In The Forest Of Dean

Гермиона научила Гарри феруле и анапнео, чтобы он мог перевязывать или накладывать шины на сломанные кости и предотвращать удушье.

Гарри более подробно рассказал Гермионе о защитном заклинании, и она помогла ему усовершенствовать движения палочки, основываясь на описании в книге. Она согласилась помочь ему опробовать его после того, как они потратили еще немного времени на изучение, опасаясь, что могут нанести себе травму, если произнесут его неправильно. Гарри согласился и достал из ее сумки еще один большой учебник, чтобы продолжить чтение.

Гермиона нашла интересную главу в своей книге о магии "связывания" и была убеждена, что она может помочь в разгадке тайны оборотня. Она рассказала об этом Гарри, поделившись с ним своими подозрениями — что кто-то, возможно, связал оборотня для "использования" и внедрил какой-то механизм связывания. Это была темная магия и, возможно, даже магия крови. Гарри нахмурился, но согласился и попросил ее держать его в курсе того, что она обнаружила, продолжая свои исследования.

Пять дней спустя погода не улучшилась, дождь продолжал лить, а ветер продолжал опустошать местность. После особенно изнурительной тренировки, когда они оба были немного напряжены из-за того, что несколько дней провели взаперти в палатке, а тренировки были особенно напряженными, Гермиона принимала душ и размышляла о все еще происходящих небольших и в чем-то интимных прикосновениях, которые происходили между ней и Гарри. Вода в душе была горячей, и это помогло расслабить ее напряженные мышцы.

Ее руки пробежали по шрамам на груди, и она не вздрогнула. Она, наконец, привыкла к их прикосновению к своим пальцам. Она ненавидела это, возмущалась тем, что ее кожа стала грубой, бугристой и отвратительно обесцвеченной, но это больше не вызывало у нее тошноты. Когда она вышла из душа и увидела свое отражение в зеркале, она отреагировала так же, как и всегда. Она нахмурилась. Затем надела рубашку с длинным рукавом и высоким воротом, чтобы скрыть шрамы. Ей было грустно признавать, что она переделала большое количество своих рубашек, чтобы они имели более высокий вырез. Начнем с того, что она никогда не носила открытой одежды, но ее шрам на верхней части тела начинался чуть выше левой ключицы, так что кончик шрама был виден только под водолазкой или рубашкой с высоким воротом. На этот раз она выбрала свой недавно преобразившийся темно-красный свитер и пару удобных джинсов.

После попытки что-то сделать со своими волосами, которая, по сути, заключалась в том, чтобы оставить их как есть, но закрепить небольшой заколкой, чтобы они не падали на лицо, она направилась на кухню, где обнаружила Гарри, сидящего за кухонным столом и пристально рассматривающего Карту мародеров. Подойдя к нему, чтобы присоединиться к столу, она заметила, что он пристально смотрит на Гриффиндорскую башню и особенно на имя Джинни.

Гермиона замедлила шаг, приближаясь, и почувствовала, как ее немного опечалило это зрелище — чувство вины пронзило ее насквозь. Пытаясь проглотить это, она направилась к креслу напротив Гарри.

— Привет, — тихо сказала она, садясь на свое место.

Гарри вздрогнул, когда поднял на нее взгляд. Очевидно, он был погружен в свои мысли и не слышал, как она подошла.

— Привет, — сказал он веселее, чем она ожидала. — Хорошо приняла душ?

Она фыркнула и улыбнулась ему.

— Да, теперь все чисто. Она посмотрела на карту и увидела, как Джинни кружит по общей комнате рядом с Невиллом. — Ты, э-э-э, должно быть, скучаешь по ней.

Ее голос был тихим, и она старалась, чтобы тон был легким и не задающим вопросов.

— Да, конечно, — грустно сказал Гарри, снова глядя на карту. — Я скучаю по всем им. Я надеюсь, что с ними все в порядке.

