— Да иду я, иду, — тихо пробурчала себе под нос и, с третьей попытки поднявшись на ноги, пошла вслед за неугомонным Филькой. Через пару минут мелкий уже во всю уминал консервы, практически полностью позабыв об окружающем его мире. Я же, в свою очередь, сидела рядом и никак не могла решить, как лучше всего поступить. То ли уйти сейчас, пока Рич лежит без сознания, то ли наоборот, остаться на свой страх и риск и ждать его пробуждения. Но, даже если мы с братом никуда не уйдём, появляется другой вопрос: в каком настроении очнётся убийца и не попытается ли он в случае чего завершить начатое, то есть не захочет ли снова убить нас?
Если кое-кто больше не будет его умышленно доставать, то и до убийства дело, скорее всего, не дойдёт.
Тогда... остаёмся? В конце концов, с Ричем же у меня получалось как-то договариваться, если тому что-то не нравилось, а вот с животными-людоедами — ни разу. И не вариант, что вообще получится.
Спрятав лицо в ладонях, я просидела так около двух-трёх минут, пока не услышала стон и не поняла: Рич приходит в себomanПоднявшись со своего места, я медленно с опаской подошла к лежащему на земле убийце. Глаза у него были открыты, но на моё приближение он почему-то никак не отреагировал. С чего бы это? Остановившись в нескольких шагах от неприкасаемого и присев на корточки, я осторожно позвала:
— Рич... у тебя кровь из носа идёт, — можно было бы ещё добавить, что и губу он прокусил до крови, но я не стала. Потом, если что, сам заметит, а мне сейчас главное с ним разговор наладить, а то создаётся такое ощущение, что он то ли заснул с открытыми глазами, то ли умер.
— Тебе воды принести? — спрашиваю, дотронувшись до его плеча, но опять не встречая хоть какой бы то ни было реакции на свои действия. Да что с ним такое? — Рич?
Не зная, как поступить, я легонько толкнула его в плечо, потом, когда никакой реакции не последовало, ещё несколько раз. Примерно на второй минуте тармошения Рич закашлялся и, перевернувшись на бок, с трудом сел. Серые глаза с расширенными зрачками и полопавшимися сосудами осмотрели меня с ног до головы и, по-моему, поначалу даже не узнали.
Странно всё это... Он там от моих воспоминаний головой, случайно, не повредился?
— Элена, — едва слышно прошептал мужчина, спустя какое-то время.
— Что? — спросила я, в глубине души тихо порадовавшись, что уж моё-то имя Рич вроде бы не забыл.
— Отойди от меня.
— В смысле? Куда отойти?
— Просто отойди. Желательно куда-нибудь подальше, — сквозь зубы процедил убийца. А потом он вдруг чему-то криво не то улыбнулся, не то ухмыльнулся, чем довёл меня до лёгкого культурного шока.
Хотя тут, думаю, любой сможет меня понять, зная, что в обычном состоянии представляет собою Рич, и как этот не-человек скупится на любое проявление эмоций.
— Хорошо, сейчас уйду, — убрав с глаз мешающуюся чёлку и довольно резво подскочив с колен, я быстро пошла прочь от неприкасаемого, как того тому и хотелось, при этом не забывая через каждые два шага оглядываться назад и раз за разом увеличивать скорость.
— Эйя! Ещё хотю есть! — заметив моё приближение, громко прокричал Филя, а для пущей убедительности ещё и помахал у себя над головой пустой банкой из под консервов.
— Тише ты! Не кричи, сейчас всё дам, — шикнув на брата, я снова с опаской оглянулась на убийцу: не начнёт ли он опять рычать на нас с Филькой из-за слишком громких разговоров?
Но нет, ему сейчас, похоже, вообще никакого дела до нас нет. Вон, сидит всё также на земле, зажав рот руками и раскачиваясь всем телом из стороны в сторону, и витает в облаках.
Ну не безжалостный убийца просто, а самый безобидный на свете шизофреник!
