Сказки параллельных миров

Сказки параллельных миров

Параллельные миры... Хочется верить, что они существуют. Хочется верить, что среди них есть такие, где люди живут хотя бы немного лучше. Вот и моему герою "повезло" побывать в таких параллельных мирах, которые, при всей похожести, от нашего всё-таки немного отличаются. Эти отличия не всегда бросаются в глаза, но они есть. Незнакомые слова, странные детали одежды, другие названия улиц, другие книги... Другие сказки.

Почти такая же параллель

Под вечер меня наконец все оставили в покое, и я смог немного отдышаться и осмыслить своё положение. Мой двойник из этого мира клятвенно пообещал, что уже через два часа появится возможность отправить меня назад. Я, разумеется, был слегка разочарован, но оставаться здесь навсегда мне совсем не улыбалось, поэтому все свои возражения я благоразумно оставил при себе.

Делать было нечего, по телевизору показывали какую-то сериальную муть, ничем, на мой взгляд, не отличавшуюся от такой же мути в моём родном мире. Старший сын (совершенно не похожий на моего) увлечённо терзал компьютер в своей комнате. Папин двойник его абсолютно не интересовал. Зато семилетняя Катерюня (странноватое на мой взгляд имя, мою дочку, например, зовут Оленькой) очень непосредственно решила составить мне компанию. Она уселась на диван, раскрыла большую книгу и принялась её читать — к счастью, не вслух, — сосредоточенно водя пальчиком по строчкам.

— Что пишут? — спросил я шутливо.

— Это сказка, — очень серьёзно ответила она.

— И как называется твоя сказка?

— "Волшебник изумрудного города".

— Не может быть! Ты читаешь Волкова? — Боже, как я зачитывался в детстве этой книгой! Боже, сколько раз мне пришлось перечитывать её вслух сначала сыну, а затем и дочке! Какое счастье, что дети мои уже достаточно взрослые!

Катерюня слегка поджала губы и показала мне обложку книги. Разумеется, это была та самая книга. Волков с иллюстрациями Владимирского. Ну, слава богу, хоть что-то остаётся неизменным даже в параллельных мирах.

— Когда я был маленьким, я тоже очень любил эту сказку.

Катерюня недоверчиво оглядела меня с ног до головы и, кажется, не слишком мне поверила. Видимо, ей трудно было представить, что такой старый — на её взгляд — человек когда-то был маленьким и читал детские сказки.

— Не веришь? — спросил я.

Она помотала головой.

— Честное-пречестное, — сказал я. — Могу даже доказать. Вот про что ты сейчас читаешь?

— Про то, как ураган принёс Элли с Тотошкой в Волшебную страну.

— Так это же самое начало! — обрадовался я. — Я тебе завидую. Там впереди ещё столько интересного будет.

— Мне папа её уже сто раз читал, — снисходительно заметила Катерюня. — А теперь я сама умею.

— Это хорошо, — совершенно искренне порадовался я за своего двойника. — Ну, так вот: ураган принёс фургончик в Волшебную страну и уронил его прямо на злую волшебницу Гингему. И раздавил её в лепёшку. К огромной радости всех Жевунов.

Катерюня захихикала. Она как-то обидно так захихикала, словно уличила меня в чём-то нехорошем.

— А вот и неправда! А вот вы всё и перепутали! Совсем не так всё было!

— Ничего я не путал! Я прекрасно всё помню. Домик раздавил Гингему, а Тотошка потом принёс Элли серебряные башмачки.

— А это что? — Катерюня развернула книгу картинкой ко мне. Глаза её торжествующе сверкали.

Я уставился на иллюстрацию. Что-то в ней было не так. Из-под упавшего домика виднелось жёлтое платье и ноги в жёлтых башмаках, а стоящая перед девочкой волшебница как две капли воды была похожа на злую Гингему. И она была не раздавленная, а очень даже живая и довольная. Смешные человечки, что испуганно толпились чуть поодаль, все поголовно были одеты в жёлтые одежды. А где же тогда Жевуны?

Убедившись, что я либо ничего не знал, либо всё забыл, Катерюня принялась пересказывать мне сказку, которую она и в самом деле помнила почти дословно.

А я сидел, слушал и удивлялся. И удивляться было чему.

Нет, начало оказалось точно таким же, как в нашем мире. Степь, Канзас, фургончик, вызванный Гингемой ураган... Однако затем всё пошло наперекосяк. Ураган принёс домик Элли в Волшебную страну, но уронил его не на злобную Гингему, а на добрейшую Виллину, которая попыталась помешать чудовищному замыслу колдуньи. И не сумела. Поразмыслив, я согласился с тем, что это, в общем-то, логично, хотя милую старушку было немного жаль. Злая Гингема совершила ответное колдовство, убивающий домик шмякнулся на Виллину, и Жёлтая страна осталась без правительницы. А Гингема воспользовалась серебряными башмачками и прилетела полюбоваться на дело рук своих. Позлорадствовать. Поплясать на костях менее удачной соперницы. Испугавшись, что Элли в самом деле может оказаться могущественной феей, она не посмела её тронуть и отправила девочку в далёкий Изумрудный город, в надежде, что Великий и Ужасный Гудвин как-нибудь сумеет от неё избавиться.

И Элли пошла по дороге из жёлтого кирпича, которая, оказывается, здесь начиналась в Жёлтой стране.

— А у нас эта дорога была в стране Жевунов, — сказал я.

Катерюня возмущённо фыркнула:

— Неправильная у вас там сказка. В Голубой стране все дороги сделаны из голубого кирпича. Это же и так понятно!

И опять мне это понравилось. Рассуждая логически, из Жёлтой страны в Изумрудный город именно и должна вести дорога, выложенная жёлтым же кирпичом. А из Голубой страны — выложенная кирпичом голубым. Из Розовой — легкомысленным розовым, а из Фиолетовой... ну, в общем, понятно. Очень всё красиво и правильно получается. Тут я вынужден был признать, что в нашем мире Баум и Волков немного не додумали. А здесь, выходит, их озарило.

Катерюня показала мне карту, и я не удивился, увидев на ней все эти разноцветные дороги, сходящиеся в Изумрудном городе. Это было очень сказочно. В таком виде Волшебная страна выглядела абсолютно завершённой, цельной, по-настоящему волшебной.

Отличия на этом не закончились. Страшила здесь оказался не добродушным чудаком, а неприятным на вид пугалом с довольно свирепой физиономией. Это было непривычно и поначалу меня даже слегка покоробило. Уж очень я за нашего милого Страшилу обиделся.

— Почему он такой страшный? — удивился я. — Это не Страшила, это какой-то кошмарный бомж в обносках.

— Потому что он пугало, — терпеливо объясняла мне Катерюня. — Он же ворон пугает и руками махает. А у вас он какой?

— У нас он добрый и очень симпатичный. И хочет стать умным.

Катерюня подумала немного и вынесла окончательный вердикт:

— Неинтересно.

Вот тебе и на! Я хотел было поспорить, однако, подумав, признал, что и такая версия имеет право на существование. Ведь кто такой Страшила? Да обычное огородное пугало. А пугало должно быть страшным и злым, ведь оно сделано для того, чтобы отпугивать птиц. Кстати, его знакомство с Элли в этой версии началось как раз с того, что он чуть не до смерти её напугал, крикнув какую-то глупость во весь голос, когда она проходила мимо.

— Да-а, — покачал я головой. — Почему-то мне такой Страшила не очень нравится.

— Он невоспитанный, — сказала Катерюня. — А потом воспитался и стал хорошим.

Со стороны, наверное, довольно забавно выглядело то, как взрослый дядя на полном серьёзе обсуждает с малолетней пигалицей литературные достоинства сказки для детей младшего возраста. Однако здешний вариант этой истории настолько меня увлёк, да и Катерюня так эмоционально пересказывала любимую книгу, что мы оба совершенно забыли о разделяющих нас десятилетиях.

С трудом найдя общий язык, Элли и Страшила пошли вместе, причём Страшила вновь то и дело пытался испугать бедную Элли и вообще вёл себя словно заправский гопник. Катерюня с особым удовольствием рассказывала о том, как снятое с шеста пугало жутко ругалось, размахивало руками и пинало Тотошку. При этом оказалось, что самым главным желанием Страшилы было желание сделаться добрым. Потому что, как ему сказала одна умная ворона, которую здесь звали просто Кар-Кар, добрых все любят. Вот этот ужасный Страшила и возжелал любви после долгого одинокого сидения на шесте посреди поля. Тут я с местным автором тоже согласился. Как известно, от ума бывает только горе, а без любви прожить, конечно, можно, но слишком уж тоскливо.

И опять меня поставила на место несносная Катерюня.

— Без, — сказала она.

— Какой бес?

— Горе без ума, — терпеливо пояснила она. — Книжка такая скучная, которую Грибожаров написал.

Отсмеявшись, я выяснил, что она, как ни странно, совершенно права. Комедия в стихах "Горе без ума" стояла тут же, на книжной полке. Мне было страшно даже представить, что там понаписал А. С. Грибожаров. Кстати, Пушкин здесь оказался тем же Пушкиным, Толстой — тем же Толстым, но почему-то не Л. Н., а Т. Н. Неужели Тигр Николаевич?

Катерюня тем временем продолжала меня удивлять.

Железного Дровосека здесь обозвали Стальным Лесорубом. Отзывчивой Элли пришлось не только смазать его заржавевшие суставы, но и прикрутить отвалившуюся руку, в которой он слишком долго держал топор. И потом всю дорогу эта рука у него то и дело падала и терялась. Желание Дровосека... прошу прощения, Лесоруба, однако, примирило меня с его непривычным именем. Оно было очень простое, это желание, и очень понятное. Он всего лишь хотел вновь стать обычным человеком из мяса и костей. Ни больше ни меньше. И впрямь, зачем железному человеку нужно сердце, если всё остальное у него — всего лишь искусно выкованные кузнецом протезы? На его месте любой захотел бы вернуть себе нормальный человеческий облик. Конечно, некий элемент сказочности при этом исчезает, зато появляется правда жизни. Любопытно только будет узнать, каким образом тутошний Гудвин ухитрился исполнить это совсем не простое желание. Тут ведь уже не тряпичное сердце в грудь засунуть надо, тут без настоящего волшебства никак не обойтись. Впрочем, в сказке возможно всё.

Людоеда в этой версии проигнорировали. У Баума, помнится, тоже никакого Людоеда не было. С одной стороны, может быть, и лучше, а с другой немного жаль. Уж очень мрачно и красиво смотрелся его замок на фоне ночного леса.

Когда я рассказал про Людоеда Катерюне, она заявила, что людоедов не бывает, а потом взяла с меня честное слово, что когда я в следующий раз соберусь к ним в гости, то обязательно захвачу ей в подарок книгу с картинками про Людоеда.

— А почему он не съел Элли?

— Он не успел. Его Желез... Стальной Лесоруб своим топором разрубил.

Глаза у Катерюни разгорелись. И она взяла с меня ещё одно честное слово, что я постараюсь попасть к ним в гости как можно скорее. И обязательно не забуду книгу. Почему маленькие девочки так любят всякие ужасные истории про разрубания топором?

— Потому что интересно, — сказала Катерюня. — А он его как разрубил?

— Пополам, — припомнил я.

— Это хорошо.

— Да?

— Да. Если пополам, он больше не оживёт.

И я вынужден был признать, что и в этом она совершенно права.

Трусливый Лев полностью оправдал своё имя. Встретив на дороге Тотошку, он не стал на него набрасываться, а в страхе прижался к земле и закрыл глаза лапами. И правильно — если он трусливый, то должен бояться всего, даже маленького пса. Очень трогательно было слушать о том, как Тотошка уговаривает Льва не бояться и обещает научить его лаять на белок, а Лев дрожащим голосом интересуется, не покусают ли его потом эти страшные зубастые белки.

Так они и шли. Страшила ругался, Лесоруб терял запчасти, Лев пугливо крался за их спинами, то и дело поджимая хвост. Весёлая, в общем, получилась компания.

Дорогу до Изумрудного города Катерюня проскочила быстро.

— А потом Гудвин их всех обманул и сказал, что они должны победить волшебницу Стеллу, — сказала она и зевнула, прикрыв рот ладошкой.

— Бастинду, — машинально поправил я.

— У Бастинды Прыгучие Павианы, её победить нельзя.

— А Стеллу, значит, можно? Она же добрая. Зачем её побеждать?

— Ну Гудвин же их обманул! — Катерюня уже начала терять терпение.

— Ты мне ещё скажи, что Элли облила Стеллу водой, и она растаяла. Что-то мне подсказывает, что ты меня обманываешь.

Вместо ответа Катерюня торжествующе сунула мне под нос страницу с очередной иллюстрацией. На картинке розово-зефирная Стелла таяла в луже воды, трагично заламывая руки. Крыть мне было нечем.

— Да, — сказал я. — Вижу я, что ваша сказка куда-то не туда завернула. Даже интересно, чем тут у вас всё закончилось.

— Хорошо закончилось, — сказала Катерюня, с облегчением захлопывая книжку. — Гудвина прогнали, и он улетел.

— Но обещал вернуться, — не удержался я.

Она вытаращила глаза и хотела что-то сказать, но тут в комнату вошёл её отец:

— Беседуете? — спросил он. — Разговариваете? А нам уже пора. Катерюня, сделай дяде ручкой и живо в постель.

— Людоед, — многозначительно сказала Катерюня, глядя мне в глаза. — Не забудьте, вы слово дали.

— Я помню, — сказал я.

Когда девчонка вышла из комнаты, мой двойник с усмешкой спросил:

— Не замучила она тебя?

— Нет, — честно признался я. — Было очень интересно. Забавные у вас здесь сказки.

— Это не у нас, — поправил он. — В нашем мире Баум, если я не ошибаюсь, умер в детстве от порока сердца. А эту книжку я принёс то ли из двадцатой, то ли из восьмой параллели. Сам потом покаялся. Катерюня меня каждый вечер заставляла её на ночь читать, — он поставил книгу на полку. — Она очень отличается от вашей?

— Не очень, — сказал я. — Но Гудвин у нас тоже улетел.

— Ну и тебе пора, — заторопился мой двойник. — Всего хорошего. Может, ещё увидимся.

— Пока, — сказал я и шагнул в зеркало.

Вторая параллель

Буквально минуты мне хватило, чтобы осознать не очень приятную истину: я попал куда-то не туда.

Во-первых, на моём столе вместо компьютера стояло нечто не поддающееся описанию: мерцающее, прозрачное и разноцветное.

Во-вторых, за окном виднелись не привычные унылые пятиэтажки, а сверкающие стеклом и сталью высотные здания.

В третьих, в комнату почти сразу влетела девчонка лет четырнадцати, одетая настолько вызывающе и с такой дикой причёской, словно она только что снималась в каком-нибудь дешёвом фильме ужасов.

— Приветикс, — сказала она, ничуть не удивившись. — Вы к папсику?

— Здравствуй, — я с трудом отвёл взгляд от её волос и опустился в кресло. — А как тебя зовут?

— Меня не зовут, я сама прихожу, — хихикнула она. — Но вообще-то для друзей я Львика.

Подойдя к уже принявшему обычный вид зеркалу, она постучала по нему кулачком:

— Опять заглючило. Но вы не волнуйтесь. Папсик скоро с арбайта подвалит и всё наладит. А вы из какой параллели?

— Сейчас из той, где Баум в детстве умер.

— А-а-а, — разочарованно протянула она. — Из Катерюниной. У них там почти все в детстве поумирали. Даже Джастин Бибер. Прикольно да?

— Как-то не очень.

— Да бросьте, — Львика беззаботно порхнула по комнате, подхватила со стола что-то похожее на мобильник и направилась к выходу. — У нас-то он живой. Ну, не скучайте. Можете в мегасети поконнектиться... Или, если хотите, я вам теликс включу.

Я покосился на мерцающее нечто и вздохнул:

— Лучше, пожалуй, в теликс.

Львика забавно сморщила носик:

— Все предки одинаковы. Во всех параллелях. Это так скучно.

Она хлопнула дверью, а на стене засветился огромный экран. Пульта под рукой не оказалось, переключать каналы было нечем, впрочем, это мне и не потребовалось. Потому что как раз начинался мультфильм, название которого оказалось простым и незатейливым: "Властелин Изумрудного города".

Подивившись столь странному совпадению, я устроился поудобнее. Ладно, забудем о том, что я уже взрослый, вспомним, так сказать, золотое детство... Ещё раз. Тем более, что всё равно заняться больше нечем. По опыту предыдущей параллели я уже знал, что из квартиры мне лучше не выходить, во избежание, так сказать, нежелательных эксцессов. Не слишком приятно, скажу я вам, когда все встречные таращатся на тебя, как на сбежавшего из резервации папуаса.

Местная версия знаменитой сказки тоже оказалась интересной.

Началось всё с традиционного урагана. Только не было никакого Канзаса и летающего домика. Страшный смерч, рождённый в котле Гингемы, взвился в небо и ринулся в сторону Жёлтой страны. Колдунья задумала расправиться с опасной соседкой. Но мудрая Виллина была начеку, вовремя заглянула в свою книгу и сумела отвести беду. Ослабленный ею ураган, безвредно затих, успев всё же напоследок сорвать пугало, торчащее на шесте посреди пшеничного поля.

Пугало шмякнулось на землю, ожило, отряхнуло рваный кафтан и надолго задумалось, не зная, куда идти и чем заняться. Пролетающая мимо ворона подала ему бесценный совет, и Страшила — а это был, разумеется, именно он — отправился в долгое и опасное путешествие по дороге из жёлтого кирпича.

Вот это номер! Местные сказочники решили обойтись без пришельцев из внешнего мира. Это что же, здесь не будет ни Элли, ни Тотошки, ни Чарли Блека? Неожиданный поворот, что и говорить.

Дальше всё было, как у нас, но действительно без девочки и пса. Встреча с Железным Дровосеком, нападение Людоеда, который решил, что Страшила — настоящий человек, схватил его и успел вонзить в солому зубы, но вовремя погиб от топора Дровосека. Потом была встреча с Трусливым Львом, овраги, Саблезубы, река, маковое поле, мыши... Надо сказать, что без Элли в этой версии сказка почти ничего не потеряла, как ни печально это сознавать.

В Изумрудном городе наши герои удостоились чести побеседовать с Морской Девой, с Шестилапым Зверем и Огненным шаром. Получив задание расправиться с Бастиндой, они смело отправились в Фиолетовую страну и мужественно там погибли от лап Летучих Обезьян. А Лев угодил в клетку. Спасли всех мыши королевы Рамины, которые собрали останки растрёпанного Страшилы и детали разобранного Дровосека и принесли всё это трудолюбивым Мигунам. Возвращённые к жизни друзья решили пробраться во дворец, чтобы напоить страдающего от жажды Льва. Бастинда велела не давать ему воды, надеясь таким образом приручить свирепого и гордого зверя. Дальше всё было предсказуемо: одноглазая колдунья выскочила из-за угла в самый неподходящий момент, Дровосек споткнулся и выронил ведро с водой. Бастинда растаяла, а Дровосек заржавел, и его потом долго полировали и смазывали.

Потом было ещё интереснее. Гудвин меня удивил. Его в этой версии вообще не было. Имя было, а человек отсутствовал. В ходе памятной аудиенции вполне осмелевший Лев испугал прятавшегося за ширмой длиннобородого солдата Дина Гиора. Стремясь спасти Изумрудный город от нападения злых волшебниц, он старательно поддерживал миф о Гудвине Великом и Ужасном, выдавая его за разных удивительных и странных персонажей. Что-то мне это смутно напомнило. "Несем мы службу в городе, где очень много лет живет волшебник, может быть, а может быть, и нет".

Уставший от бесконечного обмана и двойной жизни Дин Гиор с радостью предложил Страшиле занять место правителя, на что тот после недолгих уговоров и согласился. И все страшно этому обрадовались, тут же забыв про Гудвина. Видимо, он им изрядно поднадоел своей великой и ужасной таинственностью.

А как же исполнение желаний? Да очень просто. После всех невзгод и приключений друзья осознали, что для обретения ума, сердечности и смелости им не нужны никакие волшебники, поскольку они всё это уже сумели получить сами. Вот такая ненавязчивая мораль.

Новоиспечённый правитель между тем срочно собрал совещание и предложил немедля отправиться в Голубую страну, чтобы избавить её от вредной Гингемы. На этом фильм завершился, пошли финальные титры...

— Мультяши наблюдаем? — раздался вдруг ехидный голос.

Я оглянулся.

В комнату ввалился парень лет семнадцати, одетый, казалось, в сплошные карманы, и с причёской, как у Эйнштейна на знаменитой фотографии.

— Исключительно в сравнительных целях, — признался я. — У нас эту сказку рассказывают немного иначе.

— Отстой для грудничков, — скривился парень. — Меня от неё даже в детстве тошнило. Сплошное сю-сю-му-сю-сю... А что это у нас с зеркалом? Опять глюкнуло? Ну-ка, ну-ка, — он что-то нажал на панели, пробежался по клавишам, и зеркало знакомо затуманилось.

— Вам куда? — спросил парень.

— "Нет места лучше дома", — сказал я.

— А где ваш дом?

— Где-то за Кругосветными горами, среди параллельных миров.

— Папанский завис в пробке часа на три, так что, если не хотите его ждать, можете попробовать. Рискнёте?

— Рискну, пожалуй. Хуже всё равно не будет. Да, кстати... Не подскажешь, что там было в конце? Как они от Гингемы избавились?

— Торчите от детских мультяшей? — понимающе улыбнулся парень.

— Что-то типа того.

— Прикольное выражение, — оценил он. — Надо засейвить. А Гингему они прогнали, и она от них улетела в серебряных башмаках.

