Дом

"Я же мыл стакан водой из-под крана!"

Проклиная канализационные системы и водопровод, которые так легко могут оказаться соединенными каким-то загадочным мистическим существом, Паша вылил воду, тщательно вымыв стакан водой из бутылки, и только затем все же рискнул выпить стакан воды, вкус которой показался ему немного странным. Быть может, от того, что бутилированная вода сильно отличалась от хлорированной из-под крана, а, быть может, от того, что его нервы начинали давать сбой. Оставался, правда, еще один вариант, но о нем думать не хотелось, как не хотелось и умирать, отравившись токсинами из канализационных стоков.

"Значит, — думал он, — Нужно поджечь дом. Нет, не просто поджечь, а спалить его к чертям, чтобы эта тварь, чем бы она ни была, сгорела вместе с ним. Похоронить ее на пепелище. "Как?" — второй вопрос. Первый, пожалуй — "Чем?" Идеально — бензином, который, в принципе, реально купить на любой АЗС. Стоп. На АЗС человек, заливающий бензин в канистру, а не прямо в бак машины, будет заметен. Его, потом, можно будет опознать. Да и вообще, у них там запрещено отпускать бензин в пластиковые или стеклянные емкости. Остается другой вариант — побродить у гаражей, туда часто забредают заводские водители, продающие по дешевке списанные бензин. Это нормально, в глаза не бросается, правда выловить такого человека будет сложнее. Зато не посадят.

Канистру можно купить в любом автомагазине. Не проблема. Но вот идти с канистрой к дому — перебор. Заметят, запомнят, а то и вовсе заинтересуются. Перелить бензин в пластиковые бутылки-полторашки. Парочка с пакетами не вызовет удивления, а вот парочка с канистрой...

Как поджигать — детали. Дом деревянный, старый и сухой. Должен заняться чуть ли не сам по себе. Но литров пять надо взять как минимум, облить как можно большую площадь.

Еще одна проблема — как не сгореть самому, и как, потом, сбежать оттуда, но это все должно решиться прямо на месте."

В кухню вошла Мина, и только сейчас, подняв на нее взгляд, Паша обратил внимание на темные круги под ее очаровательными глазами. Только сейчас заметил, как устало она выглядит, и как устал от нервных потрясений последних двух дней он сам.

"Это должно кончиться сегодня... Это в любом случае кончится сегодня — или мы ЕГО, или ОН нас. Но жить дальше, боясь подойти к воде, боясь заснуть, и вообще, боясь жить, ни я, ни она, не сможем."

— О чем ты думал? — спросила она. Паша знал, что этот вопрос был не более, чем иллюзией любопытства. Она наверняка знала все его мысли, ибо их знал амулет. Но наплевать на это. Важно лишь то, что черная сущность заброшенного дома не может, пока, проникнуть в его сознание. Или может?

— Да так.... — он неопределенно махнул рукой, — О доме, о чем же еще.

— Что ты решил. — тоже иллюзия, и Паша прекрасно понимал это. Все уже решено до него и за него. Миной? Нет, амулетом. Он руководит ими. Они всего лишь пешки в этом жестоком шахматном турнире, плата за проигрыш в котором куда больше, чем жизнь. Существование в дебрях амулета, в его нитях или, быть может, в голубом камне, или в темном подвале заброшенного дома, до тех пор, пока его не снесут. Скорее всего, тогда-то все и закончится...

"А если нет? Если снос дома, или его поджог, не дадут ничего? Если это будет лишь началом?"

— Мина? — спросил он, — А если мы сожжем дом, то... Точно ли все получится? Точно ли это будет финалом?

На этот раз пауза перед ответом была дольше, чем обычно. Губы Мины беззвучно шевелились, словно она вела беседу с кем-то незримым. Да так, собственно, оно и было.

— Да. — ответила она, спустя почти минуту. — Это убьет черный рен дома.

— Тогда приступим. Ты остаешься дома, а я отправляюсь за бензином.