— На, ешь, — открыв новую банку, я без промедления выдала её мелкому. Пусть наедается, всё равно сегодня-завтра вся еда закончится и придётся её выбрасывать.
Мне бы тоже, кстати, не мешало чего-нибудь пожевать. Пусть пока что и не очень хочется, но сравнительно небольшой опыт, полученный в нескольких школьных поездках и походах, показывает, что на пустой желудок путешествовать очень даже не рекомендуется. Потому что почти всегда существует большая возможность свалиться без сил на ровном месте и основательно "примять" себе лицо. Со мной такое уже было один раз, и тогда меня успел вовремя подхватить учитель. В нынешней же ситуации, очень сомневаюсь, что Рич, в случае чего, сможет повторить его подвиг.
Заставив себя таким образом позавтракать, я ни на секунду не переставала хоть краем глаза посматривать за неприкасаемым... Кто бы знал, как он пугает меня, находясь в таком зомбированном состоянии, когда и не знаешь даже, чего от него можно ждать.
— Эйя, — постучав железной вилкой по донышку пустой банки, позвал мелкий обжора.
— Что?
— Хотю пи-ть! Пи-ть хотю!
— Держи, — улыбнувшись, передала брату открытую бутылку, в то время как убийца, перестав улыбаться и зажимать рот руками, пытался осторожно подняться на ноги и сделать хотя бы пару пробных шагов.
Не смотря даже на то, что Рич мне крайне неприятен, я бы могла сейчас подойти к нему и предложить помощь, подставить своё плечо, так сказать, но учитывая, что он сам всего несколько минут назад "попросил" меня уйти, я не хочу этого делать. Так как устала уже натыкаться на чужую неблагодарность и равнодушие! Точно также, как устала бояться и находиться рядом с этим монстром!
Из плаксивой задумчивости меня вывел несильный пинок по голени. Не трудно же догадаться, кто это сделал?
Подняв голову, я со скрытой неприязнью посмотрела в глаза неприкасаемому, чьё бледное лицо и красные глаза как никогда делали его похожим на упыря. Пнув меня ещё раз, не знаю, правда, зачем...
Садистские наклонности, наверное, проснулись.
...Он кивнул куда-то в сторону и произнёс:
— Вон там лежит рюкзак, армейский. Я его, как смог, переделал под детский. Будешь носить в нём своего брата, чтобы руки были всегда свободны и не уставали. Поняла?
— Да, — удивившись, пробормотала. — Спасибо... На вот, кстати, я случайно салфетки влажные вчера нашла, когда консервы доставала. Вытри кровь с лица.
Склонив голову набок, Рич протянул руку и без колебаний взял одну салфетку, правда, не касаясь при этом моей ладони.
— Складывай вещи. Нам пора идти, — закончив с "умыванием" и отбросив салфетку в сторону, ровным тоном скомандовал неприкасаемый.
— Хорошо, — выдохнула. — А ты, значит, есть пока не будешь?
— В дороге поем.
— Так вредно же так есть... разве нет?
Но мой вопрос мужчина предпочёл проигнорировать, просто-напросто повернувшись к нам с Филей спиной.
Неужели старый неразговорчивый убийца возвращается?
Рич.
После страшной боли и криков незнакомых мне людей, виновников аварии и простых наблюдателей, резко наступившая тишина показалась чем-то нереальным. Прошло, наверное, немало времени, прежде чем лёгкий порыв прохладного ветра и слабый солнечный свет, еле-еле пробивавшийся из-за туч, убедили меня в обратном.
Надо же, помню, когда я бежал за Эленой, этих туч ещё не было, а сейчас уже наползли... непредсказуемые Пепелища.
Попытавшись приподнять голову, чтобы хоть немного оглядеть окружающее меня пространство, я неожиданно столкнулся с ещё одной проблемой, помимо неприятной рези в глазах и громкого стука сердца в ушах: со слабостью. Непривычное и очень чуждое для любого неприкасаемого чувство, которое до сегодняшнего дня лично я испытывал всего несколько раз за всю жизнь. Ведь слабость, мало того, что враг нашей профессии, так ещё и враг выживания.