— И не пообещала вернуться?

— Ну, она же не Карлсон, — захихикал парень. — Не тяните, а то зеркало опять тормознёт. Оно у нас нестабильное.

Я оглянулся. "Продолжение следует" уверял экран телевизора.

И я шагнул в пустоту.

Третья параллель

Оглядевшись, я с облегчением вздохнул. Это была моя квартира из моей параллели. Всё стояло на своих местах, всё было родным и обычным. За окнами одетые в нормальную одежду прохожие шагали мимо ничем не примечательных, вполне обычных витрин магазинов, и это радовало несказанно. Странствовать по иным мирам, конечно, здорово, но так приятно вернуться домой!

Взгляд мой упал на полку с детскими книжками. Одна из них была выдвинута чуть ли не на половину. "Урфин Джюс и его деревянные солдаты". Я усмехнулся. И тут Волков. Да это просто наваждение какое-то. Ну нет, на сегодня сказок довольно!

Минуту спустя я вновь повернулся к полке. Что-то было неправильно, что-то было не так. Не сразу я сообразил, в чём дело, а когда сообразил, мне стало плохо. На синем корешке книги отчётливо читалось: "Урфин Джюс и деревянные дровосеки".

Некоторое время я сидел, не в силах поверить в очевидное. Взял книгу, прочитал название ещё раз... Ничего не изменилось.

Не мой это был мир, не моя параллель. Очень похожая, но не моя.

— Ладно, — сказал я неведомо кому. — Я подожду. Скоро придёт местный я и отправит меня домой... Может быть. Но читать эту книгу я не буду.

Стоит ли говорить, что хватило меня ненадолго.

Книга была знакома до мелочей. Синяя обложка, оторванный уголок первой страницы, детские каракули на полях, отпечатки испачканных шоколадом маленьких пальцев... Но содержание! Но иллюстрации! Но сюжет!

Первое, что удивило меня: Урфин здесь не был угрюмым и злым человеком. Он служил Гингеме, но тяготился этим и, узнав о гибели хозяйки, испытал нешуточное облегчение. Более того, он даже помог своим соотечественникам избавиться от вредного филина Гуамоко, который неизвестно с какого перепугу решил, что Жевуны даже и без Гингемы будут поставлять ему мышей и лягушек. Джюс отважно вошёл в пещеру и унёс филина к себе домой на перевоспитание, за что Жевуны были ему страшно благодарны. Казалось бы, ничего сказочного и интересного в таком повороте сюжета нет и быть не может. Однако это было только начало. Мирная, так сказать, преамбула.

В Изумрудном городе правил Страшила Трижды Премудрый. И в этой-то его тройной премудрости и крылась главная заковыка.

Страшила оказался слишком умным для такой высокой должности. Получив от Гудвина первоклассные мозги, а затем и единоличную, никому не подконтрольную власть (разумеется, в детской книжке об этом не было сказано ни слова, но между строк всё это читалось очень отчётливо), он развернулся вовсю. Острый ум и природная смекалка служили ему превосходным подспорьем в нелёгком, но таком захватывающем деле управления, реформирования и администрирования.

Идеи сыпались из него, словно из рога изобилия. Он планировал постройку, застройку и перестройку. Он мечтал о заселении, выселении и переселении. Он задумал прорыть большой канал и превратить город в остров, а остров — в неприступную крепость. Он много чего задумал... Он даже попытался начать всё это претворять в жизнь, но непреодолимой преградой на пути его великих преобразований встало вдруг абсолютное нежелание горожан напрягаться ради никому не понятной цели. Никто не хотел перемен. (Тут я хмыкнул, вспомнив песню Цоя). Сонное и спокойное правление Гудвина превратило жителей Изумрудного города во флегматичных, где-то даже ленивых обывателей, которым и так было хорошо.

Какое-то время Страшила пыжился, упирался, даже рвал и метал, но сдвинуть с места эту инертную глыбу ему было не под силу. Тогда он пораскинул мозгами и попробовал решить проблему иначе. И вот до чего он додумался. Раз уж ему достался в управление плохой народ, он решил — нет, не поменять народ, — найти других исполнителей. Послушных и работящих. Как сам Страшила.

Придумано — сделано. Под его руководством слуги довольно быстро изготовили почти точную копию правителя, которая отличалась некоторыми чертами лица (чтобы не перепутали) и отсутствием эксклюзивных булавочных мозгов (потому что исполнителю мозги ни к чему). Получилось очень хорошо. Но копия почему-то не пожелала оживать. Сидела пень пнём и глупо ухмылялась. Страшила не отчаялся и вновь напряг свои булавки. Ход его размышлений был довольно прост. Поскольку сам он обрёл свою личность, сидя на шесте посреди пшеничного поля, то, видимо, и копия должна пройти тот же нелёгкий путь.

Целую неделю правитель исправно приходил на ближайшее поле и с разочарованием убеждался, что пугало на шесте не подаёт никаких признаков жизни.

И тут отличился Руф Билан. Придворный лизоблюд осторожно поинтересовался, в какое время года Трижды Премудрый изволил стать самим собой. Страшила припомнил, что тогда на поле уже густо колосилась пшеница. Ну что ж, подождём, решил он и приказал Билану неотлучно находиться рядом с пугалом, а как только пшеница заколосится, немедля сообщить во дворец.

Руф Билан примчался через два дня и принёс дурную весть. Непогодой на поле занесло неведомые сорняки, обладающие невероятной живучестью. Справиться с ними невозможно, потому что они разрастаются с непостижимой скоростью и вскоре заполонят собой всю округу. В общем, караул, урожай гибнет, изумрудное отечество в опасности!

Борьба с сорняками оказалась долгой и изнурительной. Их рубили, пололи, ломали и вырывали, но они вновь и вновь прорастали и расползались всё дальше. Даже самым ленивым горожанам пришлось взяться за топоры и тяпки. Сорняки были непобедимы. Тогда Страшила придумал высушивать срубленные стебли на железных противнях и ссыпать получившийся порошок в железные бочки.

Дин Гиор, руководивший перевозкой бочек, случайно обронил в одну из них свои ножницы. Что произошло дальше догадаться нетрудно. На картинке очень забавно был изображён длиннобородый солдат, удирающий от оживших ножниц, которые на бегу отстригали от его великолепной бороды клочок за клочком.

Так Страшила стал обладателем живительного порошка.

Я перевёл дух и посмотрел на часы. Вот это я зачитался! Миновало уже больше двух часов, как я угодил в эту параллель, а хозяев что-то не видать. Ну и ладно. Книга толстая, а я ещё даже и до половины не добрался. Сейчас утолю жажду и продолжу.

Первым делом Страшила оживил свою копию. Результат его страшно разочаровал. "И вот это я?! — в замешательстве воскликнул он. — Неужели я такой... мягкий?"

— Вы очень твёрдый, Ваше Мудрейшество, — прошептал ему на ухо Руф Билан.

Но Страшиле хватило ума понять, что из соломенных чучел получатся никудышные работники. Припомнив сначала ожившие ножницы, (которые всё ещё носились по улицам города, норовя остричь налысо каждого встречного), а затем и своего друга Железного Дровосека, правитель воодушевился. Буду делать железных людей, решил он.

К его великому сожалению оказалось, что в Волшебной стране с железом туго. Слишком мало его и слишком оно дорогое. Поэтому было принято вполне разумное решение делать новых людей из дерева. А за образец, недолго думая, взяли правителя Фиолетовой страны.

Так у Страшилы появились великолепные, неутомимые, послушные и нерассуждающие работники. Мечта любого правителя, честное слово. Сначала их было немного, но цех по изготовлению деревянных дровосеков работал без остановки, и за достаточно короткий срок придворные столяры успели настрогать пятьдесят штук.

Вот теперь можно было начинать. Работа закипела, строительство развернулось, ров вокруг города был вырыт в рекордные сроки, но... Но, как всегда, в самый ответственный момент обязательно появляется какое-нибудь неприятное "но". И даже не одно.

Во-первых, деревянные дровосеки никому не нравились. Мало того, что они пугали жителей своей многочисленностью и похожестью, так они ещё и трудились, совершенно не обращая внимания на мнение и желания окружающих. Приказал им Страшила проложить новую, более удобную улицу, они её и проложили, снеся все оказавшиеся на пути дома. Велел им правитель выкопать ров, они его и выкопали, обрушив при этом часть городской стены и вырубив яблочную рощу, любимое место отдыха горожан. И так во всём. Жители Изумрудного города начали роптать и вспоминать намного более спокойное правление Гудвина, который хоть и был Ужасным, но никого до ужаса не пугал и дома не разрушал. Появилась оппозиция, появились недовольные, и с этим надо было что-то делать.

Во-вторых, Страшила быстро осознал, что Изумрудный город для него маловат. Для воплощения в жизнь грандиозных планов, теснящихся в его мудрой голове, ему требовалась — что уж там мелочиться — вся Волшебная страна. Да-да, именно так, и никак иначе. Видимо, Гудвин добавил маловато отрубей в иголки и булавки, и стальная рассудочность перевесила в голове Страшилы изначальную доброту, скрытую в побочном продукте мукомольного производства.

Первой под раздачу попала Фиолетовая страна и произошло это быстро, мирно и очень легко. Страшила поговорил с Железным Дровосеком, и тот с радостью объявил, что отныне его владения переходят под руку Трижды Премудрого. Доброму Дровосеку для верного друга не жалко было ничего. Он по-прежнему бескорыстно трудился, прокладывая новые дороги и восстанавливая старые. И не замечая, что появившиеся во всех селениях деревянные дровосеки не слишком радуют Мигунов.

Дело в том, что эти дровосеки были уже не работниками, а самыми настоящими солдатами. Стараниями Руфа Билана Страшила озаботился проявлениями недовольства, и живо придумал вырезать дровосекам суровые лица, что кардинально меняло их характер. А командовали этими солдатами, опять же с подсказки Руфа Билана, некие не слишком приятные личности из числа зажиточных горожан: Энкин Флед и Кабр Гвин. Мудрый, но наивный Страшила всецело им доверял и был уверен, что они очень честные и порядочные люди. Бедные Мигуны в этом уже сильно сомневались.

Следующей целью была выбрана Голубая страна, присоединить которую, по мнению Страшилы, было довольно легко и совершенно необходимо. Для изготовления новых дровосеков требовалось всё больше древесины, а Голубая страна, как известно, славилась своими густыми лесами.

Над Жевунами нависла угроза порабощения. До них уже давно доходили тревожные слухи о творящейся в Изумрудном городе несправедливости, о разрушенных домах, о безжалостно вырубаемых лесах, о страшноватых деревянных людях, и бессовестных наместниках. Нужно было что-то делать, но что могли противопоставить надвигающейся беде робкие Жевуны? Единственное, на что они осмелились, — это обратиться за помощью к Урфину Джюсу. Бывший помощник Гингемы считался человеком редкой отваги и даже немного волшебником.

Узнав о готовящемся нашествии деревянных дровосеков, Урфин надолго задумался.

— Мы будем бороться, — заявил он наконец. — Мы не позволим Страшиле захватить Голубую страну. Я ещё не знаю, как мы это сделаем...

— Ты почему не на работе? — крикливый и слишком знакомый голос заставил меня невольно вздрогнуть.

Моя тёща, вернее, теща моего местного Я, стояла надо мной, уперев руки в бока и гневно сверля меня недобрым взглядом.

— Добрый день, Тамара Николаевна, — сказал я. — Извините, зачитался и не заметил, как вы вошли.

— Зачитался он, — язвительно сказала она, потом увидела, какую книгу я держу в руках, и яду в её голосе стало до невозможности много. — Сказки он читает. В детство вернуться решил. А семью кормить кто будет? Моя дочь? Или ты на мою зарплату рассчитываешь?

Она была точно такой же, как и в моём мире, разве что чуточку агрессивнее.

— А вас разве ещё не уволили? — не подумав, спросил я.

— Ты в своём уме? — загрохотала она. — Почему это меня должны уволить? Я сама кого угодно уволить могу!

В моём мире около года назад её с треском выгнали из администрации за превышение должностных полномочий.

— Ты слышишь, что я говорю? — не унималась тёща. — И вообще — что это у тебя с волосами? И где ты взял эту ужасную рубашку? Ты кто?

— Я это я, — сказал я, понимая, что скрывать правду бессмысленно. — Но я — другой я. Не ваш.

— Так ты из ЭТИХ? — зашипела она. — То-то я смотрю — осмелел вдруг ни с того ни с сего. Дерзить научился.

— Всё-таки не зря говорят, что власть портит человека, — не удержался я от укола.

— Наша власть из меня СДЕЛАЛА человека! — гордо провозгласила она. — А ты... А тебя... Вон отсюда! Чтобы духу твоего...

К счастью, в этот момент зеркало вдруг включилось.

— Урфина на вас нет, — сказал я и поспешно покинул этот не самый лучший из миров.

Четвёртая параллель

То, что и на этот раз я попал не в свой мир, мне стало ясно с первого же взгляда. Не могу сказать, что меня это сильно огорчило. Удачное и весьма своевременное бегство от не слишком приятного двойника моей любимой тёщи привело меня в такое состояние духа, когда любая неприятность представляется ничего не значащей мелочью.

Подойдя к окну, я обнаружил, что за окном имеется в наличии зима, как сказала бы в подобном случае Тамара Николаевна. Так же в наличии имелись непривычного вида сильно чадящие угловатые автомобили и угрюмые полицейские фигуры на каждом углу. Ну и ладно, выходить из квартиры здесь я не планировал, поэтому настораживающая многочисленность полицейских чинов меня не испугала.

На столе лежала всего одна книга. И она притягивала меня со страшной силой. Это было словно наваждение какое-то. Поразмыслив, я решил не поддаваться и отправился на кухню. Никаких заметных отличий я там не нашёл, мысленно извинившись перед двойником, угостился чаем с бутербродом и... вскоре вновь стоял в комнате и разглядывал ту самую книгу.

Некие смутные подозрения уже терзали меня, поэтому я ничуть не удивился, прочитав её название. Сказка эта попадалась мне на глаза с такой назойливостью, что я уже кое о чём начал догадываться.

Всё тот же А. М. Волков, всё тот же "Волшебник Изумрудного города".

Однако уже титульный лист во весь голос заявлял, что отличия имеются в наличии... (М-м-м, кажется, общение с тёщей не прошло бесследно). "Библиотека приключений и ужасов" значилось там, и ещё было добавлено: "Для детей среднего возраста с крепкими нервами и здоровой психикой. Читать в присутствии родителей".

Хмыкнув, я устроился поудобнее и погрузился в приключения и ужасы, проигнорировав предупреждение и отважно решив обойтись без присутствия родителей, поскольку на свои нервы и психику мне пока жаловаться не приходилось.

Чтение оказалось увлекательным, хотя никаких ужасов я, откровенно говоря, не обнаружил, что, впрочем, меня не слишком огорчило.

Итак.

Элли с Тотошкой выбрались из упавшего фургончика и увидели перед собой странную, перепуганную женщину в тёмных развевающихся одеждах.

— Сработало! Сработало! — возопила женщина и, опрокинув по пути огромный котёл, бросилась обнимать девочку и целовать вырывающегося пёсика.

— Вы кто? — спросила Элли, когда бурная радость женщины слегка поутихла.

— Я несчастнейший человек в этой ужасной стране, — непонятно ответила женщина и, скинув с себя уродливую мантию и колпак с париком, оказалась мужчиной. Превращение было настолько неожиданным, что Тотошка взвизгнул и убежал в лес.

— Фамилию мою я не помню, зовут меня, кажется, Ричардом. Несколько лет назад меня занесло в эти края и с тех пор жизнь моя превратилась в сплошную муку. Мы летели на воздушном шаре, потерпели аварию, я выпал из корзины, но, к счастью, не разбился, только сильно ударился головой и частично потерял память. Отлежавшись вот в этой пещере, я выбрался наружу и... и... — мужчина разрыдался. — Аборигены приняли меня за колдунью, они заставляли меня колдовать, вызывать дождь, избавляться от вредителей... Это страшные люди, они не знают жалости, они не ведают сострадания. Вы должны спасти меня от них. Я устал быть Гингемой!

— Но как же я могу вас спасти? — удивилась Элли.

— Очень просто, — заторопился Ричард. — Всё уже продумано. Мы затолкаем мою мантию и мои башмаки под домик, и проклятые Жевуны поверят, что меня раздавило. А вас они не тронут, они очень боятся собак, потому что они никогда их не видели.

— Но как же мне вернуться домой?

— Иди по дороге из жёлтого кирпича. Она ведёт прямиком в Изумрудный город, которым правит Гудвин Великий и Ужасный. Он великий волшебник, и если его попросить, он может выполнить любое желание. Дорога трудна и опасна, но ты ничего не бойся. Я очень скоро к тебе присоединюсь.

Так и случилось. Набежавшие вдруг со всех сторон маленькие страшноватые вечно жующие карлики в голубых одеждах жутко расстроились, вознамерились было назначить Элли новой колдуньей, но верный Тотошка громким лаем заставил их разбежаться.

И Элли пошла по дороге из жёлтого кирпича. Вскоре из кустов вывалился одетый в чудовищное тряпьё Ричард. Чтобы Жевуны его не узнали, он стащил одежду у торчащего посреди поля пугала и теперь щеголял в тесном рваном кафтане и обгрызенной мышами шляпе.

— Я пойду с тобой к Гудвину, — заявил он. — Волшебник выполнит моё заветное желание и восстановит мне память. А тебе поможет вернуться домой.

Затем была встреча с Людоедом. Когда Элли прочитала предупреждающую надпись, она испугалась, но Ричард уверил её, что с ним девочке не страшны никакие людоеды. Как ни странно, он оказался прав.

Увидев шагающих по дороге Ричарда и Элли с Тотошкой, облачённый в стальные доспехи Людоед выскочил из засады и бросился обнимать Ричарда, крича на весь лес:

— Дик, ты жив! Какое счастье!

Потрясение от внезапной встречи оказалось так велико, что к Ричарду сразу вернулась память.

— Знакомься, Элли, — сказал он, сияя. — Это мой старший брат Уильям. Мы вместе летели на воздушном шаре. Я о нём совершенно забыл, а теперь вспомнил. Так что одно моё желание уже исполнилось.

Уильяма выбросило из корзины в окрестностях заброшенного замка. Опасаясь, что коварные Жевуны, которыми так и кишели окрестные леса, однажды доберутся до него, он успешно притворялся страшным Людоедом. А чтобы выглядеть пострашнее, он постоянно носил старые рыцарские латы, оставшиеся от прежних хозяев. Жевуны его боялись и обходили замок стороной.

Уильям тоже намерен был идти к Гудвину. Братья, как и Элли, мечтали вернуться в Канзас.

— Гудвин нам поможет, — говорили они, многозначительно переглядываясь и улыбаясь. — Мы точно знаем.

Новоявленный Страшила и изрядно помятый Железный Рыцарь торопились поскорее убраться из страны Жевунов и шли так быстро, как только могли. Когда девочка уставала, они несли её по очереди на руках. И не напрасно. Жевунам до них дела не было, зато в погоню бросились другие карлики — жёлтые. Возглавляемые своей престарелой повелительницей, они почти настигли беглецов, но тут дорогу преградил овраг. Уильям перебросил через него срубленное дерево, и наши герои с риском для жизни перебрались на другую сторону. Затем они скинули дерево вниз и долго ещё слышали жуткие вопли карликов и визгливые вопли разъярённой старухи: "Отдай мне туфельки, проклятая девчонка! Отдай!"

В лесу за оврагом водились Саблезубые тигры. Уильям, однако, уверил друзей, что тигров бояться не стоит, поскольку они все очень трусливые. Так оно и оказалось. Первый же попавшийся им навстречу тигр поджал хвост и спрятался под ближайшим кустом, мелко дрожа и подвывая от ужаса.

Отзывчивая Элли, разумеется, тут же пожалела беднягу, с трудом его успокоила и предложила отправиться в Изумрудный город, чтобы Гудвин выделил несчастному животному немного смелости. Тигр так испугался своей ещё не приобретённой смелости, что убежал в лесную чащу и уже не вернулся.

С немалым трудом наши герои добрались до Изумрудного города. Бедняжке Элли достались очень странные спутники. У братьев при падении из шара, видимо, крепко пострадали головы, да и долгие последующие мытарства на их психическом состоянии сказались не лучшим образом. Ричард настолько вошёл в роль огородного пугала, что всерьёз называл себя Страшилой, мечтал о свежей соломе и бросался камнями во всех пролетающих мимо ворон. Билл вёл себя спокойнее, но наотрез отказывался снимать рыцарские доспехи и на каждой стоянке тщательно смазывал маслом все сочленения.

...В прихожей кто-то зазвенел ключами, затем хлопнула дверь, и в комнату заглянул мой двойник. Бросив на меня крайне неприязненный взгляд, он буркнул что-то себе под нос и скрылся на кухне. Похоже, он по какой-то причине был не в духе. Может быть, неприятности на работе?

Надо сказать, что неоднократные перемещения по параллелям весьма благотворно сказались на моей нервной системе: незаметно для себя я научился воспринимать все неприятности с поистине философским спокойствием. Вот и сейчас, поразмыслив, я решил отложить неизбежные объяснения с двойником на некоторое время и продолжил чтение.

Лицезрение Гудвина Великого и Ужасного произвела на попутчиков Элли весьма тягостное впечатление. Гудвин, понятно, тоже был пассажиром злосчастного воздушного шара, причём, в корзине он, видимо, держался до последнего и долетел до центральных районов, где не вполне благополучно совершил жёсткую посадку. И то ли он особенно сильно ударился головой, то ли уже слишком вошёл в роль великого волшебника, только он ни в какую не пожелал узнавать Уильяма и Ричарда.