Он ожидал хоть какого-нибудь вопроса. Например, "Почему именно бензин? Неужели нельзя сделать проще?" или "Почему ты не возьмешь меня с собой?" Мина лишь коротко кивнула, и ушла обратно в зал, что подтверждало его предположения. Она знала все его мысли, а значит и все его планы. И что-то подсказывало ему, что и много чего еще, гораздо более важного....

К тому моменту, когда Паша вернулся домой, затаренный тремя пластиковыми бутылками бензина, на пять литров в общей сложности, его родители уже вернулись с работы и оживленно расспрашивали Мину о событиях последнего дня. Она казалась на удивление веселой и жизнерадостной, рассказывая о происшествии на ее даче — о двух погибших парнях на мотоцикле. Разумеется, она умолчала о том, что этот мотоцикл, перед тем, как опрокинуться с холма, едва не сбил их самих. Пашиным родителям оставалось только охать и ахать, слушая эту историю, в исполнении Мины казавшуюся не более чем небольшим приключением. Пусть оно и унесло две жизни, но ведь жизни далекие от этой семьи, и, потому, столь мало значащие для них.

Постаравшись придать своему лицу как можно более веселое выражение, Паша сел за стол, и принялся за приготовленный матерью обед, который, откровенно говоря, просто не лез ему в горло. В ответ на вопросительный взгляд Мины он шепнул ей на ухо, что бутылки остались в коридоре за ящиком с картошкой, и что никто точно не наткнется на них до сегодняшнего вечера, а дальше и не нужно.

Проглотив очередную ложку картофельного пюре с мясом, он, вдруг, поперхнулся при жуткой мысли о том, что, быть может, он сейчас ест.... Мина, казалось, преспокойно уплетала за обе щеки, но....

— Мам, — спросил он, — А ты как картошку варила? Воду наливала из-под крана?

Пожалуй, он не удивился бы, услышав логичное "А как же иначе?", и с готовностью стал ожидать колик к животе, должных положить конец в этой неравной борьбе...

— А, ты об этом? — неопределенно отмахнулась мать, — Мина меня предупредила об аварии. Я вашу воду из бутылки наливала.

— Ну, о том, что из-за аварии на водоводе пить воду из-под крана сейчас не стоит вообще, даже кипяченую. — вставила Мина, видя недоумение на его лице. — Ну, что мы с тобой по радио сегодня слышали?...

Камень, придавивший сердце, взмыл обратно, в небеса. Значит, еще не все потеряно. Пока они живы, есть шанс разобраться с домом.

В который раз он удивился силе амулета, убедившего его родителей в том, что не смотря на то, что из-под крана течет чистая отрава, ее ток, почему-то, не отключают. Они приняли эту версию так же естественно, как и ту, что им с Миной сегодня поздним вечером просто необходимо прогуляться, подышать свежим воздухом и т.д. Не было даже намека на вопрос: "А на кой?", или "А почему именно вечером?". Амулет внушил им, что это непреложная истина просто по определению.

Время тянулось медленно, и Паша с Миной, запершиеся в его комнате, в полной мере ощутили на себе это следствие теории относительности. Как сказал один киногерой: "Когда у тебя в руках горячая сковородка, то секунды тянутся как часы, а когда горячая красотка, то часы как секунды".

Вечер никак не желал опускаться на землю. Луна не желала появляться на небосводе, предпочитая прятаться в своем дневном убежище, продолжая прихорашиваться, краситься и наряжаться для ночной прогулки по небу.

Звезды не торопились скатиться небесный купол, видимо, по той же причине, что и луна.

Время тянулось особенно медленно от сознания того, что каждая секунда может быть последней. Что в любой миг мистический убийца подберется, наконец, вплотную, чтобы воплотить в жизнь один из способов смерти.

Когда за окном, наконец-то, стемнело, ожидание стало и вовсе невыносимым. Они сидели молча, вслушиваясь в звуки музыки "Наутилуса", лившиеся из магнитофона — чтобы родители не догадались о том, что молодежь уединилась в закрытой комнате не для поцелуев и объятий, а для того, чтобы они не увидели волнения и страха, написанного на их лицах.