Взять, к примеру, тот же город, точнее, городские помойки. Даже там слабые не живут.
Видел я один раз, как бомжа, сломавшего на моих глазах ногу, через пару минут загрызли собаки, почуявшие запах крови и прибежавшие с другого конца километровой свалки. А был бы тот человек хоть каплю сильнее и меньше бы обращал внимания на свою травму, то смог бы отбиться от них или, по крайней мере, убежать.
Вздохнув, я заставил себя выкинуть ненужные воспоминания из головы и для проверки попытался согнуть пальцы в кулак. Не получилось. А оттого не удивительно, что, не имея возможности нормально контролировать своё тело, я пропустил приближение постороннего человека. Хотя какой посторонний на Пепелищах? Скорее всего, это Элена пришла меня убить...
С удивлением осознав, что, возможно, нахожусь сейчас на пороге смерти, я почувствовал моментальный прилив сил. Ну вот, говорил же, что неприкасаемым не свойственна слабость!
Громко закашлявшись, я приподнялся на локтях с земли и резко сел. Потом перевёл пустой взгляд на девушку, которая пусть и выглядела испуганной, но в руках почему-то не держала ни ножей, ни пистолета, ни вообще какого-либо другого оружия.
Странно. Элена ведь знает, что сейчас, я вполне в состоянии или даже в настроении её убить, так чего же она не воспользовалась случаем, пока я был без сознания, и не перерезала мне, скажем, горло? Не ценит свою жизнь? А как же, в таком случае, Филипп? За него она разве не боится? За то, что я могу его сейчас убить, не переживает?
— Отойди, — говорю, не добавляя, что это в её же интересах. Ну и... частично в моих.
— В смысле? Куда отойти?
— Просто отойди. Но вообще, желательно куда подальше, — сказал, а губы сами собой сложились в улыбку. Причём действительно сами собой. Потому что, когда я попытался вернуть своему лицу привычное выражение, то понял, что не могу ничего исправить. Все мышцы будто окаменели.
Стоило Элене уйти, как из моего горла неожиданно вырвался короткий смешок, а на лицо наползла ещё более широкая улыбка. Быстро закрыв рот руками, я постарался переждать сумасшедшее, непонятное поведение собственного тела, которое, к слову, зачем-то стало раскачиваться из стороны в сторону, будто качаясь на качелях.
Одновременно с этим в голове кто-то робко, но вполне чётко сказал: "Люблю играть!".
Хотя, почему кто-то? Элена... детский голос Элены... но как я могу его слышать?
Что за шутки?
В левой руке, которой я держал девчонку, когда находился без сознания, появилось неприятное холодное покалывание, пальцы на несколько минут онемели.
Вскоре, правда, все неприятные ощущения ушли, голос в голове стих, а тело вновь стало меня слушаться.
Встав на ноги, я приказал Романовым быстро собираться и отправляться в дорогу, решив, что времени на завтрак и так ушло непозволительно много.
Последующие же полчаса я старательно убеждал себя в том, что всё со мной произошедшее просто небольшое "наказание" за длительный просмотр чужих воспоминаний, на деле оказавшихся для меня полностью бесполезными.
Оглянувшись, я внимательно посмотрел на идущую позади девушку. Смеясь, она разговаривала с братом и, кажется, не замечала ничего вокруг себя.
Какая беспечность. Или она думает, что в химической пустыне, из которой мы до сих пор не выбрались, нет никакой опасности? Напрасно. На Пепелищах никогда не существовало и поныне не существует такого понятия, как "безопасный". Да и какая безопасность, если здесь даже от времени суток может зависеть степень продолжительности чьей-либо жизни?
Как так? Ну, ночью, к примеру, как я уже говорил, из нор вылезает огромное количество хищников, от которых иной раз легче спрятаться, чем убежать. А днём (преимущественно после полудня) солнечные лучи, усиленные радиацией, могут изжарить тебя изнутри всего за несколько часов. Ужасная участь. Даже пытки Маэстро никогда не смогут сравниться с этими ощущениями...
