— Чтобы Вам время не терять, Игорь Андреевич Вам вырезки сделал, так что все, что в Питере продается у него на карандаше. Отметьте только... А, вот он и сам заглянул, мы его и попросим сейчас...

— Сергей Васильевич, простите, но велели сразу доложить. Медников вернулся.

— Только со своими?

— Нет, кого-то привез.

— Ясно... Разместили постояльца?

— Так точно. Евстратий Палыч в приемной.

— Зови немедленно. Мы его ждем с нетерпением...

* * *

Экспресс с Финляндского отходит ровно в 19 часов. Времени еще более чем, извозчика на Невском взять — не велика проблема, да и здесь, в переулках у кабаков бывает, стоят. Но все равно: лучше выйти заранее. Значит — пора...

Билет, документы, хронометр. Это все уже по карманам. Вещи: бритва, мыло, тюбик "Дентина"... Ох, и где же ты, мой любимый "Колгейт" с фтором! Зубная щетка... так называемая. До нормальных щеток нам тоже долго еще. Как и вообще до химии полимеров. Ничего, зато воздух чище... Главное — деньги не забыть. Здесь? Все на месте...

Посидеть на дорожку. Ну-с, как там в зеркале? Нормально. Если что-то готовишь долго и аккуратно, а не в попыхах, да сгоряча, всегда получается нормально.

Из зеркальной рамы на нас смотрит пожилой джентльмен с седой шевелюрой и бакенбардами, такими же, густыми но аккуратно постриженными усами и моноклем в глазу. Одет — с иголочки. На взгляд — за полтинник. Серьезный деловой человек уезжает по делам. Комивояжор, скорее всего... Да, и саквояж, конечно. В нем главное: бумаги. В них все умно. Без меня все равно ни черта не поймешь...

Внизу яростно храпит вадиков разлюбезный Оченьков. Хором с напарником из их ветеранской кодлы. Иногда даже в такт. Дворник много тише, интеллигентно так посапывает, по-столичному. Видимо, угощение пришлось кстати, раз было так "на ура" воспринято. И спать вам теперь, голубчики, до завтрашнего обеда. А как прочухается этот дурень, подумает, что я ушел по делам не добудившись, так что даже есть шанс, что тревогу забьют, когда я буду уже в Гельсинкфорсе. А там уже ждут: агент Вестингауза в Германии с билетами на всю дорогу и приглашением на майский конгресс в Вашингтоне. И никаких лишних формальностей. Приятно иметь дело с деловым человеком...

Надежда Андреевна, конечно, расстроится. Но, что поделаешь, дорогая, — утешайся скорее. Доброй, домашней вдовушке давно пора понять — все мужики сволочи. А незаменимых — нет.

Итак: выходим. Перчатки не забыть, тросточку... Ну, господи благослови. Смилуйся, Царица небесная... Все! Мосты сожжены. Не дрефьте, кандидат наук. Академиком ТУТ Вам стать не грозит никак. Поскольку как только в Питер прибудет господин "Печеное Яблоко", а это произойдет послезавтра вечером... Нет уж, лучше не думать о такой перспективке. Спасибо недотепе Вадику за то, что как я его и просил, он телеграфировал из Москвы: порт-артурцев в Первопрестольной они ждут сегодня. Так что через двое суток господин Колядин явится сюда юный, румяный и красивый, но от этого вряд ли сильно подуревший... Явится по мою душу. Или голову.

Надеяться на то, что я равноправный член их с Петровичем команды, мне не приходится. А "кто не с нами, тот..." Хотя, как знать? Может, Вадик с Петровичем его инстинкты и пересилят, но... Но вот в это мы не верим вообще. Ни на йоту. Как бы вообще Кол не скрутил Вадику голову первому... Поэтому проверять на собственной шкуре поглупел или нет Василий Игнатьевич, — на это у нас нет ни малейшего желания. Шансы после встречи — меньше 0,5-ти изначально. А по мере "отжимки" хайтека и идей — плавно к нулю. По оси "жить"...

Нет, коллеги, это нас категорически не устраивает. Извините, если что было не так, но — категорически.