— Отец, это же мы! — воззвали братья, но Гудвин, не моргнув глазом, заявил, что если они хотят вернуться домой, то они должны добыть ему серебряные туфельки Гингемы, Золотую шапку Бастинды и Волшебную книгу Виллины.

Первое желание выполнить было проще простого, поскольку Элли как раз была в этих самых туфельках.

Добрая девочка тут же с лёгким сердцем скинула чудесные туфельки, но верный Тотошка оскорбился до глубины своей собачьей души и с громким лаем бросился на Гудвина. Тот перепугался, кинулся убегать, споткнулся, снова ударился головой — и вся великость и ужасность слетела с него в тот же миг. Горячо обняв вновь обретённых сыновей, он сообщил не очень приятную весть. Их семейный воздушный шар, на котором только и можно было вернуться в Канзас, захватили Летучие Обезьяны и теперь он находился во владениях злой волшебницы Бастинды. И, следовательно, друзьям всё равно придётся отправляться в Фиолетовую страну...

Мой двойник, оказывается, уже некоторое время стоял на пороге комнаты, как-то чересчур внимательно разглядывая мою одежду.

— Ты не он! — вскричав так, он вдруг бросился ко мне и с чувством принялся жать мою руку. — Я спасён! Свершилось!

— Что свершилось?

— Спаси меня! — вцепился в меня двойник. — Я попал в эту параллель полгода назад и не могу вернуться. Здешний Я оказался самым настоящим негодяем. Я даже подумать не мог, что я могу быть таким подлецом! Он устроил меня на работу по поддельным документам, получает две зарплаты — мою и свою, денег мне не даёт, зеркало перепрограммировал, а кода я не знаю... Я домой хочу!

— Не знаю, получится ли у меня, — засомневался я.

— Получится, получится. Видишь, оно уже затуманилось. Вытащи меня, век буду благодарен. И поспеши, он с минуты на минуту должен вернутся.

Я взял его за руку и шагнул к зеркалу. В последний момент я оглянулся. Недочитанная книга была раскрыта на последней странице. Элли с Тотошкой улетали в небо на воздушном шаре, а Джеймс, Ричард и Уильям Гудвины отчаянно тянули вверх руки в тщетной попытке поймать лопнувшую причальную верёвку.

Самая правильная параллель

Вошли в зеркало мы вместе, а вышли порознь и, видимо, в разных мирах. Мне хотелось верить, что моему несчастному двойнику повезло вернуться домой.

А вот мне не повезло.

Не успел я осмотреться, как дверь распахнулась, и в комнату тихонько стали входить маленькие мальчики и девочки в одинаковой форме и с одинаковым выражением безграничной покорности на одинаково потухших лицах. Следом за ними нарисовалась строгая слабонакрашенная дама неопределённого возраста.

— Итак, дети, мы пришли, — голос у дамы был резкий и неприятный. — Для начала поздоровайтесь.

— Здравствуйте, — послушно прошелестели дети.

— Здрасьте, — сказал я и на всякий случай шагнул поближе к зеркалу. Очень уж меня эти послушные одинаковые ребятишки насторожили.

Дама слегка поморщилась и с напором продолжила:

— Приготовьтесь слушать, дети.

Дети дисциплинированно выстроились вдоль стены и дружно уставились в пол. Они были похожи на маленьких роботов.

— Перед вами главный редактор детского издательства Николай Васильев, — с интонациями уставшего от своего профессионализма музейного гида объявила дама. — Сейчас он подробно расскажет нам о полезных и поучительных книгах, которые скоро появятся на прилавках магазинов.

Я был в замешательстве. Я хотел сознаться, что я не тот Васильев, что я вообще оказался здесь случайно... Но за спиной у дамы в дверном проёме объявился вдруг мой двойник. Он в отчаянии затряс головой, умоляюще прижал одну руку к груди, а второй провёл по горлу: выручай, мол, старик, иначе без ножа меня зарежешь.

Подводить его мне не хотелось. Прокашлявшись, я сказал:

— Ну, что ж. В нашем издательстве выходит очень много книг для детей. Рассказывать о всех я не буду, это займёт слишком много времени, да и вам, думаю, это будет не слишком интересно...

— Напротив, — тут же подала голос дама. — Нам это будет ОЧЕНЬ интересно.

— А мне кажется, что дети с большим интересом послушают какую-нибудь волшебную историю с удивительными приключениями и ужасными тайнами.

Дети тут же оживились и уставились на меня так, словно только что обнаружили моё присутствие. Ага, кажется, я на верном пути.

Дама, однако, сдаваться не собиралась:

— Минобр рекомендует всячески оберегать незрелые детские души и настоятельно призывает не смущать их далёкими от реальной жизни фантазиями, которые...

— В Минобре буквально на днях произошли кардинальные кадровые перемены, — нагло заявил я, глядя ей прямо в глаза. — И теперь там совсем по-иному смотрят на детскую литературу.

Дама поджала губы, но возразить уже не посмела. Я мысленно извинился перед двойником, прокашлялся и начал:

— Недавно у нас вышла новая версия знаменитой сказки "Волшебник Изумрудного города". Это увлекательнейшая история о том, как одна маленькая девочка попала в Волшебную страну...

— Насколько я помню, эта девочка была североамериканкой из Канзаса, — не удержалась дама. Очевидно, она тоже была знакома с этой сказкой. — Минобр не рекомендует засорять детские умы заграничным бессодержательным чтивом.

— Это была русская девочка. Её звали Алиса Кузнецова, — возразил я. Настырная дама начала меня бесить. — Она была сиротой, и её удочерила американская семья. Они называли её Элли Смит, но сама она всегда называла себя Алисой. Она была очень смелая и отважная девочка. Когда налетел ураган, Алиса не испугалась и бросилась спасать своего пёсика. Ураган подхватил её вместе с домиком и понёс по воздуху.

— Этот смелый поступок учит нас любить наших меньших братьев и заботиться об их здоровье, — тут же вставилась дама. — Но и напоминает, что безрассудство непременно приведёт к большой беде...

— А так же о том, что в жизни всегда есть место чуду, — решительно вмешался я. — Наша Алиса нисколечько не испугалась. Она высунулась в открытую дверь и крикнула сверху: "Счастливо оставаться!"

Приёмные родители были не очень хорошие люди, и поэтому Алиса улетела от них с радостью. Ураган унёс её далеко-далеко, через горы, прямо в Волшебную страну. Там домик шмякнулся на землю и раздавил в лепёшку страшную колдунью Гингему. Он раздавил её так быстро, что злобная старуха даже пикнуть не успела. И все очень этому обрадовались, потому что эта вредная колдунья никому не давала спокойно жить, всюду совала свой крючковатый нос, всеми командовала и терпеть не могла, когда с ней спорят.

Дама переменилась в лице, приняв эти слова на свой счёт, хотя я, честное слово, сказал всё это без всякой задней мысли. Детишки слушали меня с распахнутыми глазами и раскрытыми ртами. Похоже, такие сказки им тут ещё никто не рассказывал.

— Это учит нас тому, что зло всегда будет наказано, и что все мы должны стремиться творить только добрые дела, — просипела наконец не своим голосом дама.

Придраться тут было не к чему. Поблагодарив её лёгким наклоном головы за столь своевременное разъяснение, я продолжил:

— В Волшебной стране всё было очень чудесно, удивительно и необычно. Там жили маленькие человечки Жевуны, там птицы и животные умели разговаривать, там всегда было лето и никогда не наступала зима.

После этих слов все невольно посмотрели в окно. За окном из провисшего ноябрьского неба безостановочно падал снег. Детишки поёжились. Дама мечтательно вздохнула и с трудом вернулась с небес на землю:

— Так не бывает, — негромко заметила она. — Это противоречит всем законам природы.

— В Волшебной стране бывает всё, — возразил я. — Поэтому Алисе там очень понравилось. Но тут неизвестно откуда появилась добрая волшебница Виллина. Она открыла свою магическую книгу и начала читать:

— Чтобы вернуться в Канзас, девочка Алиса должна идти в Изумрудный город, чтобы Гудвин...

— Но я вовсе хочу я возвращаться в Канзас, — удивилась Алиса. — Там нет ничего интересного. Степь во все стороны и очень скучно. Я здесь останусь.

Жевуны очень обрадовались. Они тоже хотели, чтобы Алиса осталась жить у них. И может быть, даже стала править Голубой страной вместо раздавленной Гингемы. И Алиса почти согласилась. Потому что быть правительницей Жевунов всяко интереснее, чем ходить в скучную школу в пыльном Канзасе и зубрить никому не нужные глаголы и таблицу умножения.

Дети пришли в величайшее возбуждение и стали переглядываться с таким видом, словно только что узнали какую-то страшную тайну. А у бедной дамы едва не случился сердечный приступ. Пока она не опомнилась, я продолжил:

— Волшебница Виллина пожалела Алису. "Бедное дитя, — сказала она. — Наверное, дома к тебе очень плохо относились. Но ты не переживай. Я заберу тебя к себе в Жёлтую страну. Там тоже очень хорошо. А к Гудвину тебе идти незачем. Дорога слишком трудна и опасна. Она не для маленькой девочки. Там на тебя может набросится голодный Людоед. А ещё там на каждом шагу дремучие леса, глубокие пропасти и саблезубые тигры".

— Это говорит нам о том, что хороших людей на свете больше, чем плохих, — не удержалась от комментария дама. — А так же о том, что маленьким детям не рекомендуется ходить по улице без сопровождения взрослых.

Оживившиеся было детишки тут же поникли. Я усмехнулся и с наслаждением нанёс ответный удар:

— Людоед? — встрепенулась наша Алиса. — Пропасти и тигры? Ура! Я сейчас же отправляюсь в Изумрудный город! Я никогда не видела Людоедов и ужасно хочу посмотреть на тигров! А ещё я хочу потрогать настоящие изумруды.

А про себя она подумала, что надо будет обязательно выпросить у Гудвина парочку изумрудиков для своей будущей короны. Ведь она собиралась стать правительницей, а у правительницы — особенно у принцессы — обязательно должна быть корона с настоящими драгоценными камнями и много других украшений.

Все девочки тут же зарумянились, глазки у них заблестели, сразу было видно, что каждая из них мысленно представила себя принцессой в короне. Дама это моментально заметила, и это ей страшно не понравилось. Она нахмурилась и предельно выразительно посмотрела на свои наручные часики. Я, разумеется, намёка не понял.

— Алиса шла по Голубой стране, мимо чудесных маленьких домиков, а вокруг колосились пшеничные поля. И на каждом поле торчало на шесте пугало, чтобы отгонять птиц. Эти пугала махали руками, кричали, разговаривали друг с другом и вообще вели себя, как обычные люди. Они все хотели идти вместе с Алисой в Изумрудный город. Но они были такие страшные, что Алиса ничего им не отвечала и поскорее проходила мимо.

— Это говорит нам о том... — начала дама.

— ...что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми, — закончил я её глубокую мысль. — Спасибо. Когда Алиса дошла до последнего поля, она увидела, что на шесте у дороги сидит очень печальное пугало с добрым и даже симпатичным лицом. Это был Страшила. Он мечтал стать умным. Алиса помогла ему слезть с шеста, и они пошли вдвоём.

— Это говорит нам о том, что друзей следует выбирать очень осмотрительно.

Возразить на это было нечего, но мне всё равно почему-то очень хотелось возразить. И ещё мне очень хотелось как-нибудь сделать так, чтобы дама замолчала. Хотя бы на полчаса. К сожалению, тут я был бессилен.

Из-за этого "голоса за кадром" я невольно пропустил встречу с Железным Дровосеком и сразу перешёл к Людоеду. Вспомнив Катерюню, я решил сделать его пострашнее, а кончину его поужаснее. Но едва только злодей выскочил на дорогу и схватил Алису, как вновь вмешалась дама:

— Кхе-кхе-кхе! — крайне ненатурально закашлялась она.

Я замолчал. Какое-то время мы напряжённо смотрели друг на друга. Дама готова была испепелить меня взглядом. Я в ответ готов был сделать с ней то же самое. Не знаю, чем бы всё это кончилось, но тут очень кстати в прихожей зазвенел звонок. Кто-то пришёл, и моему двойнику, естественно, пришлось "выйти из тени" и открыть дверь.

— В вашей квартире зарегистрировано несанкционированное проникновение! — сказал кто-то полицейским голосом. — Мы вынуждены провести обыск.

Дама переменилась в лице и, естественно, сразу поняла, о чьём проникновении идёт речь. А я понял, что мне пора исчезать из этого мира.

— Дети! — с нескрываемой радостью объявила дама. — Не слушайте этого человека. Это самозванец. Он прокрался к нам из неправильного мира и рассказывает неправильные сказки. Его сейчас арестуют и будут долго перевоспитывать.

— Не дождётесь, — я уже шагнул в зеркало, которое, к моему счастью, очень вовремя включилось. — Это вас надо перевоспитывать. Счастливо оставаться.

— А что было потом?!! — отчаянно и буквально в один голос воскликнули дети. — Неужели Людоед съел Алису?

— Дети, сию же минуту замолчите! — негодующе возопила дама. — Кто вам позволил задавать вопросы без разрешения? Вот оно — тлетворное влияние безудержных фантазий!

Но её никто не слушал. Два десятка верящих в чудо глаз смотрели на меня с такой надеждой, с такой пронзительной мольбой, что исчезнуть просто так я не имел ни сил ни права.

— Страшила позвал на помощь Железного Дровосека. Друзья спасли Алису и убили Людоеда, — в комнату уже входили суровые стражи местного порядка, и мне пришлось поторопиться. — Потом у них было много приключений, но всё кончилось хорошо, и Алиса навсегда осталась в Волшебной стране. У этой сказки очень счастливый конец. Прощайте!

— Ур-ра! — донеслось до меня напоследок.

И еле слышно:

— Вы аресто...

Параллель гламурно-приторная

В комнате стоял удушающий сиренево-ландышевый аромат. Стены были обклеены розовыми плакатами, на которых множились сердечки, цветочки и пухлогубые анимешные девочки в коротких юбочках. Все полки были заставлены флакончиками, пудреницами, спреями и дезодорантами, все стены украшены бантиками, рюшечками, блёстками и валентинками. Даже по забросившему меня сюда зеркалу бегали тошнотворные перламутровые сполохи. Это было ужасно.

Выглянув в окно, я увидел снаружи зимнее утро, окрашенное чуть показавшимся солнцем в те же неестественные розовые тона. Розовый снег на розовых деревьях, розовые облака в небе и розовые автомобили на перекрёстках, застывшие на запрещающий розовый свет.

Я попятился, упал на диван и, стараясь дышать через раз, прикрыл утомлённые розовой атакой глаза. Итак, я вновь не дома. Увы, и ещё раз, увы! Однако повод для радости у меня всё же имелся: если я хоть что-нибудь хоть в чём-нибудь понимаю, в этой параллели никто не примчится меня арестовывать за несанкционированное проникновение. В крайнем случае — обольёт дезодорантом. Неприятно, но не смертельно.

Всё, милые мои, больше никакого чтения, никаких сказок, довольно с меня всех этих волшебников и изумрудных городов. Надоело! Я отдохнуть хочу, разгрузить мозги, поскольку они у меня уже от всех этих перемещений слегка заржаве... О, боже, просто устали!

Минут пять спустя я поймал себя на том, что внимательно разглядываю корешки стоящих на полке книг. Книг было не много. Я бы даже сказал, очень мало. Видимо, только те, с которыми требовала ознакомиться школьная программа.

Ладно, сказал я себе, посмотрю, но читать не буду. И посмотрел. И вот что, к своему немалому удивлению, обнаружил:

— Пушкин — "О, Евгений!"

— Грибоедов — "Горе без любви"

— Лермонтов — "Герой моих мечтаний"

— Толстой — "Любовь и нелюбовь"

— Чехов — "Дама с косметичкой".

И ещё там лежали две книги, обложки которых меня добили окончательно:

Джоанна Толкиен — "Властелин обручальных колец" (!) и полное собрание сказок Аллы Волковой из серии "Розовая страна".

Удержаться было невозможно. Весьма объёмный томик притягивал к себе столь же неотвратимо, как обсыпанный сахаром ломтик рахат-лукума притягивает малолетнего любителя сладостей. Это было просто какое-то наваждение! Почему бы мне не почитать того же Толстого или Пушкина? Так нет же — принялся листать эту розовую сказку.

И как вам такие названия?

"Волшебница розовой страны"

"Урфина Де Жюсс и её деревянные подружки"

"Семь гламурных королев"

"Пылкий предводитель Марранов"

"Розовый туман"

"Тайна забытого аромата".

Воспринимать эту книгу всерьёз было невозможно. От невыносимо слащавой приторности и назойливой безмозглой гламурности всё внутри слипалось намертво, стоило прочесть всего несколько строчек. Как такое можно было написать и кто такое способен был читать?

"Из-под стоящего среди редкостной красоты цветов фургончика виднелись ноги безвременно почившей колдуньи. На ногах блестели натуральным шёлком утончённые чулки в изящную поперечную полоску и вышедшие из моды на прошлой неделе лакированные туфли со скошенным полукаблучком и пряжками в форме разбитого сердечка..."

"...элегантно примятая по краям голубая шляпа с серебряными бубенчиками, издававшими мелодичный, ласкающий слух перезвон. Кафтан, простроченный двойным рельефным швом смотрелся очень стильно и выгодно подчёркивал набитую свежайшей соломой фигуру Страшилика."

"...ведь иметь сердце — самое заветное из всех моих желаний. Я буду умолять волшебника, чтобы сердце, которое он мне, я не сомневаюсь, непременно подарит, было выполнено из алого шёлка и чтобы на нём золотыми нитями вышили нежно мною любимое имя моей несчастной возлюбленной".

"Элеонора тщательно расчесала мелким гребнем густую львиную гриву и умело вплела в неё свою любимую розовую ленточку. Слегка испуганный такой непривычной заботой лев трогательно прослезился и поклялся защищать смелую девочку со всем пылом своего грубого, но отважного звериного сердца..."

"...по дороге из палево-бежевого кирпича. Впереди грациозно ступал мягкими лапами царственный Лев, за ним весело бежал завитый в мелкую кудряшку Тотошенька. Элеонора шла, пританцовывая и кружась. Время от времени она останавливалась и Страшилик галантно смахивал шляпой пыль с её серебряных башмачков..."

"...пылко воскликнул Людоед. — Ты открыла мне глаза, милое дитя! Теперь я ясно вижу, каким бесчувственным негодяем я был и сколько горя принёс моей чудесной стране. Клянусь тебе вот на этом топоре, я исправлюсь! Веришь ли ты теперь мне так, как я поверил тебе?"

Я вдруг поймал себя на том, что с трудом удерживаюсь от смеха. Чтение оказалось гораздо более увлекательным, чем мне сначала представилось. Устроившись на розовом, очень мягком и пухлом диванчике, я с мазохистским наслаждением погрузился в розовый же мир гламурной сказки.

"Милая моя девочка, что же ты натворила? — в отчаянии заломила руки пожилая колдунья. — Разве ты не знаешь, что мне категорически не рекомендуется пользоваться туалетной водой!

— Умоляю простить меня, сударыня, — упала на колени Элеонора. — Но почему? Ведь это же J'adore от Диора!

— Мне было предсказано, что именно эта вода меня безвозвратно погубит. Ах, я таю, таю..."

"Гудвин, вы ужасный обманщик и великий лжец, — со слезами на глазах говорила Элеонора. — Вы обещали, что мы улетим домой на прекрасном воздушном шаре, что наше путешествие будет весёлым и приятным. И что же я вижу? Неужели вы думаете, что вот на ЭТОМ я полечу? Такая расцветка вышла из моды десять лет назад".

Боже, как я веселился! Я хохотал до изнеможения, лежа без сил на гламурном диване. Читать эту книгу можно было бесконечно, смакуя и наслаждаясь каждой фразой:

"Урфина благоговейно открыла пудреницу и высыпала строго отмеренную порцию живительной пудры прямо на сверкающую полировкой голову очередной деревянной куколки. Заранее приготовленный белокурый парик уже лежал перед ней на столе. Кукла открыла глаза, похлопала огромными ресницами и сказала хрустальным голоском: "Я хочу, чтобы меня называли красивым именем Розалия".

"...сдался без боя. Очарованные жители сами связали бедного Страшилика и с криками радости распахнули ворота. Стройные колонны деревянных подруг торжественно вступили в павший к ногам их повелительницы город. По такому случаю Урфина позаботилась облачить их в новые платья весьма оригинального фасона и элегантные деревянные сабо, выполненные под классику".

"Урфина Де Жюсс собирается завоевать Розовую страну? — переспросила волшебница Стелла. — Я просто не в силах поверить в такое коварство! — и она тут же посмотрела в зеркало, чтобы проверить, не изменился ли у неё цвет лица.

— К сожалению, это правда, — вздохнул Руф Билан. — Но вы не расстраивайтесь. Я привёз вам в подарок эксклюзивную шкатулку из розовых изумрудов, которая совсем недавно принадлежала Гудвину.

— Ах, какая прелесть! — восхищённо воскликнула волшебница".

Внезапно чтение моё прервалось самым бесцеремонным образом, так как в комнату вдруг без предупреждения ворвался розово-сверкающий и удушающе-благоухающий девчачий вихрь. У моего местного двойника, как оказалось, было три дочери... Или четыре?.. Или пять?.. В общем, несколько дочерей и ни одного сына. Они влетели в комнату и заполнили её сразу всю, и все они были на одно лицо, и все они говорили одновременно, не слушая друг друга и уж тем более, не слушая меня:

— Папулечка, привет, дай я тебя поцелую!.. Да ты что, эта помада очень стойкая, от неё даже следа не останется!