— Рич, можно спросить? — прекратив смеяться, сдержанно попросила Элена у меня за спиной.
Всё так же не останавливаясь и не оборачиваясь, я кивнул.
— Там же вдалеке деревья растут. Это лес, да? Мы туда направляемся?
— Туда.
— А там сильно опасно?
— Когда как. Ночью опаснее, чем в пустыне, днём наоборот — не так сильно опасно.
— То есть днём там безопасно? — поравнявшись со мной, сделала неправильные выводы девушка.
— Нет, там всегда опасно. Иногда меньше, иногда больше, но безопасно там не бывает никогда, — сказал, рассчитывая на то, что Романова, может быть, хоть немного призадумается над тем, где мы сейчас находимся, и в будущем больше не будет мне перечить. Только расчёты эти не оправдались, так как Элена резко выразила своё желание не идти в лес и настойчиво попросила найти какую-нибудь другую дорогу. Но голоса она при этом не повышала, даже интонации были скорее просительными... меня, видно, боится. Не новость, конечно, но всё равно повышает самооценку бывшего неприкасаемого.
— Ты меня слушала? Говорю же, днём там безопаснее, чем здесь, потому мы туда и идём, — холодно напоминаю, поправив сумку у себя на плече.
— Из-звини, — тихо бормочет она, снова отступая назад, мне за спину.
Боится-то боится, но с другой стороны, разве можно быть такой пугливой?
Карл.
— Ну, и какое имя мне лучше всего выбрать? — задумчиво спрашивал я сам себя, сидя в батькином кресле и закинув ноги на его же рабочий стол. — Дед отзывался на Мастера, прадед на Людоеда. Имён можно придумать много, но как найти самое подходящее? — взлохматив волосы рукой, возмутился в потолок, но, увы, не получил от него никакого ответа.
А жаль, я был бы не против немного с ним поговорить, хоть о жизни, хоть о чём. Прямо как в прошлый раз, когда друзья припёрли на мой день рождения таблетки рефрана*, и мы все до одури ими обожрались... вот философия тогда была, игры подсознания! А сейчас? Занял папкино место и разгребаю его дела, даже отдохнуть денёк не могу. И единственное развлечение, которое могу себе в ближайшие дни позволить — это выбор нормального имени.
Согласно заметкам в журнале Маэстро, который я недавно нашёл, многие наши предки, становясь во главе Дома, меняли своё имя на какое-нибудь громкое прозвище. Спрашивается, чем я хуже? Вот-вот, ничем. Эх, наконец-то перестану быть Карликом...
Варварски прерывая мои мечтания на самом интересном месте, в дверь размеренно постучались.
— Войдите! — разрешаю, раздражённо закатив глаза. Что там за зараза пришла?
— Карл, только что приходил курьер из Миграционного центра. Он принёс вашему отцу разрешение на выезд из страны и последующее годовое пребывание в России, — глядя чётко перед собой, на одном дыхании произнёс вошедший чёрный убийца.
— Ого, папка хотел свалить из Ластонии?
— Да, он подавал прошение в центр семь лет назад.
— Семь лет... дурь настоящая, столько ждать. Он им что, взятки дать не мог?
— Маэстро говорил, что они такое не принимают, — спокойно проинформировал меня неприкасаемый, пожав плечами. — Так мне вернуть разрешение обратно?
— Не надо. Мы с отцом внешне очень похожи, так что, может быть, сам вскоре надумаю туда поехать.
— Кстати, Карл, — непроизвольно заскрипев зубами от собственного имени, я более чем недружелюбно уставился на чёрного. — К вам женщина-заказчица пришла. Жалуется на недобросовестное исполнение договора и на обман.
— Дура, что ли, чтобы жаловаться? Или думает, что из-за договора неприкосновенной заделалась? Ай, ладно, это потом, какой у неё заказ? — нахмурив брови и устало потерев виски, спрашиваю.
