Сказки параллельных миров

Грязный пол был густо усыпан штукатуркой, стреляными гильзами и битым стеклом. Острый осколок больно впился мне в щёку. За стеной гулко ударил выстрел, кто-то жутко взревел, затем хлопнула дверь, и резко запахло порохом.

— Всё, можно вставать, — разрешили мне. — Но голову всё равно не высовывай.

Я осторожно поднялся, стряхнул со щеки прилипшую стекляшку. Я был, мягко говоря, слегка ошарашен. Казалось бы, уже должен ко всему привыкнуть... Ан нет, не ко всему.

Напротив меня сидел на полу бородатый давно не мывшийся мужик в потрёпанном камуфляже. На ремне у него висел огромный нож, какой-то внушительный контейнер со множеством застёжек, на груди болтался противогаз. Мужик ловко загонял патроны в магазин. Автомат — если я не ошибаюсь, АК-74, — лежал на коленях.

У разбитого окна прильнул к прицелу здоровенной снайперской винтовки ещё один странный тип в таком же камуфляже.

— Ты кто? — спросил он, не отрываясь от прицела. — Местный Полтергейст?

По разгромленной квартире гулял ветер, стены были исклёваны пулями, расколотая взрывом дверь висела на одной петле.

Я вздохнул:

— Если я скажу, что попал сюда из другой параллели, вы мне поверите?

— Если бы ты сказал что-нибудь другое, точно не поверили бы, — буркнул первый. Приглядевшись, я к своему немалому изумлению обнаружил в его лице знакомые до боли черты. Если бы я месяца два не брился и недели три не мылся, я выглядел бы, видимо, так же.

— У вас здесь... война? — спросил я. — Неужели америкосы напали?

— Сам ты америкос! — зло отозвался снайпер. — У нас здесь Зона, понял! Изумрудная зона! А мы — сталкеры, — он вдруг напрягся и прильнул к прицелу. — Всё, умолкни. Страшный, глянь, дуболомы опять к Урфину пошли.

Вслед за двойником (кличка Страшный, надо сказать, удивительно ему подходила) я осторожно подобрался к окну и выглянул наружу. Внизу, по засыпанному битым кирпичом проспекту медленно двигались три фигуры. Шагали они неловко, с трудом переставляя ноги и глядя в одну точку. Они в самом деле были похожи на деревянных солдат.

— А почему дуболомы? — шёпотом спросил я.

— Вот попадёшь когда-нибудь в жёлтый туман, тогда узнаешь, — прошипел снайпер. — Будешь таким же зомбаком по Зоне ковылять и помалкивать в тряпочку.

— Уймись, Шелезяка, — похлопал его по плечу двойник. — И... не стреляй. Пусть уходят. Урфин с ними сам справится.

— А Урфин это?..

— Глава клана Прыгунов, — пояснил двойник. — Неплохой мужик, но прижимистый до ужаса. За унцию живительного порошка пять Серебряных Туфелек просит, прикинь.

— Нарвётся он когда-нибудь, — мрачно пообещал Шелезяка. — И никакой порошок ему не поможет. Свободные Жевуны его изгнали, и Прыгуны не долго терпеть будут.

Эта параллель мне активно не нравилась. И — что самое интересное — я не представлял, каким образом я смогу отсюда вырваться. Не рассказывать же этим бородатым сталкерам детскую сказочку. Ещё пристрелят, чего доброго. Я покосился на зеркало — и обомлел. Спасительного зеркала на привычном месте не обнаружилось. Только забрызганная чем-то бурым стена и сиротливый гвоздик, на котором зеркало совсем недавно висело.

Это называется влип. В голове моей, и без того не слишком хорошо соображающей, зашумело с удвоенной силой. Я закрыл глаза и сжал голову руками. Ой, как мне плохо!

— ...говорю тебе, — бубнил тем временем Страшный. — Захожу как-то вечером в "Пещеру", ну, туда-сюда, с Гуамом парой слов обменялся, хабар Гудвину скинул... У меня три Жгучих розы было, Кровь арахны, ещё кое-что по мелочи... Ну, Гудвин мне и кивнул, взгляни, мол, кто к нам пожаловал. Я присмотрелся — Элька! Сидит в углу, с Каннибалом о чём-то перетирает. Сто лет её не видел, честное слово!

