Раненый мир - Книга Презрителя

— Щас дерево срубим, — как само собой разумеющееся предложил Дмитриус, похлопав стальной рукой по стволу дуба, растущего близко к берегу, — и сделаем плот.

С помощью гремлинов и с силищей Стального они и вправду могли срубить дерево достаточно быстро, как и сделать из него плот. Хотя "достаточно быстро" все равно измеряется в часах, Лисы не могут позволить терять столько времени, так что придется переправляться вплавь. Анна открыла рот, чтобы сказать это, но ее перебили.

— Не нужно срубать дерево! — уверенно сказало дерево. — Дерево против, чтобы его рубили!

Надо отдать должное бывшим мародерам, они даже не разбежались, дернулись, отскочили, не более. Лисы только вздрогнули, они ждали появления кого-то из хранителей Долины.

— Я здесь, — сказало дерево, — эй, не туда смотрите, да вот он я! Уморительно, да вы что, слепые? Так уж и быть, сейчас спущусь.

Ветви зашумели, потревоженные, толстенный ствол дуба вздулся метрах в четырех над землей, и там прямо под древесной корой набух человеческий силуэт. Упрощенный, не детальный: руки со слитными пальцами, ноги с закругленными ступнями, гладкая голова. Безликое лицо из коры: намечен нос, видны углубления глаз и рта... И в них разгорается свет.

Силуэт "съехал" вниз по стволу, сквозь ветви, как будто волна пробежала, вздуваясь и опадая. И уже через пару мгновений перед пришельцами, часть которых застыла от удивления с открытыми ртами, а вторая с поднятыми бровями, висел вросший в дерево человек, с ног до головы покрытый корой. Хотя, конечно, никакой это был не человек. А какой-то коровек. Вернее, коровик.

— Ты не дерево, — констатировала Алейна. Ей были незнакомы дриады, которые выглядят и действуют так.

— Конечно я не дерево, — жизнерадостно отозвался он. Голос шел из всей фигуры сразу. — А кто сказал, что я дерево?

— Мы думали, с нами дерево разговаривает.

— Дерево тоже разговаривает, но не с вами, слышите, листья шумят, — подняв палец, ответил коровик. — А вот я к вам обращаюсь!

— Бьяночка, дерево разговаривает, — сообщил пухлый маг, словно ребенок, увидевший красивую бабочку, — давай к нему подойдем?

Заозирался в поисках Бьяночки, не нашел ее и сник.

— Стой ты, непутевый, — зашептал Гонт, крепко ухватив его за рукав, — не мешай господам!

— Ты дух, который вселился в дерево? — прямо спросила Анна. Воительница очень хотела ясности в этой с каждой минутой все более усложняющейся ситуации.

— Можно сказать, что и дух, — пожал плечами пришедший, — только я не из урожденных духов.

— Бывший человек?

— Давно уже бывший.

— Ты хранитель Долины? — уточнил рейнджер.

— Пфф, хранитель, — усмехнулся коровик, — бери выше, я король. Его Величество!

— Король Долины?

— Какой Долины, причем тут Долина, — с легким раздражением взмахнул руками король, — перед вам Его Величество король Мэннивея и Горды, владыка Кронского леса, Морщинных топей, Гластона и Города-на-Холме, попечитель Древней земли Холмов и сокрытой долины Ланген.

— Король Ничейных земель? — улыбнулась Анна.

Это звучало абсурдно, потому что у недогосударства, никем не признанного и управляемого бандитскими Кланами только по попустительству соседей, отродясь не бывало королей.

— Что значит ничейных, — возмутилось Его Величество. — Они уже давно мои! Ну, были мои, пока жил. Теперь не знаю чьи. Кстати, что у нас нынче во внешнем мире, кто теперь царствует на моей земле?

— Теперь отряд Канзора атакует Долину, чтобы освободить низверга, которого вы охраняете! — с нажимом сказал Дик.

— Знаю, — вздохнул король. — Давненько таких гостей не было. Двадцать лет как воскресители пытались штурмовать нас в последний раз, и снова пошли на корм червям.