Не говоря про ту еще радость — тусоваться в России начала XX-го века на грани революции и мировой войны. В одном гадючнике с Ульяновыми, Бронштейнами и Джугашвилями. Мама дорогая! Может быть кому-то — по кайфу. А нам оно, таки, сильно вот надо? Эти все "радости"?

Прости, Вадик, прости, дорогой. Для папы твоего я все равно сейчас ничего сделать не смогу. И вся эта искрящая электрохрень на полкомнаты в лаборатории, на которую ты чуть не молишься, не более чем липа... Извини. А если вдруг что-то ТАМ на эту тему всерьез проклюнется... Хотя, не знаю... По-моему, это уже фантастика. И шансов у профессора Перекошина — ноль. В отличие от его бывшего ассистента.

"Пожилой" господин еще раз мелко перекрестился, подхватил трость, саквояж, и стараясь ступать как можно тише, двинулся по коридору в сторону темной лестницы, даже не заперев за собой дверь лаборатории. Никем не замеченный он миновал проходной двор, вышел в переулок и зашагал в сторону Невского проспекта. Правда, идти долго ему не пришлось: неподалеку у кабака стояли аж три извозчика. Не торгуясь за копейки, господин еще раз оглянулся на подворотню откуда вышел. И убедившись, что кроме него, извозчиков и пары подвыпивших мелких чиновников только что выбравшихся из дыхнувшего теплом, запахами снеди и шумом веселой компании подвала, вокруг никого нет, удобно устроился в возке.

— Знать к чухонцам в гости, барин? — громко откашлявшись, осведомился возница.

— По коммерции. Сегодня к чухонцам, завтра к шведам. А послезавтра — где что дешевле да лучше, — с улыбкой ответствовал седок, начиная входить в роль.

— Но! Милая!... Она у меня умница, барин. Споро домчит. В обиде не будете. А то, знамо, конь железный, он ждать не будет...

Что что-то пошло не так он начал смутно догадываться в ту же секунду, как открыл дверь купе и увидел на одном из двух диванов солидного господина, читающего "Ведомости". На столике лежал его котелок и черные перчатки под ним. Но пальто будущий попутчик не снял, почему-то... На вид — лет за пятьдесят. Аккуратная стрижка с зачесом, тронутые сединой густые усы, приветливый, добродушный взгляд...

"Нет! Все это не важно! Черт возьми! Я же купил ОБА билета, и в купе никого не должно было быть... Пойти выяснять сразу? А не привлечет ли это лишнего внимания? Или дождаться когда тронемся, и уж тогда..."

— Да Вы проходите, что-ж в двери-то встали? Вот — присаживайтесь, пожалуйте, — приветливо улыбнулся незнакомец.

— Да, да... Спасибо.

— Стало быть, в княжество путь-дорожку держите?

— Да вот. Нужно... По делам-с...

— Понятно. И как величать Вас, простите?

— Игорь Андреевич...

— Хм... Игорь Андреевич... А я, стало быть, Евстратий Павлович.

— Очень приятно. Значит мы с Вами в попутчиках?

— Так получается.

— А Вы до самого Гельсинкфорса, или раньше сойдете?

— В попутчиках-то, оно, конечно... Только вот не до Гельсинкфорса совсем, молодой человек...

— Это как же поним...

— Да грим у Вас неважнецкий больно, Николай Генрихович, так и понимать, — усмехнулся "попутчик" легонько хлопнув в ладоши, — А поговорить успеем еще.

За открывшейся дверью Лейков увидел двух серьезных мужчин, явно ожидавших приказа от его нового знакомого.

— Ну-с... Пойдемте, любезнейший, а то минут через пять поезду трогаться надо. А пока мы с вами не выйдем, они стоять будут. Нехорошо людей задерживать. Вы ведь ЕЩЕ глупостей делать не собираетесь?

— Что за... По какому праву! И кто Вы такие, в самом деле!? И почему...

— Медников моя фамилия. Евстратий Павлович. Коледжский советник. Вот, удостовереньице посмотрите, если на слово не верите. Это на счет прав... Про "почему" больше нет вопросов?

— Но я...

— Да знаю, кто Вы. Ученый. Инженер-механик. Серьезный и образованный человек. Только немного не в ту степь заворачивать стали.

Вот видите, ребята, с какими серьезными людьми теперь работаем? Это вам не бомбисты-туберкулезники какие или прочая мутная шушера.