Мина не выдержала в десять вечера, когда Пашины родители уже начали готовиться ко сну.

— Может пора идти?! — нерешительно спросила она, прервав затянувшееся молчание.

— Подождем еще час. — ответил Паша, испытывая некую мстительную радость от того, что сейчас не амулет руководит им, направляя и указывая что и когда делать, а он сам выбирает дальнейшую дорогу. Назло амулету. Назло Мине, загадочный и таинственный рен которой, куда больше, чем у него. Настолько больше, что она может говорить с амулетом, а он — нет, как бы ему этого не хотелось.

— Амулет считает иначе. Он говорит, что чем дольше мы ждем, тем больше шансов, что дом узнает о наших планах. Настя не может долго сдерживать его попытки прорваться к нам. Он уже рядом....

— Утихни. — Паша и сам не ожидал от себя такой грубости, особенно по отношению к Мине, его ангелу. — Я не знаю, как она удерживает это существо от нападения, но мне на это наплевать. Мы подождем еще час, пока народ на улице не рассосется окончательно. Чем меньше людей будут видеть нас, тем лучше. А потом, когда я брошу спичку в политое бензином окно, пусть этот чертов дом попытается меня остановить. Я посмотрю, как у него это получится.

— Но амулет говорит....

— Мне он ничего не говорит! — отрезал Паша. — Поэтому делать мы будем то, что говорю я. Вернее, я буду делать, а ты и вообще останешься ждать меня дома.

— Но... Я уже сказала твоим родителям, что мы с тобой хотим погулять этой ночью. Они приняли эту версию.

— Ничего, примут и другую. Вы с амулетом.... с Настей, им в этом поможете. Я пойду один. Может вы с ней и в самом деле неплохо разбираетесь в делах загробного мира, но это, извини меня, не поможет вам подпалить дом. Ты никуда не пойдешь!

Мина замолчала, словно смирившись с мыслью о том, что ей не придется участвовать в поджоге. Ближе к одиннадцати Пашины родители улеглись спать, и он выключил магнитофон. Теперь они сидели в полной тишине, нарушаемой лишь их собственным дыханием.

Когда на циферблате электронных часов высветилось 23:00, Паша поднялся с дивана и направился к двери. Мина последовала его примеру.

— Нет. — сказал он ей, не оборачиваясь. — Ты не пойдешь.

— Я должна...

— Ты никому и ничего не должна. В особенности этой проклятой вещице.

Он подхватив пакет с фанеркой, на которой были выжжены портреты погибших, и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Еще несколько минут Мина могла слышать, как он шуршит в прихожей своей спортивной курткой, как закрывает дверь на ключ, а затем в квартире вновь воцарилась тишина.

— Пара минут... — беззвучно прошептала она, сжав в руке амулет. — Я пойду за ним. Ты уверена, что это нужно?... Только так?... Да.... Да, я догоню его у самого дома...

Спустя пару минут она вышла из квартиры и, как была, в шортах и топике, спустилась пешком на первый этаж и сошла с крыльца, окунувшись в прохладную и опасную летнюю ночь. Где-то рядом, она знала это, рыскало существо, таившееся в доме. Чудовище, готовое напасть в любую секунду.... Но сейчас это было ей на руку — оно следило за Пашей, и Мина, с помощью амулета, могла следить за ним, находясь вне поля его зрения, и поля зрения Паши. Она не должна была попадаться ему на глаза, пока не придет время...

Паша не рискнул даже проехать на лифте — слишком свежо было в его памяти воспоминание об отказавших тормозах автобуса. Он вообще поражался, как им удалось уцелеть в этой передряге, так как он вообще ни разу в жизни не слышал о том, чтобы кто-то остановил машину ручником на полном ходу. Скорее всего, как в отказе тормозов, так и в чудесном спасении, повинны были высшие силы, которых он никак не мог осознать.

"Из-за своего маленького рена, черт бы его побрал!"