— Чмоки-чмоки, папочка, а почему ты лежишь? Ты не заболел? А у нас сегодня опять вместо фитнеса косметология была, вот здорово!

— Пап, пап, а что ты читаешь? Ф-фу, какая гадость! В наше время такое читать не респектэ! На этой неделе в моде "Принц Гарри и осенняя коллекция". Улётная книжулечка! Там такие брючки!..

— Папасик, распишись в дневнике... Да ты что — просто нарисуй вот здесь сердечко. Всё, спасибки, я побежала... Двойки за что? Да это я ногти перекрасить не успела, а у нас по нейл-арту такая училка строгая, просто ужас!

— Конфетки просто класс! Ну-ка, шире открой ротик. Ты же не откажешь любимой дочуре.

— А мне новый пробничек подарили! Хочешь понюхать?

— Какая я тебе доченька, Никося! Ты совсем с ума сошёл, единственную жену не узнаёшь! Просто я у нашей Мариночки юбку одолжила на пару дней. Она так к моей новой сумочке подходит, закачаешься!

Затисканный, зацелованный, весь в помаде, в духах, в конфетных фантиках, уже жующий какую-то неописуемо сладкую гадость, уже белого света не видящий и ничего почти не соображающий, вырвался я на краткий миг из этого невыносимо модного безумия и рванулся из последних сил к спасительному зеркалу, которое, к моей неописуемой радости, уже призывно помутнело. И не суждено мне было узнать ни какими самоцветами были украшены короны всех семи подземных королев, ни насколько губительным оказался розовый туман... О чём я, впрочем, ничуть не жалею. Честное слово!

Двойная параллель

Мой двойник кивнул и как-то двусмысленно ухмыльнулся.

— Братишка! — крикнул он. — Ты только посмотри, кто к нам пришёл.

Увидев его брата, я в удивлении поднял брови. Это тоже был я. Почти неотличимый от первого меня. Только футболка у него была другого цвета.

— Привет, — выдавил я. — А ты из какой параллели?

— Мы близнецы, — пояснил тот. — Мы здесь живём. Нам по параллелям всяким шляться некогда, у нас работы много. А тебя за каким... сюда принесло?

— А почему вы такие сердитые? — обозлился в ответ я.

— Мы не сердитые, мы серьёзные, — ответил первый. — Ф-фу! Чем это так от тебя благоухает... слишком густо?

— Это я в гламурной параллели побывал только что. Сплошные духи, помады и пудры. Представляете, там у нашего двойника сразу четыре дочки... Или пять?.. В общем, много.

— Дети — это ужасно, — согласился второй. — А у тебя какой пропуск?

— Не понял, — озадачился я. — Это вы о чём сейчас спросили?

— Ну, как бы это объяснить... Тут недавно тоже один двойник из зеркала вывалился, так мы его обратно смогли затолкать только после того, как он "Унесённых ураганом" перечитал.

— "Ветром", — машинально поправил я.

— А в его параллели героев сдуло сквозняком, — в один голос засмеялись близнецы.

— Мне проще, — глядя в зеркало, я ожесточённо стирал с лица помаду и пудру. — Я на детской сказке попался. "Волшебник изумрудного города". Найдётся у вас такая?

— "Колдун изумрудной страны", — сказал первый брат. — Не найдётся. И книжные магазины только в понедельник откроются. Ты влип, дружище.

— А продолжения? Урфин там, или разные жёлтые туманы? Переводы тоже можно.

Братья синхронно мотали головами.

— Тогда рассказывайте вашего "Колдуна". Можно вкратце и только сюжет.

Братья переглянулись, и по их озадаченным лицам я понял, что Волкова они в детстве точно не читали.

Я вздохнул:

— Ну, что ж, положение безвыходное. Вы сказки слушать любите?

— Нет!!!

— А придётся, — я был безжалостен. — Или будете терпеть меня до понедельника. Развлекать. Кормить и поить.

Разумеется, им пришлось капитулировать. Часы показывали уже десять вечера. За окнами стемнело, на проспекте зажглись фонари. Над чёрными крышами висели лицом друг к другу два месяца — один побольше, другой поменьше. Или это у меня в глазах двоится?

— В общем, так. Как я понял, главное, чтобы сказка чем-то отличалась от известного мне варианта, — пояснил я, усаживаясь в кресло. — Поэтому я сейчас буду страшно фантазировать и высасывать приключения из пальца. А вы слушайте и не удивляйтесь. Впрочем, можете удивляться. Мне это не помешает. Когда зеркало заработает, я сразу уйду. Ясно? Тогда поехали. Дело было в Канзасе. Страшный ураган...

— Сквозняк, — хихикнул второй брат.

Я погрозил ему кулаком и продолжил:

— Ураган подхватил фургон с девочкой и закинул его за высокие горы в Волшебную страну. Фургон упал на землю и раздавил злую волшебницу Гингему, ту самую, которая и наколдовала этот ураган. Едва только девочка, назовём её Эля, выбралась из-под развалин, на ту же самую поляну свалился ещё один фургон. И он раздавил...

— Элю, — сказал первый брат.

— Не угадал. Другую, ещё более злую колдунью Бригему, сестру-близняшку Гингемы. Из второго фургона тоже выбралась девочка, назовём её, скажем, Юля. Это была двоюродная сестра Эли, очень вредная девчонка, которая свою сестру терпеть не могла. Впрочем, Эля отвечала ей тем же. Элина собака Тотошка тут же вцепилась в Юлиного пса Кешу, девочки бросились их разнимать и тоже переругались.

— Как мы в детстве, — ухмыльнулся второй брат, за что тут же получил шутливый подзатыльник от первого.

— К счастью, до смертоубийства не дошло, потому что очень вовремя появилась добрая волшебница Виллина. Она разняла сестричек и собачек и сказала, что вернуться в любимый Канзас сможет только одна из сестёр, а именно та, которая первой доберётся до Изумрудного города и сумеет уговорить обоих правителей — Гудвина Великого и Гудвина Ужасного — отправить её домой. Ясное дело, девицы тотчас рванули по дороге из жёлтого кирпича, забыв даже сказать спасибо.

Я покосился на зеркало. Зеркало было безмятежно.

— Вскоре сестры добрались до развилки. Дорога раздвоилась. На указателе было написано, что левая чуть легче, а правая чуть короче. Недолго думая, Эля пошла по левой, а Юля свернула на правую.

Левая дорога действительно оказалась легче, потому что на ней девочка встретила Страшилу и Железного дровосека, которые ей во всём помогали. А вот вредной Юле досталось по полной. Сначала ей пришлось убегать ото Льва, который притворялся Трусливым, а сам был Хищным. Потом ей вместе со Львом пришлось спасаться от Людоеда, который очень проголодался и хотел их съесть. А под конец Юле, Льву и Людоеду пришлось удирать от разъярённых Саблезубых тигров, которые тоже были голодны. Таким образом правая дорога и в самом деле оказалась короче, и Юля сумела несколько опередить свою сестру.

Зеркало слегка дрогнуло. Воодушевлённый успехом, я продолжил:

— Но это ей не слишком помогло, потому что оба Гудвина дали сёстрам совершенно невыполнимое задание. Они потребовали, чтобы Юля освободила Тёмно-фиолетовую страну от злой волшебницы Бастинды. А Эля должна была освободить Лиловую страну от её злой сестрички Милинды.

Зеркало, не выдержав, начало мутнеть. Я вскочил с кресла.

— Что-то у тебя в этой сказке сплошные близнецы, — удивился первый брат.

— Глядя на вас, — сказал я. — У вас здесь даже луна двойная. Только не говорите, что и солнца тоже два.

— А у вас одно? — вытаращили глаза оба. — Как же вы живёте?

— С трудом. Ну всё, мне пора. А не то зеркало опять выключится.

— Расскажи хоть, чем всё кончилось, — попросил второй брат.

— Да нормально всё кончилось, — отмахнулся я. — Это же сказка. Сестричкам пришлось объединиться, они ухлопали всех волшебниц, разоблачили Гудвинов, раздобыли волшебные башмачки, одели каждая по башмачку и...

— И порвались, — хором сказали братья.

— И вернулись в Канзас, балбесы. Счастливо оставаться.

Я подошёл к зеркалу, и зеркало вдруг раздвоилось. Братья захохотали. Я вздохнул и выбрал правое.

Параллель не достойная доверия

— В общем, ты тут посиди, отдохни, книжки вот почитать можешь, — тараторил мой двойник. — Ты ведь не торопишься?

— Уже нет, — честно ответил я. После всех моих хаотичный перемещений торопиться куда-либо было в самом деле смешно. Разве что в какую-нибудь ещё более странную параллель. А в этой, на первый взгляд, всё было в порядке. Мне просто хотелось слегка передохнуть.

— Ну и прекрасненько, — почему-то мне показалось, что двойник что-то недоговаривает, и вообще в его голосе звучали не слишком искренние нотки. Уж себя-то я хорошо знаю. Так мне тогда казалось. — Я мигом.

И он выскочил из комнаты. Не знаю, что меня заставило подойти к двери и прислушаться. Никогда не был любителем шпионских романов, но тут меня словно что-то толкнуло.

Мой двойник торопливо крутил диск телефона. Видимо, местный Мартин Купер вместо мобильника изобрёл что-то другое.

— Аллё! — таинственным шёпотом кричал двойник, — ОН появился! Да-да, пять минут назад. Нет, зеркало ещё не работает... Сбежит? Да куда он сбежит без денег и документов?! Он в комнате сидит, ждёт, когда я вернусь. Задержать на полчаса? Не вопрос! Только это... насчёт оплаты. Надеюсь, наш договор ещё в силе? Да-да, хорошо. Я понял.

Он положил трубку, и я еле успел отскочить от двери, схватить с полки первую книгу и притвориться, что с увлечением её читаю.

— Я сейчас сбегаю кое-куда и быстренько вернусь. Полчаса, не больше. А потом мы придумаем, как тебя отправить домой, — в голосе его звучала такая неприкрытая фальшь, что меня передёрнуло. — Только ты меня дождись непременно. Впрочем, тебе же всё равно идти некуда.

Он мерзенько хихикнул и хлопнул дверью. Ну и ну! Такого я точно не ожидал. А ведь несколько минут назад я был уверен, что знаю себя, как облупленного. Вот и узнал. Но кто бы мог подумать, что я могу быть таким подлецом! Это какой же сволочью надо быть, чтобы так легко предать самого себя! Неужели и я могу вот так же? Сознавать, что в глубине моей души имеются и такие уголки, было до ужаса неприятно. Исчезнуть бы отсюда поскорее.

Зеркало не отзывалось. Равнодушно отражало мою встревоженную физиономию и притворялось обычным зеркалом. Ну, ничего, полчаса у меня, похоже, есть. За окном была уже ночь, но мне казалось, что даже звёзды смотрят на меня с подозрением. Взгляд мой упал на книгу, которую я сжимал в руке. "Предательство и разоблачение", Ф. М. Достоевский. Как раз в тему.

Я подошёл к полке и без особого удивления обнаружил там следующие книги:

Стругацкие — "Трудно быть честным",

Булгаков — "Стукачье сердце",

Некрасов — "Кому на Руси врать хорошо",

Богомолов — "Моментальная ложь".

И то, что как раз нужно: Волков — "Фальшивый волшебник". Ну что ж, пропуск у меня в руках, полистаем, почитаем, да и вообще — любопытно взглянуть, какие изменения привнёс в сказку этот не самый приятный мир.

Изменения были кардинальные. Добром в сказке и не пахло. Это была жутковатая история всеобщего предательства. Причём предательство началось уже в Канзасе. Злая мачеха решила избавиться от нелюбимой падчерицы и перед ураганом привязала пса к ножке кровати. Добрая девочка, естественно, бросилась его спасать, но не успела развязать крепкий узел, и ураган сделал своё чёрное дело.

Дальше было не менее интересно. Гингема угодила под рухнувший фургончик с небольшой помощью филина Гуамоко. Тот, как оказалось, переметнулся на сторону Виллины и по её приказу в нужный момент выманил хозяйку из пещеры. Наблюдавшие всё это Жевуны очень обрадовались, тут же устроили бескровный переворот, быстренько связали своего старшину Према Кокуса и объявили Элли новой повелительницей.

Виллине это страшно не понравилось. Волшебница намеревалась присоединить Голубую страну к своим владениям и незапланированная Фея ей откровенно мешала. Всучив Элли башмачки из фальшивого серебра, она легко обманула доверчивую девочку с помощью своей якобы волшебной книги и уговорила её отправиться в далёкий Изумрудный город. Виллина была убеждена, что до Гудвина Элли не доберётся. И на это у неё были веские основания. Она подсунула девочке в попутчики своих верных слуг для особых поручений. Страшила, Дровосек и Лев — эта жутковатая троица получила задание во что бы то ни стало избавиться от девочки любым доступным способом, но так, чтобы подозрение ни в коем случае не пало на саму Виллину.

"Друзья" с жаром принялись за дело. Что они только не предпринимали. Сначала они чуть не скормили Элли подвернувшемуся Людоеду. Потом хотели сбросить её в пропасть, оставить на растерзание Саблезубым тиграм, утопить в реке, усыпить на маковом поле... Однако всё их злодейские усилия не увенчались успехом. Девочка, как постепенно выяснилось, была себе на уме и без труда сумела уцелеть. Более того, у меня сложилось впечатление, что за время путешествия Элли заметно изменилась отнюдь не в лучшую сторону...

— Папуля, дай денег, — сказал вдруг кто-то у меня над ухом так внезапно, что я вздрогнул.

Подняв глаза, я обнаружил перед собой точную копию своего старшего сына, отличающуюся от моего настоящего только чрезмерной бледностью и неряшливостью в одежде.

— Прости, сынок, я сейчас на нуле, — промямлил я, не придумав ничего лучшего.

— Врёт и не краснеет, — нагло заявила сынулина копия и добавила с гадкой ухмылкой. — Гони пять тысяч или я маме расскажу, где ты от неё свои денежки прячешь.

Сказать, что я обалдел, значит ничего не сказать. Этот, мягко говоря, "юноша бледный со взором горящим" был вполне достойным наследником своего папаши. О том, что папаша являлся моим двойником, в эту минуту не хотелось даже думать.

— Ладно, — сдался я. — Немного потерпеть можешь?

— Как бы могу.

— Вот и договорились. Если не будешь мне мешать, через полчаса получишь свои пять... нет, десять тысяч.

— Ловлю на слове. И не говори потом, что мне послышалось.

— Ты не веришь отцу?!

Сынок в ответ пренебрежительно скривился. Я его понимал.

— Ладно, — буркнул он. — Но если опять обманешь...

Когда он вышел из комнаты, я бросился к зеркалу. Сейчас я согласился бы вернуться даже в приторный гламур. Однако проклятое устройство включаться всё ещё не желало. Похоже, даже зеркала в этой параллели были себе на уме.

Читать уже совершенно не хотелось. Но деваться было некуда. Я бездумно пролистнул книгу, открыл её на последней странице и уставился на рисунок. Ухмыляющийся Урфин Джюс, накинув на себя чёрную мантию Гингемы, сыпал в большой котёл сушёных лягушек, а за его спиной, в глубине пещеры, за толстой решёткой сжалась в комочек испуганная маленькая девочка. Это была Элли. Здравствуйте пожалуйста — вот это поворот! Желая понять, каким образом сказка завершилась столь непредсказуемо, я быстро просмотрел предыдущие главы.

Великий и Ужасный обманщик был разоблачён быстро и без проблем. Я ничуть не удивился, узнав, что тайну своего правителя девочке по секрету сообщил страж ворот Фарамант, ненамного опередив длиннобородого солдата. Интересно, найдётся ли в этой версии хоть один нормальный и честный человек? Испуганный Гудвин убедил Элли, что вернуть её в Канзас могут только Летучие Обезьяны, а заполучить их можно, только избавившись от Бастинды. Он, разумеется, врал, но врал убедительно и вдохновенно.

Элли отправилась в Фиолетовую страну. Страшила, Дровосек и Лев к этому времени уже были преданы (какое точное слово!) девочке мозгами, сердцем и душой. Пока она побеждает, они на её стороне. С Бастиндой они справились на раз. Без подлости и тут не обошлось. Одноглазую волшебницу предали Летучие Обезьяны. Они вывели Бастинду "на чистую воду", устроив ей внезапное обливание с последующим растворением.

Элли вернулась в Изумрудный город, и судьба Гудвина была решена. Бедный Джеймс, крепко связанный по рукам и ногам, покорно улетел в корзине воздушного шара в неведомую даль. И что-то подсказывало, что добраться до Канзаса ему не суждено. Однако, как быстро и страшно изменилась скромная девочка!

Но почему же она сама не захотела вернуться домой? Ведь ей уже ничто и никто не мешал. Разгадка проста. Прилетев в Розовую страну на Летучих Обезьянах, Элли сбросила с себя чужую личину и — превратилась в вечно юную волшебницу Стеллу. Страшила, Дровосек и Лев страшно обрадовались тому, что вовремя переметнулись на сторону более сильной и удачливой волшебницы. Очарованный прекрасной Стеллой, Урфин вскоре объявил себя её наместником в Голубой стране, и мудрая, но недалёкая Виллина осталась с носом.

А маленькая, ничего не понимающая настоящая Элли Смит, подменённая и пленённая сразу после приземления, преданная всеми, даже собственным пёсиком, тихонько плакала от страха, сидя за решёткой в мрачной заброшенной пещере. И судьба её была незавидна.

Конец. Продолжение следует.

Я закрыл книгу. В прихожей вкрадчиво лязгнула открываемая дверь. Скрипнула половица.

Встречаться с прибывшими по мою душу товарищами мне совершенно не хотелось. Поверхность зеркала уже начала слегка затуманиваться. Неужели не успею? И кому, интересно было бы знать, продал меня подлый двойник?

Я ринулся в зеркало и тут же был за это наказан. Звон от соприкосновения моего лба со стеклом был слышен, наверное, даже на десятом этаже. У меня из глаз брызнули сначала искры, а затем слёзы. Проклятая стекляшка глумливо искажалась, радуясь удачному обману.

В комнату тут же заглянула местная копия моей жены.

— Васильев?!!! — испуганно удивилась она. — Ты же говорил, что в пятницу вернёшься. Ты почему дома?

— А ты? — спросил я, потирая лоб.

— А я это... — она замялась. — Мне тут... Мы...

— Ладно, с вами всё ясно, — отмахнулся я. — Мужу будешь врать. А я исчезаю.

Я подхватил со стола тяжёлую вазу, встал напротив зеркала и замахнулся. Деваться зеркалу было некуда.

И я исчез. С огромным облегчением.

Театральная параллель

— Акт второй, сцена первая! — произнёс приятный баритон. — Явление хозяина с вазой.

— Здрасьте, — промямлил я, опуская вазу. — А вы кто будете?

В комнате яблоку некуда было упасть. Человек десять обоего пола в весьма странных одеждах сидели, стояли, перемещались и что-то очень экспрессивно обсуждали с таким видом, словно имели полное право находиться в чужой квартире и делать в ней всё что угодно. Даже сходить с ума.

— Мы артисты! — патетично возгласил обладатель баритона, хмуря жгучие бутафорские брови. — Разве не видно!

Это было очень хорошо видно. Я точно таких же артистов как-то наблюдал, попав случайно на слёт любителей Изумрудного города. Мой друг называл их "гудвинутыми". Они тоже носили шляпы с бубенчиками, зелёные очки, жестяные маслёнки и длинные бороды, заплетённые в косичку.

— Вас-то нам и не хватало, — радостно пропела симпатичная брюнеточка в фиолетовых одеждах. — Вот вы-то нам сейчас и поможете.

— По-моему, вам уже никто не поможет, — пробормотал я, падая в кресло. — Я домой хочу. Я от вас от всех устал.

— А вот хамить не надо! — возмутился парень в костюме дуболома. — Хамить и мы умеем!

Надо мной навис Чарли Блек с трубкой в зубах.

— Помогите нам, и мы поможем вам, — пообещал он. — Клянусь моей второй ногой!

— Мы горим, — сказал унылый толстенький Гудвин. — Мы выдохлись. Нам нужны свежие идеи.

— Нам нужна всего одна идея! — воскликнул Страшила. И уставился на меня так, словно у меня на лбу было написано большими буквами: "генератор свежих идей".

Я вздохнул и покосился на зеркало. Я догадался уже, что мне предстоит делать. Честно говоря, это было приятнее, чем в сто первый раз перечитывать уже изрядно надоевшую сказку.

За окном вдруг гулко бабахнуло, и в тёмном небе распустились огни праздничного фейерверка. С улицы донеслись радостные крики, смех и аплодисменты.

— У нас начинается грандиозный театральный праздник, — пояснил Дровосек. — И мы готовим к нему спектакль "Возвращение Бастинды"... Ага, и вы удивились! Хорошая пьеса, прекрасный сюжет. Но не хватает... — он пошевелил пальцами в жестяной перчатке. — Как бы это сказать... Неожиданной и достоверной завязки. Мы не можем придумать, каким образом колдунья сумела вернуться.

— Я вам сочувствую, — сказал я. — Она и в самом деле не может вернуться. Она же растаяла. Может, просто поставить зрителей перед фактом? Колдунья ожила, потому что она колдунья. И всё.

Все дружно поморщились.

— Тогда поставьте другую пьесу. Я могу даже подсказать вам подходящий сюжет. У меня после всех моих перемещений этих сюжетов на целый театральный сезон хватит.

— По условиям конкурса мы должны показать именно "Возвращение Бастинды", — невесело сказал Гудвин. — Иначе в финал нам не пройти.