— Воскресители опасны, но они всего лишь секта, — покачала головой Алейна. — Не чета Хаммерфельду и его маленькой, но армии. Вы уже видели его в деле... Ваше Величество?

— Хорош мерзавец, оставил от наших древесников сучья, щепки да золу, — хмуро усмехнулся король.

— Дальше будет хуже, — пообещала жрица.

— Да ладно, — зло скривилась кора на его лице. — Вы еще не видели силы наших защитников. Скоро увидите. Так чего сами-то пожаловали?

— Нам нужно быстрее добраться до Презрителя, — сказал Винсент, разглядывая духа, облаченного в дубовую кожу. — Перед тем, как канзорцы до него дойдут.

— Что ж, приемлемо. Печати у вас чистые, хоть и не у всех, — ответил его величество; кажется, он имел ввиду бирки. — Но кто поручится за посторонних, которых вы с собой привели? Ваших слов будет недостаточно. Вот этот толстый, какой-то подозрительный, вдруг он из воскресителей и ловко притворяется дебилом?..

— Я не дебил, дяденька, — обиделся Рой, надув губы, — я просто магией стукнутый. А вообще-то я умный.

— Беру свои слова обратно, этот явно не притворяется, — поверил король. — Зато вон тот, скромный, точно хитрюга каких поискать.

Коро-левский перст указывал на Демьена Гофа.

— Прошу простить, Ваше Величество, я подозрительный не специально, — тут же поклонился тот. — А от забот и скорбей.

— Знаю я ваши скорби, ушлый торговый люди, — отмахнулся Король. — Я и сам много лет был человек товарный да торговый, все сделки проворачивал. Честных сделок в жизни лишь одна.

— Мы можем оставить тех, кто без бирок, — сказала Анна, у которой, как и у всех Лисов, в голове отдавались тикающие секунды, — только надо, чтобы с ними ничего не случилось до нашего возвращения. Вы можете их от зверей и местных существ защитить?

Такой вариант был бы проще и лучше всего. И король уже открыл рот, чтобы, видимо, согласиться, как вдруг к нему на руку внезапно слетел и уселся зяблик. Серо-голубая "шапочка", оранжевые щеки и грудь, переходящая в нежно-персиковый цвет, бело-черное оперение и хвост — зяблик был гладкий, аккуратный, весь выверенный до кончика клюва. Как и все, что имело отношение к Вильму Гвенту.

— Чи-чи-чи-тири-чир-чири-чир-чир! — голосок у птички был ясный и светлый.

— О, — сказал его величество, слушая.

— Чири-чири-чир, — зяблик и, встрепенувшись, упорхнул так же легко и стремительно, как прилетел.

Мало кто в Мэннивее знал, что зяблики — излюбленные посыльные первого из владетелей Холмов. Конечно, человеку они служили не так, как например вороны, которые истово и преданно почитают Леврана. Смеющийся бог в глазах любого ворона — предмет безусловного обожания и повиновения; а Гвент всего лишь тщательный дрессировщик. Но сходство было смешное, и некоторые с тихой насмешкой называли Гвента королем зябликов.

— Восхитительно. Что ж вы сразу не сказали, что вас Старик послал, — удивился его величество коровик. — Старику мы доверяем, так как знаем его еще с младых лет. А он передал, что ручается за каждого, даже за торговца штуковинами.

Демьен Гоф непонятно, чего сильнее: изумился или побледнел.

— Не будем терять время. Миледи Золла! Магистр Джек! Сэр Расмус! — позвал король. Мощная кожа дуба вздулась еще в трех местах, и там появились такие же странные, покрытые корой фигуры двух мужчин и одной женщины. Столь же сглаженные и упрощенные, без деталей, они тем не менее вполне хорошо различались между собой. Иное сложение фигуры, посадка головы и форма лица — уже достаточно, чтобы одноликие коровики выглядели вполне индивидуально.

— Да, Ваше Величество? — низким и почтительным голосом спросил названный сэром Расмусом, дородный здоровяк.

