Омегаверс Цвет сирени ч.5 (начало)

— Приёмные и незаконорожденные дети разбавляют грязную кровь элиты... но почему Джекки утверждает, что Барри хорошо пахнут? Разве они, смешавшись, не должны были уже заразиться?

— Да, странно... И всё же Джекки очень приятный человек.

Вечер продолжался. Мариусы неспешно прохаживались по празднично украшенным залам. Время от времени им предлагали напитки, которые разносили омеги-официанты — некоторые из них имели вид спешного приведения себя порядок, да и пахли они гораздо лучше своих богатых сородичей — но и Салли и Тобиас отказывались. Кто-то обращался с ерундовыми светскими разговорами... Наконец к ним подошёл Симон. В руках он покручивал бокал с шампанским.

— Кого я вижу... Здравствуй, Салли.

— Здравствуй, Симон.

— Отлично выглядишь... при нищенском житье.

— Не таком уж и нищенском, — нахмурился Салли. — Может, у нас и нет таких денег, как у нашего отца, но на самое необходимое хватает. Меня всё устраивает.

— Что, тесть денег не даёт? — Симон презрительно покосился на Тобиаса, который мрачно поджал губы.

— Мы и не просим.

— А чего супружник твой молчит? — клыкасто усмехнулся Симон. — Или у него в вашей семейке вообще права голоса нет?

— Есть, но вам сейчас поговорить надо, — холодно ответил бета. — Я не хочу мешать.

— Поговорить? О чём мне разговаривать с ходячим позором нашей семьи? Небось, уже по рукам пошёл?

Салли вспомнил свою течку, дивный аромат Рейгана... и внутри начало подниматься возмущение, но он сдержался.

— Наш папа не ходил по рукам, и я...

— Очень даже ходил, — фыркнул Симон. — Отец мне рассказывал, как во время приезда особых гостей его сдавали гостям на ночь. Говорил, что нашему папочке это очень даже нравилось...

Салли вцепился в руку мужа, чтобы не врезать брату по физиономии.

— Как ты можешь так говорить о папе??? О нашем папе??? Неужели в тебе нет ни капли благодарности??? Если бы не папа, ты бы до сих пор не смог сложить трёх букв на бумаге!!!

Альфа заметно сбледнул с лица, и его глаза забегали.

— Ничего подобного...

— Не обманывай хотя бы самого себя! Почему ты мне не сообщил, что папа скончался? Как отец его уморил?

Альфа нервно огляделся по сторонам, хотя они говорили, не повышая тона, да и гул голосов, смешиваясь с музыкой приглашённого оркестра, маскировал их беседу.

— Если тебе приспичило поговорить на эту тему, то не здесь. Услышат ещё...

— Ты чего-то боишься? — рискнул обратиться к шурину на "ты" Тобиас. Он внимательно вглядывался в Симона, пальцы которого как-то уж нервно поглаживали почти пустой бокал.

— Я??? — задохнулся от напускного возмущения застигнутый этим вопросом врасплох Симон. — Альфа никогда и ничего не боится!

— Тогда почему ты нервничаешь?

Симон снова торопливо огляделся.

— Идём отсюда.

И прозвучало это весьма многозначительно.

Симон привёл супругов Мариусов в оранжерею неподалёку, и Салли невольно восхитился ухоженными цветами, испускавшими благоухание, от которого сразу становилось лучше после вони бальных залов. Сразу было видно, что за оранжереей внимательно ухаживают круглый год — здесь было почти по-летнему тепло. Едва за Мариусами закрылись узорчатые двери, Симон резко развернулся, вцепился в плечи младшего брата и встряхнул.

— Ты что натворил??? Какой демон Деймоса дёрнул тебя сбежать из дома??? Ты хоть понимаешь, что ты сделал???

— Понимаю, — холодно ответил Салли. Гнев брата даже дёрнуться его не вынудил. — И ни капли не жалею.

— А ты знаешь, какие неприятности навлёк на нашу семью???

— А это уже не мои проблемы. Симон, отпусти, мне больно.

Альфа был откровенно зол, но Салли вдруг понял, что его сила духа уже почти не пугает так, как обилие его сородичей в бальном зале. То ли Симон стал слабее, то ли... Что это значит? Да, чувствовать на себе это давление было очень неприятно, только ладони слегка холодели и сердце забилось чуть чаще... и всё. Прежнего страха перед братом Салли уже не испытывал. Даже пригнуться не тянуло! Тобиас с лёгким недоумением наблюдал за супругом, но пока помалкивал. Обсудим позже, понял Салли.

Симон отпустил брата, глядя на него со странным выражением лица.

— Ты... не дрожишь? Тебе совсем не страшно что ли?

— Нет. Может, ты не так зол, как тебе кажется?

Симон нервно дёрнул уголком рта.

— Зол. Ещё как зол!!! Ты хоть понимаешь, зачем вас обоих сюда пригласили???