— Боюсь, что ничем не могу вам помочь, — развёл я руками. — Я ведь не писатель. И даже не учусь.

— А ведь мы на вас так рассчитывали, — вздохнула загримированная под Виллину полненькая девушка, вырезая из фольги звёздочки. — Новую прогу в зеркало закачали...

— Скажите, а вам не стыдно? — не выдержал я. — Вы же все здесь взрослые люди, а такой ерундой занимаетесь! Шли бы лучше...

— Работать, — подсказал Страшила.

— Да, работать. Деньги зарабатывать. Семьи свои кормить. Детей воспитывать.

— А мы чем, по-твоему, занимаемся, — возмутился бровастый Урфин. — Это и есть наша работа. И детей мы воспитываем... Своих и чужих. На добрых сказках и увлекательных историях.

— И что — вам вот за эту самодеятельность платят?

— А у вас, как я понимаю, не платят?

— Хочу жить в вашей параллели!

— Не выйдет, — вздохнула Бастиндочка. — Вы здесь чужой. Вас всё равно в зеркало утянет. Но если вы перед этим поможете нам, вас утянет намного быстрее и с приятным чувством выполненного долга.

— Расскажите хоть, что вы там придумали, — сдался я. — Может, меня тогда осенит.

Все оживились и наперебой принялись пересказывать сюжет, вспоминая при этом свои реплики и удачные моменты, большинство из которых мне, признаюсь, вовсе не казались такими уж удачными. У меня даже сложилось впечатление, что как артисты, так и зрители в этом мире были... как бы это сказать помягче... слегка простоваты.

— И тогда Бастинда тайком пришла в Изумрудный город, и Страшила её почти узнал? "Вы очень похожи на одну мою старую знакомую". "Да что вы, ваша премудрость, это совсем не я".

— А когда она Дровосека облила водой: "Он ржавеет! Какое счастье, он ржа-ве-е-ет!", "Глупая старуха, мне давно уже сделали нержавеющее тело!"

— А помните, как волшебный зонтик удирает от волшебницы, потому что не хочет ей больше подчиняться? А она ему кричит: "Если ты мне и второй глаз выколешь, я тебя порву на клочки!"

— А встреча с Виллиной в конце второго акта? Это же просто песня! "Что-то вы слегка пожелтели, моя милая. По-моему, вам надо показаться хорошему врачу". "Лучше пожелтеть, чем посинеть". Ха-ха-ха!

— А финальное сражение с фиолетовым злом! Представляете, Бастинда, в развевающейся мантии кричит со сцены в зал: "Все, кто любит творить зло, ко мне!" И среди зрителей вдруг встают её сторонники в фиолетовых одеждах (подсадка, сами понимаете), бросаются на сцену и вступают в бой на стороне колдуньи. Великолепная задумка!

— А потом Элли кричит: "Все, кому дорог Изумрудный город, все кто хочет, чтобы у нашей сказки был счастливый конец, на помощь!" Вот это была бы битва! Феерический финал!

Все притихли, заново переживая пока ещё не поставленный спектакль.

Я задумался. Бастиндочка умоляюще смотрела на меня (к счастью, двумя глазами), и взгляд её сдвинул что-то в моей голове. Наверное, мне просто очень хотелось вернуться домой.

— Ладно, — сказал я. — Я тут, кажется, кое-что придумал. Не знаю, понравится ли вам... В общем, слушайте и запоминайте. Повторять не буду.

Итак. Начало спектакля. В стране Мигунов праздник. Очередная годовщина избавления от злой колдуньи. Страшила в гостях у Дровосека. Танцы, песни, фейерверки, смех и веселье. А в укромном уголке дворцового сада растёт большой такой и очень колючий куст. В саду загораются фонарики, тень от куста падает на стену, и мы видим силуэт сгорбленного человека. На кусте медленно распускается цветок розы, тень выпрямляется и поднимает голову с большим крючковатым носом. Пробегает стайка хохочущих девушек, одна случайно оглядывается, и при свете праздничных фонариков видит страшный силуэт. "Бастинда!" — испуганно вскрикивает девушка. Услышав своё имя, тень обретает плоть, отделяется от стены, и ожившая волшебница предстаёт перед нами во всей красе. Она ужасна. Она рассержена и собирается мстить.

В горле у меня пересохло и я прервался, чтобы глотнуть воды. Все молча ждали продолжения. Страшила торопливо записывал. По зеркалу мелкой рябью прошли первые волны. Я был на правильном пути.

— Всё равно не понятно, откуда она взялась и почему смогла вернуться, — пробурчал Гудвин.

— Тайна её возвращение будет раскрыта не сразу, — сказал я. — Некоторое время спустя одна из служанок вспомнит, что фиолетовая роза выросла на том месте, куда она выплеснула воду, оставшуюся от растаявшей Бастинды. И это впоследствии поможет героям сказки победить вернувшуюся колдунью. Они вырубят этот куст и лишат тем самым Бастинду волшебной силы. Ну, или как-то так. Тут ещё подумать надо.

— Я уже знаю, как всё это можно назвать! — воскликнул Страшила. — "Возвращение Бастинды или Тень фиолетовой розы". Я потрясён! Вы гений!

— Я знаю, — скромно согласился я. — Но это ещё не всё. В конце, когда спектакль закончится, и артисты выйдут на финальный поклон, за их спинами, прямо на сцене, на том месте, где вновь растаяла Бастинда, неожиданно для всех вдруг распустится огромный фиолетовый цветок. И на заднике появится огромная тень колдуньи. Все застывают. Занавес.

Некоторое время артисты молча пожирали меня глазами. И в глазах у них светилось что-то восхищённо-фиолетовое.

— Грандиозно! — наконец воскликнул Дровосек. — Финал наш! Мы порвём всех на куски! Детишки будут рыдать от восторга!

Бастиндочка бросилась мне на шею и пылко поцеловала. Чёртово зеркало, оно утянуло меня слишком быстро!..

Безнадёжная параллель

Квартира выглядела так, словно хозяева покинули её много лет назад: рассохшаяся мебель, выцветшие шторы, паутина в углах, на всём толстый слой пыли, разгром и запустение. Душераздирающее зрелище, как сказал бы герой известного мультфильма.

Я подошёл к окну. Пейзаж, открывшийся моему взору, радовал ещё меньше. Слякотная зима выкрасила дома и улицы в грязно-серый цвет. Изломанные деревья угрюмо чернели вдоль проспекта. Ржавые коробки автомобилей загромождали тротуары. Ни одного прохожего я не увидел. Не было даже птиц. Складывалось впечатление, что люди покинули город навсегда... и хорошо, если только город. И хорошо, если покинули, а не вымерли, например, от какой-нибудь эпидемии. Может, в этом мире уже состоялся пресловутый конец света?

В сквере напротив, там, где в моём мире была детская площадка, я разглядел на постаменте знакомые очертания роденовского мыслителя. Он сидел, обхватив голову руками, и его согбенная фигура выражала воистину вселенское отчаяние.

Я поёжился и поскорее отошёл от окна. Оказывается, существуют и вот такие параллели — жуткие и безжизненные. Оставаться здесь, пусть даже на короткое время, у меня не было ни малейшего желания.

Зеркало, естественно, молчало. Я знал, что надо делать, но не знал, как. Для начала я очистил зеркало от пыли. Для этого пришлось воспользоваться собственным рукавом. Потом я долго смотрел на своё отражение. У моего отражения, там, по ту сторону мутного стекла, была не слишком радостная физиономия. Зеркало не отзывалось.

Как же его включить? В квартире не обнаружилось ни единой книги, ни единого журнала. Телевизор не работал, компьютер отсутствовал, слушателей тоже не наблюдалось. Не рассказывать же сказку самому себе!

Я был порядком озадачен. Впервые мне пришло в голову, что мой легкомысленный тур по параллельным мирам может завершиться вовсе не счастливым возвращением в родные пенаты.

Ну уж нет! Сидеть сложа руки я не намерен. Я обязательно что-нибудь придумаю...

Я успел навернуть по комнате кругов, наверное, двадцать, прежде чем обратил внимание на валяющиеся под журнальным столиком листы бумаги. Стряхнув с них многолетнюю пыль, я понял, что отчаиваться рано. В моих руках были безжалостно выдранные из какой-то книги страницы с текстом, который вполне мог меня спасти.

Я встал напротив зеркала и принялся читать.

" ...голова раскалывалась от боли. Я ничего не помнил. На руке у меня кровоточила ссадина, колено распухло... Что со мной произошло? Почему-то мне казалось, что я откуда-то упал. Причём, упал с большой высоты и очень внезапно. Как такое может быть? Люди ведь не умеют летать! И вообще — где я?

В памяти моей были явные провалы, я даже имя своё припомнил с трудом.

Окружающий меня лес выглядел неприветливо. Поникшие деревья, пожелтевшая трава, ковёр бурых листьев под ногами, тишина и запустение. Ни птиц, ни зверей.

Повинуясь неясному побуждению, я пошёл на запад. Почему-то мне представлялось, что мне следует идти именно туда. Судя по солнцу, день только начался, так что времени у меня было достаточно. Я надеялся до вечера выйти к какому-нибудь городку.

Довольно быстро я обнаружил дорогу. Она вся была усыпана толстым слоем листвы, идти по ней было намного проще, чем по лесу, к тому же я не сомневался, что она выведет меня к какому-нибудь населённому пункту. И я не ошибся — так оно и случилось. Но первая же попавшаяся мне деревня оказалась заброшенной. Я не нашёл там ни одного человека. Ни единого. В деревне было не больше десятка маленьких (слишком маленьких, на мой взгляд) домиков. И крыши у домов были не совсем обычные — остроконечные и какие-то слишком игрушечные. Когда-то они были выкрашены в голубой цвет, но со временем краска облупилась, и теперь все эти дома представляли из себя весьма жалкое зрелище.

Мне почему-то казалось, что я нечто подобное уже видел, и не раз. Долго я стоял в раздумьях, пытаясь собрать разбегающиеся мысли и не зная, что предпринять. Наконец что-то подтолкнуло меня, я присел на корточки, разгрёб руками слой листьев и обнаружил под ними странные жёлтые кирпичи.

Дорога из жёлтого кирпича! Где я такое видел? Почему я её знаю? Нечто забытое шевельнулось в моей душе, какое-то светлое воспоминание из далёкого детства. Шелест страниц, голос мамы, волнующее ожидание чуда...

Почему-то я был уверен, что идти по этой дороге мне придётся долго, несколько дней или даже неделю, но уже минут через десять, когда путь мне преградило русло пересохшей реки, на противоположном берегу я увидел городские стены. Издали город выглядел даже красиво. Лишь одно меня смутило. Это был довольно старый, даже старинный город. С высокими крепостными стенами, с зубчатыми башнями, с подъёмными воротами, со шпилями дворцов. Сказочная, почти игрушечная красота. Но, приблизившись к нему, я обнаружил, что сказка давно обветшала. Изрезанные трещинами стены осели, а кое-где и вовсе обвалились. Лохмотья флагов безвольно свисали со шпилей, окна зияли провалами, никто меня не встречал, некому было встречать. Зловещую тишину нарушали только редкие крики ворон, и унылый стон проржавевших ворот.

Город меня поразил. Это был не город, это были руины. Трава прорастала сквозь мостовую, корни платанов крошили фундаменты домов, кустарники властвовали на балконах и крышах. Повсюду валялись разбитые статуи, отвалившаяся штукатурка, замшелые колонны устало кренились, — зрелище было жалкое и печальное. Под моей ногой что-то хрустнуло. Это были очки с зелёными..."

В этом месте страница обрывалась. Я покосился на зеркало. Оно слабо вибрировало. Я взялся за другую страницу:

"...по гулким залам пустого дворца. Очки я выбросил. Смотреть на зелёное запустение мне вовсе не улыбалось. Никакой праздничности в окружающую разруху они ни добавляли. Мне казалось, что я уже почти вспомнил, что ещё немного, и я смогу понять, и куда я попал и что это за место.

Там, где должен был стоять трон, из пола торчали только ржавые скобы. Я стоял, осматриваясь, и пытался оживить свою память. Некогда зал был красив. Теперь же высокие окна с витражами были разбиты, украшения из стен безжалостно вырваны, потолочная роспись частично осыпалась, частично выцвела, по нежно-зелёной плитке полов змеились трещины. Запустение царило здесь, и это меня почему-то очень больно ранило. Словно мне доводилось бывать здесь прежде, когда всё вокруг блистало, радовало, восхищало... Жило.

Надеясь вернуть душевное спокойствие, я долго бродил по пустынным залам. В одной из комнат обнаружился большой шкаф. Сам не знаю зачем, я потянул на себя скрипучую дверцу. И когда она распахнулась — я испугался так, что волосы встали дыбом.

На меня пристально смотрело бледное мёртвое лицо. Подвешенный за шею человек, казалось, обвинял меня то ли за то, что я пришёл слишком поздно, то ли за то, что случайно потревожил его покой. На нём был голубой кафтан, побитый молью, широкополая шляпа с облупившимися бубенчиками, из бесформенной головы торчали ржавые кончики булавок.

Не сразу я сообразил, что вижу перед собой висящее на гвоздике чучело с нарисованным лицом. И лицо это мне было очень хорошо знакомо. Да, да, это печальные останки бедного Страшилы смотрели на меня выцветшими нарисованными глазами, в которых уже совсем не было жизни. Весёлый некогда рот кривился в болезненной гримасе. Это было ужасно!

Я помнил его. Я его вспомнил и вспомнил почти всё. Изумрудный город из моего детства! Чудесный сказочный город, в котором исполняются желания! Какой ураган занёс меня сюда? Почему судьбе было угодно привести меня в опустевший мир детских мечтаний? Как я желал, слушая сказку, очутиться однажды в этом дворце, нацепить зелёные очки, пожать мягкую руку соломенного правителя, встретиться с настоящим волшебством! Но разве мог я предположить, что это произойдёт вот так?!

Сам не свой, направился я к выходу, и ещё одно потрясение ожидало меня. В темнеющей у стены бесформенной груде ржавого железа я увидел вдруг изъеденную коррозией голову, медную маслёнку, топор без топорища, какие-то шестерёнки и сочленения. Нужно ли уточнять, чьи это были останки?

Страшная тоска охватила всё моё существо. Зачем, зачем, скажите, были все эти исполнения заветных желаний, все эти великие подвиги и бескорыстная дружба? Для чего нужно было идти по дороге из жёлтого кирпича, получать мозги и сердце, побеждать злых колдуний, во что-то надеяться и кому-то верить? Вот для этого?! Для того, чтобы в итоге всё завершилось таким вот жутким запустением? Чтобы никому не нужные лохмотья висели на гвоздике в рассохшемся шкафу? Чтобы от насквозь проржавевшего Дровосека осталась только позеленевшая маслёнка?

В душе моей что-то окончательно надломилось. Я готов был разрыдаться. Мне казалось, что кто-то злой и безжалостный отобрал у меня что-то самое дорогое, самую важную частичку моего сердца. Жизнь вдруг потеряла для меня всякий смысл. Пожирающая беспросветная пустота распахнулась передо мной, и я закричал в равнодушное небо:

— Зачем было всё?!.."

От последнего листа остался совсем небольшой кусочек:

" — Бедолага. Угораздило же его приземлиться в этом заброшенном парке развлечений.

— Ну, приземлиться, это мягко сказано. Он буквально рухнул. От самолёта остались одни обломки. Удивительно, что он ничего себе не сломал.

— Зато так основательно приложился головой, что почти полностью потерял память. А тут ещё эти декорации. Их давно собирались разобрать, да у городских властей всё руки не доходят. Кто бы мог подумать, что его настолько потрясёт обычное чучело?

— Как вы полагаете, у него есть шансы на исцеление?

— Случай трудный. Он совершенно не хочет жить. Он убеждён, что всё бессмыслен..."

Уронив обрывки страниц на пол, я в задумчивости смотрел на затуманившееся зеркало. Печальная история, обрывки которой мне удалось прочитать, не была похожа на сказку, но тем не менее она сработала. Пора было уходить. Оставаться здесь мне совершенно не хотелось. Я кое-как протиснулся сквозь усталое стекло и покинул эту печальную параллель с надеждой на то, что если где-то случился конец света, то где-нибудь непременно должно случиться и его начало.

Ленивая параллель

— На тебе лица нет, — сказал двойник. — Давай-ка я постелю прямо здесь, на диване. Тебе отдохнуть надо. А утром, на свежую голову и отправишься.

Сопротивляться у меня не было ни сил, ни желания. Уютная, абсолютно домашняя обстановка этого дома подействовала на меня столь расслабляюще, что если бы не присутствие моего двойника, я решил бы, что наконец-то вернулся в свою настоящую квартиру.

Как ни странно, сон ко мне не шёл. Я ворочался, вертелся, вздыхал, старательно закрывал глаза — ничего не помогало.

Дверь была приоткрыта, из детской комнаты доносились негромкие голоса, и я невольно прислушался.

— Ты почему платье на плечики не повесила? Тебе мама что велела?

— Не хочу!

— Почему?

— Мне лень.

— Ай-яй-яй! Такая маленькая, а уже такая ленивая. Надо что-то срочно с этим делать.

— Ничего не надо делать. Вот когда я вырасту, тогда и перестану лениться.

— Ах, вот как ты думаешь. Ну ладно, спи тогда. Ленивой тебе ночи.

— А сказку?

— Знаешь, мне что-то неохота сегодня сказку рассказывать.

— Почему?

— Да как-то лень.

— Ну, папка, ну, расскажи, ну, пожа-а-алуйста! А то я не засну! Тебе же хуже будет! Не выспишься и на работу опоздаешь.

— Вот как, значит. Угрозы пошли? Ну, хорошо. Какую рассказать?

— Про Элли.

— Опять про Элли? Не надоело?

— Ни капельки.

— Ну, смотри, сама напросилась. Пожалеешь, да поздно будет.

— Фигушки, не пожалею.

— Не ругайся. Лежи тихонько и слушай. Гхм! Как ты уже знаешь, ураган зашвырнул фургончик в Волшебную страну, а сам поскорее улетел отдыхать, потому что очень устал. Фургончик стал падать прямо на злую колдунью Гингему, которая как раз собирала лягушек себе на обед. Видит Гингема, что ей надо или убегать со всех ног, или погибать. Подумала она, подумала, да и не побежала. Поленилась. И фургончик её, конечно, раздавил. Элли проснулась, вышла на улицу, а там уже добрая волшебница Виллина стоит, радуется, что Гингемы больше нет.

— Ты молодец, — похвалила Виллина девочку. — Хорошо прицелилась. За это я подскажу тебе, как вернуться домой. Помоги кому-нибудь выполнить три заветных желания, и сразу окажешься в Канзасе.

— А как это сделать? — спросила Элли.

— Очень просто, — ответила Виллина. — Иди по дороге из жёлтого кирпича в Изумрудный город к волшебнику Гудвину.

— Пешком? — удивилась Элли. — А он далеко, этот город?

— Очень далеко и дорога до него трудна и опасна, ведь в сказках по-другому не бывает.

— Тогда я не пойду, — сказала Элли и присела на крылечко. — Больно нужно тащиться пешком в такую даль. Мне лень.

В детской приглушённо захихикали.

— Не смейся громко, а то нашего гостя разбудишь. Слушай, что было дальше.

Виллина была так поражена, что даже потеряла дар речи.

— Нет, девочка, — сказала она наконец. — Тебе всё же придётся идти к Гудвину. Иначе тебе станет скучно, и ты... умрёшь здесь от голода.

— У меня ножки устали, — сказала Элли. — А туфельки я забыла в Канзасе. Не пойду же я босиком.

— В пещере у Гингемы хранятся чудесные серебряные башмачки. Они волшебные, тебе в них будет удобно и легко. Пусть твой удивительный зверёк принесёт их сюда.

— Вот ещё, — отозвался на это Тотошка. Он валялся на траве, подставив тёплому солнышку своё мягкое брюшко. — Не пойду я ни в какую пещеру. Мне лень.

— Папка, ну перестань! Рассказывай нормально.

— Я нормально рассказываю. Это просто сказка такая... ленивая. В общем, не захотела Элли идти в Изумрудный город. Что тут было делать? Жевуны по приказу Виллины обули её в серебряные башмачки, посадили вместе с Тотошкой в тележку и повезли по дороге из жёлтого кирпича прямо к Гудвину. По пути им встретился сидящий на шесте Страшила. Страшиле там было очень хорошо. Он ленился с утра до вечера, болтал с воронами и ничего не делал. Мозги ему были не нужны, но Жевуны всё-таки сняли его с шеста и тоже бросили в повозку. Страшила сопротивлялся и кричал: "Фигушки вам! Никуда я не поеду! Обойдусь без мозгов, мне и так хорошо! Когда я вырасту, мозги у меня и сами появятся!..

— Так, это что такое? Ах, ты подушками драться! Войну мне объявила! Получай тогда адекватный ответ! Вот тебе так, и ещё вот так! Ой!.. Смотри, вазу разобъём, мама нас по головке не погладит!..

После яростного, но молчаливого сражения, когда в детской улеглись пыль и перья, двойник осторожно выглянул, убедился, что я сплю, и сказка продолжилась:

— Итак, на чём мы остановились? Кто там у нас следующий, Железный Дровосек? Ну что о нём можно сказать? Он сильно заржавел и потому передвигался с большим трудом. И ещё он был очень тяжёлый. Жевуны как посмотрели на него, так сразу все в один голос и сказали:

— Не-не-не, мы его не повезём, даже и не просите. Мы же надорвёмся. Пусть он лучше тут постоит.

— Да, — согласился Дровосек. — Я лучше тут ещё немного поржавею, а вы мне моё сердце потом прямо сюда привезёте. Только не потеряйте его на обратном пути.