— А она разве не?.. Говорили же, что её гравиураганом унесло.

— Брехня! Живёхонькая. И в голове всё так же полно сумасшедших идей.

— С этим у неё порядок, — оживился Шелезяка. — Помню, как она в прошлом годе меня до Фиолетовой пустоши уговаривала смотаться. И ведь чуть не уговорила. Если бы я тогда ржавую лихорадку не подхватил, точно бы с ней отправился. Ну и сгинул бы там.

— Почему сразу "сгинул"? Она же вернулась.

— Она-то вернулась, а Бася где? Растаяла наша одноглазка в мокром студне, только её и видели. Нет, с Элькой лучше не связываться, себе дороже. Да ещё этот её псевдопёс... Как уставится своими буркалами — меня аж в дрожь бросает. Он всё ещё с ней?

— А куда он денется? Даже подрос немного. Слушай, давай душу погреем, пока время есть, — Страшный оглянулся, выразительно побулькал передо мной бутылкой. — Ты как, Полтергейст, тяпнешь за знакомство?

— Водка? — покривился я. — Нет, я пас. У меня и без выпивки в голове шумит.

— Какая водка! — обиделся двойник. — Чистейшая усыпиловка. Сам у рудокопов в Бункере на Гингемовы бусы выменял.

— Ага, — засомневался я. — Выпью да и усну здесь. Мне это надо?

— С одного стакана не уснёшь, слово сталкера. Мы же не пьянства ради, а здоровья для. Заодно и излишки радионуклидов из организма выведем.

— Откуда у него нуклиды? — видимо, пожалел, выпивку Шелезяка. — Он же того гляди отсюда слиняет, а нам ещё жить и жить.

Услышав это волшебное "слиняет", я слегка воспрял духом. Похоже, сталкеры, не сомневаются, что я без проблем могу покинуть их неприветливую реальность. Бутылка меня заинтересовала. "Семь подземных бюреров" было написано на этикетке. И сияла радуга над знакомым силуэтом четвёртого энергоблока. Шутники, блин. На вкус усыпиловка оказалась чем-то средним между хорошей водкой и плохой минералкой. Шум в моей голове сразу утих.

— Во! — заметил это двойник. — Пошёл процесс. Теперь сиди и не дёргайся. Усваивай. Опытных людей послушай. В жизни пригодится.

Шелезяка занюхал свою порцию рукавом, выглянул на миг в окно:

— Никого пока. Так на чём ты там остановился?..

— Короче, так. Элька карту где-то надыбала. Хорошая такая карта. Правильная. И всё, между прочим, на то указывает, что карту эту сам Кэп рисовал.

— Ха!

— Вот тебе и ха!

— Два раза ха!

— Простите, — не удержался я. — А кто такой Кэп?

— Первый сталкер. Легендарная фигура. Гурий Германович по прозвищу Кэп, — пояснил Страшный. — Так вот. О карте. Можешь мне, Шелезный, конечно, не верить, но на ней вся кирпичная дорога от самого начала до самого конца прорисована. Всё жёлтые кирпичики. А заканчивается она...

— У Изумруда, понятно, — кивнул Шелезяка. — Кэп на мелочи не разменивался. Да только что-то мне не верится. Откуда у Эльки такая карта взялась?

— От мутировавшего верблюда, — отрезал Страшный. — Ухоронку она Кэпову случайно нашла в Блуждающем Замке. В общем, отправляется она по дорожке к Изумруду... и нас с собой зовёт. Обоих, заметь.

— Так это мы её здесь дожидаемся, — догадался Шелезяка. — А сразу не мог сказать?

— А сразу ты бы не согласился. Разве нет?

— А кто ещё пойдёт? Втроём такое не осилить.

— Чёрный Дядя точняк пойдёт. При мне подписался.

— На одной ноге? — хохотнул Шелезяка. — Или ему саблезубая химера ногу взад вернула?

— Ему Гудвин экзопротез штатовский подогнал. Так что Дядя теперь быстрее тебя бегает. Каннибал ещё будет. Но он только до Провала согласился. У него дела какие-то с Жевунами, так что он потом свалит. Через Большую Припять Клюв подрядился перевести. Ты же знаешь, у него там броды натоптаны. Длиннобородый с Фарой тоже хотели идти, но их Гудвин не отпустил, ему без охраны оставаться не с руки. Ещё Билайн подкатывался, пронюхал, что выгодное дельце затеваем. Элька, молодчага, эту гниду сразу отшила... Да, кстати, Левон тоже идёт.