— Я знаю, — медленно произнесла Гермиона, стараясь держать руки при себе и подавляя желание потянуться и схватить его за руку. — Мне жаль, что ты не смог ее увидеть.

Ее слова были искренними. Гермиона действительно имела это в виду. Она действительно чувствовала себя ужасно из-за того, что отношения Гарри и Джинни были испорчены продолжающейся ситуацией с Вол-де-Мортом, и что они закончились, чтобы Гарри мог разгуливать повсюду, пытаясь спасти мир. Казалось, они действительно хорошо ладили, и это была еще одна причина, по которой эта война была абсолютным дерьмом. Она разрушила все хорошее и разлучила людей.

— Я тоже, — сказал он, поднимая глаза, чтобы встретиться с ней взглядом. — Я знаю, ты, должно быть, тоже скучаешь по ней, и по Невиллу, и по Луне, и по всем остальным.

Гермиона снова начала прикидывать в уме — Гарри действительно казался опечаленным разлукой с Джинни, но это были не те чувства, которых она ожидала. Казалось, что он был так же опечален разлукой со всеми остальными, что было странно. Гарри, должно быть, заметил замешательство на ее лице и отразил его лишь на мгновение, пока его собственный мозг не понял, что ее смутило.

— О, — сказал Гарри почти смущенно, когда на его лице появился румянец, и он начал чувствовать себя неловко. — Я забыл, что ты не... эм, я скучаю по ней, да... но... Джинни и я... мы... ну, мы больше не вместе.

— Да, — медленно произнесла Гермиона, глядя на него с неподдельным любопытством, но стараясь казаться безразличной в своем вопросе. — Но... я предполагала, что вы двое собираетесь... ну, знаете... снова сойтись, когда все это закончится.

Гарри неловко поерзал на стуле; его глаза нервно опустились на карту, как будто она могла слышать разговор.

— Да, — медленно произнес Гарри. — Насчет этого.

Гермиона выпрямилась, услышав его ответ, и приподняла бровь, наблюдая за его поведением, совершенно сбитая с толку тоном, который он только что произнес. Она думала, что он все еще любит Джинни, что они будут вместе, когда закончится война, но, судя по позе Гарри, его тону и крайне неловкому выражению лица, ей показалось, что она пропустила половину истории, о существовании которой и не подозревала.

Гарри неловко почесал затылок, избегая ее взгляда.

— Это, э-э, не мое дело говорить об этом, — сказал он, наконец, посмотрев ей в глаза. — Но... это не так. Мы не такие.

Гермиона подвинулась и подперла голову рукой, скрестив ноги под столом и наклонив голову набок.

— Гарри, я не понимаю, — сказала она. Она не была раздражена, просто искренне смущена. — Что значит "это не твое дело"?

Гарри вздохнул и провел рукой по волосам, а затем оперся обоими локтями о стол, прежде чем заговорить.

— Послушай, я не думаю, что это имеет большое значение, и я полностью поддерживаю это, но... — Гарри пристально посмотрел на нее. — Но мне нужно, чтобы ты пообещала ни с кем об этом не говорить. Это дело Джинни, и она расскажет людям, когда ей будет удобно. Я не вправе кому-либо рассказывать, но тебе я скажу — только потому, что знаю, что Джинни тебе доверяет, и она уже объяснила мне, почему еще не сказала тебе, но она собиралась это сделать до того, как мы уехали, просто у нее не хватило времени.

— Конечно, я ничего не скажу, Гарри. Гермиона кивнула, не понимая, к чему клонится этот разговор.

— Гермиона — Джинни лесбиянка, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — И наш разрыв был полностью взаимным.

Гермиона сидела молча, пораженная тем, что сказал Гарри — не потому, что ей было не все равно, что Джинни лесбиянка, ее это не волновало, — а потому, что она не знала и что Джинни ей не сказала. Очевидно, Джинни ничего ей не должна. Она не обязана была ни перед кем оправдываться. Гермиона была просто удивлена.

— Ч-что? — спросила она, приоткрыв рот. — Я... я не знала.