— Транспортируйте всю эту толпу ко входу в затворье. Немедленно. А я отправлюсь сразу наверх и подготовлю Презрителя. Чтобы паломники не ждали его пробуждения до утра, а поднялись и приступили к прозрению сей же час.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — ответил сэр Расмус, кланяясь. И это выглядело весьма странно, учитывая, что он так и оставался частью вздувшейся дубовой коры, которая от его поклона сильно натянулась, затрещала и едва не лопнула. Но затем она-таки разошлась, и разошлась ровно посередине сэра Расмуса, деля его тело на две дородные и совершенно пустые половинки.

— Залезайте внутрь, защитники Холмов, — приглашающим голосом объяснила Золла, тонкой рукой указывая в раскрытую утробу существа.

Теперь и Лисы замолчали, открыв рты.

— До встречи, служивые, — кивнул им король, явно собираясь разгладиться и покинуть дуб.

— Постойте! — воскликнула Анна, которой было важно хоть немного понять, что здесь, низверг разбери, происходит. Лезть в раскрытые объятия дубовой коры без такого понимания очень не хотелось. — Так какой же вы король? Как вас зовут? В какие годы вы царствовали?

"Король Мэннивея" звучало дико. Владения, раскинувшиеся вокруг Города-на-холме так и не стали порядочным государством, несмотря на все старания Кланов. За пятьдесят с лишним лет его существования здесь не было ни единого правителя и, тем более, короля. Кто же это? Сошедший с ума призрак умершего шута? Правитель былых, древних эпох, про историю которых Лисам ничего не известно? Или все-таки он соврал, и на самом деле старый лесной дух, который привык забавляться с паломниками, пришедшими к пророку?

— Феерично, подданные допрашивают короля. В достопамятном семьсот пятом, — с достоинством ответил его величество, — я взошел на трон, как первый король Мэннивея.

— Эээ, то есть, двадцать семь лет назад? — уточнил Дмитриус.

— Скорее сто семь! — возмущенно поправил его величество.

— В последние пятьдесят три года с основания города, в Ничейных землях не было никакого короля, — покачал головой настороженный Дик. И все Лисы вместе с Демьеном Гофом согласно закивали.

— Что за вакханалия мысли, что значит не было, — удивился монарх, — И кто же, по-вашему, правил Ничейными землями?

— Кланы, все пятьдесят три года, — ответил рейнджер.

— Пфф. Во-первой строке, я взял власть из рук Кланов в 705-м году, — отрезал король. — Во-второй строке, про какие пятьдесят три года вы все время повторяете?? Мэннивей был основан больше ста лет назад! Я правил с 705 по 769, пока не умер от старости. Магия виталиса, увы, на меня всегда плохо действовала, и продлевать мне жизнь дальше не удалось, так что пришлось попрощаться с миром смертных. Но дух мой настолько привязался к родной земле, что не ушел к морю мертвых, а остался здесь, и нашел себе место в Долине.

Все, что он говорил, было полным бредом.

— Сейчас семьсот тридцать второй год, — проронил Дмитриус. — То есть, до вашей якобы-смерти еще тридцать пять с лишком лет.

Король уставился на них, потеряв дар речи. Даже упрощенное коро-левское лицо выдавало всю степень его изумления. Оно же читалось на лицах троих его подданных.

— Что за небывалая чушь, — сказал его величество, — в чем вы пытаетесь меня убедить?

— В том, что вас никогда не было, — ответил Винсент, выразив мысль большинства.

— Нелепый фарс. Меня-то и не было?! Кто объединил разрозненные племена, банды и Кланы в единое государство? Добился признания Мэннивея всеми странами севера, протектората Канзора и реставрации ордена Изгнателей, построил два новых города, освоил Морщинные топи и присоединил Горду? Кто на протяжении шести с половиной десятков лет хранил Холмы так, что ни единый низверг не высунул оттуда носу?!

— Никто, — помедлив, ответил Дик. — Ничего из этого не произошло. Горда всегда была суверенным баронством, да вот недавно вошла в северную провинцию Канзора. А Холмы пробуждаются, потому что канзорцы вместо протектората освобождают низвергов. И главный канзорский нульт, Просперо, четыре месяца назад снял великую Охранную сеть.