— А вот это плохо. Он же трус. При малейшей опасности свалит.

— Не свалит. Ему к Изумруду шибко надо. Желание у него заветное созрело, возмечтал от зонофобии излечиться.

— Ну, ладно, — согласился Шелезяка. — Провал мы перейдём, через Припять Клюв переправит. А что насчёт Маковой плеши? Как её перепрыгнуть?

— Легко и с песней. У Эльки, если ты ещё не забыл, Басин Золотой шлем остался. Она его в последний выброс до упора зарядила. Перелетим плешь на обезьяньих крыльях, аки ангелы.

— Заманчиво брешешь, — протянул Шелезяка. — Заманчиво. И отказываться стрёмно. Жалеть ведь потом буду до посинения, если Изумруд все ваши желания выполнит, а я ни с чем останусь. Чёрный Дядя, понятно, ногу просить будет. Левон... С ним всё ясно. А ты что попросишь?

Двойник вздохнул:

— Смеяться будешь. Ну... ладно. С головой у меня, понимаешь, не всё в порядке. Да не лыбься ты, не лыбься, не в том смысле. После того, как меня на Агропроме Вороньей дурью шарахнуло, память я стал терять. И чем дальше, тем хуже. Пока не сильно заметно, но Гудвин говорит, что через полгода я даже имя своё вспомнить не смогу. Вот так, брат. Сам понимаешь, отступать мне некуда, буду просить, чтобы Изумруд мозги мне обновил.

— Да-а, дела, — покряхтел Шелезяка. — Ну, а Эльку какой чёрт туда несёт? Ей-то чего не хватает?

— Тётка у неё в Канзасе. К себе зовёт, на ферму. Горы золотые обещает, у них ведь там не жизнь, а кукуруза. А сталкерам визу, сам знаешь, не дают. Заразные мы, по их понятиям. Вот Элька и хочет с хабаром сразу от Изумруда в Канзас свалить. Чтобы уж наверняка, чтобы в Зону нашу развесёлую больше ни ногой.

Лицо у Шелезяки просветлело, он задумчиво таращился в небо сквозь разбитое окно и поглаживал приклад винтовки.

— Красиво, — признал он. — А я, знаешь... Если мы дойдём... Я просто здоровье себе попрошу. Здоровье — это, брат, самое главное. А то у меня уже и сердчишко что-то пошаливать стало. Ночью, бывает, проснусь, прислушаюсь, а оно — вроде как и не стучит, зараза...

Я слушал их разговор буквально с отвисшей челюстью. Выпитая на пустой желудок усыпиловка слегка ударила мне в голову, но я не опьянел, напротив, стал всё воспринимать намного чётче и ярче. И мир Изумрудной зоны поразил меня несказанно. Здесь не было нужды рассказывать сказку, здесь сказка стала былью, причём былью весьма жутковатой. Кэп Гурий, Элька, дуболомы, исполнитель желаний...

Страшный вдруг дёрнулся, достал из кармана КПК, уставился в экран.

— Выброс! Чёрт, как не вовремя!

Он ловко натянул на лицо маску с тёмно-зелёным стеклом, другую такую же бросил мне:

— Маску на морду, глаза в пол, лежи и не дыши. Если повезёт, останешься жив и даже почти цел.

Я послушно выполнил все указания, и неприветливый окружающий мир сразу окрасился для меня в тревожно-зелёный цвет.

Шелезяка у окна длинно выругался, прижался к окуляру и стал выцеливать кого-то на проспекте:

— Псевдомигуны! Сюда бегут, от выброса прятаться! Ох, и жарко сейчас будет!

Рядом со мной знакомо задрожал воздух, на стене обозначились нечёткие очертания зеркала.

— Берегись! — отшатнулся в сторону Страшный. — Зеркальная аномалия прямо в комнате! Да что же это такое — всё сразу и всё на нас?!!

Понимая, что промедление буквально смерти подобно, я сорвал маску и метнулся в центр зеркала. Яркая изумрудная вспышка ударила по глазам, Зона жадно ухватила меня за ноги, не желая упускать, но было уже поздно. Я вырвался.