И они поехали дальше без Дровосека. И сразу наткнулись на Ленивого Льва. Он лежал поперёк дороги и не хотел вставать. Он боялся, что если встанет, его запрягут в тележку, и тогда ему придётся тащить её в Изумрудный город. Жевуны пообещали Льву, что привезут ему от Гудвина бутылочку со средством от лени. Лев тяжело вздохнул и чуть-чуть подвинулся, чтобы они могли проехать.

Следующая остановка была в замке Людоеда. Конечно, в этот замок можно было не заезжать, но бедным Жевунам до того надоело тащить повозку, что они не удержались и заехали. Они подумали, что голодный Людоед случайно съест если не песика, то хотя бы девчонку. И тогда повозка станет намного легче. О том, что съесть могут их самих, они подумать забыли.

К их огорчению, Людоед девочку не съел. Он ущипнул Элли за руку, вот как я тебя сейчас щипаю, и недовольно сказал:

— Она же сырая. Её варить надо. А у меня вся посуда немытая. Не варить же вашу девчонку в грязном котле. А кухарки нет, она отгул взяла до следующих выходных.

— Пусть Элли посуду помоет, — обрадовались Жевуны. — Она девочка, она умеет.

— Нет, посуду я мыть не буду, — наотрез отказалась Элли. — Мне лень. Варите меня так.

— А так я не хочу, — заявил Людоед. — Я сырое мясо не ем. Я же не дикарь какой с островов Куру-Кусу. Езжайте в свой Изумрудный город и не мешайте мне лениться.

И они уехали. К огромному огорчению Жевунов. Долго ли коротко ли, но прибыли они всё-таки в Изумрудный город. Пришли к Гудвину, так, мол, и так, а он им и говорит:

— Что я вам, Пушкин, что ли, желания всякие исполнять? Я бы и сам в Канзас с удовольствием улетел, да мне воздушный шар надувать лень. Он слишком большой.

Элли, Тотошка и Страшила не очень-то и огорчились, но всё-таки спросили, потому что нужно же было что-то спросить:

— И что нам теперь делать?

— Что делать, что делать? — проворчал Гудвин. — Ничего не надо делать. Оставайтесь в Изумрудном городе навсегда. Здесь тоже неплохо кормят.

— Папка, ты всю сказку переврал. Это же совсем из другого мультика.

— Ну и пусть? Ты что, думаешь, Гудвин мультики смотреть не любит? Ого! Он же правитель самый главный. Чем ему ещё заниматься? Только мультики и смотреть с утра до вечера. Вот, значит, подумал Гудвин, и говорит:

— Может, вы тогда к Бастинде в гости сходите, водой её обольёте? Мигуны на неё жалуются уже который год. Говорят, она настолько обленилась, что даже умываться перестала. И зубы не чистит. Позор на всю Волшебную страну!

— Я умываюсь, — возразила дочка сонным голоском. — И зубы я чищу.

— Ну, конечно. Я знаю. Ты же у меня не похожа на эту противную Бастинду.

— А что там дальше было? Элли вернулась домой?

— Знаешь, у этой сказки на редкость счастливый конец. Элли домой не вернулась. И это очень хорошо. Потому что в Канзасе ленивые девочки совершенно никому не нужны.

— А как же волшебные башмачки?

— Да вот так! Элли стукнула каблучками и сказала: "Несите меня домой, к папе и маме!"

А башмачки сказали в ответ:

— Делать нам больше нечего! Канзас — это так далеко! Нам лень. Тут и сказке конец. Ну, всё, спи, солнышко. Спокойной ночи.

Я улыбнулся и тоже закрыл глаза. И уже сквозь сон почувствовал, как меня мягко уносит сквозь зеркало... лишь бы только не в Канзас.

Параллель с бюрократическим уклоном

— Паспорт, — скучным голосом потребовал чиновник, сидящий за столом прямо напротив зеркала. Табличка на столе гласила: "Отдел по учёту прибытия и убытия незапланированных посетителей из смежных реальностей".

— А может быть, я для начала оденусь? — спросил я не слишком вежливо. Я стоял перед ним в одних трусах, а вся моя одежда аккуратной стопкой лежала на полу.

— А документики у вас на это соответствующие имеются? — сурово вопросил чиновник.

— Какие документики?

— Удостоверяющие, что эта одежда принадлежит именно вам.

— Нет, — обозлился я. — У меня только техталон есть. На трусы.

Чиновник весело захохотал:

— Один ноль в вашу пользу. Одевайтесь, конечно. Я просто пошутил. Уж больно у вас выражение лица было... заманчивое.

— Ну и шутки у вас, — проворчал я, торопливо натягивая джинсы. — А что, разве в вашей параллели, эта квартира отдана под офис?

— Мы предпочитаем говорить не параллель, а реальность. И не офис, а учреждение. А вообще — да. Здесь уже давно не живут. Но вы не надейтесь, что так легко отделаетесь. Анкету заполнить всё равно придётся.

— Я даже не спрашиваю, зачем, — заметил я, присаживаясь на не слишком мягкий стул.

Чиновник улыбнулся:

— Ну и напрасно. Без этой анкеты уйти отсюда вы не сможете. Приступим?

Я оглянулся. В центре зеркала красовалась большая сургучная печать с витыми шнурами.

— Валяйте, — вынужден был согласиться я.

— ФИО, год рождения, место постоянного проживания, национальность?..

В общем, вопросы были стандартные. За исключением, разве что вопроса о самоназвании нашей реальности. Признаюсь, он поставил меня в тупик. Чиновник терпеливо ждал.

— А как вы называете свою? — поинтересовался я.

— Наша реальность, — улыбнулся чиновник.

— Тогда прочерк.

— Безымянная реальность. Хорошо. На чём попались?

— Э-э-э... На сказке про Изумрудный город.

— Автор?

— Баум. То есть, Волков. Сначала Баум, а потом Волков

— Украл?

— Переписал.

— У вас это так называется?

Я пожал плечами:

— Ну-у, талантливо переписал. Читать интересно.

— У нас остаться не планируете? — он посмотрел мне в глаза.

— Вообще-то, нет. А что — разве можно?

— Нельзя, — усмехнулся он. — Но некоторые пытались.

— Если в вашей реальности все чиновники такие, как вы, я их понимаю.

— Вы мне льстите. Но всё равно, спасибо.

В комнату впорхнула хорошенькая секретарша, водрузила на стол несколько книг, мило мне улыбнулась и ушла.

Чиновник протянул мне одну из книг:

— Вот ваш пропуск. Оказывается, у нас эту сказку тоже знают.

Я опустил взгляд: "Пособие для начинающих ревизоров. Порядок учёта мёртвых душ". Александр Сергеевич Гоголь.

— Ох, прошу прощения, — спохватился чиновник. — Это не для вас. Вот эту возьмите.

"Инспектор Великий и Ужасный". — значилось на обложке. — Автор — некий Кван Г. А.

Рассказик был короткий. Но забавный. Главное, не было в нём ни урагана, ни жёлтых кирпичей.

"В назначенное время на площади собралось почти всё население Изумрудного города. На почётном месте стоял сам правитель — Страшила трижды премудрый, в новеньком с иголочки кафтане и великолепной тростью в руке. Справа от него сверкал бородой Дин Гиор, слева замер Фарамант. Ворона Кагги-Карр важно сидела на плече правителя, то и дело что-то накаркивая ему в ухо. Бывший генерал Лан Пирот, слегка пританцовывая, возглавлял почётный караул из сияющих свежей краской дуболомов. Дуболомы держали наготове литавры и барабаны.

Все стояли и смотрели в небо.

— Летит! Летит! — закричали с крыш вездесущие мальчишки.

Кагги-Карр, пользуясь тем, что только у неё имелись крылья, поднялась в воздух и подтвердила сверху:

— Вер-р-рно! Уже пр-риближается!

Большой воздушный шар величественно проплыл над крышами города, над шпилями дворца и стал опускаться на площадь. Грянула музыка, толпа радостно зашумела, раздались крики: "Великий Гудвин вернулся!", "Слава Гудвину!", "Ура, Великому и Ужасному!"

Но когда шар опустился, и его надёжно привязали канатами к специальным столбикам, из корзины важно выбрался никому не знакомый человечек в строгом чёрном костюме и с толстой книгой в руках.

Инспектор из внешнего мира изволил прибыть в Изумрудный город с официальным рабочим визитом.

Горожане, осознав ошибку, притихли. Страшила важно выступил вперёд:

— Господин инспектор! Мы рады приветствовать Вас в Изумрудном городе!

Инспектор скованно кивнул, затем слегка поклонился. Заметно было, что он не очень хорошо понимает, как ему следует вести себя с такой важной особой.

Фарамант уже протягивал ему зелёные очки.

— Это зачем? — удивлённо спросил инспектор.

— Таковы правила, — твёрдо заявил Фарамант. — В Изумрудном городе все должны ходить в таких очках.

— Правила — это хорошо, — кивнул инспектор. — Это я одобряю.

Он повертел очки в руках, затем неловко водрузил себе на нос, негромко заметив при этом: "А номерка-то инвентарного нет-с. Непорядок. Так и отметим". И быстренько записал что-то в своём гроссбухе.

Торжественный обед, устроенный в честь прибытия столь важного гостя, прошёл в дружественной обстановке, слегка омрачённой тем, что сам виновник торжества вёл себя весьма сдержанно, ел мало, почти ни с кем не разговаривал и вообще держался так, словно был со всех сторон окружён врагами. Лишь под конец обеда он наклонился к Фараманту и спросил его вполголоса:

— Скажите, милейший, а вы уверены, что с вашим правителем всё в порядке?

— О, не беспокойтесь, господин инспектор, — с готовностью повернулся к нему страж ворот. — Солому, которой он набит, просушили в прошедшую пятницу, а мозги заменили не далее, как вчера. Так что — да, с ним всё в порядке.

После такого обстоятельного ответа инспектор впал в непонятное оцепенение, долго что-то обдумывал, а затем сделал очередную запись в книге, с которой не расставался даже за столом.

На следующий день жизнь в Изумрудном городе покатилась по наезженной колее... Но так представлялось только на первый взгляд. И поняли это далеко не все и далеко не сразу. Инспектор развил бурную инспекторскую деятельность. Казалось, он присутствовал одновременно сразу в нескольких местах. Его видели в тронном зале в то самое время, когда он осматривал дворцовую кухню. Он расспрашивал о чём-то длиннобородого солдата в тот же самый час, когда он обходил по периметру городские стены. Некоторым придворным даже показалось, что они наблюдали в одном месте сразу трёх инспекторов, оживлённо обменивающихся друг с другом результатами проверки.

Вскоре очень многие почувствовали надвигающуюся беду, но было уже поздно. Ознакомившись с обстановкой, так сказать, в целом, инспектор принялся за частности.

Первой пострадавшей оказалась мудрая ворона Кагги-Карр. И это было не удивительно, ведь она посчитала своим долгом сопровождать инспектора в его экскурсии по городу и дворцу. На этот раз мудрости ей явно не хватило.

Инспектор ни разу не обратился к ней за советом, долго терпел её назойливое присутствие, лишь недовольно морщился, когда она попадалась ему на глаза, и наконец спросил у первого подвернувшегося слуги:

— Почему это у вас животные во дворце находятся не в клетках, а летают, извините, где ни попадя?

Слуга остолбенел. Кагги-Карр несколько раз молча разинула клюв, затем возмущённо каркнула:

— Неслыханная бестактность! Пер-р-рвого министра — в клетку?!

— Она у вас ещё и говорящая, — хмыкнул инспектор. — Тем более запирать нужно. А то ведь улетит.

Затем пришла очередь Дина Гиора.

— Вы, уважаемый, как я понимаю, возглавляете местные вооружённые силы? — поинтересовался инспектор.

— Так точно, — отчеканил длиннобородый солдат. — Возглавляю.

— Где приказ о вашем назначении?

— Что?.. — удивился Дин Гиор, никак не ожидавший такого подвоха. — Какой приказ?

— Так и запишем, — пробормотал инспектор. — Приказа нет. Самовыдвиженец. Ладно. Если вас не затруднит, не могли бы вы предоставить мне для ознакомления все имеющиеся в наличии служебные документы?

— Э-э-э... Документы? — побледнел Дин Гиор.

— Да-да, именно. Устав внутренней службы, устав караульной службы, дисциплинарный устав, строевой, полевой... Что — и этого нет? Да у вас, как я посмотрю, в армии полный бардак! — Инспектор мелкими шажками повёл наступление на совершенно растерявшегося солдата. — Где охраняемая оружейная комната? Где журналы выдачи и возврата холодного оружия? Где личные дела военнообязанных граждан? Где стенд с приказами? Где секретная часть? Где список личного состава, в конце концов?

— Какой список, помилуйте? — взмолился Дин Гиор. — Вся наша армия — это я!

— Не удивительно, — сказал инспектор. — От такого главнокомандующего любая армия разбежится.

Он небрежно ткнул пальцем в висящие на груди Дина Гиора ордена:

— Эти медальки, надеюсь, вы не сами себе присвоили? Приказы о награждении имеются?

Инспектор отправился выискивать следующую жертву, а бедняга Дин Гиор, у которого после пережитого стресса вспотела даже борода, принялся срочно писать рапорт об отставке по причине полного служебного несоответствия занимаемой должности.

Очередным пострадавшим оказался повар Балуоль. Инспектор довёл его буквально до истерики требованиями предоставить медкнижки всех работников дворцовой кухни, санитарный журнал, подробное еженедельное меню, котировки на поставку продукции, отчёты о списании пищевых отходов, графики проведения дератизации, дезинфекции и дезинсекции... Когда он потребовал журнал проведения витаминизации третьих и сладких блюд, Балуоль потерял сознание. Инспектор удовлетворённо кивнул и сделал очередную запись в книге.

Фарамант отделался, можно сказать, лёгким испугом. Не обнаружив в привратной сторожке журнала учёта посетителей и ведомости выдачи очков, инспектор мягко попенял и прочёл весьма содержательную лекцию о пользе паспортно-визового режима и необходимости скорейшего оборудования контрольно-пропускного пункта с обязательной комнатой личного досмотра посетителей.

О чём инспектор беседовал с доктором Робилем, осталось тайной, но, вырвавшись из цепких инспекторских лап, доктор единовременно употребил весь имеющийся в наличии запас касторки и на целый день впал в болезненное состояние, внешне чрезвычайно похожее на кому.

Да что доктор, после общения с инспектором даже искушённые в интригах придворные все как один теряли ориентацию в пространстве и времени, полностью выпадали из реальности, а затем лихорадочно принимались искать хоть кого-то, кто знает, как пишутся рапорты, заявления, объяснительные, налоговые декларации и прошения об отставке. Дворец гудел, словно растревоженный улей. Тихая паника постепенно начала захватывать и городские кварталы.

Инспектор, между тем, не успокаивался и неотвратимо приближался к правителю.

И вот этот день настал. Уже предупреждённый об опасности, Страшила мужественно вжимался в спинку трона, глядя на подступающего к нему инспектора. Кагги-Карр благоразумно пряталась за шторами, Дин Гиор и Фарамант, оба бледные и дрожащие, сидели в приёмной тише воды ниже травы.

— Ваше Величество, — вкрадчиво начал инспектор. — Должен сказать, что я весьма разочарован полученными результатами. Многое я в жизни повидал, но такого, мягко говоря, безобразия мне ещё наблюдать не приходилось. У вас здесь плохо абсолютно ВСЁ! — и он выразительно потряс своим гроссбухом. — У меня просто нет слов! Так быть не должно! И я задал себе следующий вопрос: почему так получилось? Молчите? Тогда я отвечу сам. Рыба гниёт с головы!

— Не могу не согласиться с таким глу-бо-ко-мыс-лен-ным высказыванием, — промямлил Страшила. — Но скажите, что именно вам у нас не понравилось? До вашего прибытия мне казалось, что у нас всё хорошо.

— Очень верное слово "казалось", — покивал инспектор. — Вот, например... Когда предыдущий правитель, некий... м-м-м... Гудвин сдавал вам дела, принимали ли вы по описи и под расписку дворцовое и городское имущество?

— Нет, — признался Страшила.

— Нет, — грустно повторил инспектор. — Ставим прочерк. Подписывал ли некий Гудвин указ об отречении, и приводили ли вас после этого к присяге?

— Нет, — едва слышно прошелестел трижды премудрый.

— Опять прочерк. Имеются ли у вас диплом о высшем образовании? Диплом юриста, может быть? На худой конец, членская карточка тайного клуба президентов и королей? Нет? Ну и какой же вы после этого, извиняюсь, правитель?

Совершенно уничтоженный Страшила отрицательно мотал головой после каждого вопроса, а под конец даже попытался покинуть трон и уйти навсегда.

Но тут двери распахнулись, и в зал неожиданно ворвался слуга:

— Ваша Трижды Премудрость! Волшебный ящик заговорил!

— Не мешайте нам, милейший, — сказал, не оглядываясь, инспектор. — У нас важное совещание.

— Так я же и говорю! — воскликнул слуга. — Ящик господина инспектора требует. Срочно!

Инспектор переменился в лице и выскочил вслед за слугой.

Все присутствующие в зале молча переглянулись и, не сговариваясь, двинулись в том же направлении. Сердца у них сжимались в предчувствии ещё более грозных событий. Затаив дыхание, они замерли у закрытой двери:

— Мистер Джонсон, прошло уже целых три дня, как вы отбыли в командировку, а я всё ещё не вижу отчёта о результатах проверки!.. — недовольно выговаривал незнакомый и очень сердитый голос. — Как это прикажете понимать? Вновь принялись за старое?

— Э-э-э... М-м-м...

— Молчать! Вы, смею вам напомнить, всего лишь инспектор по пожарному надзору, а не налоговый агент и даже не федеральный ревизор!..

Столпившиеся за дверью соратники ошалело уставились друг на друга. Всего лишь пожарный инспектор?!!

Секунду спустя дверь слетела с петель. Инспектор Джонсон в мгновение ока был схвачен, повергнут на пол и связан. Трудно сказать, чей вклад в победу был более весом. Страшила и Кагги-Карр, Фарамант и Балуоль, Дин Гиор и доктор Робиль, — все приняли участи в молниеносном свержении ненавистного инспектора. Вихрем пронеслись они по залам и лестницам дворца, и слуги с готовностью распахивали перед ними двери. Отставший Руф Билан бежал позади всех и кровожадно кричал:

— Дайте его мне! Я загрызу его собственными руками!

Спелёнутого инспектора без малейшего почтения зашвырнули в корзину, отвязали причальные канаты — и весь город, как один человек, прослезился, когда шар стремительно вознёсся в вышину.

— Ур-р-ра!!! — пронеслось над Изумрудным городом. — Ур-р-ра!

Подоспевшие дуболомы дружно ударили в литавры и барабаны.

— Боже мой! — воскликнул Дин Гиор, глядя на исчезающий вдали шар. — С каким умилением теперь вспоминаю я Урфина Джюса! Как с ним всё было просто и понятно!

— Вы правы, мой друг, — согласился Фарамант. — Редкой душевной красоты человек.

Он подобрал валяющийся инспекторский гроссбух и раскрыл его на первой странице:

— Вы только послушайте, что этот пожарник про нас написал! Изумруды фальшивые — три тысячи восемьсот сорок пять штук. Изумруды настоящие — триста двадцать штук. Ворона говорящая — одна штука. Не имеющие художественной ценности деревянные манекены — тридцать штук. Палисандровый истукан — одна штука. Псевдоживой соломоамериканец — одна штука...

— Что ещё за соломоамериканец? — недоумённо вопросил Страшила. — Это где он у нас такое чудо выискал?

Кагги-Карр хрипло закашлялась и поскорее отвернулась, чтобы не выдать себя непочтительным смешком".

— Прочитали? — спросил чиновник, заметив, что я закрыл книгу. — Распишитесь в убытии.

Я расписался. Зеркало молчало. Чиновник тоже. Я некоторое время сверлил взглядом упрямое стекло, затем в недоумении повернулся к столу:

— Ну и?..

— А волшебное слово? — развёл руки чиновник.

— Извините, — смутился я. — Большое спасибо! Приятно было познакомиться.

— Всего хорошего, — сказал он.

Печать на зеркале хрустнула и осыпалась.

Киберпараллель

Когда я пришёл в себя, перед глазами у меня всё плыло и двоилось. Рук и ног я не чувствовал, в груди разливался леденящий холод. И я ничего не помнил! Как тот несчастный лётчик.

— Он перезагрузился! — раздался рядом голос с металлическим оттенком. — Мы успели!

Я присмотрелся. Мой двойник, почему-то до жути похожий на вышедшего из жестокого боя Терминатора, склонился надо мной, сверкая алыми фотоэлементами глаз.

— Что со мной случилось? — поинтересовался я.

— Маленькая неприятность по нашей вине, — признался двойник. — Просто не были готовы к твоему прибытию.

— Мы восьмиядерное зеркало поставили, а синхронизировать не успели, — пояснил девичий голос, обладательница которого была вне поля моего зрения. — А тут вдруг вы оцифровались — и черепушкой в реал. Знатно вас приложило. Мы думали, всё — накрылся ваш процессор.

— И что? Надеюсь, жить я буду?

— А куда ты денешься? — ухмыльнулся двойник. — Мы ведь тут тоже не на коленке собранные. Переписали твою личность в резервный накопитель. Так что некоторое время ты проведёшь вне своего бесценного тела.

— А где оно? — в ужасе спросил я.

— Слева от тебя лежит.

Я скосил глаза влево и отчётливо услышал, как в голове зажужжали какие-то шестерёнки. Моё тело лежало рядом и не дышало.