— Мы догадываемся. — Салли демонстративно взял мужа под руку, и Тобиас выпрямился, так же твёрдо глядя шурину в глаза. — А что знаешь об этом ты? На вечере в университете ты был с парой, сюда пришёл без жениха... Куда он, кстати, подевался?

На лице Симона проступило недовольство с примесью раздражения, а в его запахе что-то проскочило, что наводило на мысль о том, что альфе думать о женихе неприятно.

— Дэзире... нездоров, — кое-как выдавил он из себя.

— Какая жалость... — с фальшивым сочувствием протянул Салли. — А мне так хотелось поближе пообщаться с куклой, которую выбрал тебе в мужья наш отец...

— Что кукла — это точно, — буркнул Симон. — Куча самомнения и самолюбования, штукатурка того и гляди осыпаться начнёт, да и пахнет... не очень... С каких пор ты стал таким смелым?

— С тех самых, как обрёл свободу.

— Свободу?

— Да, настоящую. Может, появилось немало трудностей, но я не один, и мы вполне справляемся, а со временем всё наладится и у нас родится первенец, которого мы уже хотим.

— У тебя же недавно течка была... Ты ещё не залетел?

— Нет, наши друзья создали пару полезных изобретений, благодаря которым мы благополучно пережили мою течку и не обзавелись ребёнком раньше времени. Это вполне реально и работает. — Салли преданно прильнул к мужу, глядя на него. — И мне было очень хорошо.

Симон смотрел на брата... и Салли вдруг стало его жалко. Во взгляде альфы застыла... тоска.

— Ладно, я вас оставлю, — сказал Тобиас. — Вам нужно поговорить без свидетелей. Если что — я за дверью, но подслушивать не буду. Это исключительно ваши дела.

Он ободряюще поцеловал мужа и вышел.

— Что, Дэзире так на тебя не смотрит? — понимающе кивнул Салли.

— Нет, — процедил Симон, отводя глаза.

— А хотелось бы? Ты же альфа. Разве тебя это не уязвляет? Один наш друг, тоже альфа, говорил, что хотел бы, чтобы какой-нибудь омега смотрел на него так же. Чего молчишь?

— А что сказать? Ты уже всё сказал, — тихо ответил Симон. — Ты... так похож на...

— ...нашего папу? Я знаю — не раз видел нас в зеркале. Папа говорил, что фамильное сходство омег часто встречается в нашем роду, пусть и не всегда подряд. Он особенно гордился им.

— Я не про внешность... хотя и это тоже. Ты держишься почти так же, как он.

— Стараюсь. Папа всегда был достойным примером для подражания, и я не уроню его чести в глазах чужих. Может, отец и отдавал его кому-то позабавиться, но папа переносил это с настоящим достоинством. Он был сильным омегой, никогда не показывал, как ему больно и тяжело. Он любил нас, всех троих, и наверняка пытался что-то дать и тебе. Я прав?

Симон качнул головой. Его широкие плечи поникли.

— Тут недалеко есть скамейка... Пойдём сядем. Я не могу говорить о таком, стоя на ногах. Никогда не мог.

Изящная скамейка скрывалась за жасминовыми кустами. Салли не сводил глаз с брата, который начал подрагивать, оглядываясь по сторонам. И запах тоже выдавал — в нём проскочила нотка, которая всегда вызывала ассоциации со страхом. Симон явно чего-то боялся. Едва они сели, Салли придвинулся к брату вплотную и взял за руку. Рука тряслась, была чуть влажной.

— Симон, что случилось? Тебе угрожают? Я не думаю, что ты так беспокоишься об отце. Опасность угрожает тебе?

— Я... я не могу сказать.

— Я уже слышал о закулисных правителях нашей страны. Это они?

Симон вскинулся.

— Откуда...

— Слухи ходят, и умные люди вполне могли сами догадаться. Ты вошёл в их круг? Обещаю, я не скажу никому, кто может проболтаться...

— Они и так следят за тобой с того самого дня, как Эркюль Мариус отстоял ваш брак. Они знают обо всех твоих друзьях, а выступление твоего парня в университете обеспокоило особенно важного человека...

— Уинстона Барри? Иначе зачем он приехал бы на заурядное мероприятие?! И я помню, как он и Гамильтон приезжали к нам, а после этого случился государственный переворот.

— Да... ты и впрямь очень умный. — Симон опасливо покосился на младшего брата. — Папа, да?

— Он учил меня так же, как учили его. Он учил меня думать и делать выводы. Вряд ли бы меня научили этому в частной школе. И тебя он учил грамоте точно так же — я припоминаю, как тебя ругал учитель, которого нанял отец перед тем, как тебя отправили в школу. И всё же ты научился читать, достиг немалых успехов... Чем отец прогневал своих компаньонов, что его заменили на тебя?

— Не удержал папу в узде.

— Значит, папа и впрямь был трофеем?..