Ну, пойдемте, мил человек. Пойдемте.

* * *

Как он сказал? "Не волнуйтесь, по первому разряду устроим. А что не прибрано в коридорах, так ведь недавно только переехали. Но Ваш-то нумерок готов вполне..." Значит, скорее всего, пасли давно. Значит, не поверили... Кто? Вадим? Тогда, может, еще и выкручусь. Или местные? Тогда — кто его знает, фифти-фифти... Но если Кол... Господи, только не это... И ведь так все было грамотно продумано! Нет, конечно, я не спец в этих играх, но мозги-то есть. Что и как сообразил же... Да уж... Сообразил... Так что мозги ПОКА есть. И где же я лопухнулся. На чем?

Белые стены, сводчатый потолок, укрепленный литыми чугунными дугами... Запах свежей побелки, промозглая сырость. Теплая только одна стена, значит там и подтопок. Выложенный крупным камнем, залитый цементом пол. Земляной, судя по всему. Оконце под самым потолком. Решетка... Массивная дубовая дверь с глазком и окошечком для плошки. Койка, слава богу, у теплой стенки... Хотя, у стенки, наверное, все равно — теплая она или холодная... Блин, вот не надо так шутить, не надо...

Тюфяк с соломкой, вроде даже простынь и солдатское одеяло дали. Кувшин с водой, сияющая надраенной медью параша... И правда — по первому разряду. Практически люкс со всеми удобствами. Может, телевизор еще попросить? Эх, а залетели мы по-полной, похоже, Николай Генрихович...

"Вот, туточки и располагайтесь, пока, мил человек. Кормежка два раза в день. Прогулка? Не дозволено. Шуметь — не советую. Да и вопросов лишних тоже лучше не задавать. Спрашивать тут Вас будут... Когда? А я почем знаю. Как время придет. Ну, добренько Вам здравствовать..."

Где-то ближе к полуночи, дверной глазок неожиданно открылся, прострелив толчком вырвавшегося из под спуда сознания животного ужаса все существо... Но рассмотреть, кто это там, в коридоре, он не смог. Потом этот черный зрачок закрылся, послышался чей-то приглушенный разговор, но никто так и не вошел. И от этого почему-то стало совсем-совсем тошно. Нехорошо потянуло внизу живота...

Решают, как со мной дальше, наверно... Но я... Я ведь никого не предавал! Я просто очень испугался... В конце концов, да! Я ошибся, психанул, но ведь каждый имеет право на ошибку! Американцы каждой собаке дают укусить дважды! Я же Вам спас царя... Я еще пригожусь, я же много знаю... Так много, что... Или уже СЛИШКОМ много... Или они ЗНАЮТ, кто меня ждал в Хельсинки? Нет... Только не это... Господи, СПАСИ!!!

Сон подкрался незаметно, когда под утро разгоряченный мозг человека признал, наконец, полное и окончательное свое поражение перед той машиной, в цепких и безжалостных когтях которой он оказался. И все его возможные предложения, весь этот жалкий, бессмысленный, унизительный торг...

Зачем он им? Что он может? Двинуть вперед технологии в радиоэлектронике, создать все эти гидростатические взрыватели и приборы кратности? Приемопередатчики? Заложить базу под производство полупроводников? Триод, радар? Атомную программу двинуть, наконец... Господи! Да им и не нужно от него ничего этого! Те трое, они... Они просто знают историю. Знают врагов Империи, знают ее ошибки... И этого одного уже вполне достаточно, чтобы выиграть в "большой игре"... И вот они-то ЕМУ нужны. Один построит ему флот. Второй спасет ЕГО сына от болезни. Третий — от всего остального, подлого и двуногого...

А он? Он, умный, талантливый, величайший ученый на этой Земле, получается, и не нужен ЕМУ, в общем-то... Наоборот... Ему нужно, чтобы он, с этими знаниями, НИКОГДА не попал ТУДА. К другим... Господи! Сделай так, чтобы они придумали, ради чего меня можно не убивать... Господи...

Нет... Не надо... Не надо! Пожалуйста... Профессор, выключите ЕЕ ради бога! Я не хочу ТУДА! Не надо!!! А-а-а...!! Гражданин следователь, я все, все подпишу, только не бейте... Пожалуйста, НЕ БЕЙТЕ!!!