— Да ты не волнуйся. Наши нанохирурги — лучшие в мире. Если, конечно, верить тому, что говорят наши нанохирурги. Через полчаса будешь, как новенький.

— Понятно, — простонал я. — Это будущее?

— Для кого как, — уклончиво ответил терминатор. — Кому, может, и будущее, а для нас — отстойное настоящее. Ну, здравствуй, копия.

— И вам того же по тому же месту, — отозвался я. — А почему отстойное?

— Приличной работы в виртуале нет, — начал перечислять двойник-терминатор. — Приходится по десятому разу одни и те же серверы хакать. Надоело до троянов! Мне манипуляторы обновить бы не помешало, да рубаксов на счету меньше, чем антивирус наплакал. Где их взять, одному Гейтсу известно. Жена мультисиликоновый... э-э-э... интерфейс в прошлом году поставила, проценты до сих пор выплатить не можем. Дочура любимая шарнирную смазку от Диора заказала, негодница, а сколько она стоит, посмотреть забыла. Я уже не говорю про квартплату и налог на 3DDD-недвижимость. Cкрипим из последних сил.

— Всё? — спросил я. Неприятности эти меня не слишком впечатлили. Везде одно и то же.

— Если бы, — печально сказал двойник. — Самое неприятное, дружище, я напоследок оставил. Кибердума вчера Путина на второй столетний срок выбрала.

— Мама дорогая! — простонал я. — Зачем вы мне это сказали?

— Вот-вот, — похлопал меня по плечу железной дланью двойник. — Ты-то в свою параллель вернёшься, а нам здесь жить.

— Что-то меня смутные сомнения терзают насчёт того, что я вернусь, — сказал я. — А вдруг ваше восьмиядерное не захочет меня пропускать.

— Да куда оно денется! — отмахнулся двойник. — Ты давай, кулером понапрасну не скрипи и дефрагментацию на полную врубай. У меня дочура на этих зеркалах Касперского съела, она тебя живо домой вернёт. А мне, извини, на службу пора. Если опоздаю, шеф меня на пиксели порвёт. Всего!

Его глаза медленно угасли, он дёрнулся, перестал гудеть и застыл посреди комнаты, как манекен. Вот так вот они тут, значит, на службу ходят.

— Ну что, — деловито сказала киберкопия моей дочки. — Приступим?

Выглядела она потрясающе. Одни волосы, упругими металлическими пружинками торчащие во все стороны, чего стоили. Кукольная мордашка была украшена всевозможными разъёмами, в глазах то и дело пробегали разноцветные строчки рекламных объявлений.

— Так, — пропела она, распутывая пучок проводов и подключая их к тому, что двойник назвал резервным накопителем, а я ощущал, как свою голову. — Сейчас мы ваш пароль в три счёта восстановим.

— Пароль простой, — сказал я. — "Волшебник изумрудного города".

— Такой короткий? — ужаснулась она. — Да его же любой недоумок взломает!

— Вся сказка, — пояснил я. — Причём, в любых вариациях, желательно с непредсказуемым сюжетом.

— Это сильно, — признала она. — Но вы не волнуйтесь, сервак у нас мощный. Только я вот что спросить хотела: где в вашем теле вход?

— Нету, — признался я.

— Как же вы тогда инфу загружаете?

— На слух.

Она вытаращила глаза и недоверчиво позвенела ресницами:

— Глючите!

— Мамой клянусь!

— Ну, я не знаю... Это же у вас там не жизнь, это же доисторический отстой какой-то! А я-то думаю, с какого перепугу дадди неандертальские присоски вам на лоб приклеил? Всё, процесс пошёл, счастливо оцифроваться! А мне пора, у меня лекция вот-вот начнётся.

И она тоже застыла бездушным манекеном, закатив невидящие хорошенькие глазки в потолок. Только рубиновый огонёк мигал в мочке уха, показывая, что хозяйка вышла из тела не навсегда.

В моей (или не моей?) голове что-то щёлкнуло, перед глазами замелькало, и у меня возникло такое чувство, что мой мозг кто-то пролистывает, словно книгу. Это продолжалось целую вечность. Наконец, мелькание замедлилось, неживой голос сказал: "Видеофайл доступа сгенерирован", и я увидел:

"Маленькие человечки в голубых кафтанах и широкополых шляпах с бубенчиками шумной толпой окружили пожилую приятную женщину в жёлтых одеждах.

— Мы свободны! Мы свободны! Гингемы больше нет! — кричали они наперебой и обливались слезами счастья.

— Я очень рада за вас, — воскликнула волшебница, улыбаясь. — Ну, ведите же меня! Я хочу посмотреть на упавший домик.

Фургончик стоял неподалёку от входа в пещеру колдуньи. Он упал так удачно, что не повредил ни единого цветка, не сломал ни одной ветки на окружающих поляну фруктовых деревьях... Страшная Гингема оказалась его единственной жертвой. Её скрюченные ноги в чёрных башмаках торчали из-под фургончика мрачным напоминанием о том, что ничто в мире не вечно. Даже владычество злых волшебниц.

Жевуны испуганно притихли. Виллина тоже долго молчала, разглядывая фургончик.

— Клянусь своей волшебной книгой, я не хотела этого, — сказала она наконец. — Гингема сама уготовила себе такую страшную кончину. А я всего лишь не позволила свершиться ещё более страшной несправедливости.

— Не переживайте, Ваше волшебное величество! — выступил вперёд почтенный седой Жевун. — Вы всё сделали правильно. Мы всегда будем благодарны Вам за избавление от...

Перекосившаяся дверца фургончика вдруг скрипнула и приоткрылась. Все испуганно примолкли. Чёрный лохматый зверёк с трудом перевалился через порог и упал на траву. Мордочка его была окровавлена, сломанные лапки неловко подвернулись.

— Помогите, — чуть слышно проскулил зверёк. — Там... Элли.

* * *

Виллина металась по пещере, заламывая в отчаянии руки:

— Это я виновата! Девочка погибает из-за меня! Старая дура, почему я не подумала о том, что в фургончике может оказаться ребёнок? Почему книга не подсказала мне?... Почему?!!

Она с силой швырнула волшебную книгу на стол. Взметнулась пыль, летучие мыши испуганно запищали в углах, книга жалобно охнула.

— И что мне теперь делать? Как спасти девочку? Всего моего волшебства не достанет на то, чтобы срастить все её сломанные кости, чтобы избавить её от боли!.. О, как она страдает! И её отважный зверёк... Я не в силах исцелить даже его! Я ни на что не годная волшебница! Я бездарь!

Столпившиеся на поляне Жевуны обливались слезами, оплакивая умирающую девочку. Иногда они боязливо заглядывали в пещеру и вздрагивали, замечая скачущую по стенам тень волшебницы.

— Пить... — тихонько прошептала девочка, не открывая глаз.

Волшебница осторожно приподняла перебинтованную голову, поднесла к воспалённым губам чашу с водой. Когда девочка напилась, Виллина бросилась к столу и принялась лихорадочно листать книгу.

— Одно и то же! — вскричала она вскоре. — Всегда одно и то же! Проклятая книга, неужели ты не способна на большее? Неужели ты ещё не поняла, что девочка никогда не попадёт в Изумрудный город? Даже если она вдруг каким-то чудом выживет, она уже не сможет ходить! И всё из-за меня! Что же делать? Что делать?.. Это же невозможно оставить вот так! Если предсказание записано, оно должно исполниться, мне ли этого не знать. Но как?

И вновь волшебница принималась терзать книгу, в надежде отыскать спасительную подсказку:

— Элли вернётся в Канзас, если поможет... Самой бы ей кто-нибудь сейчас помог!.. Если поможет трём существам... Каким таким существам? Трусливому Льву, огородному пугалу и Железному Дровосеку? Ну надо же! Других существ в Голубой стране, разумеется, не нашлось! У всех всё хорошо, только этим чего-то не хватает! Что ж, придётся им, как видно, позабыть про свои заветные желания... Нет, ну ладно Лев. Это я ещё как-то могу понять. Но пугало и дровосек... Да ещё железный... Кстати, а почему он железный? Ну-ка, ну-ка...

Когда Виллина выскочила из пещеры, Жевуны в страхе попятились. Растрёпанная волшебница выглядела так, словно она вдруг превратилась в Гингему.

— Кузнеца ко мне, — приказала Виллина. — Срочно! Сию же минуту! Речь идёт о жизни и смерти!

* * *

Людоед терпеливо сидел в кустах на обочине. Он был голоден. Время тянулось невыносимо медленно. Солнце вскарабкалось в зенит, зацепилось на короткое время за вершины сосен, затем неторопливо покатилось вниз. Людоед ждал. Он точно знал, что ждёт не напрасно. Прилетевший от Бастинды ворон пообещал ему, что именно сегодня по дороге пройдёт вкусная девчонка. А повелительнице Фиолетовой страны в таких случаях можно было верить.

— Давненько я не пробовал человечины, — бормотал себе под нос Людоед. — Даже вкус её стал забывать. Не дело это. Неправильно это, ба-гар-ра!

В лесу уже начало смеркаться, когда до его слуха донеслись некие посторонние звуки. Сначала приглушённый металлический лязг, похожий на стук подков, затем добродушный смех. Людоед насторожился, шумно втянул воздух и припал к земле. Густые кусты орешника полностью скрывали его от посторонних взглядов.

Из-за поворота показались две странные фигуры. Неуклюжее чучело в изрядно потрёпанной одежде и высокий железный человек с большим ржавым топором на плече. При виде топора Людоед поёжился, ещё сильнее вжался в землю и затаил дыхание.

— И всё-таки, уважаемый Дровосек, мозги намного важнее, ведь сердце не умеет думать, — глубокомысленно рассуждало чучело, неловко переставляя слишком мягкие ноги в больших разношенных сапогах.

— Сердце важнее, — возражал железный человек, — Ему не нужно думать. Оно должно чувствовать и переживать.

— Нашли о чём спорить, — пробурчал Людоед, когда удивительная парочка удалилась на безопасное расстояние. — Мозги, сердце... И ещё печень с почками. Ух, как я голоден! Где же эта девчонка?

— Тотошка, не отставай! — прозвенел совсем рядом девичий голосок. — Хватит пугать этих бедных белок!

— Она! — довольно выдохнул Людоед.

Он уже раздвинул ветви орешника, он уже привстал и почти вывалился на дорогу, но вдруг замер на полпути, озадаченно вглядываясь в приближающуюся девочку.

Элли беззаботно стучала подошвами серебряных башмачков по жёлтым кирпичам, не подозревая о притаившемся в кустах злодее. Лёгкое платьице пламенело в лучах заходящего солнца, руки и ноги блестели отполированным до зеркального блеска металлом, ни пятнышка ржавчины не было на них, ни малейшей царапины. Тщательно смазанные суставы не скрипели, на умело выкованном кузнецом улыбчивом личике восторженно сияли большие изумрудные глаза.

Вслед за девочкой звенящим комочком катился на колёсиках маленький железный зверёк, похожий на заводную игрушку. Он то азартно облаивал любопытных белок, то бросался догонять перепуганного барсука, то вынюхивал что-то у обочины, забавно подрагивая пружинкой хвостика. У орехового куста он на секунду замер... Но тут же умчался, откликаясь звонким лаем на зов хозяйки.

Людоед вздохнул и отложил в сторону приготовленную было дубину.

— Не она, — прошептал он, глядя на уходящую Железную Фею. — Не она. Ну что ж, подожду ещё немного".

— Пароль принят, портал активирован, — бездушный голос вырвал меня из сказочного мира. — Приступаю к переносу личности в исходный носитель.

Я открыл глаза (пока ещё не свои). В глубине зеркала закручивалась тугая спираль межмирового перехода. Моё тело рядом дёрнулось, застонало и схватилось за голову. Я почувствовал, что меня разрывает на части.

Гигантский палец небрежно вдавил виртуальную клавишу "Enter".

И всё исчезло.

С.т.а.л.к.е.р.с.к.а.я. параллель

— Пригнись! — зашипел кто-то страшным голосом, прижимая мою голову к полу. — И ни звука!

Грязный пол был густо усыпан штукатуркой, стреляными гильзами и битым стеклом. Острый осколок больно впился мне в щёку. За стеной гулко ударил выстрел, кто-то жутко взревел, затем хлопнула дверь, и резко запахло порохом.

— Всё, можно вставать, — разрешили мне. — Но голову всё равно не высовывай.

Я осторожно поднялся, стряхнул со щеки прилипшую стекляшку. Я был, мягко говоря, слегка ошарашен. Казалось бы, уже должен ко всему привыкнуть... Ан нет, не ко всему.

Напротив меня сидел на полу бородатый давно не мывшийся мужик в потрёпанном камуфляже. На ремне у него висел огромный нож, какой-то внушительный контейнер со множеством застёжек, на груди болтался противогаз. Мужик ловко загонял патроны в магазин. Автомат — если я не ошибаюсь, АК-74, — лежал на коленях.

У разбитого окна прильнул к прицелу здоровенной снайперской винтовки ещё один странный тип в таком же камуфляже.

— Ты кто? — спросил он, не отрываясь от прицела. — Местный Полтергейст?

По разгромленной квартире гулял ветер, стены были исклёваны пулями, расколотая взрывом дверь висела на одной петле.

Я вздохнул:

— Если я скажу, что попал сюда из другой параллели, вы мне поверите?

— Если бы ты сказал что-нибудь другое, точно не поверили бы, — буркнул первый. Приглядевшись, я к своему немалому изумлению обнаружил в его лице знакомые до боли черты. Если бы я месяца два не брился и недели три не мылся, я выглядел бы, видимо, так же.

— У вас здесь... война? — спросил я. — Неужели америкосы напали?

— Сам ты америкос! — зло отозвался снайпер. — У нас здесь Зона, понял! Изумрудная зона! А мы — сталкеры, — он вдруг напрягся и прильнул к прицелу. — Всё, умолкни. Страшный, глянь, дуболомы опять к Урфину пошли.

Вслед за двойником (кличка Страшный, надо сказать, удивительно ему подходила) я осторожно подобрался к окну и выглянул наружу. Внизу, по засыпанному битым кирпичом проспекту медленно двигались три фигуры. Шагали они неловко, с трудом переставляя ноги и глядя в одну точку. Они в самом деле были похожи на деревянных солдат.

— А почему дуболомы? — шёпотом спросил я.

— Вот попадёшь когда-нибудь в жёлтый туман, тогда узнаешь, — прошипел снайпер. — Будешь таким же зомбаком по Зоне ковылять и помалкивать в тряпочку.

— Уймись, Шелезяка, — похлопал его по плечу двойник. — И... не стреляй. Пусть уходят. Урфин с ними сам справится.

— А Урфин это?..

— Глава клана Прыгунов, — пояснил двойник. — Неплохой мужик, но прижимистый до ужаса. За унцию живительного порошка пять Серебряных Туфелек просит, прикинь.

— Нарвётся он когда-нибудь, — мрачно пообещал Шелезяка. — И никакой порошок ему не поможет. Свободные Жевуны его изгнали, и Прыгуны не долго терпеть будут.

Эта параллель мне активно не нравилась. И — что самое интересное — я не представлял, каким образом я смогу отсюда вырваться. Не рассказывать же этим бородатым сталкерам детскую сказочку. Ещё пристрелят, чего доброго. Я покосился на зеркало — и обомлел. Спасительного зеркала на привычном месте не обнаружилось. Только забрызганная чем-то бурым стена и сиротливый гвоздик, на котором зеркало совсем недавно висело.

Это называется влип. В голове моей, и без того не слишком хорошо соображающей, зашумело с удвоенной силой. Я закрыл глаза и сжал голову руками. Ой, как мне плохо!

— ...говорю тебе, — бубнил тем временем Страшный. — Захожу как-то вечером в "Пещеру", ну, туда-сюда, с Гуамом парой слов обменялся, хабар Гудвину скинул... У меня три Жгучих розы было, Кровь арахны, ещё кое-что по мелочи... Ну, Гудвин мне и кивнул, взгляни, мол, кто к нам пожаловал. Я присмотрелся — Элька! Сидит в углу, с Каннибалом о чём-то перетирает. Сто лет её не видел, честное слово!

— А она разве не?.. Говорили же, что её гравиураганом унесло.

— Брехня! Живёхонькая. И в голове всё так же полно сумасшедших идей.

— С этим у неё порядок, — оживился Шелезяка. — Помню, как она в прошлом годе меня до Фиолетовой пустоши уговаривала смотаться. И ведь чуть не уговорила. Если бы я тогда ржавую лихорадку не подхватил, точно бы с ней отправился. Ну и сгинул бы там.

— Почему сразу "сгинул"? Она же вернулась.

— Она-то вернулась, а Бася где? Растаяла наша одноглазка в мокром студне, только её и видели. Нет, с Элькой лучше не связываться, себе дороже. Да ещё этот её псевдопёс... Как уставится своими буркалами — меня аж в дрожь бросает. Он всё ещё с ней?

— А куда он денется? Даже подрос немного. Слушай, давай душу погреем, пока время есть, — Страшный оглянулся, выразительно побулькал передо мной бутылкой. — Ты как, Полтергейст, тяпнешь за знакомство?

— Водка? — покривился я. — Нет, я пас. У меня и без выпивки в голове шумит.

— Какая водка! — обиделся двойник. — Чистейшая усыпиловка. Сам у рудокопов в Бункере на Гингемовы бусы выменял.

— Ага, — засомневался я. — Выпью да и усну здесь. Мне это надо?

— С одного стакана не уснёшь, слово сталкера. Мы же не пьянства ради, а здоровья для. Заодно и излишки радионуклидов из организма выведем.

— Откуда у него нуклиды? — видимо, пожалел, выпивку Шелезяка. — Он же того гляди отсюда слиняет, а нам ещё жить и жить.

Услышав это волшебное "слиняет", я слегка воспрял духом. Похоже, сталкеры, не сомневаются, что я без проблем могу покинуть их неприветливую реальность. Бутылка меня заинтересовала. "Семь подземных бюреров" было написано на этикетке. И сияла радуга над знакомым силуэтом четвёртого энергоблока. Шутники, блин. На вкус усыпиловка оказалась чем-то средним между хорошей водкой и плохой минералкой. Шум в моей голове сразу утих.

— Во! — заметил это двойник. — Пошёл процесс. Теперь сиди и не дёргайся. Усваивай. Опытных людей послушай. В жизни пригодится.

Шелезяка занюхал свою порцию рукавом, выглянул на миг в окно:

— Никого пока. Так на чём ты там остановился?..

— Короче, так. Элька карту где-то надыбала. Хорошая такая карта. Правильная. И всё, между прочим, на то указывает, что карту эту сам Кэп рисовал.

— Ха!

— Вот тебе и ха!

— Два раза ха!

— Простите, — не удержался я. — А кто такой Кэп?

— Первый сталкер. Легендарная фигура. Гурий Германович по прозвищу Кэп, — пояснил Страшный. — Так вот. О карте. Можешь мне, Шелезный, конечно, не верить, но на ней вся кирпичная дорога от самого начала до самого конца прорисована. Всё жёлтые кирпичики. А заканчивается она...

— У Изумруда, понятно, — кивнул Шелезяка. — Кэп на мелочи не разменивался. Да только что-то мне не верится. Откуда у Эльки такая карта взялась?

— От мутировавшего верблюда, — отрезал Страшный. — Ухоронку она Кэпову случайно нашла в Блуждающем Замке. В общем, отправляется она по дорожке к Изумруду... и нас с собой зовёт. Обоих, заметь.

— Так это мы её здесь дожидаемся, — догадался Шелезяка. — А сразу не мог сказать?

— А сразу ты бы не согласился. Разве нет?

— А кто ещё пойдёт? Втроём такое не осилить.

— Чёрный Дядя точняк пойдёт. При мне подписался.

— На одной ноге? — хохотнул Шелезяка. — Или ему саблезубая химера ногу взад вернула?

— Ему Гудвин экзопротез штатовский подогнал. Так что Дядя теперь быстрее тебя бегает. Каннибал ещё будет. Но он только до Провала согласился. У него дела какие-то с Жевунами, так что он потом свалит. Через Большую Припять Клюв подрядился перевести. Ты же знаешь, у него там броды натоптаны. Длиннобородый с Фарой тоже хотели идти, но их Гудвин не отпустил, ему без охраны оставаться не с руки. Ещё Билайн подкатывался, пронюхал, что выгодное дельце затеваем. Элька, молодчага, эту гниду сразу отшила... Да, кстати, Левон тоже идёт.

— А вот это плохо. Он же трус. При малейшей опасности свалит.

— Не свалит. Ему к Изумруду шибко надо. Желание у него заветное созрело, возмечтал от зонофобии излечиться.

— Ну, ладно, — согласился Шелезяка. — Провал мы перейдём, через Припять Клюв переправит. А что насчёт Маковой плеши? Как её перепрыгнуть?

— Легко и с песней. У Эльки, если ты ещё не забыл, Басин Золотой шлем остался. Она его в последний выброс до упора зарядила. Перелетим плешь на обезьяньих крыльях, аки ангелы.

— Заманчиво брешешь, — протянул Шелезяка. — Заманчиво. И отказываться стрёмно. Жалеть ведь потом буду до посинения, если Изумруд все ваши желания выполнит, а я ни с чем останусь. Чёрный Дядя, понятно, ногу просить будет. Левон... С ним всё ясно. А ты что попросишь?

Двойник вздохнул:

— Смеяться будешь. Ну... ладно. С головой у меня, понимаешь, не всё в порядке. Да не лыбься ты, не лыбься, не в том смысле. После того, как меня на Агропроме Вороньей дурью шарахнуло, память я стал терять. И чем дальше, тем хуже. Пока не сильно заметно, но Гудвин говорит, что через полгода я даже имя своё вспомнить не смогу. Вот так, брат. Сам понимаешь, отступать мне некуда, буду просить, чтобы Изумруд мозги мне обновил.