— Да. Спенсеры давно вызывали опасения, и последняя попытка привести их к покорности провалилась, как только ты сбежал из дома. Оказалось, что папа передал тебе что-то, и их это беспокоит. Ты выскочил замуж за историка, который фанатично предан своему делу, слишком умён, и если он будет работать с тем, что есть у тебя, то многие мои нынешние компаньоны потеряют очень многое. И если я не отговорю тебя, то меня, возможно, убьют.

— Не слишком-то тебе доверяют, раз ты так кратко объясняешь... — покачал головой Салли. — А ты-то тут причём?

— Дориан то и дело встаёт на дыбы. Я пытаюсь его переубедить, но он не слушает. Наш старший брат настолько вдохновлён боевыми подвигами своих предков по омежьей линии и той преданностью, которой они пользовались со стороны своих солдат, что часто идёт наперекор собственному командованию. И этим многие недовольны. Думают, что наш брат ненадёжен. И если я не смогу остановить хотя бы тебя и твоего мужа, то мне, наверно, придёт конец. Отца не тронут только потому, что он хорош как деловой компаньон в оружейном бизнесе, но для чего-то серьёзного уже не годится. Всегда был слишком самоуверен и зависел от собственных страстей, а в этом кругу такое не слишком приветствуется. Одна надежда, что они не тронут меня как наиболее вероятного преемника отца на посту главы компании. Дориану это всё почти не интересно — он солдат, а не торгаш. Что такого папа тебе передал, что они так всполошились?

— То, что папа мне оставил, известно и тебе. Ты просто не помнишь. А когда вспомнишь, то сам удивишься, почему ты раньше этого не замечал. Ты слишком активно слушал отца и преподобного со школьным клериком. И рано или поздно это станет достоянием общественности. Времена сейчас такие, что противоречия будут только нарастать, а люди не так тупы, как некоторые думают. И наука развивается. Рано или поздно дойдёт до того, что какой-нибудь очередной энтузиаст суммирует всё то, что будет появляться в печати, огласит это публично, и твои компаньоны всё равно всё потеряют. Рано или поздно это произойдёт. Это неизбежно. Наши предки, жившие до Великого Холода, знали это и пытались сохранить, чтобы наш народ пережил эту напасть. Однако отступники начали истреблять посвящённых и тем самым начали убивать нас. И всё же надежда осталась. Мы хотим возродить старое знание, добыв доказательства.

— Так что это?

— Думай, брат, думай. Всё, что нужно, у тебя есть. И всё на виду. Нужно только это увидеть. И... ты стал лучше пахнуть. Значит, ты небезнадёжен.

— Это... тоже часть?.. — Симон недоумённо уставился на младшего брата.

— Да. Папа наверняка учил тебя мудрости предков. Он прятал ответы за загадками — так надёжнее. Он был очень умён, а отец считал это всё детскими глупостями. Он был слеп. Может, ты окажешься зрячим... — Салли встал, пожимая горячую ладонь брата. — Ты умный человек, Симон. Это качество было очень сильно в нашем роду, и тебе оно тоже передалось. Ищи и найдёшь. А сейчас извини, мы с Тобиасом должны вернуться к гостям, чтобы не возбуждать лишних подозрений. Будь осторожен. Я бы не хотел, чтобы с тобой что-то случилось.

— Почему?

— Потому что мы всё-таки братья. В наших жилах течёт кровь Спенсеров. Мы последние.

— Салли...

— Прощай, Симон. Если ты так трясёшься за свою жизнь, то нам будет лучше больше не встречаться. Скажешь им, что я не знаю, о чём речь, и просто бежал от навязанного брака. Кстати, это правда. Сейчас такое случается сплошь и рядом. Только тут прибавляется та любовь, которая вспыхнула в моём сердце при первой встрече с Тобиасом. Он показался мне гораздо лучше Грэга, и я выбрал его. И не жалею — я счастлив. Мой побег был предрешён — если бы я не сбежал, то всё равно не вышел бы за Грэга. Я бы скорее умер. Я говорю тебе всё только потому, что желаю тебе добра. Ты не такой, как наш отец. Ты другой и ещё можешь обрести покой, пусть и втайне. Я не забыл, как ты тогда нашёл меня. Ты спас меня, помнишь? Спасибо тебе, что тогда не отвернулся от папиного горя.

Симон вздрогнул.

— Ты же... был таким маленьким...

— Я помню. Я тогда очень сильно испугался, когда потерялся. Прощай, брат.

Салли направился к выходу из оранжереи, оставив Симона в полной растерянности.

— Салли, мальчик мой!!! — Орри метался, как безумный и цеплялся за всех прохожих подряд, умоляюще глядя на них. — Пожалуйста, найдите моего Салли!!! Он же пропадёт!!! Он погибнет!!! Найдите его!!!

Салли послушно закивал, утираясь рукавом, крепко взял брата за руку и пошёл рядом с ним. Всю дорогу Симон видел и чувствовал, как Салли жмётся к нему и дрожит. И это было чувствовать довольно приятно, как и осознавать, что один его рык напугал троих. Хотя ему совсем мало лет, но этим мальчишкам было больше! Значит, он сильнее! Значит, он настоящий альфа!