный. Архитектура прошлого века — впрочем, я не знаток. Просто красиво, и всё.
В тот год я встретил Рин...
Маслянистый отблеск фонаря на мокром чёрном асфальте. Прохлада стены ощущается сквозь старую кожаную куртку. Не люблю уличные драки, хотя почему-то периодически в них ввязываюсь. Правило номер один: у шпаны нет никакого кодекса чести. Всякие "один на один", якобы "честные мужские схватки" — сказки для маленьких.
На этот раз любителей поживиться за чужой счёт было двое, и первый смылся сразу, как только понял, что жертва не так беззащитна, как показалось. Новичок, ха. Второго я каким-то чудом ухитрился сбить с ног подсечкой и покинул переулок, пока он не успел подняться.
Правило номер два: в уличной драке побеждает не тот, кто лучше дерётся, а тот, кто быстрее бегает.
— Эй, ты там живой? — женский голос совсем рядом. Чьи-то пальцы легонько касаются щеки. Поднимаю голову.
Неясный силуэт девушки в золотистом свете фонаря. Я различаю тонкий профиль и тяжёлый узел причёски. Фея электрического света.
— Живой. — Пытаюсь улыбнуться, подозреваю, что выходит криво. — Просто не поладил с любителями обшаривать чужие карманы.
— Сильно досталось?
— Ну, раз я стою здесь, а не лежу с отбитыми почками в подворотне, можно сказать, что вышел победителем. — Хотя гордиться тут нечем, просто повезло.
Она смотрит на свои пальцы.
— У тебя кровь.
И правда. По щеке течёт горячее. Есть такой приёмчик — зажимать между пальцами лезвие, когда бьёшь. Видимо, пока был на адреналине, не заметил, что зацепили.
— Надо продезинфицировать. Я живу рядом.
— Слушай, это царапина. Ничего страшного.
— Да, но мало ли что туда могло попасть. Идём.
А ведь верно, вряд ли эти лезвия в медицинском спирте промывают. И, опять же, девушка.
Я отклеиваю своё тело от стены и иду за ней. Спасительница пытается подставить мне плечо, но я пресекаю эти попытки. Не раненый, в самом деле. Наглею и беру за руку — ладонь узкая и тёплая.
Мы сворачиваем во дворы, лавируя между лужами. Поднимаемся на крыльцо одного из подъездов шестиэтажки, девушка колдует над замком. Хм, а подъезд чистый. И даже свет горит на всех этажах, хоть и вполнакала. Воспользоваться, что ли, случаем и получше рассмотреть спутницу? Повернулся к ней и остолбенел. Сначала даже не понял, почему. Ну да, красивая девчонка, брюнетка, с хорошей фигурой. Похоже, моя ровесница. Глаза вот только очень знакомые, светло-карие, почти золотистые. И скулы высокие. Где, интересно, видеть мог?
Где-где. В зеркале видишь периодически. Судя по выражению лица, она тоже заметила сходство. Смотрим друг на друга и молчим. Наконец, заговорила.
— Ладно, идём. Нам на четвёртый.
Поднялись. Опять с замком возится.
— Пап, мам, я не одна, — это в комнату, где настольная лампа горит и телевизор мурлычет. Опять новости.
— Рин, кто с тобой? — мужской голос. Рин, значит.
— Потом объясню, — и меня в сторону подталкивает, проходи, мол.
Видимо, её комната. Письменный стол с тетрадками, книжный шкаф — я столько книг вместе только в школьной библиотеке видел. На кровати какие-то старые куклы и мишки. И — домом пахнет. Чем именно, в толк не возьму, но твёрдо убеждён, что так должно пахнуть там, где ждут и где всегда рады.
— Садись, — на стул мне кивает.
Рин. Хорошее имя. Звенящее.
— Посмотри на меня. — Запахло перекисью, щёку защипало. Поворачиваю голову и легонько целую её в ладонь. Всего лишь благодарность. Вздрогнула. Но ничего не сказала и руку не отняла.