— Безумие, — констатировал коровик. — Кто пустил сюда Просперо, когда у меня с Канзоратом был подписан тройственный пакт?! Холмы моя ответственность, и точка. Да и снять охранную сеть, это же невозможно. Я и сам пытался, в научных интересах. Нет такой силы в мире, чтобы... Но вы не лжете, — ошеломленно сказал он. — Ваши печати не выдают даже малого лукавства, вы искренне верите в свои слова... Клянусь, я выясню, что здесь происходит и что все это значит. Не будь я первый король Мэннивея и Горды, владыка Кронского леса, Морщинных топей, Гластона и Города-на-Холме, попечитель Древней земли Холмов и сокрытой долины Ланген, Вильям Гвент.

Тени прошлого

Глава третья, где безгласные тени, вещи и лики прошлого сплетаются с предчувствием о ближайшем будущем.

И предчувствие это очень плохое. А ближе к концу, лишенные дара речи умудряются передать Лисам пару слов.

"Утра вечера мудренее", так говорил Фанг Хромой, первый покровитель ханты. "Идите спать, возвращайтесь наутро", махал он рукой — и Лисы тащились на чужой чердак, ставший им родным. Он был завален трофеями и старыми, пыльными принадлежностями уже забытых хант, сгинувших в прошлые годы на просторах Ничейных земель.

Алейна, как котенок, спала в большом треснутом сундуке, настелив туда соломы, а поверх нее старых рубашек и штанов. Винсент скрывался наверху, в балках, как летучий мыш, соткав себе кровать-палатку из мглы, отгородившись от всех. Кел храпел, вольготно раскинувшись на горе чужого барахла, словно дракон на куче сокровищ. Ричард спал неприхотливо, расстелив в углу походный плащ. Анна охраняла сон подруги, стащив себе все старые, траченые меха, которые нашлись на чердаке, и укрываясь волчьей шкурой, лохматой и трогательной. Дмитриус зависал в гамаке собственного производства, сделанном из драной рыбацкой сети. Теперь бы гамак, естественно, не выдержал, но теперь Стальному и не требовалось спать...

Утром Лисы просыпались, и разросшиеся дебри неприятностей и бед казались уже не такими непролазными. Сквозь них светило приветливое и жаркое утреннее солнце.

Сколько они уже не были в Мэннивее? Не ночевали дома? Может, и Лисов сочли сгинувшими, и теперь на их благоустроенном, прибранном и уютном чердаке днюет и ночует новая, молодая ханта, только получившая железо...

Но привычка отложить запутанный клубок неясностей, чтобы вернуться к нему на трезвую голову, у Лисов осталась. Никто не сказал королю ни слова, услышав, как гордо он называет себя "Вильям Гвент". Каков был соблазн прямо здесь, прямо сейчас учинить расспрос! Ведь только что зяблик от настоящего Гвента чирикал у него на плече!

Каждый хотел обсудить это, высказать мысли, бурлившие в голове — но лисьим чутьем понимал: не время. Они и так задержались. Анне в каждом биении сердца чудилась тяжелая поступь, казалось, Хаммерфельд идет по пятам и скоро настигнет карающей дланью, не знающей жалости.

Кора облекла девушку, спеленала ее; все тело зудело, будто древесные волокна прорастают сквозь доспех и одежду прямо в кожу, прямо в мышцы. Дерево заворочалось, треща ветвями, загудело, голова заполнилась этим гулом, будто стала частью огромного дуба. Раскинувшего ветви в свободном небе Долины, под светом солнца и Лун. Островом шумящей листвы в море ветров.

И внезапно кора раскрылась, Анну, всю мокрую от древесного сока, вытолкнуло наружу. Она стояла внутри лесного кольца из черных дубов и багровых ясеней, перед ней расстилался огромный луг, залитый лунным светом и далеко впереди, в самом центре Долины, возвышался небольшой, широкий и приземистый, удивительно ровный холм. Он был пуст. Ни обелиска, ни дерева, ни куста, только трава, трава, трава.