— И что ты так разорался-то, позор нации? На две жизни насмотрелся дерьмократских сериалов? Просыпайся, разговор есть.

— Ва... Василий Иг... Игн...

— Не Игн... А Александрович. Не забыл?

— Н-нет.

— Замечательно. Вот вода. Рожу умой, отлей, и пойдем.

— Куда...

— На кудыкину гору. Делай что сказано, а то ускоритель пропишу. Тут у меня печатки нет. Так что хоть с левой, хоть с правой... Шевелись, кому сказано, муха сонная...

Через десять минут они оказались у двери, над которой красовалась свеженькая табличка "Лаборатория 05-П"...

— Заходи не бойся, выходи не плачь, — Балк подтолкнул ссутулившегося Лейкова навстречу яркому свету, хлынувшему в коридор из-за толстой, по виду явно многослойной двери с тамбуром, — Сейчас увидишь, голубок, что не ты у нас один такой, ученый...

Смотри, как мы серьезно тут обустраиваемся, и на ус себе мотай. С размахом, я бы сказал, устраиваемся. Я вчера сам удивился, как Владимир Игоревич тут все разумно спланировал. Талант. Самородок. У НАС — точно бы дисер защитил, не сомневайся. Но пусть уж он сам все покажет, не буду хозяина лишать такого удовольствия.

Владимир Игоревич, это Балк! Мы пришли.

— Да-да, господа, слышу! Минуточку. Я сейчас, — донесся до вошедших жизнерадостный голос из-за одной из внутренних дверей, едва различимый сквозь шум хлещущей в металлическую емкость воды.

— А ты молчи, смотри и слушай. Говорить с хозяином я буду. А потом уж, когда до тебя очередь дойдет...

— Здравствуйте, господа. Прошу извинить, что заставил ждать. Василий Александрович, а это с Вами и есть тот замечательный инженер, о котором вы говорили? С Вашего крейсера?

— Ага. Он самый.

— Прекрасно, прекрасно... Здравствуйте! Павлов. Владимир Игоревич. Ротмистр.

— Лейков Николай Генрихович. Инженер-механик, гвардейский экипаж.

— Очень приятно. Василий Александрович, так может, я нашим гостем сразу займусь? А Вы пока мою китайскую коллекцию гляните, ее я уже разобрал. Ржавчинку почистил... В 3-м блоке. Там вчера, кстати, со звукоизоляцией закончили...

— Прекрасно. А зверушки?

— Пасюков привезли. Шикарные экземпляры, знаете ли! Злющие, аки тигры. Но я пока их в карантин посадил, нам ведь зараза не нужна, все должно быть чистенько, чтоб клиент от сепсиса не пошел на быстрый летальный.

Может мне расчетик свой по электрике сразу принести? Чтоб Николай Генрихович...

— И все-таки, Владимир Игоревич, чтобы Николай Генрихович вошел в курс дела получше, покажите ему, какие возможности у лаборатории уже есть, а что в планах. Для начала, а?

— Лады. Как скажите... Ну, давайте вот, хоть, с акваблока и начнем. Заходите.

Вот, тут у нас, значит, три рабочих места "холодных" и два "горячих"... Да, обратите внимание: сливы в полу, пол — метлахская плитка на цементе, так что нигде не течем-с...

Первое "холодное", это, так сказать, классический римский "как-кап", — ротмистр весело рассмеялся, глядя на явное смятение чувств, отразившееся на лице его нового знакомого, — Вы как инженер, конечно, оцените простоту, я бы сказал даже, гениальность этого устройства.

Вот этими ремнями клиент фиксируется на сиденье так, что шевелиться не может. Тем более головой. Волосы на темени мы ему бреем, как у ксендза католического. На этой стойке закреплена водяная емкость. Заметьте, высота падения капли варьируется, как и, соответственно, сила удара. Частота — вот этим крантиком. Режимы еще предстоит подобрать, но на максимале, полагаю, уровень полной откровенности, часов через пять-шесть гарантирован. Сутки — полное душевное помешательство. Но, повторюсь, это теоретически, требует проверки практикой.