— Рин, кто это? — На пороге возник высокий мужчина лет пятидесяти. Худощавый блондин, в очках. Отец? Совершенно не похож.
Я отвернулся от света и голову опустил. Длинные, ниже плеч, волосы скрыли лицо. Не хотелось бы стать причиной семейных разборок на тему гипотетической измены семнадцатилетней давности.
— На него напали на улице. Вроде ничего серьёзного, но лучше подстраховаться.
— И ты считаешь нормальным тащить домой кого попало?
— Ты же учил меня, что людям надо помогать.
Лихо она отца отбрила.
— Не волнуйтесь, я сейчас уйду, — а сам старательно от лампы отворачиваюсь, — я не бродяга, я рабочий на стройке.
— Ну ладно, — вышел.
— Ну, вот и всё. Герой.
Неловкая пауза. Мы оба понимаем, что мне надо встать и уйти. И, кажется, оба этого не хотим.
— Меня зовут Дэй.
— Рин.
— Да, я уже слышал.
Если бы сейчас не нужно было уходить, я бы усадил её к себе на колени. И рассказывал бы. О разном. О том, как в детстве нашёл медузу и всё думал, как бы отнести её обратно в воду, потому что на берегу она вдруг показалась жалкой и нестрашной. Как уходил из дома. Как однажды наткнулся в лесу на заброшенную шахту, и как мне сначала было интересно там полазить, а потом возникло ощущение чужого взгляда в спину, и сделал я оттуда ноги от греха подальше. И уж если совсем размечтаться — вытащить бы из её причёски все шпильки и гребни, чтобы чёрные волосы рассыпались по плечам, и осторожно целовать обветренные губы.
— Я тебя ещё увижу? — Рин опередила мой вопрос.
— Да, — решительно встряхиваю головой, — да, я найду тебя.
Сны. Они приходят и наяву, когда реальность становится хуже любого безумия. Встать. Пройти на кухню, выпить воды — не потому что хочется, потому что надо. Потому что есть с первого курса вдолбленные цифры: сколько человек протянет без еды и сколько — без воды. Потом нужно поесть, но это не срочно.
И опять — в комнату, где выключен свет, провалиться в колючее тепло старого одеяла, чтоб не ощущать, насколько пуста постель.
Рин.
Он появился через три дня, в выходной. Я вышла в магазин и обнаружила его во дворе.
Честно говоря, до этого момента я сомневалась. Подумаешь, пообещал разыскать. Зачем ему возвращаться? Но ведь пришёл. Вот он, сидит на качелях. Заметил меня, поднялся навстречу.
— Привет.
А ночь не врала. До чего красивый парень. Стройный, гибкий. Есть в нём что-то диковатое, будто лесной зверь вышел к людям. Длинные волосы, распущенные в нашу первую встречу, стянуты в хвост, и кажется, будто их масса оттягивает голову назад. Его срезанную прядь я бы вряд ли отличила от своей собственной. И то же сочетание смуглой кожи и светло-карих глаз, за которое мне так доставалось в школе. Вот только неужели у меня такой же дерзкий взгляд? Такая же гордая посадка головы? Неудивительно, что его попытались избить.
— Вообще-то, я пришёл поблагодарить. И спросить кое о чём.
— Благодарить особо не за что. — Я зачем-то поправила висящую на плече сумку, не зная, как продолжить разговор. Вот сейчас снисходительно улыбнётся и уйдёт в сторону ближайшей остановки, чтобы навсегда исчезнуть в переплетении улиц и стать коротким приключением в моей благополучной и относительно спокойной жизни. Звякнут ремешки на потёртой куртке, ветер успеет поймать еле ощутимый запах дорожной пыли и сигарет — и всё.
— Ух ты, — кажется, он удивился, — то есть ты периодически притаскиваешь домой подранков?
Как-то парень очень легко и непринуждённо перешёл на ты.