Он отказывался признать, что то, что видит и слышит Мина, может быть за гранью его понимания. Отказывался поверить, что он хуже ее. Да, пусть она сущий ангел во плоти, но это вовсе не означает, что ее душа, рен, богаче, чем у него.

"Или означает?!"

Он шел медленно, не торопясь, старательно глядя себе под ноги, не смотря на то, что ему отчаянно хотелось поднять глаза на мерцавшие в вышине звезды. Ясное звездное небо в городе, вечно укрытом дымкой от ТЭЦ, заводов и автомагистралей, и без того было слишком редким явлением, чтобы пропускать его. Освещение, создаваемое яркими огнями улиц, мешало видеть кажущиеся тусклыми в сравнении с ним, небесные светила, и лишь иногда, в самые ясные ночи, звезды "проклевывались" на небосводе, подобно капелькам росы на березовом листочке.

Сейчас небо казалось ему особенно очаровательным от сознания того, что, быть может, он видит его в последний раз.... Он не знал, что готовил ему Дом, вернее, одухотворившее его существо, но, как ни странно, не боялся этого. Душу грела абсурдная мысль о том, что как бы ни была возвышена душа Мины, главная роль в этом мероприятии отводилась ему. И сейчас, он чувствовал себя на коне. Одиноким рыцарем без страха и упрека, готовым вызвать на бой жуткое чудовище из кошмарного сна. Никто не управлял им, никто не помыкал и не использовал в своих целях. Он шел по своей воле. Шел отомстить за всех, кто погиб от руки дома, отомстить за людей, которых даже не знал. И, конечно же, отомстить за страх последних суток. Шел, чтобы вернуть себе и Мине покой и уверенность, чтобы продолжать жить как прежде....

Но, тем не менее, понимал, что прежней жизни уже не будет. Что-то переменилось и в нем, и в Мине, а, следовательно, и в отношениях между ними.

Целый стояк окон, во всех девяти этажах дома, мимо которого он шел, погас одновременно. Паша отметил это, как не более чем интересное совпадение, и, не сбавляя хода, прошагал дальше, погруженный в свои мысли.

Два шага, и он поравнялся со следующей вертикалью окон. И вновь они погасли все разом, словно пьяный электрик в подвале обрезал провода, ведущие наверх.

Еще два шага — погас новый стояк. Девятиэтажка позади него превращалась в темную панельную стену, а впереди же, все еще мерцала электрическими огнями окон.

Паша замедлил ход.

Два шага — четвертая по счету вертикаль окон погасла, лишая его возможности ступать на светлые пятна на асфальте. Еще два шага — пятый стояк постигла та же участь.

По спине пробежал уже знакомый холодок дурного предчувствия.

"Оно нашло меня!"

Непонятно было одно, откуда ждать опасности — гаснущий свет, вроде как, не сулил ее.

Седьмой ряд окон погас еще до того, как Паша поравнялся с ним, затем восьмой.... Темнота бежала впереди него, ускоряя темп.

И тогда он испугался.... Ощутил в душе тот первобытный ужас перед темнотой, который заставлял наших предков сбиваться в тесные кучи у костров во время затмения. Живая темнота. Темнота, бегущая впереди тебя, завлекающая тебя в ловушку, а затем захлопывающая ее.... И Паша побежал, спасаясь из мнимой ловушки темноты. Побежал, не разбирая дороги, навстречу опасности реальной, а не иллюзорной.

Покореженная в аварии "Девятка", с разбитыми фарами, двигалась ему навстречу по узкой дороге. Водитель, мечтавший лишь об одном, поставить изувеченную машину под окном и завалиться спать после напряженного дня, не видел бегущего ему навстречу парня, равно как и тот не видел приближающегося силуэта автомобиля.

Паша не обратил внимания на то, что свет в девятиэтажке, мимо которой он бежал, сосредоточившись лишь на том, чтобы не споткнуться, зажегся вновь. Не видел, что темнота, в сущности, абсолютно безвредная, больше не преследует его. Его разум был затуманен страхом и.... Окутывавшей его черной пеленой.