— Я знаю, — смущенно сказал Гарри, одарив ее легкой, почти сочувственной улыбкой. — Она нервничала, когда рассказывала тебе.

— С чего бы ей нервничать, рассказывая мне об этом? Ты же знаешь, что я поддерживаю Джинни, что я поддерживаю ЛГБТ-сообщество, права геев и самих гомосексуалистов — она это знает!

— Да, она знает. — Гарри нежно похлопал ее по руке, прежде чем взять свой стакан с водой. — Она нервничала, потому что не хотела, чтобы ты чувствовал себя неловко рядом с ней. И еще потому, что ей самой было нелегко привыкнуть к этому осознанию.

Затем Гарри рассказал Гермионе, что на самом деле произошло на шестом курсе, как Гарри, впервые поцеловав Джинни, почувствовал такую гордость и волнение. Как Джинни была счастлива, что наконец-то встретилась с "любовью всей своей жизни" и единственным мужчиной, с которым, как она думала, ей суждено быть вместе. Но после нескольких недель поцелуев и попыток чувствовать себя комфортно друг с другом они оба начали понимать, что это не так.

Гарри предполагал, что его влечет к Джинни, потому что он испытывает к ней сильные чувства. Он думал, что влюблен в Джинни, потому что она ему очень дорога. Но после нескольких недель, проведенных вместе, он начал понимать, что это было неловко и неправильно, и, честно говоря, его не влекло к ней в этом смысле. Гарри действительно очень заботился о Джинни — и всегда будет, — но правда заключалась в том, что он заботился о ней как о сестре. Точно так же, как он заботился о Роне и любил Фреда и Джорджа, он заботился и о Джинни. Он защищал ее, потому что она была его семьей, потому что она была его сестрой. Он понял, что принял свою любовь к ней за романтическую, и начал беспокоиться о том, что делать дальше.

Джинни, ну, Джинни призналась ему, что ее никогда в жизни не привлекали мужчины. С юных лет она была одержима Гарри, и эта одержимость переросла в страстное увлечение, которое она считала романтическим. Она думала, что причина, по которой ее не привлекал Дин Томас, заключалась в том, что она была влюблена только в Гарри. Она думала, что причина, по которой она ничего не чувствовала, когда Дин целовал ее или гладил руками по ее телу, заключалась в том, что на самом деле она не любила Дина и встречалась с ним только для того, чтобы привлечь к себе внимание Гарри.

Но, к своему удивлению, она обнаружила, что ничего не изменилось, когда она была с Гарри. Она заботилась о нем и дорожила им, и она хотела чувствовать то, что должна была чувствовать ты, когда он целовал ее. Но она этого не сделала. Как только возбуждение от того, что она наконец-то заполучила Гарри, улеглось, у нее осталось то же чувство пустоты, что и раньше.

После долгих сетований по этому поводу и получения некоторой помощи от друзей Джинни, наконец, осознала, что она лесбиянка, и именно поэтому она никогда не чувствовала, что ее отношения подходят друг другу, и именно поэтому ее никогда не интересовал ни один из парней, которые ее окружали. Она поговорила с Гарри об этом, и Гарри признался, что у него тоже нет романтических чувств к Джинни. Он сказал ей, что хочет, чтобы она была счастлива, и хочет остаться ее другом. Они оба испытали облегчение, обнаружив, что другой не был уверен в их отношениях и чувствовал себя неловко, находясь вместе.

По просьбе Джинни Гарри согласился поддерживать видимость знакомства, пока она разбиралась в своих чувствах. Она нервничала из-за того, что рассказывала об этом своей семье, из-за того, что об этом узнали ее друзья, и все еще пыталась осмыслить свое новое самопознание. Расстаться до того, как Гарри отправился на охоту за крестражами, было легко, и на самом деле это был хороший способ подтвердить свой разрыв с друзьями и семьей, не вызвав ни у кого удивления. Их план состоял в том, что за время отсутствия Гарри Джинни сможет вновь стать той женщиной, которой она хотела быть, освоится с собой и начнет рассказывать об этом своей семье, когда и если захочет.