— О чем спросить, я, кажется, догадываюсь.
— У тебя есть минута? Тогда пойдём в кафе.
— Тебе не приходило в голову?..
— Что?
Дэй сидит напротив меня и не спешит подносить к губам белую кружку с чаем.
— Что мы можем оказаться родственниками? Например, братом и сестрой?
Взгляд у него уж точно не братский. Дэй меняет маски и манеру речи, точно фокусник. Ночью на улице я столкнулась с подростком из неблагополучной семьи, этаким рано повзрослевшим волчонком. В кафе вошёл совсем другой юноша. Лучезарно улыбнулся официантке, отодвинул стул, чтобы мне удобнее было сесть, передал меню. Такой парень удачно вписался бы в какую-нибудь артистическую молодёжную тусовку. Даже старая кожанка и потёртые джинсы начинают выглядеть элементами нарочно подобранного стиля. Интересно, я бы так смогла?
— На кого из наших родителей ты грешишь?
Он пожал плечами.
— Если честно, не могу представить ни отца, ни мать крутящими случайный роман, — я бесцельно теребила браслет на запястье.
— А мои вообще вряд ли выбирались из своего города, — красивые губы дёрнулись в странной усмешке. — Город не курортный, так что нормального человека туда не заманишь.
— Ты с юга?
— Угадали, леди.
— Меня тоже часто спрашивают. Можно подумать, не знают, какие южане бывают. У них и глаза тёмные, и черты лица другие.
— Знаешь, — Дэй понизил голос, я рефлекторно наклонилась ближе, — по-моему, пора искать документы на усыновление.
— Не самая удачная шутка.
— А это не шутка. У меня нет объяснений, вот я и пытаюсь найти хоть какие-то.
Он был бы не самым хорошим братом. Из тех, кто постоянно где-то пропадает, приводит домой не нравящихся родителям девчонок и возбуждает этим абсолютно иррациональную ревность младших сестёр.
Брат? Нет, такого брата я бы не хотела.
— Давно ты в городе?
— Почти месяц. На работу уже устроился.
— Да, ты говорил про стройку. Планируешь остаться здесь?
— Я редко где-то задерживаюсь надолго. Но с этой загадкой просто обязан разобраться. Не люблю оставлять за спиной вопросы без ответа.
— Переворошить всё дома — не проблема. У тебя есть какие-то документы?
— Только паспорт. Просроченный. С ним теоретически можно зайти в паспортный стол и навести справки об имеющихся родственниках.
— Почему теоретически?
Улыбка превращается в кривую усмешку, нагловатую, но всё равно в чём-то жалкую.
— Я сбежал из дома четыре года назад, — прозвучало это так, будто он хвастался. — Жалко, тогда мне не хватило мозгов спереть вообще все мало-мальски значимые бумаги. Вдруг нужная бы и попалась. Чтобы обновить документы, мне нужно либо смотаться в родной город и шлёпнуть печать о продлении, либо найти здесь легальную работу, квартиру и зарегистрироваться. При проверке на дороге или в захолустье мой паспорт ещё прокатывает, но, если начать копать глубже, всё вскроется. Да, ещё сотрудники паспортного стола обязаны сообщить в полицию о появлении гражданина с просроченными документами. Мол, ждите, скоро он к вам явится с объяснительной и заявлением на замену. А я так прикинул: сумма штрафов уже давно покруче моего заработка будет.
На меня вдруг пахнуло другой жизнью, до этого момента знакомой исключительно по выпускам новостей. Прокуренные полицейские участки, профилактические рейды по каким-то захламлённым грязным квартирам, скользкие, змеящиеся слова: неблагополучные семьи, подростковая преступность, безнадзорность... Всё это, несмотря на одежду явно с чужого плеча и уличные словечки, не вязалось с образом сидящего напротив парня. Нет, дело не во внешности. В Дэе не чувствовалось страха, который, как мне тогда казалось, является неизбежным спутником сбежавшего из семьи подростка.