— Да-а, дела, — покряхтел Шелезяка. — Ну, а Эльку какой чёрт туда несёт? Ей-то чего не хватает?

— Тётка у неё в Канзасе. К себе зовёт, на ферму. Горы золотые обещает, у них ведь там не жизнь, а кукуруза. А сталкерам визу, сам знаешь, не дают. Заразные мы, по их понятиям. Вот Элька и хочет с хабаром сразу от Изумруда в Канзас свалить. Чтобы уж наверняка, чтобы в Зону нашу развесёлую больше ни ногой.

Лицо у Шелезяки просветлело, он задумчиво таращился в небо сквозь разбитое окно и поглаживал приклад винтовки.

— Красиво, — признал он. — А я, знаешь... Если мы дойдём... Я просто здоровье себе попрошу. Здоровье — это, брат, самое главное. А то у меня уже и сердчишко что-то пошаливать стало. Ночью, бывает, проснусь, прислушаюсь, а оно — вроде как и не стучит, зараза...

Я слушал их разговор буквально с отвисшей челюстью. Выпитая на пустой желудок усыпиловка слегка ударила мне в голову, но я не опьянел, напротив, стал всё воспринимать намного чётче и ярче. И мир Изумрудной зоны поразил меня несказанно. Здесь не было нужды рассказывать сказку, здесь сказка стала былью, причём былью весьма жутковатой. Кэп Гурий, Элька, дуболомы, исполнитель желаний...

Страшный вдруг дёрнулся, достал из кармана КПК, уставился в экран.

— Выброс! Чёрт, как не вовремя!

Он ловко натянул на лицо маску с тёмно-зелёным стеклом, другую такую же бросил мне:

— Маску на морду, глаза в пол, лежи и не дыши. Если повезёт, останешься жив и даже почти цел.

Я послушно выполнил все указания, и неприветливый окружающий мир сразу окрасился для меня в тревожно-зелёный цвет.

Шелезяка у окна длинно выругался, прижался к окуляру и стал выцеливать кого-то на проспекте:

— Псевдомигуны! Сюда бегут, от выброса прятаться! Ох, и жарко сейчас будет!

Рядом со мной знакомо задрожал воздух, на стене обозначились нечёткие очертания зеркала.

— Берегись! — отшатнулся в сторону Страшный. — Зеркальная аномалия прямо в комнате! Да что же это такое — всё сразу и всё на нас?!!

Понимая, что промедление буквально смерти подобно, я сорвал маску и метнулся в центр зеркала. Яркая изумрудная вспышка ударила по глазам, Зона жадно ухватила меня за ноги, не желая упускать, но было уже поздно. Я вырвался.

Тридцать седьмая параллель

— Здравствуйте, Николай Андреевич. Вы не представляете, как я рад с вами встретиться.

Голос мне не понравился сразу. Было в нём что-то такое... недоброе и угрожающее. Обладателя голоса я видеть не мог, поскольку прямо мне в глаза был направлен яркий свет настольной лампы. Я видел только лежащие на столе крупные руки.

Мои собственные руки были заведены за спину и скованы наручниками так, что подняться я мог только вместе с тяжёлым стулом, на который меня крайне невежливо усадили.

— Именно со мной?

— Да-да, именно с вами.

На стене за его спиной висел большой плакат, на котором сердитый розовощёкий рабочий прижимал палец к губам, и крупными буквами было написано: "Болтун — находка для шпиона".

— Это я что — в мрачное прошлое попал?

— В светлое настоящее вы попали, Николай Андреевич. В очень светлое. И очень настоящее.

— А год, простите, какой?

— Тысяча девятьсот тридцать седьмой.

— Не нравится мне это, — пробормотал я. — А ведь началось всё с совершенно безобидной детской сказки. Впрочем, удивляться нечему. Мы ведь для того и рождены, чтоб сказку сделать былью.

— Что вы там бормочете? Молитесь?

— Это я так, от неожиданности. А вы кто? — В горле у меня пересохло, и мне пришлось прокашляться.

— Старший следователь следственной части ГУГБ НКВД СССР старший лейтенант госбезопасности Изумрудов, — с явным удовольствием выговорил всё это сидящий передо мной... э-э-э... весьма недружественно настроенный товарищ.

— Изумрудов? Вот как? — почти натурально удивился я, лихорадочно пытаясь найти способ скорейшего включения зеркала. Наползающий на меня со всех сторон вязкий безвыходный ужас и скованные руки препятствовали этому изо всех сил. — А мне обещали, что моё дело будет вести сам товарищ Гингемия, ну, или в худшем случае товарищ Бастиндюк.

— Странно, — помедлив, сказал старлей Изумрудов. — По-моему, у нас следователей с такими фамилиями нет.

— Разумеется, нет, ведь их уже шлёпнули, — не совсем последовательно пояснил я. — Как врагов народа. Отправили к подземным рудокопам, говоря образно.

— Откуда у вас такие сведения? — он всё ещё не понимал, что я над ним издеваюсь.

— Откуда? Ну... у меня были хорошие инструкторы. Насколько я помню, Гингемия, завербованный иностранной разведкой, готовил крупный теракт, но вовремя был разоблачён бдительной товарищем Виллиновой. Чтобы не порочить партию, шум поднимать не стали и устроили несчастный случай. Кажется, ему на голову совершенно случайно упал строительный фургон. А Бастиндюк — ещё та сволочь, между нами, — погорел на золотишке. Жадность его подвела. Помните, когда академика Обезьянникова разоблачили, из его квартиры золото скифское пропало. Шлем там какой-то знаменитый, ещё кое-что. Это товарищ Бастиндюк не удержался. Золото, оно даже верного коммуниста с истинного пути сбить способно. Бастиндюк, кстати, тоже до суда не дожил. Во время допроса умудрился в обычном ведре захлебнуться. Так-то. А вы говорите, следователей таких нет. Теперь, конечно, нет.

Я осторожно покосился на зеркало. Оно было грязное и унылое. И включаться пока не торопилось.

— Интере-есно, — пропел Изумрудов. — И правда, хорошие у вас инструктора были. Хорошие, да не лучше наших! — вдруг рявкнул он. — Дезу мне всучить пытаешься, сволочь параллельная? Органы порочить? Или, может быть, завербовать меня надеешься? Не выйдет! Не на такого напал! А ну, признавайся, вражина, с какой целью тебя сюда забросили? Может быть, ты покушение собирался организовать на нашего Великого Вождя товарища Гудвина?

Он сказал Гудвина?! Я натурально обалдел. Это было даже не смешно. Великий и Ужасный, друг всех физкультурников?

— Совсем даже наоборот, — мозги у меня буквально заскрипели, пытаясь осмыслить происходящее. — Никакого покушения. Что вы! Товарища Гудвина, или, как говорят в Америке, дядюшку Джеймса мы очень уважаем и ценим. А я... А я должен был отыскать нашего агента... агентшу. Её забросили к вам летом, и она уже полгода не выходит на связь.

— Женщина-шпионка? — оживился следователь. — Ну, ты посмотри! Никому нельзя верить! Даже бабы буржуйские — и те против нас! Правильно говорит товарищ Гудвин, что в период обострения классовой борьбы империалистические параллели готовы пойти на любую подлость, чтобы разрушить первое в мире государство освобождённых от векового гнёта трудящихся. Ну, что замолчал? Говори, говори. Кто такая, как зовут, каким способом заброшена?

— Эйлин Смит, — начал фантазировать я. — Родилась в Уичито, Канзас, Северо-Американские Соединённые Штаты. Блондинка, очень красивая. Возраст... э-э-э... восемнадцать лет.

— Такая молодая? — не на шутку удивился Изумрудов. Затем что-то скумекал и понимающе протянул. — Хитро-о, хитро-о. Понимаю. Молоденькая да смазливая вдвойне опасна. Дальше пой.

— Происхождение — из крестьян.

— Брешешь, гад ненашенский! — обрадовался он. — Ох и брешешь! Нету в Америке крестьян! Это я точно знаю. Нам на политзанятиях товарищ Фарамантов очень подробно про этот текущий момент разъяснял.

— Из фермеров, — поправился я.

— Кулацкое отродье, — с удовольствием заключил он. — Непримиримый классовый враг. Что ещё знаешь?

— Кодовый псевдоним — Фея. Заброшена с парашютом в глухую тайгу. Должна была выйти к дороге из жёлтого кирпича, после чего, следуя по этой дороге добраться до Из... до столицы...

— Погоди, погоди, — замахал он руками. — Что ещё за жёлтая дорога?.. Нет у нас... А-а-а... КВЖД. Ну, точно — КВЖД. Через Манчжурию просочилась. Я так и знал, что без японских милитаристов здесь не обошлось. С семёновцами, наверное, контакты налаживала?

— Насчёт семёновцев не знаю. А с представителями манчжурского императора Жи Вуна точно контактировала.

— Высшую меру социальной защиты уже заработала, — потёр руки Изумрудов. — Ну-ну... С кем она ещё встречалась? Нам ведь известно, что ещё много притаившихся врагов народа не выведено на чистую воду. Адреса, клички, имена.

— Не знаю, никаких адресов. Я помню только имена связников, которые должны были помочь Эйлин добраться до места. Во-первых, это некий Страшилин, работающий колхозным сторожем, затем лесник Топорков и зоотехник Лев...

— Троцкий! — старлей даже подпрыгнул, отчего лампа чуть не свалилась со стола. — Неужто сам Троцкий?

— Трусов, — вздохнул я. — Лев Трусов.

— Жаль, — опечалился Изумрудов. — Лучше бы это был Троцкий. Ну, ладно. С какой целью эта ваша Фея пробиралась в столицу?

— С целью найти подходы к товарищу Гудвину.

— Что-о-о?!!

— Она должна была встретиться лично с товарищем Гудвиным, Великим и... Великим.

— Ты соображаешь, что говоришь? — прошипел он, выбираясь из-за стола. — Как иностранный шпион может лично встретиться с руководителем нашего государства?

— Да очень просто. Записаться на приём, как ходоки к Ленину записывались, а потом разоблачить его перед прогрессивным мировым сообществом.

Очумелую физиономию старшего лейтенанта госбезопасности я долго ещё буду вспоминать, испытывая при этом неописуемое никакими словами удовольствие.

— К-ково? — спросил он, запинаясь и не в силах поверить услышанному. — Ч-чево ты это тут... сказал?

— Разоблачить, говорю, она должна была товарища Гудвина. Он же ведь тоже засланный казачок. Его ещё до революции сюда на запломбированном воздушном шаре отправили, чтобы он в доверие втёрся и вождём вашим стал. Рассчитывали, что он на Америку работать будет, а он, понимаешь, революцией увлёкся, мировым, понимаешь, интернационалом. Вот и послали к нему Фею, чтобы она или мозги ему вправила, или разоблачила, как обманщика трудового пролетариата.

Изумрудов наконец пришёл в себя, страшно оскалился и вдруг привычным движением выдернул из кобуры револьвер:

— Ты на что, морда белопараллельная, намекаешь? Ты на самого Вождя нашего, на кристально честного товарища Гудвина своими грязными намёками намекаешь? Да знаешь ли ты, что я с тобой за такие слова сейчас сделаю? Я тебя за такие слова лично к стенке поставлю и огромным пролетарским наслаждением шлёпну. А ну, встать, сволочь! Эй, конвойный, помоги ему!.. Да не цацкайся ты с ним, не цацкайся!

— Товарищ старший лейтенант, — попросил я. — Прикажите вашему дуболому, чтобы он наручники с меня снял. Я же всё равно никуда не убегу.

К моему удивлению Изумрудов возражать не стал. Двинул стволом револьвера и приказал:

— Верно, сними с него наручники. А то забрызгаем ещё. Отмывай их потом...

Меня поставили спиной к зеркалу. Я скосил глаза и — ура! — моя уловка сработала. Можно было уходить.

— А последнее желание? — поинтересовался я.

— Какое ещё желание? — он откинул барабан револьвера и принялся неторопливо снаряжать его патронами: щёлк, щёлк, щёлк. А мне, между прочим, вполне и одного хватило бы. Но — ему виднее.

— Обычное желание, — Моя левая нога уже чувствовала приятный холод межмировой пустоты. Ещё секунда, и я буду в безопасности. — Мне бы мозгов немного, сердце новое и грамм сто водки. Для смелости.

— Буду я ещё водку на такую сволочь тратить, — с ненавистью проговорил он. Затем поднял револьвер и прицелился. — А насчёт мозгов... Сейчас увидим, много их у тебя или немного.

Я упал в зеркало за секунду до выстрела. И, уже проваливаясь в спасительную неизвестность, увидел, как на зеркале одно за другим стали появляться пулевые отверстия. Зеркало беззвучно лопнуло и осыпалось.

Вернусь ли я когда-нибудь в свой мир, в свою скучную, обычную и такую родную параллель?

Исходная параллель

— Не мой дом, — констатировал я, отдышавшись. — Или мой? Обои, кажется, другие, и телевизор... Разве у нас был "Samsung"? До чего дошло — уже собственную квартиру узнать не могу. Нет, пора заканчивать с этими перемещениями.

Окончательно убедившись, что действительно вернулся домой, я упал на диван и с облегчением закрыл глаза.

— Всё, — сказал я себе. — Часа три здорового спокойного сна. Иначе я просто умру. И пусть меня только кто-нибудь попробует разбудить. Распотрошу, как Обезьяны Страшилу, честное слово.

И провалился в сон.

И приснился мне кошмар из кошмаров.

Подозрительно весёлый дедок в лаптях, в полосатых штанах и расписной рубахе с петухами встал вдруг передо мной незваным гостем, ударил по струнам балалайки так, что у меня в ушах зазвенело, и объявил с назойливым энтузиазмом ведущего детского новогоднего утренника:

— А таперича, милок, сказку тебе сказывать буду. А ты слушай да не перебивай, да на ус себе мотай. Значица, так...

— Извини, дед, — перебил я. — А с чего ты взял, что я твою сказку слушать буду?

— А с того, милок, што исцелить я тебя должон от излишнего умственного напряга, — нахально заявил дед. — Клин, понимаешь, клином вышибать буду. С головой у тебя не всё в порядке опосля твоих, извиняюсь, приключениев. А хорошая сказка — она ой как мозги прочищат!

— Ладно, уговорил, — мне стало ясно, что избавиться от этого настырного сказителя я могу, только проснувшись. — Сказка-то хоть как называется?

Дед ещё раз с неподдельным энтузиазмом рванул струны:

— Др-р-р-рень!!! Русская народная сказка "Колобок".

— Ну, слава богу, — обрадовался я. — Хоть какое-то разнообразие. Валяй.

Рано я, как выяснилось, радовался. Уже через минуту я скрипел от досады зубами и страстно желал вырваться из объятий Морфея.

— В Кругосветном царстве, в Триволшебном государстве,— заголосил дурным голосом дедок, — жила в одной пещере злая бабка Гингема. И захотела она побаловать себя пирогами. По пещере помела, под порогом поскребла и наскребла муки горсти две. Замесила тесто, как умела, испекла Колобок, да слегка его пересушила. Получился Колобок румяный, но слишком твёрдый. Грызла его Гингема, грызла — не разгрызла. Урфин Джюс грыз, грыз — не разгрыз. Добрая Виллина тоже грызла, грызла — не разгрызла. Королева полевых мышей Рамина по столу бежала, хвостиком махнула, Колобок упал со стола на лавку, с лавки на пол, прыг через порог — только его и видели. Покатился по дороге из жёлтого кирпича в Изумрудный город. Волшебную страну посмотреть, себя показать, мозги у Гудвина попросить.

Катится Колобок, на кирпичах подпрыгивает, а навстречу ему — Жевуны. Голодные преголодные. Не успел Колобок увернуться. Схватили они его, и говорят:

— Колобок, Колобок, мы тебя сжуём.

А он им и отвечает:

— Бабка Гингема меня грызла, не разгрызла. Дед Урфин с кумой Виллиной не разгрызли. А у вас, Жевунов, и подавно разгрызть не получится.

Пообломали себе зубы Жевуны да с тем и отступились. Покатился Колобок дальше. Смотрит, стоит у дороги Железный Дровосек. В землю по колено врос, заржавел так, что топор опустить не может.

— Спаси меня, Колобок, — говорит Дровосек. — А я тебе за это песенку спою.

Колобок, добрая душа, попробовал его вытянуть — да сил не хватило. Позвал тогда он Гингему. Тянут-потянут, вытянуть не могут. Позвала Гингема Урфина Джюса. Колобок за Дровосека, Гингема за Колобка, Урфин за Гингему: тянут-потянут, вытянуть не могут. Позвал тогда Урфин дуболомов. Колобок за Дровосека, Гингема за Колобка, Урфин за Гингему, дуболомы за Урфина: тянут-потянут, вытянуть не могут. Позвали дуболомы Бастинду...

— Может, хватит издеваться? — не выдержал я. — Заканчивай, я уже вылечился.

— ...вытянуть не могут, — как ни в чём не бывало продолжал рассказчик. — Позвала тогда Бастинда Летучих Обезьян. Колобок за Дровосека...

Я демонстративно зажал уши руками. Но деда это не смутило, и он распевно и обстоятельно продолжал дудеть в ту же дуду. Минут через десять я убрал руки, наивно понадеявшись, что сказка подошла к концу.

— ... и вытянули Дровосека. Покатился Колобок дальше. А навстречу ему Людоед:

— Колобок, Колобок, я тебя съем.

— Я от Гингемы ушёл, я от Урфина ушёл, от Виллины ушёл, от Жевунов ушёл, а от тебя, Людоед, и подавно...

— Всё-всё-всё, — замахал я на рассказчика руками. — Это можно пропустить! Давай сразу про Гудвина.

— Нет, — возразил он. — Так нельзя. Сказка ленивых подгоняет, а торопливых осаживает. Потому слушай дальше. Катится Колобок, а навстречу ему Лев...

Монотонное и дотошное перечисление всех желающих полакомится чёрствым колобком могло свести с ума кого угодно. Время от времени слух у меня отключался сам собой, и я видел только шевелящиеся губы.

— ...на Калиновом Мосту через реку Смородину, — разливался соловьём рассказчик. — Сидит там Чудище-Саблезубище о семи клыках, о четырёх хвостах. И говорит оно человеческим голосом:

— Колобок, колобок, я тебя съем.

— Погоди хвалиться, — отвечает ему Колобок. — Как бы не осрамиться.

Сошлись они на том мосту не на жизнь, а на смерть, и бились без продыха три дня и три ночи. Срубит Колобок один зуб — на том месте два других появляются. Срубит два — четыре вырастают. Срубит четыре — сразу восемь скалятся. Рассердился Колобок...

— Я сейчас тоже рассержусь, — пообещал я и попытался проснуться. К сожалению, ничего из этой затеи не вышло.

А вредный дедок продолжал, ехидно ухмыляясь:

— Долго сказка сказывается, а ещё дольше дело делается. Прикатился Колобок в Изумрудный город, постучался в ворота стуком молодецким и спрашивает:

— Кто-кто в городе живёт, кто в Изумрудном живёт?

— Я, Гудвин Великий и Ужасный.

— Я, Дин Гиор, длиннобородый солдат.

— Я, Фарамант, страж ворот.

— Я, Элли, Фея убивающего домика.

— Я, Чарли Блек, Великан из-за гор.

— Я, Лан Пирот, учитель танцев.

— Я, Урфин Джюс, огненный бог Марранов.

— Мы, семь подземных королей.

— Я, Руф Билан, самый главный предатель. Чего тебе надобно, пряник?

Мне бы с правителем вашим потолковать, — говорит Колобок. — Просьба у меня к нему великая.

— Дашь мне отщипнуть от тебя кусочек, открою тебе тайную калитку.

Колобок дал отщипнуть кусочек, Руф Билан и впустил его в город.

Прикатился колобок к Гудвину. А там на троне — говорящая голова.

— Выполню я твоё желание, коли ты прежде выполнишь моё, — говорит ему голова. — Отправляйся к тётке Бастинде в Фиолетовую страну, выпроси у неё шапку. Да не простую, а золотую. Старая-то у меня совсем прохудилась. Принеси ту шапку мне, тогда и получишь мозги.

Делать нечего, покатился колобок в Фиолетовую страну. А навстречу ему волки:

— Колобок, Колобок, мы тебя...

Я зарычал и протянул к дедку руки. Но он очень ловко увернулся, пихнул меня в плечо своей балалайкой и сказал вдруг детским голосом:

— Папка, ну хватит спать, мне скучно.

Никогда ещё я не просыпался с таким удовольствием!

— Ты кто? — спросил я у стоящей передо мной почти точной копии моей дочери.

— Элли, — ответило растрёпанное чудо. — Я прилетела из Канзаса к тебе в гости.

— Оленька, — обрадовался я, обнимая дочь. — А где мама?

— К Бастинде в гости ушла.

Бастиндой мы с ней называли нашу соседку со второго этажа, очень вредную одноглазую бабку, которой моя жена постоянно оказывала мелкие медицинские услуги: измеряла давление и проверяла срок годности нескончаемых лекарств и таблеток.

— Чем ты здесь без меня занималась?

— Книжку читала.

— Волшебник изумрудного города? — с ужасом догадался я.

— Нет, — помотала головой Оленька. — Волшебник мне уже надоел. Я теперь про Карлсона читаю. Только одной скучно. Давай вместе.

Боже, какая мука воспитывать!

— Ну, давай, — согласился я, ещё не догадываясь, на что я себя обрекаю, и что меня ждёт уже в очень ближайшем будущем.

Зеркало на стене вновь призывно затуманилось.