Гарри закончил говорить и уставился на Гермиону, ожидая ее ответа.

— Ух ты, — тихо сказала Гермиона, в ее глазах читалось беспокойство. — Я даже представить не могу, что творится у нее в голове, когда она осознает это, войну, беспокоится о том, чтобы рассказать людям... О, Джинни.

Она покачала головой и обхватила ее обеими руками.

— Она не должна беспокоиться о том, что подумают люди; ее друзья и семья поддержат ее, но я знаю, что это легче сказать, чем быть человеком, который переживает это. — Она подняла глаза на Гарри и устремила на него изумленный взгляд. — Ты замечательный человек, Гарри, раз сделал то, что сделал, сохранил ее доверие и был рядом с ней. Я просто надеюсь, что Джинни знает, что я никогда не буду чувствовать себя неловко рядом с ней, что это ничего бы не изменило между нами.

Она вздохнула, проведя рукой по своим волосам.

— Но я так рада за нее, — прошептала она, и на ее губах появилась искренняя улыбка. — Я так рада, что она осознала свою правоту и может быть счастлива и найти того, кого по-настоящему любит, и что она не завязла в отношениях с парнем, потому что считала, что так и должна поступить, или потому, что она никогда не осознавала своих истинных чувств и почему все пошло не так. не думаю, что это правильно для нее.

Она откинулась на спинку стула, и Гарри улыбнулся ей.

— Я тоже, — искренне сказал он. — Сейчас она намного счастливее и даже начала кое с кем встречаться после нашего разрыва. Думаю, это помогло.

— Что ж, я не могу дождаться встречи с ней. — Гермиона просияла. — Если и когда она будет готова поделиться. Я ничего не скажу, Гарри, — пообещала она — , я ничего не скажу и подожду, пока она почувствует себя достаточно комфортно, чтобы рассказать мне самой.

— Спасибо, Гермиона, — поблагодарил Гарри и встал, чтобы взять что-нибудь перекусить. — Я знаю, она не будет возражать, если я расскажу тебе — она хотела рассказать тебе после свадьбы, перед нашим отъездом, чтобы ты знала. Но, учитывая, что произошло и как мы расстались, у нас не было времени. Я чувствую себя виноватой, рассказывая тебе об этом без ее прямого разрешения, но я обязательно передам ей, что рассказала тебе, когда мы увидимся в следующий раз.

Гермиона улыбнулась ему, когда он протянул ей яблоко.

— Ты хороший друг, Гарри. Она откусила кусочек яблока и с улыбкой принялась его жевать, думая о том, что ее подруга наконец-то обрела свое счастье. Это заставило ее сердце взорваться от радости.

— Ничего особенного, Гермиона. — Сказал он, подбрасывая свое яблоко и быстро его ловя. — Она заслуживает счастья, и я рад, что она счастлива сейчас, что она обрела чувство принадлежности, которого ей так не хватало.

Гермиона вспомнила свои разговоры с Джинни о Гарри — о том, как отчаянно Джинни хотела привлечь его внимание, побыть с ним. В этом был смысл, действительно был. Ее отчаяние было связано с потребностью в признании и попытками найти свое место, когда она чувствовала, что ей здесь не место. Она всегда беспокоилась о том, почему она не нормальная, и беспокоилась о том, почему она не интересовалась мальчиками, как одноклассницы. Думала, что Гарри — это решение проблемы, что единственная причина, по которой у них с Дином что-то не ладилось или почему ее не привлекали другие мужчины, заключалась в том, что ее привлекал только Гарри.

Гермиона медленно ела свое яблоко, такая счастливая, что Джинни и Гарри хорошо справились со своими отношениями, такая счастливая, что Джинни была на пути к настоящему счастью, к отношениям, в которых она действительно что-то чувствовала и могла чувствовать свою принадлежность.