Тридцать седьмая параллель

— Здравствуйте, Николай Андреевич. Вы не представляете, как я рад с вами встретиться.

Голос мне не понравился сразу. Было в нём что-то такое... недоброе и угрожающее. Обладателя голоса я видеть не мог, поскольку прямо мне в глаза был направлен яркий свет настольной лампы. Я видел только лежащие на столе крупные руки.

Мои собственные руки были заведены за спину и скованы наручниками так, что подняться я мог только вместе с тяжёлым стулом, на который меня крайне невежливо усадили.

— Именно со мной?

— Да-да, именно с вами.

На стене за его спиной висел большой плакат, на котором сердитый розовощёкий рабочий прижимал палец к губам, и крупными буквами было написано: "Болтун — находка для шпиона".

— Это я что — в мрачное прошлое попал?

— В светлое настоящее вы попали, Николай Андреевич. В очень светлое. И очень настоящее.

— А год, простите, какой?

— Тысяча девятьсот тридцать седьмой.

— Не нравится мне это, — пробормотал я. — А ведь началось всё с совершенно безобидной детской сказки. Впрочем, удивляться нечему. Мы ведь для того и рождены, чтоб сказку сделать былью.

— Что вы там бормочете? Молитесь?

— Это я так, от неожиданности. А вы кто? — В горле у меня пересохло, и мне пришлось прокашляться.

— Старший следователь следственной части ГУГБ НКВД СССР старший лейтенант госбезопасности Изумрудов, — с явным удовольствием выговорил всё это сидящий передо мной... э-э-э... весьма недружественно настроенный товарищ.

— Изумрудов? Вот как? — почти натурально удивился я, лихорадочно пытаясь найти способ скорейшего включения зеркала. Наползающий на меня со всех сторон вязкий безвыходный ужас и скованные руки препятствовали этому изо всех сил. — А мне обещали, что моё дело будет вести сам товарищ Гингемия, ну, или в худшем случае товарищ Бастиндюк.

— Странно, — помедлив, сказал старлей Изумрудов. — По-моему, у нас следователей с такими фамилиями нет.

— Разумеется, нет, ведь их уже шлёпнули, — не совсем последовательно пояснил я. — Как врагов народа. Отправили к подземным рудокопам, говоря образно.

— Откуда у вас такие сведения? — он всё ещё не понимал, что я над ним издеваюсь.

— Откуда? Ну... у меня были хорошие инструкторы. Насколько я помню, Гингемия, завербованный иностранной разведкой, готовил крупный теракт, но вовремя был разоблачён бдительной товарищем Виллиновой. Чтобы не порочить партию, шум поднимать не стали и устроили несчастный случай. Кажется, ему на голову совершенно случайно упал строительный фургон. А Бастиндюк — ещё та сволочь, между нами, — погорел на золотишке. Жадность его подвела. Помните, когда академика Обезьянникова разоблачили, из его квартиры золото скифское пропало. Шлем там какой-то знаменитый, ещё кое-что. Это товарищ Бастиндюк не удержался. Золото, оно даже верного коммуниста с истинного пути сбить способно. Бастиндюк, кстати, тоже до суда не дожил. Во время допроса умудрился в обычном ведре захлебнуться. Так-то. А вы говорите, следователей таких нет. Теперь, конечно, нет.

Я осторожно покосился на зеркало. Оно было грязное и унылое. И включаться пока не торопилось.

— Интере-есно, — пропел Изумрудов. — И правда, хорошие у вас инструктора были. Хорошие, да не лучше наших! — вдруг рявкнул он. — Дезу мне всучить пытаешься, сволочь параллельная? Органы порочить? Или, может быть, завербовать меня надеешься? Не выйдет! Не на такого напал! А ну, признавайся, вражина, с какой целью тебя сюда забросили? Может быть, ты покушение собирался организовать на нашего Великого Вождя товарища Гудвина?

Он сказал Гудвина?! Я натурально обалдел. Это было даже не смешно. Великий и Ужасный, друг всех физкультурников?

— Совсем даже наоборот, — мозги у меня буквально заскрипели, пытаясь осмыслить происходящее. — Никакого покушения. Что вы! Товарища Гудвина, или, как говорят в Америке, дядюшку Джеймса мы очень уважаем и ценим. А я... А я должен был отыскать нашего агента... агентшу. Её забросили к вам летом, и она уже полгода не выходит на связь.